Для начала хочу вам представить статью поисковика Алексея Кривопустова «Павшие. Пропавшие», а заодно выразить ему свою благодарность. Этот человек проявил гражданское мужество и не побоялся выступить против принятого общественного мнения о Великой Отечественной войне, и сказать нелицеприятную правду о ее трагических страницах.
«Я не претендую на сенсационные сведения. Не хочу обвинять, разоблачать, бичевать, призывать к ответу. Сведения и информация, которые я изложу, направлены исключительно на то, чтобы те, кто ищет своих родных, пропавших без вести в войну, убитых, похороненных, имели представление, узнали правду. Пусть неприглядную, пусть порой жестокую, но – правду. В основном, речь пойдет о Туапсинском районе, но общая ситуация мало чем отличается от всей Кубани, от всей России.
Мы уже давно работаем с обращениями граждан. В основном в них, звучит один и тот же главный для каждой семьи, каждого человека вопрос – где похоронен наш солдат, помогите найти место захоронения. И в этом вопросе, наиболее компетентны мы. Поисковики на местах. Так уж сложилось. Государству то, это не особо и нужно.
Военные комиссариаты могут дать лишь информацию по именам на воинских захоронениях, стоящих на государственном учете. Местные администрации, в лучшем случае – ту же самую. В последний десяток лет в интернете стали доступны документы ОБД «Мемориал», базы данных «Подвиг народа» и «Память народа». Основной источник информации в них – это списки безвозвратных потерь, награждения. Трудно переоценить эти документы, содержащие в себе миллионы имен и судеб тех, кто сгинул на войне. Но надо знать, что далеко не все опубликовано, очень много сведений еще несет на себе гриф «секретно», или не оцифровано. Кроме того, нужно обладать опытом, чтобы работать с этими документами, правильно оценивать информацию, содержащуюся в них.
И тут я подхожу к главной графе в списках безвозвратных потерь – «где похоронен». Иногда там три слова – «пропал без вести», иногда – дополнительная информация – «пропал без вести на высоте…», довольно часто вполне конкретные сведения – «убит, похоронен на высоте…». Последняя, попадает в карточку ОБД, указывается как первичное место захоронения.
Списки безвозвратных потерь по частям составлялись людьми. Командирами и их заместителями. Порой безответственно, порой неграмотно, в условиях тяжких боев и отступлений, военной неразберихи. Зачастую, они утрачены, или не составлялись вообще. Хотя был строжайший приказ, указывать места гибели и захоронения солдат и офицеров. Вот и писали, практически, все, что попало. Очень редко графа «где похоронен» несет в себе действительную, соответствующую реальности информацию.
Работая с такими списками, порой просто поражаешься тому, что в них указано. К примеру, в списках безвозвратных потерь по четвертому батальону сгинувшей почти полностью под Туапсе 9-й стрелковой бригады, в графе «где похоронен», указано – «Туапсинский район, юго-восточнее Туапсе». Составлял ли списки человек безответственный, либо просто не знавший географию? Я не знаю. Все боевые действия велись севернее и северо-восточнее Туапсе, а юго-восточнее – просто Черное море…
В списках потерь за октябрь 1942 года по 119-й стрелковой бригаде – всего с два десятка имен. Хотя по докладу в штаб 18-й армии, только за период 13-15 октября, бригада потеряла убитыми и пропавшими без вести около 2500 человек! Таких примеров из списков, к сожалению, очень много.
Тем не менее, человек, который ищет своего солдата, получивший информацию из списка безвозвратных потерь, допустим, «похоронен на высоте 388,3», обращается к нам, с просьбой установить место захоронения. Найти ту самую, затерянную в дебрях гор, братскую могилу, где кроме его солдата, согласно спискам, лежат еще с два десятка бойцов. Чтобы преклонить колени, чтобы это место знали и помнили внуки и правнуки.
Мы собираем все, что можно. Те же списки, сопоставляем информацию из боевых донесений, анализируем схемы боевых действий, полученные нами в архивах, оцениваем чудом сохранившиеся воспоминания ветеранов. По крупицам восстанавливаем события, и довольно часто мы можем ответить обратившемуся, что да, ваш солдат воевал и погиб именно там, в эти дни, на этой высоте, или у этого поселка. Но мы не можем найти место захоронения, найти ту самую братскую могилу, которую представляют себе люди. Не потому, что мы не компетентны или не хотим. А потому, что ее нет. И в подавляющем большинстве случаев – никогда не было.
