Великая Северная война, часть IV. Кампании 1705-1706 годов (Russia Pragmatica III)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой подцикл про Великую Северную войну, и сегодня речь пойдет о продолжении конфликта после 1704 года. Рассказано будет о политических маневрах, интригах среди казацкой старшины, башкирском восстании и тяжелых событиях, последовавших с 1705 года.

Содержание

Польская кампания Карла XII

В 1702 году Карл XII обрушился на Речь Посполитую. Причины того, почему он отказался от добивания России, так и остались неизвестны, хотя наиболее вероятной являлась широкая поддержка шведов среди польской шляхты, недовольной действиями короля Августа II. К Карлу постоянно прибывали польские и литовские эмиссары, его зазывал вторгнуться в Речь Посполитую магнат Сапега, поход на юг сулил большие выгоды, включая материальные. Немаловажным был и тот факт, что Речь Посполитая сулила большую добычу, чем Новгородщина, а у шведов, как и всегда, война кормила войну. В конце концов, шведский король клюнул. Его наступление на поляков стало одним из самых ярких эпизодов Северной войны со стороны шведов, так как неудержимые шведские полки раз за разом одерживали победы над врагом. Оставив в Курляндии и Риге небольшой корпус Левенгаупта, Карл вторгся в Польшу весной 1702 года. Уже к середине лета большая часть шляхты перешла на его сторону, а 19 июля у Клишова польско-саксонская армия Августа II была разгромлена, хотя сам польский король еще не спешил сдаваться. В 1703 году шведы разбили саксонцев у Пултуска, и взяли крепость Торн (Торунь). Вслед за этим польские твердыни стали одна за другой переходить на сторону шведов, а Август стремительно терял популярность в рядах шляхты. В феврале 1704 года, когда собранный под надзором шведов сейм низложил своего короля, и объявил период бескоролевья, шведы значительно ослабили Августа Саксонского, и продолжили военное давление на него и его сторонников. В мае 1704 года Карл XII уже занял Варшаву, и там новым королем Речи Посполитой был выбран Станислав Лещинский, бывший шведской марионеткой.

Впрочем, у Августа еще остались сторонники, которые сформировали Сандомирскую конфедерацию, и предоставили некоторые войска в помощь низложенному королю. Однако этого было мало, и потому саксонец обратился за помощью к Петру. Предыдущий опыт отсылки русских корпусов на помощь Августу был почти целиком негативный, но допустить выхода последнего своего союзника из войны Петр I не мог. Был подписан Нарвский договор, по которому русские войска получали разрешение вступать на территорию Речи Посполитой и воевать со шведами, а на запад был отправлен 17-тысячный корпус Иоганна Паткуля, который должен был помочь Августу вернуть свою корону. И на какое-то время саксонцам действительно удалось перехватить у Карла инициативу, и вернуть Варшаву – но успех был краткосрочным. Шведский король вновь показал, что его нельзя недооценивать. Воспользовавшись ошибкой Августа, который разделил свою армию, он у Поница разбил ее большую часть. Другая часть вместе с русским вспомогательным корпусом попыталась осадить Познань, но вести о подходе шведского короля заставили ее снять осаду и отступить. В эти же дни шведский корпус генерала Веллинга разбил 4 из 11 русских полка, прибывших на помощь саксонцам, под Тиллендорфом. Позиции Августа Сильного в Речи Посполитой еще более ослабли, и прямое вмешательство в события Петра I было уже неизбежно. А его проблемы с Речью Посполитой одним лишь низложенным союзным королем не ограничивались….

Восстание Палия

Еще в середине XVII века днепровское казачество разделилось на две части – одна перешла на сторону Русского царства, а другая осталась верна полякам, которые посулили казаками привилегии. Соответственно разделилась и территория Гетманщины – Правобережье осталось в составе Речи Посполитой на правах автономии, а Левобережье составило Войско Запорожское (оно же Гетманщина, оно же Малороссия), зависимое от русского царя. И если на Левобережье казаки чувствовали себя вполне уверенно, особенно в свете тесной дружбы гетмана Мазепы и Петра I, то на Правобережье их статус оказался под угрозой. Причина была банальной – магнатам самоуправляемые казаки лишь мешали эксплуатировать земельные богатства Правобережья, не давали устанавливать жесткую барщину, мешали расширять свои фольварки. Из-за этого в 1699 году казацкая автономия в Речи Посполитой была упразднена, однако наказной гетман Самуил Самусь отказался выполнять это решение, и казаки стали вооружаться. Вместе со своими приближенными – Семеном Палием (Гурко), Захаром Искрой и Андреем Абазином – он планировал заручиться поддержкой России, и перейти под ее покровительство, но восстание пришлось отложить, так как Россия и Речь Посполитая стали союзниками, и царь не мог поддержать мятеж в союзном ему государстве.

Впрочем, складывать оружие казаки тоже не стали, и принялись выжидать. При этом на помощь Августу II были даже отправлены войска для войны со шведами, так как казаки надеялись на заступничество короля, но план не удался. В 1702 году на Правобережье прибыл 4-тысячный карательный отряд поляков, который должен был разогнать казачью вольницу. Сделать это у поляков не вышло, зато их действия в результате всколыхнули весь регион, и началось масштабное восстание. Де-юре Самусь остался наказным гетманом, но наиболее активным лидером мятежников стал Семен Палий, по прозвищу которого позднее и назовут народное движение на Правобережье. Несмотря на определенные успехи в начале мятежа, в 1703 году поляки, несмотря на ведущуюся войну со шведами, прислали на Правобережье большую армию, которая вытеснила казаков с Подолья [1]. Начались массовые зверства – 70 тысячам крестьян, заподозренных в участии в мятеже, отрезали левое ухо, многих других посадили на кол. В Ладыжине были казнены 2 тысячи человек, включая женщин и детей. Среди казненных был и полковник Абазин, один из лидеров восстания. Подолье заливалось кровью. Мазепа с Левобережья порывался помочь мятежникам, но без указа сверху не мог решиться на столь серьезный шаг.

А сам Петр I оказался в крайне тяжелом положении. С самой простой точки зрения государственной выгоды, поддерживать казаков было категорически нельзя, и потому Россия не только не отправляла оружие и волонтеров на Правобережье, но и всячески давила на Палия и Самуся, чтобы они замирились с поляками. Сам Петр не понимал, что замирение казаков с поляками уже попросту невозможно. Более того, если первоначально восставшие были весьма положительно настроены в сторону России, и желали стать поданными Петра, то после того, как тот фактически отказался их поддерживать, русофилия в среде казачества стремительно улетучивалась. С учетом того, что поляки отвратительно воевали против шведов, и больше внимания уделяли тому же подавлению восстания Палия, то и поддержка повстанцев, и бездействие оборачивались для России серьезными негативным последствиями и потерями [2]. Это к 1703 году начинал понимать уже и сам Петр, особенно после того, как ему красочно описали зверства поляков в Подолье, но простого выхода из ситуации он не видел, а сложный казался ему слишком рискованным. К счастью, сторонниками именно сложных вариантов оказались его приближенные – Меншиков, Невский, царица Екатерина, гетман Мазепа. Именно им удалось убедить царя действовать хитростью.

В конце концов, в конце 1703 года на Правобережье в качестве царского эмиссара, в обстановке жесточайшей секретности, прибыл Алексей Бровкин. Он указал на то, что официально Россия продолжит давить на мятежников, но неофициально царь полностью поддерживает их дело. Слова были подкреплены поставками оружия и трофейной шведской артиллерии, которую никак нельзя было связать с царскими войсками. Также за зиму ряды правобережного казачества пополнили несколько сотен донских казаков, которые в якобы добровольном порядке прибыли поддержать своих братьев-православных. Этого оказалось достаточно, чтобы вновь повысить популярность России, и прервало наметившиеся было связи между Палием и шведами. А в феврале 1704 года поляки и вовсе низложили Августа II, и формально Речь Посполитая перестала быть союзником России. Это окончательно развязало Петру руки, и он дал добро Мазепе. Тут же на территорию Правобережья вошло казачье войско, которое опрокинуло польские войска, вытеснило их с Подолья, и вторглось на Волынь. Правобережное казачество получило полную поддержку со стороны царя, который при переговорах с Августом добился привилегий для казачества – в обмен на признание их автономии в рамках 4 воеводств Речи Посполитой (Киевское, Брацлавское, Подольское и Волынское) казаки Палия должны были помочь саксонцу вернуть польско-литовскую корону. Учитывая, в каком положении находился Август Сильный на тот момент, выбирать ему не приходилось. Однако проблемы с Правобережьем на этом лишь начинались.

Правобережье и Мазепа

Левобережное и Правобережное казачество уже треть века обитало раздельно, и успело набрать большое количество изменений. В первую очередь это касалось старшины. Правобережная старшина находилась в почти бесправном положении, была вынуждена выживать, и была более близка к рядовым казакам и крестьянам, постоянно находясь под угрозой польской кары. А вот на Левобережье условия сложились так, что старшина стремительно превращалась в маленький аналог тех же польских и литовских магнатов, с соответствующими повадками, амбициям и отношением к простому люду. Самым ярким представителем левобережной старшины был сам гетман Мазепа. С одной стороны, он в былые годы многое сделал для подъема культуры и экономики вверенных ему территорий, и те переживали расцвет, но с другой – на территории автономии усиливалась эксплуатация крестьян, все свободные земли делили между собой самые знатные старшинские семейства, да и сам Мазепа частенько вел себя как мелкий царек. Также гетман был человеком склонным к интригам, властолюбивым и коварным. Когда его полки заняли Правобережье, он тут же стал подминать под себя местное население и забирать в личное владение землю вместе с крестьянами. То же самое сделали приближенные к нему полковники. Само собой, Самусю и Палию это не понравилось, они попытались помешать самопровозглашенному гетману обоих берегов Днепра. В ответ Мазепа начал понемногу устраивать «чистки» среди правобережной старшины, а летом 1704 года обвинил обоих лидеров местного казачества в переговорах со шведами [3], арестовал, и отправил на суд царю Петру, будучи уверенным, что избавился от помехи.