В период страшных боев на Кубани, отступления 1942-го и наступления 1943-го павшие солдаты не хоронились. Вообще. За очень редкими исключениями. Одиночные могилы – это офицеры, те, кого не похоронить просто было не возможно. Групповые – это как правило, просто санитарные сбросы. В воронки да траншеи. И то – в лучшем случае. Большинство убитых, не говоря уже о пропавших без вести, просто оставались лежать на полях боев. Если они мешали немцам, то их санитарные команды, очень редко закапывали наших солдат, чаще – просто сбрасывали в лощину или овраг. Я находил такие сведения, среди немецких документов.
Наши же, зимой таких называли «подснежниками», летом – «огурцами». Потому, что через пару дней на жаре, тела сильно раздувались. И обходили стороной. Это не цинизм. Это правда войны. Соседство смерти было привычным, а хоронить не было никакой возможности. Надо было думать о живых, и выживать, и воевать. И только на это хватало человеческих сил.
Нельзя осуждать солдат и командиров, команды, ответственные за захоронения. Да и похоронных команд, как таковых, практически не было. В ротах – четверть личного состава. Голод и холод осени, каменная, перевитая корнями земля. Отсутствие лопат, которых не хватало, чтобы выдолбить в горной земле окоп. Не то, чтобы отрыть могилу. И оставались забытые солдаты лежать по склонам и полянам. По сей день мы поднимаем таких – «верховых». Лишь слегка засыпанных перегнившей за десятки лет листвой, а дожди вымывают на свет божий пожелтевшие солдатские косточки.
Иногда, в тылах частей, действительно делались захоронения. Кроме информации в списках безвозвратных потерь, к ним прикреплялись схемы захоронений с привязкой к местности, составленных ответственными офицерами. С фамилиями, датами. Но во многих случаях, и эти фамилии, эти бойцы пропали навсегда. Как такое могло произойти, я расскажу ниже.
По самым скромным данным, в горах под Туапсе, погибло и пропало без вести около 100 000 солдат и офицеров Красной армии. Если сложить все цифры официально похороненных и перезахороненных бойцов в мемориалах Туапсинского района, их наберется всего то около десятка тысяч. Возникает очевидный вопрос – а где остальные? Где похоронены, куда делись?
Я беседовал со старожилами сел и хуторов, очевидцами, глубокими стариками, которые в войну еще были детьми. С разными поколениями поисковиков, просто со сведущими людьми. Не возможно в рамках одной статьи, рассказать все то, что мне удалось услышать и записать. К примеру, на мой вопрос – а известны ли вам забытые захоронения русских солдат, старики сел и хуторов отвечали практически одинаково: «Немецкие, да, знаем, кресты были. Да они уже раскопаны все. А наших – нет, не знаем, не видели». В этих ответах была правда, но было и то, о чем люди не хотят вспоминать, и говорить по сей день.
Один из стариков хутора Островская Щель: «да еще в 1944-ом, как южный ветер с перевала подует – так дышать не возможно было. Мертвечина… Да и северный тоже. С Каратянского-то хребта…». Бои в том районе закончились зимой 1942 года. Десятки тысяч солдат лежали брошенными в горах, в шаговой доступности от сел, хуторов, колхозов.
Но и тогда, когда война откатилась уже далеко, этих солдат хоронить было не кому. В селах оставались лишь женщины, старики, дети. А первейшей задачей было восстанавливать хозяйство, работать на фронт. Весной 43-го, председатели колхозов, по распоряжению от военных, иногда выделяли подводы и лошадей, с «похоронными командами» — детьми и стариками. Но что они могли сделать? Да еще с тем, что осталось от солдат, пролежавших в лесу с осени? По свидетельствам стариков – тех, что поближе, обвязывали колючей проволокой, волокли к ближайшим ямам или воронкам, а часто, просто складывали в промоины да ручьи, чтобы унесло талыми водами да паводками…
Шла война. Страна нуждалась во всем. Так же было и в послевоенные годы. Кроме того, в конце 50-х, после войны, уже гуляли по наркомату обороны и местным военкоматам приказы, что останки павших, того, надо бы убрать. И в этом было меньше человеческого отношения к погибшим. Больше того, что надо было скрывать громадные человеческие потери. Те, кто постарше, вспомните. Как от десятилетия к десятилетию все возрастала официальная цифра общих потерь в Великую Отечественную войну…
Я расскажу о мукомольных заводах. В военное и первое послевоенное время были созданы или восстановлены такие. Небольшие. Были они и в Туапсинском, и в Апшеронских районах. Это только те, про которые мне известно от стариков. Семь десятков лет назад, страна не знала современных химических удобрений. Поля удобрялись костной мукой. Животных, реже – рыбы.