Однако суд над Самусем и Палием пошел по совершенно непредсказуемому сценарию. Проблема Мазепы заключалась в том, что к 1704 году он уже не был однозначным казацким фаворитом в глазах царя. Еще в 1700 году боярин Романов-младший сдружился с Иваном Обидовским, наказным гетманом Войска Запорожского и племянником Мазепы, который командовал казачьими войсками на севере России. После того, как он показал себя умелым и храбрым командиром иррегулярных войск, Обидовского обласкал и сам Петр I, сделав его одним из своей свиты. Поначалу юноша вел себя как типичный польский шляхтич, но во время службы под началом царя быстро пообтесался, позабыл свой гонор, и вскоре стал прекрасно образованным и талантливым дворянином, одним из самых галантных и обходительных из царского окружения. Получая все больше привилегий и поддержки от государя, Обидовский постепенно стал отдаляться от своего дяди Мазепы, и стал неформальным лидером оппозиции всесильному гетману, куда вошел его тесть, Василий Кочубей, и многие другие представители казацкой старшины, которым не нравился тот курс, который выбрал Мазепа. Более того, эта же оппозиция пристально следила за гетманом, и постоянно доносила о его просчетах и мыслях русскому государю. Правда, лично Петру жаловаться на Мазепу было опасно, так как тот еще не верил, что предавший своих бывших покровителей гетман может предать и его, потому все жалобы шли к князю Невскому. Роман Михайлович никогда не доверял Мазепе, и после знакомства с Иваном Обидовским был твердо намерен заменить престарелого гетмана на его молодого племянника, тем более что сам Обидовский уже вошел во вкус, и надеялся до максимума выжать все возможные милости от царя в обмен на верную службу [4].

В результате всего этого Мазепа лишился милости царя, и теперь все его действия подвергались скепсису и перепроверке, на чем настаивал всесильный царский фаворит, великий князь Невский. Сначала Самуся и Палия под свою негласную защиту взял Роман Михайлович, а затем царский суд не только целиком оправдал двух правобережных полковников, но и фактически восстановил их в должностях. Петр лично беседовал с обоими, в разговорах оказывал им поддержку. Обязательными участниками бесед стали царские фавориты, включая Обидовского. В конце концов, осенью Палий и Самусь вернулись обратно на Правобережье, и по требованию царя Палий был окончательно избран в качестве гетмана Войска Запорожского в составе Речи Посполитой. От Мазепы потребовали вернуть захваченные им земли, и вывели правобережные полки из-под его прямого командования. При этом левобережные реестровые полки также остались на территории мятежников, но самого Мазепу с их командования довольно грубым образом сняли. Вместо этого объединенное казачье войско обеих берегов Днепра стал командовать…. Иван Обидовский, который для этих целей получил звание генерал-аншефа русской армии. В его распоряжении оказались до 40 тысяч казаков, которые за зиму 1704-1705 годов не только окончательно изгнали польские войска из 4 «казацких» воеводств, но и полностью освободили эти территория от присутствия польских панов и их влияния, порой в весьма жесткой форме. Несмотря на это, по настоянию русского царя, Войско Запорожское Правобережное продолжало заявлять о своей лояльности законному польскому королю, Августу II, в результате чего все условности были соблюдены.

Получив неожиданно жестокий удар по своим позициям, будучи преданным своим племянником и фактическим наследником, Мазепа неожиданно оказался изгоем в Русском царстве. Его сохранили на посту гетмана, но по факту отрешили от военных дел, оставив лишь управлять автономным Левобережьем. По слухам, сделано это было лишь из уважения за былые заслуги и того факта, что Мазепа был стар – Петр попросту ждал, когда гетман умрет по естественным причинам, чтобы заменить его Иваном Обидовским. С одной стороны, гетманская оппозиция тем самым не только одержала большую победу, но и сильно укрепила свои позиции – с этого момента популярность Обидовского в качестве будущего гетмана Войска Запорожского на обеих берегах Днепра стала быстро возрастать, в том числе и среди казаков Палия, однако запустился и совершенно иной процесс. Старая казацкая старшина, которая рвалась к богатствам и власти, которая всегда делала ставку на Мазепу как гетмана и своего лидера, сочла подобные действия русского царя грубым вмешательством во внутренние дела Войска, и нарушением былых договоренностей между казаками и Москвой. Как и всегда в шатких ситуациях, когда его покровитель слабел или переставал симпатизировать ему, Мазепа начал искать пути смены этого покровителя на его главного конкурента. С весны 1705 года он и верная ему часть старшины стали искать контакты с Карлом XII, намереваясь в ответственный момент перейти на его сторону. Сами еще того не зная, но главные действующие лица спектакля, развернувшегося в Восточной Европе, вот-вот готовы были повторить Руину, которая совсем недавно опустошила земли по обе стороны Днепра [5].

Подступы к Петрограду, 1705 год

После потери Ревеля эскадра адмирала де Пруа попыталась в ноябре 1704 года прорваться к Петрограду или Выборгу, но попытка оказалась неудачной – русские силы, хоть и неся потери, постоянными наскоками, в множестве мелких стычек, сдерживали шведов, а вскоре восточная часть Финского залива и вовсе покрылась льдом, из-за чего флоту пришлось уйти. Правда, как раз сплошное покрытие залива льдом позволило активизировать свои действия финским войскам во главе с генералом Майделем. Ему с огромным трудом удалось собрать 8-тысячное войско, и сам генерал рвался в бой, но сдерживал сам себя, ибо в случае потери этого воинства вся Финляндия становилась абсолютно беззащитной перед русскими. Потому приходилось действовать осторожно, ограниченными силами, дабы не рисковать лишний раз. Прощупав оборону Выборга и сочтя, что крепость с его силами неприступна, Майдель решил зимой по льду совершить марш на Петроград, и как минимум захватить остров Котлин, а как максимум – взять и разорить сам город Петра I. Из затеи, впрочем, ничего не вышло – гарнизон Кроншлота смог отбить первый натиск подошедших с запада шведских войск, а затем из Петрограда прибыли войска князя Романа Невского, который совмещал строительство города с командованием его защитой в 1703-1705 годах. Понеся некоторые потери, Майдель отступил обратно в Финляндию.

Балтийский флот за зиму заметно изменился – на смену старым скампавеям пришли новые, более мореходные и сильно вооруженные, количество парусных судов и гребных фрегатов также увеличилось. Линейные корабли, которые строились в Петрограде, еще не успевали ввести в строй к ледоходу, но зато парусных судов и гребных фрегатов в строю теперь было больше, и позиции флота на побережье укреплялись за счет новых стационарных фортов и батарей. Всего численность Балтийского флота к маю 1705 года достигла 9 фрегатов, 5 шняв и 11 гребных фрегатов, а также 80-90 скампавей, преимущественно нового типа. На борту крупных судов находились 590 орудий, большая часть из которых была 9-фунтовыми. Более тяжелые, 12-фунтовые пушки, нес всего лишь один-единственный флагманский фрегат, «Олифант». Выучка матросов и офицеров кораблей была улучшена, выработаны новые методики подготовки личного состава и его боевой учебы. Едва только сошел лед, как русский флот принялся проводить маневры и стрельбы, готовясь к визиту шведов. Однако и шведы извлекли урок прошлых лет, и на сей раз куда серьезнее отнеслись к русскому флоту. В Финский залив в мае прибыл целый шведский флот адмирала Анкершерны, которому подчинялись эскадры де Пруа и Спарре. Всего в них числились 7 линейных кораблей, 6 фрегатов и 10 малых парусных судов, плюс около дюжины вооруженных транспортов, на борту которых находилось около 700 орудий калибром, значительная часть которых была 12-фунтовыми.

Первые столкновения начались еще между передовыми патрулями шведского и русского флотов. У острова Гогланд произошел ожесточенный бой, где русский 24-пушечный гребной фрегат «Прозерпина» принял бой с двумя шведскими фрегатами – 24-пушечным «Стенбоккен» и 22-пушечным «Дельфин». Сражение шло в условиях слабого ветра, благодаря чему русский гребной фрегат получил преимущество, и его капитан, голландец Юлиус ван Пельтенбург, на полную решил использовать это. В результате «Стенбоккен» был разбит артиллерией и затонул, а «Дельфин» после упорного абордажа был захвачен. Однако эта единичная победа не отменяла всего того перевеса в силах, что имелся у шведов, и потому патрули и передовые дозоры постепенно были выдавлены на восток Финского залива, под защиту Кроншлота или Ревеля. За прошедшее время защита этих двух городов была значительно усовершенствована, за зиму благодаря форсированию работ были отстроены два мощных прама, вооруженных 36-фунтовой артиллерией. Головной прам, «Дубовое Сердце», дополнил защиту острова Котлин, что оказалось весьма кстати, так как с 15 по 21 июня шведы регулярно предпринимали попытки высадки десанта на остров, и часто устраивали бомбардировки укреплений. Русские береговые батареи и гарнизон острова ожесточенно отбивались. После некоторого перерыва Анкершерна вновь предпринял попытку десанта 25 июля, но и она провалилась. Русские отстояли западные подходы к Петрограду, а шведы, убедившись в том, что без гребного флота и привлечения значительных сил Котлином они не овладеют, ушли к Або.

Генерал Майдель, несмотря на зимнюю неудачу, не унимался, и когда затея Анкершерны с взятием Котлина провалилась, то ему было предложена комбинированная операция с моря и суши по овладению Выборгом. В случае успеха шведы смогли бы угрожать Петрограду с суши, и потому адмирал Анкершерна согласился, и операция началась 18 сентября. Впрочем, на деле взять город с суши и моря оказалось затеей нетривиальной. Главная проблема заключалась в том, что у флота практически не было мелкосидящих судов, в то время как водные подходы к Выборгу допускали использование лишь судов с очень малой осадкой, из-за чего Анкершерна в осаде фактически не участвовал. С суши же Майделю пришлось столкнуться с серьезным сопротивлением русских, да еще и вскоре с юго-востока подошел Гренадерский корпус под началом князя Невского. Памятуя, чем закончилась битва с гренадерами армии Крониорта, Майдель, промедлив какое-то время, все же снял осаду Выборга 21 ноября. Впрочем, помимо подхода русского элитного соединения, у него на то были и другие причины, важнейшими из которых было отсутствие осадной артиллерии и ограниченное количество войск, а также банальное приближение зимних морозов. На этом борьба за Петроград на какое-то время прекратилась, так как шведы осознали полную недостаточность имеющихся у них ресурсов для отвоевания Ингрии и Карелии.