Десятки тысяч солдат стали рожью и хлебом, их кости были рассеяны на советских полях. Из лесов и гор, приносились и привозились кости, сдавались на заготпункты.В начале двухтысячных, умирала одна очень старая женщина. В 50-60-х она на работала приемщицей на заготпункте у станции Гойтх. Перед смертью, не желая уносить такую тяжесть с собой, она рассказала о таких сдачах.
По ее словам, на станции всегда стояли два вагона – для костей. Они отправлялись раз в месяц, а то и чаще, на мукомольные заводы. Подразумевалось, что это – кости животных. Но все знали, чьи это косточки. Чтобы вовсе уж не кощунствовать, не принимали только черепа. Веским подтверждением этого – работа поисковиков.
Еще будучи подростком, работая с отрядом на Шаумянском перевале, мы и я, удивлялись тому, что среди наших находок – сплошные черепа да мелкие кости. Крупных – не было. То же самое по сей день. У найденных нами в августе 2015 года верховых солдат полностью отсутствуют крупные кости скелета.
Еще один старик, бывший житель не существующего уже Перевального, дополнил подробностями. Всем тогда хотелось выживать. И есть. Сдавался на заготпункты самолетный дюраль – стоил он 25 копеек. Мальчишки собирали патроны, выковыривали из них пули, а из пуль выплавляли свинец. Килограмм свинца на заготпункте стоил 12 копеек. Килограмм костей – четыре копейки. Солдаты шли дешевле свинца…
И подобных рассказов у меня записано десятки. Имена. Большинство имен, которые можно было сохранить, тоже пропали навсегда. Согласно распоряжению, все найденные солдатские медальоны, в обязательном порядке нужно было сдавать в отделения милиции или сельсоветы. Далее они предавались в военные комиссариаты. А там – просто выкидывались или уничтожались. Стране не нужны были мертвые – за них надо было платить компенсацию семьям.. Я уже не говорю о утраченных, или сознательно уничтоженных списках безвозвратных потерь, боевых донесениях.
Стране нужны были безымянные. Без вести пропавшие. Но и с ними обходились скотски. То о чем не любили вспоминать старики, все же прорывалось в их рассказах. Да. Были воинские захоронения, братские могилы у сел и хуторов. Это были и военные, и госпитальные, и дозахоронения первых послевоенных лет. Опять таки, чтобы скрыть масштабы потерь, а иного объяснения я этому дать не могу, в 70-х МО была устроена «великая перетасовка», иначе, этого не назовешь.
С помощью техники и солдат, такая могила, скажем у села Гунайка, вскрывалась. Останки, вместе с землей, грузились на самосвалы, и вывозились в другое место. Все это сваливалось в подготовленные ямы. Засыпалось и разравнивалось. Известное братское захоронение становилось неизвестным.
Артем Карапетян, в 65-ом, солдат срочной службы: «Нашу роту отправили раскопать солдат, на берег реки, у Майкопа. Там уже росли довольно толстые деревья, но до нас их спилили, остались только пни. Мы корчевали пни, а потом раскапывали ямы. В них были и солдаты, и гражданские – это видно было по обуви, и сохранившейся одежде. Гробы, правда, привезли. Укладывали битком. Офицер считал – всего выкопали мы почти 2500 человек. Один солдат золотую монету нашел. Офицер забрал.»
Я спросил, а что было с ними потом? «Да ничего, ответил Артем. Их перевезли, мы же их и закопали, прямо у Майкопского аэродрома». Теперь взгляните на список захоронений в Майкопе. У аэродрома – официальных братских могил нет. Так же нет ни одной могилы, с таким количеством похороненных. Это – только один из таких рассказов…Большинство братских могил, даже тех, которые точно отражены в документах ОБД, просто уже не существует.
Отсутствие руководства и организации по увековечиванию памяти павших со стороны Министерства Обороны в послевоенные десятилетия, кроме вовсе уж кощунственных действий, наложило свой отпечаток на работу поисковиков, которая была, по большому счету, никем особо не контролируема и не организуема.
Отряды работали в лесах и горах, находили павших, десятками, сотнями. Порой – с именами в медальонах и на личных вещах. Перезахоронения проводились там «где разрешили», часто даже в мемориалах, находящимся в других районах. Большая часть такой информации, добросовестными поисковиками отправлялась туда, где ей и быть должно – в военные комиссариаты. Далее она обязательно должна была попасть в ныне публикуемые документы и архивы МО. Но как говорят сейчас – «что-то пошло не так».
У меня на письменном столе и полках – несколько папок с отчетами отрядов, протоколами эксгумации, начиная с 90-х годов. Смею заверить читателей. Большей части информации о таких захоронениях ни в военкоматах, ни в МО нет. И вы ее нигде не найдете. Это только по количествам солдат безымянных. Но основная трагедия – с теми, кому удалось вернуть имена.
Большей части этих имен, этих найденных и похороненных солдат, вы не найдете нигде. Ни в архивах МО или обратившись в военкомат, ни даже на досках со списками солдат, похороненных в таком то мемориале. Потому что у местных администраций, не хватает денег на их обновление. Но это уже – скорбная дань современности.
Отсутствие какой либо систематизации и централизованного сбора отчетов поисковых отрядов, обмена информацией, тоже наложило свой отпечаток. Далеко не все добросовестны и ответственны в своей работе. Отчеты не составлялись, а если и составлялись, то не передавались, а если и передавались, то уже в давно умершие и не существующие «вышестоящие» организации. Кроме того, за прошедшие десятилетия сотни отрядов из других регионов, работающие скажем у нас, в Туапсинском районе, просто увозили обнаруженные останки солдат в свои города, для захоронения там. Не оставляя никакой информации о местах обнаружения, именах.
Этим нужны были «результаты экспедиций», отчеты, пиар, показуха. Невозможно не упомянуть всякие самопровозглашенные группы «поиск», школьные команды 80-х, серых и сердобольных копателей. Ими так же, обнаруживались останки. Часто, они просто закапывались где попало, зачастую, без всякого обозначения мест захоронения, мест обнаружения.
Продолжать то, что стало с солдатами, можно долго. В следующем материале я расскажу о трагической картине с официальными мемориалами, именами на них, госпитальных захоронениях. Подводя итог тому что нам известно, тому, что я изложил в этой статье, могу однозначно сказать тем, кто ищет своих погибших и пропавших без вести, пусть я и отниму надежду: Подавляющего числа погибших, похороненных, пропавших без вести просто нет. И не осталось их следов. Только наша память. Мы и вы, те, кто ищет, собираем по крупинкам то, что осталось от перемолотого государственной машиной. Павших. Пропавших.»
2015 год. Алексей Кривопустов, «Кубанский плацдарм»
Итак, налицо шокирующий факт: история Великой Отечественной войны, которую мы знаем из школьных учебников, документальных и художественных кинофильмов и по воспоминаниям фронтовиков, разительно отличается от той картины, что открылась нам за последнее десятилетие, благодаря энтузиазму поисковиков: людей с обостренным чувством совести и справедливости.
Эта картина приводит к неизбежным выводам:
1. Останки миллионов советских воинов ни во время войны, ни после нее никто не предавал земле и они лежат под открытым небом до сих пор, становясь деревьями и травой.
Это означает, что в Красной Армии не существовало похоронных команд, чего не может быть в принципе. Кто-то же обязан собирать смертные медальоны, оружие, предавать тела земле? Я уже не говорю о неукоснительной церемонии отдания воинских почестей павшим, принятой в любой армии мира: со склоненным знаменем, прощальными речами и троекратным ружейным залпом — пусть она не всегда она была возможна.
Складывается парадоксальная ситуация: получается, в послевоенном СССР о миллионах незахороненных солдат никто не знал, в противном случае назвать послевоенные поколения благодарными потомками язык не поворачивается.
2. Многие павшие имеют при себе смертный медальон и личные вещи, а значит, после боя погибших никто не осматривал: ни свои — ни немцы.