Кампания 1705 года

К началу лета 1705 года главные силы русской армии (около 60 тысяч человек, 300 орудий) были сосредоточены у Полоцка, и должны были под началом самого царя выступить в поход против шведов в Речи Посполитой. Впрочем, с выступлением Петр медлил, так как хотел лишний раз перестраховаться, и блокировать угрозу со своего северного фланга – а именно армию Левенгаупта, которая, опираясь на Ригу и Курляндию, могла стать серьезной проблемой большому русскому воинству. Даже с учетом того, что войск у губернатора Риги было всего 8 тысяч человек, Петр не спешил недооценивать этого умелого генерала, который уже успел доказать свои таланты в прошлых битвах. В конце концов, был разработан план, согласно которому Корволант под началом Бориса Шереметева, которому для усиления придавались калмыки и пехота, должен был отрезать Левенгаупта от Риги, и разбить его в полевом сражении, в результате чего полевые войска шведов в Ливонии должны были попросту закончиться. Однако в сражении у Мур-мызы 26 июля Левенгаупт отбил все атаки войска Шереметева, а затем едва не опрокинул русские войска. От поражения русских спасли только активные действия конницы Имеретинского, которая сковала шведов боем, и дала время основной массе своих войск отступить. Удовлетворившись такой победой, Левенгаупт тут же стал отступать к Риге. Петр со своей армией попытался перехватить шведского генерала, но тот умелым маневрированием смог избежать боя, и все же укрылся за стенами города, заодно заслужив уважение и восхищение со стороны русского царя.

Несмотря на поражение у Мур-мызы, Шереметев все же выполнил свою задачу, и Курляндия была свободна для вторжения. Тщательно, методически и не спеша царская армия заняла ее в августе-сентябре 1705 года, захватив после коротких осад две крепости – Митаву и Бауск. Очистив территорию герцогства, вассального Речи Посполитой, от шведского присутствия, и вернув его законному герцогу из династии Кеттлеров, Петр двинулся дальше, на юг, в Литву, где у Гродно соединился с саксонскими войсками Августа Сильного. Совокупная сила русско-саксонского воинства составила от 40 до 50 тысяч человек, и с такой массой войск, по мнению обоих государей, не было никаких причин опасаться шведской армии, которая стояла на зимних квартирах у Варшавы. Вскоре до Петра дошли вести о бунте в Астрахани и восстании башкир, и он покинул войско, отправившись в Москву. Общее командование войском оставили Августу Саксонскому, а русскую его часть возглавил генерал-фельдмаршал Огильви. Решив, что зимой никаких активных действий не предстоит, саксонский курфюрст рассредоточил армию по окрестностям Гродно, и ослабил патрули, которые регулярно доносили о том, что делали шведы на западе.

Карл XII вновь доказал, что такие ошибки в войне со шведами категорически непростительны. Уже 8 января 1706 года 20-тысячная шведская армия снялась со своих зимних квартир, и ускоренным маршем двинулась на восток. Русско-саксонские дозоры поначалу ее попросту потеряли, а когда обнаружили – было уже поздно: шведы вышли к Гродно и окружил союзную армию, которая превосходила его собственное воинство по численности в 2,5 раза. Август и Огильви оказались попросту парализованы подобными действиями, не зная, что делать – армия по факту попала в осаду, оставшись без подвоза припасов, и не могла долго удержать свои позиции. Дать бой шведам они также опасались, считая, что союзное войско не справится с таким многоопытным и умелым противником. Оставалось лишь просить помощи извне, но в ночь с 17 на 18 августа саксонский курфюрст попросту бежал со своими войсками и несколькими русскими полками из общего лагеря, оставив армию в Гродно практически без кавалерии. Оставшийся во главе войска Огильви оказался еще более подавлен. Главная его надежда – русско-саксонские войска генерала Шуленбурга, около 18 тысяч солдат – тут же выдвинулся к Гродно, но 13 февраля были разбиты у Фрауштадта 12-тысячным корпусом Реншельда, который вдобавок приказал казнить русских пленных [6]. Корволант, возглавляемый Меншиковым, был слишком малочисленным, и был отброшен шведами к Минску. Петр, узнав об окружении так долго создаваемой им армии, попытался быстро сколотить войско для деблокирования окруженных, в первую очередь из казаков Обидовского, и смог набрать до 30 тысяч штыков и сабель к югу от города, но вести о поражении у Фрауштадта теперь парализовали и его волю – царь решил, что разбить шведов не получится даже с такими силами, и остается лишь бежать налегке, бросив обоз и пушки, и надеяться, что шведы не поспеют за ним. Соответствующий приказ был отдан им в конце февраля 1706 года.

Битва у Гродно (28.03.1706)

Группировка, собранная к югу от Гродно, оказалась не единственной, которую получилось собрать для деблокирования главной русской армии. В Минске также имелись свои войска – в дополнение к Корволанту Меншикова и царевича Имеретинского, в город в середине февраля прибыл 12-тысячный Гренадерский корпус во главе с князем Невским и Адамом Вейде. Тот еще до вестей об окружении Огильви передал защиту Петрограда генералу Роману Брюсу, и по приказу царя выдвинулся на юго-запад. Тревожные новости встретили его по дороге. Несмотря на определенные риски, князь Невский решил форсированным маршем дойти до Минска, и там уже сориентироваться по обстановке. Вкупе с собранными по округе войсками, и присланными отрядами казаков Палия, у великого князя под рукой оказалось около 28 тысяч человек, большая часть из которых была представлена элитой русской армии, из-за чего боеспособность этой группировки на деле была куда выше чем у той, которая находилась под началом Петра у Бреста. К тому моменту шведы заметно опустошили окрестности Гродно, и, дабы не испытывать проблемы со снабжением, стали удаляться все дальше от города. Это позволило наладить снабжение русской армии из Минска, в результате чего блокада была фактически снята. Князь уже начал было выстраивать план о деблокаде города с востока, и спасении русской армии одновременным ударом с трех сторон, но тут сначала пришли вести о поражении при Фрауштадте, а затем и приказ Петра – бежать из Гродно, бросив артиллерию и обоз. Попытки уговорить его через письма не увенчались успехом, визит в Брест также оказался бесполезным. Царь был непреклонен в своем пессимизме, и мыслил лишь о спасении людей ценой потери материальной части армии, а значит и полной потери ее боеспособности.

Вероятно, первый раз в решении столь серьезных вопросов великий князь Невский ослушался своего государя. Пользуясь своим огромным авторитетом и репутацией в войсках, он убедил старших офицеров действовать по его приказам, и взял всю вину за грядущие события на себя. Большой удачей оказалось склонение к содействию Александра Меншикова, который, впрочем, перед началом активных действий все же тайно отписался Петру о том, что его близкий родич ослушался приказа. План великого князя был прост – действуя своими элитными полками, он должен был оттеснить шведов от Гродно, открыв дорогу на Минск для войска Огильви. Самого фельдмаршала успели уведомить о планируемом наступлении, и потребовали дополнительного удара от Гродно по шведским войскам, но он чрезвычайно скептически отнесся к этой идее, и проявил полную пассивность в тот момент, когда от него требовалась поддержка войсками. Впрочем, сам Роман Невский и так полагался лишь на свои собственные войска, и в конце марта, незадолго до того, как Огильви планировал уже начинать бегство из Гродно без артиллерии и обоза, элитные русские полки выступили на запад.

Шведы имели хорошую разведку, потому узнали заранее о подходе русских, и Карл XII молниеносно собрал свои войска в кулак. О воинских талантах Невского он ничего не знал, а Корволант и Гренадерский корпус откровенно недооценивал. Тем не менее, определенный фактор непредсказуемости со стороны русских, которые вдруг решили наступать, привел к тому, что никакого четкого плана боя, которые всегда составлял Карл XII, и которые приносили ему победы, придумано не было, и по факту встреча двух воинств 28 марта 1706 года привела к ожесточенному встречному бою без лишних маневров. У Невского было небольшое превосходство в силах, в его руках была привыкшая активно маневрировать кавалерия царевича Имеретинского, и потому он уже на поле боя быстро сориентировался, и решил попытаться окружить шведов силами Корволанта, пока пехота свяжет остальные шведские полки боем. На деле план, конечно же, не получился – шведы быстро выявили маневр русской кавалерии, и бросили свою конницу на перехват. Бой пехоты вылился в большое кровопролитие, к которому Карл XII оказался не готов – гренадеры и гвардейцы Бутырского и Лефортова полков в яростных рукопашных схватках впервые за всю войну показывали ему, что русские достойны быть победителями, переняв шведскую же тактику. Однако и шведская пехота дралась отчаянно, не щадя себя, со всем ожесточением. То, что русские полки не спешили бежать с поля боя, искренне удивило короля, и он решил лично повести в бой войска – но в результате получил ранение, и был вынесен с поля боя на руках солдат. Его ранение оказало серьезное влияние на боевой дух шведов, в первую очередь генералов, и те, в свете обходного маневра Корволанта, в конце концов решили отступить за Неман. Битва была выиграна князем Невским, дорога на Минск оказалась свободной.

Потери в сражении оказались велики с обеих сторон. Шведы потеряли около 4 тысяч человек, русские – более 6 тысяч, причем Карлу XII после боя донесли и вовсе о 15 тысячах потерь у Невского. Вести о столь тяжелом, но радостном достижении тут же отправились в Гродно и Брест. Огильви, удивленный тем, что шведского короля удалось пускай и с трудом, но побить, после некоторого промедления начал отводить свое воинство на восток, к Минску, вместе с обозами, артиллерией и всем ценным имуществом, которое было в Гродно. Правда, шведский король вскоре пришел в себя, и совершил серию сильных ударов по отступающим, в результате чего около 5 пехотных и 1 драгунский полк были подчистую разгромлены, а шведы захватили до 40 орудий [7]. Вслед за этим началась весенняя распутица, и о преследовании армии Огильви уже не могло быть и речи. Конечно, упрямый Карл XII все равно предпринимал попытки преследования, но на деле все это выливалось в бесконечные «грязевые марши», которые выматывали шведов ничуть не меньше, чем русских, и ни о какой реальной войне речь уже не шла.