3. Поражает, что большинство бойцов находят с личным оружием и боекомплектом, который, порой, даже не израсходован. Причем, как красноармейцев, так и солдат Вермахта. То есть, по нашим лесам и полям до сих пор лежит огромное количество оружия, которое в течение первых послевоенных десятилетий было абсолютно работоспособно.
Но криминальная хроника от 1945-го по наши дни хранит молчание по этому поводу. Хотя, по логике вещей, это оружие обязано было перекочевать на чердаки, огороды и в подвалы предприимчивых граждан. А оттуда — в руки лихих людей, недостатка в которых на Руси никогда не испытывали, тем более, в голодные послевоенные годы. Какая там «Черная кошка» братьев Вайнеров?! «Лесные братья» по прибалтийскому образцу были бы нам обеспечены!
Ну, на худой конец, все эти мины, снаряды, винтовки, автоматы, каски, пулеметы и патроны должны были очутиться на пунктах приема металлолома. Так ведь нет-лежат где лежали!
Активный сбор оружия и металла начался лишь с появлением у граждан металлодетекторов.
Получается, что об этом оружии почти 70 лет практически никто не знал. Почему?
Этот факт также разбивает в пыль общепринятое мнение о дефиците оружия в первые годы войны из-за потери оружейных складов и заводов в результате быстрого немецкого наступления. Помните эти слезные истории об одной винтовке на двух бойцов?!
Значит, не было никакого дефицита, если после боя никто не собирал оружие и боеприпасы павших. Оружия было много! Откуда?
4. Командиры подразделений, в обязанности которых входило подавать сведения о потерях, не могли знать в принципе, кто из их подчиненных погиб, а кто пропал без вести. А потому всем тем, что штабы писали в сводках потерь, а затем в похоронках, то есть всей военной статистикой, можно подтереться.
5. Воспоминаниям рядовых фронтовиков и мемуарам генералитета (в том числе Г.К. Жукова) грош цена — они никогда не были на войне, поднимаемой сейчас из земли поисковиками!
6. Да, я был ребенком, но помню: в 60-х по городу разъезжали на подводах старьевщики собирая у населения тряпье, металлолом и… кости. Ребятню взамен они одаривали игрушками: мне нравились пистолеты, «стреляющие» пистонами. Это сейчас я понимаю, что экономический эффект от старьевщиков был нулевой и даже отрицательный, но они зачем-то были! Может, таким образом Власть подчищала за Творцом?
Не может не удивлять цинизм государства, которое тратит огромные средства на празднование Дня Победы с ряжеными «ветеранами», заколоченным фанерой Мавзолеем (одна фанера чего стоит…) и военным парадом, воздвигает по всей стране гигантские монументы своим защитникам, формирует «Бессмертные полки», но до сих пор так и не удосужилось принять законодательный акт о предании земле валяющихся по лесам и полям останков этих самых защитников. Ведь поисковики (низкий им поклон) работают, практически, на голом энтузиазме.
Так почему же граждане СССР, во время войны и по ее окончании не вооружились до зубов? Почему не последовал неизбежный всплеск, бандитизма и сепаратизма? Ведь психология человека с ружьем — она совсем иная, нежели у человека без ружья.
А произошло это потому, что население СССР ничего не знало о Великой Отечественной войне! Я считал, что «загрузка» (перезагрузка) цивилизации произошла в районе 50-х годов ХХ-го столетия. Теперь встает вопрос: а разве люди в те годы не ходили в леса, не вспахивали нивы? Не видели места сражений, гниющие останки солдат, брошенное оружие и технику? Даже если Творец, при загрузке, не вложил нам воспоминаний о войне, увиденное не могло не шокировать население. Отголоски этого шока, в любом виде, обязаны были дойти до наших дней.
О Великой Отечественной войне в СССР заговорили только в 1965 году, когда 9-е мая снова стал праздничным днем. К тому времени с полей сражений исчезла разбитая военная техника, а останки солдат заросли молодым лесом. Люди, в том числе фронтовики, владели лишь отрывистой информацией о войне. Никто (возможно и в ЦК КПСС) не подозревал, какое «свидетельство» войны Творец подкинул в наши леса.
Именно в этом заключается системное противоречие, когда вся страна на патриотическом подъеме носилась с Великой Победой, а в то же самое время грибные дожди выбеливали кости тех, кто эту Победу добыл!