Петр I сперва не поверил, что Карла XII удалось побить, и что армия из Гродно успешно отходит без радикальных мер. С одной стороны, это было впечатляющее достижение, великая победа, которая окончательно смыла позор Нарвы 1700 года, и более того – удалось спасти армию, таким трудом созданную, благодаря чему продолжение войны представлялось уже не таким обременительным. С другой стороны, великий князь Невский вместе с Меншиковым – два главных царских фаворита – ослушались его приказа, причем в крайне важном и серьезном вопросе, а Петр очень не любил подобного. В результате возник вопрос – наказывать победителей, или вознаградить? Когда царь прибыл в Минск, то все генералы склонили голову перед ним, ожидая кары за ослушание. Однако Петр прямо сказал, что победителей не судят [8], и щедро вознаградил всех участников Гродненской битвы. Больше всего досталось, конечно же, Невскому и Меншикову. Оба были повышены в звании до генерал-фельдмаршалов, а Невский еще и объявлен генералиссимусом, в знак своих воинских успехов. Его таланты и раньше высоко ценились царем, но после Гродно вера Петра I в Романа Невского стала абсолютной, и государь отныне всегда старался прислушиваться к словам своего главного фаворита. Меншиков помимо высоких званий получил титул князя, с почетной приставкой Светлейший. Были обласканы все генералы, включая царевича Имеретинского и Адама Вейде, оба из которых были ранены в ходе сражения. Все участники сражения получили денежные награды и памятные медали. А вот Огильви ждала совсем не царская милость – Петр уже давно был не шибко доволен его действиями, и искал иноземцу замену. Теперь у него было сразу два собственных, русских фельдмаршала, по мнению которых из-за Огильви Карла XII не удалось разгромить целиком, так как он проигнорировал требование Невского о встречном ударе по шведам. Спустя несколько недель после баталии у Гродно иностранец был отправлен в отставку, пускай и с большим почетом, и покинул Россию.

Кампания 1706 года

Несмотря на то, что русская армия все же спаслась вместе с обозом и артиллерией из окружения, ситуация все равно оставалась тяжелой. Гренадерский корпус и Корволант понесли серьезные потери, и на их восстановление требовалось время – которого у русских не было. Карл XII, быстро оправившийся от ран, присоединил к себе корпус Реншельда, и численность его армии достигла 30 тысяч человек. Такую массу войск бить уже было нечем, потому вскоре началось отступление русской армии из Минска в Киев. Лишь осенняя распутица и растаявшие болота помешали шведам перехватить отступавшее русское воинство, которое прибыло к Киеву лишь к концу мая. Только у Клецка шведскому конному отряду численностью в 1 тысячу человек удалось наголову разгромить 5-тысячное русское соединение, и этим успех шведов ограничился. В конце концов, бегство русской армии из Минска, и чрезмерно завышенные оценки ее потерь убедили Карла XII, что, несмотря на его поражение у Гродно, царские войска приведены в небоеспособный вид, и не представляют серьезной опасности, да и это единственное пока в его жизни поражение было скорее случайностью – не будь он ранен в бою, не потеряй шведское воинство своего конунга, то и поражения никакого не было бы. В результате этого шведская армия встала на отдых между Слуцком и Пинском, и когда просохли дороги, он двинулся на запад, оставив против русских 6-тысячный корпус генерала Мардефельда.

Далее в 1706 году Карла XII ждал один лишь успех. Пройдя без особого сопротивления со стороны противника на запад, он вторгся в Саксонию, и вынудил королевский совет, а через него и Августа Сильного подписать с ним тайный Альтранштедтский мир, по которому Саксония выходила из войны, а ее курфюрст отказывался от короны Речи Посполитой и старых договоров с Петром I. После этого шведское войско, успевшее поистрепаться и устать в ходе долгих походов, на более чем год встало на отдых в Центральной Европе, пока его короля обхаживали европейские монархи, стремившиеся втянуть Карла в войну за испанское наследство. Петр же использовал полученную передышку на полную катушку. Армия под Киевом, вставшая на отдых, быстро восстанавливалась, и в ее рядах наводился новый порядок – основываясь частично на наработках Огильви, а частично на методиках, которыми князь Невский муштровал своих гренадер, он стал подтягивать боеспособность всей армии на новый, более высокий уровень, дабы шведов в грядущие годы смогли громить уже не только одни элитные полки. Продолжались и небольшие столкновения – казаки и русские постоянно тревожили сторонников Станислава Лещинского и шведов Мардефельда рейдами. Часть войск было решено отправить на подавление восстаний на востоке страны. Сам Петр, наведя порядок под Киевом, отправился в Петроград, и там следил за строительством города и флота.

Осенью 20-тысячный Корволант под началом Александра Меншикова двинулся вглубь Речи Посполитой, дабы соединиться с войсками Августа II, и разбить войско Мардефельда. Август всеми силами пытался уклониться от союзнических обязательств, следуя тайному миру с Карлом XII, но Меншиков подговорил поляков, и вместе с теми заставил курфюрста присоединиться к наступлению. В отместку Август предупредил Мардефельда о приближении вражеской армии. Сражение между двумя воинствами произошло 29 октября при Калише. На стороне союзников числились около 36 тысяч человек (русские, саксонские, польские войска, а также казаки), у шведов от 17 до 27 тысяч (собственно шведы и поляки Лещинского). Во время сражения главную роль сыграли русские войска и дарования Александра Меншикова, который сумел распорядиться союзным воинством, и баталия закончилась полным разгромом корпуса Мардефельда, причем сам генерал попал в плен. Этим Россия как бы отыгралась за бегство из Минска, и вновь напомнила Карлу о том, что ее не стоит списывать со счетов.

Карла, впрочем, возмутило участие в сражении саксонских войск, что прямо нарушало условия мирного договора, в результате чего он предпринял один из немногочисленных своих грамотных дипломатических ходов – обнародовал условия Альтранштедтского мира, и вынудил Августа отказаться от продолжения военных действий, и вернуться в Саксонию. Петра I вести о подобном предательстве союзника взбесили, и любые попытки заигрывания с ним или Речью Посполитой были отброшены – ведь теперь Россия осталась одна против Швеции. Сочтя условия Нарвского договора нарушенными, Петр попросту дал сигнал правобережным казакам Палия, и те объявили о своем выходе из состава Речи Посполитой, и переходе под защиту русского царя [9]. Участились казацкие рейды на территорию Русского и Белзского воеводств, на которые претендовали казаки, а в Эстляндии стала утверждаться русская администрация, как будто бы эти территории уже были окончательно присоединены к России. Между тем, последовала и очередная мобилизация сил и средств на нужды войны – теперь Петр I остался один на один с Карлом XII, и даже дураку было понятно, что уже в ближайшее время им суждено будет встретиться в своем решающем противостоянии, которое и выявит будущего победителя в Великой Северной войне.

Примечания

1. Начало непосредственного конца Речи Посполитой в конкретном примере – Августу II на помощь против шведов поляки снаряжали по нескольку тысяч войск, кое-как, низкого качества, зато против казаков отправили аж 15-тысячное воинство, достаточно хорошо вооруженное и дисциплинированное, с артиллерией и прочим. При этом из-за амбиций магнатов принялись резать население того региона, который уже готов был в обмен на признание автономии по полной впрячься в войну со шведами, которые вторглись в Речь Посполитую. Но нет! Шведское вторжение – это мелочи, а вот дать магнатам нажраться от пуза – это святое….
2. В реальности Петр без лишних сомнений, не особо разобравшись в вопросе, и не желая рисковать даже сомнительными союзниками, встал на сторону Августа II и шляхты. Впрочем, следует отдать ему должное – в отличие от потомков, он не стал непосредственно принимать участие в вооруженном подавлении мятежников, а попросту замирил их, введя на Правобережье войска Мазепы. Правда, Мазепа сразу же начал захватывать земли и «чистить» ряды местных казаков, но это уже другой разговор.
3. В реальности, насколько я могу судить, Палий действительно вел переговоры со шведами – но уже после того как окончательно убедился, что Россия никак не поддержит правобережное казачество, и скорее поможет полякам окончательно его уничтожить. Но в результате получился крайне характерный для местной истории расклад – Палий, которого по сути вынудили начать переговоры со шведами, за это был арестован Мазепой, осужден Петром, и отправлен в ссылку в Тобольск, хотя как бы де-юре был польским поданным. Но именно тот, кто арестовал и передал Палия царю, в результате и перешел на сторону шведов уже целиком и полностью, причем добровольно, и до этого непосредственно будучи вассалом русского государя!
4. В какой-то мере ставка Обидовского на царя против Мазепы даже достойна самого интригана Мазепы. Отказаться от союза с родственником в пользу более влиятельного и крупного покровителя – это довольно распространенная форма предательства. Что, впрочем, не всегда окрашивает оное предательство в строго негативный оттенок, так как родственников не выбирают, и порой хранить им верность бывает крайне проблематично.
5. Выступление казаков против Петра в тех условиях попросту неизбежно, даже если сместить Мазепу еще до предательства, но вот количество про-шведского казачества и старшины, которые примут участие в мятеже, может быть иным. Все зависит от множества переменных, включая действия царя и его окружения.
6. Довольно мрачная страница в истории шведской армии, однако надо понимать, что это едва ли не исключительный случай в Северной войне – обычно с русскими пленными шведы, включая самого Карла XII, все же вели себя получше. В этом же сражении сыграла роль личность самого генерала Реншельда, который обладал жестоким, грубым и высокомерным характером, и отлично вписался бы в образ какого-то офицера СС в Беларуси 1943 года. Даже собственно шведы относились к Реншельду довольно неоднозначно, и только при непосредственном командовании короля этот генерал мог уживаться с окружающими людьми. Перед Полтавской баталией, когда по объективным причинам Карл XII не смог непосредственно контролировать подготовку к бою, Реншельд окончательно разругался с генералами, включая талантливого Левенгаупта, и счел выше своего достоинства донесение детального плана атаки до них. Так что Реншельда шведы еще и за Полтаву могут поблагодарить, ибо даже если бы шведы и не победили в этом сражении при правильной реализации плана атаки, то именно его действия привели к полному разгрому королевского воинства. В общем, веселый дяденька, полезно иметь такого в высшем командовании противника, но в плен ему лучше не попадаться.
7. Не все коту масленница. Спасение большей части армии с соответствующей материальной частью из-под Гродно – уже огромный плюс по отношению к реалу, где все материальное обеспечение пришлось в срочном порядке воссоздавать практически с нуля, что вылилось в колоссальные траты и вынудило максимально урезать некоторые расходы, включая судостроение.
8. Нет, ну а что? Екатерины II ведь у меня не будет!
9. Петр и так был довольно циничным и жестким политиком, но в этой АИшке он вполне себе и дальше будет решать некоторые вопросы, вроде судьбы Правобережья, с особым цинизмом.