ГЛАВА СЕДЬМАЯ. В АНГЛИИ
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Курьерский поезд мчал нас к Лондону. Я с интересом смотрел на открывающийся ландшафт Шотландии. Вершины гор были покрыты снегом, а по отрогам зеленели луга, на которых паслись стада коров, овец и баранов, – то был скотоводческий район.
Вскоре мы добрались до промышленного центра страны с городами Шеффильд, Честерфильд, Лейчестер. Нескончаемой лентой тянулись мимо нас фабричные здания, высокие трубы выбрасывали клубы черного дыма. За фабричными зданиями начинались рабочие поселки – то одноэтажные кирпичные домики, каждый на отдельную семью, то громадные трехэтажные корпуса, похожие на большие казармы. Изредка мелькало зеленое оголенное поле без единого деревца, без единого кустика. И затем снова начинались те же фабричные здания, те же дымящиеся высокие трубы, те же заводские корпуса.
В течение нескольких часов курьерский поезд, делавший по сто километров в час, пересекал фабричные районы Англии. Невольно мысль обращалась к тому, что много раз видел из окна вагона, проезжая по необъятным пространствам дореволюционной России. Нескончаемой лентой тянутся поля, леса, долины, реки, бедные деревушки, одинокие церкви, разносящие печальный колокольный звон… В каком бы направлении вы ни ехали тогда по нашей Стране, неизменно одна и та же картина раскрывалась перед вами: зимой бесконечно унылая снежная пелена, занесенные сугробами деревни и дремлющие заснеженные леса, накрытые свинцовым безрадостным небом, а летом пестреющая всеми оттенками цветов равнина, желтеющие поля, веселые красивые перелески и таинственный дремучий бор, над которым раскинулось голубое небо с белоснежными, гонимыми ветром облаками.
Достаточно было сравнить эти картины с тем, что мы увидели в Англии, чтобы стало ясно, почему промышленность царской России не могла дать всего того, что требовалось для армии, когда размеры мировой бойни превзошли всякие ожидания, когда они спутали все предположения и расчеты мирного времени. Что было выполнимо для Англии, Германии, Франции – для экономически наиболее развитых европейских держав с их мощной индустрией, то было недостижимо для отсталой царской России.
Хорошо ли уясняло это различие русское главное командование? Принималась ли во внимание эта резкая разница при составлении планов войны и ближайших задач кампании на русском фронте? Мне думается, что недостаточно.
А курьерский поезд мчал нас все дальше и дальше, мимо заводских зданий, фабричных корпусов, мимо рабочих поселков…
Уже темнело, когда мы подъехали к Лондону. На вокзале нас встретила группа официальных лиц: русский военный агент генерал Ермолов, заведующий Комитетом по снабжению русской армии генерал Гермониус (уже знакомый читателю по главам о Японии), наши приемщики заказов и чины английского военного министерства.
На автомобилях нас проводили в отель «Виктория» около Трафальгар-сквера. Здесь нам были отведены роскошные помещения.
В тот же вечер к нам пришел Гермониус со своим помощником. Печальна была эта встреча: мы ничем не могли порадовать наших соотечественников, живших на чужбине. Со своей стороны, и Гермониус не возлагал особых надежд на конференцию. Ему хорошо было известно действительное положение дел.
Война застала Англию совершенно неподготовленной к военным операциям на континенте в крупных масштабах. Традиционным ее оружием был флот, и он находился в блестящем состоянии. Не то было в сухопутной армии. Все, что произошло в начале войны на русском фронте, имело место и в английской армии.
Гермониус показал нам некоторые документы, которые ему удалось достать у знакомых английских офицеров. Содержание их было очень похоже на различные донесения о недостатке предметов военного снаряжения, получавшиеся у нас из действующей армии. Командующий английскими войсками во Франции генерал Френч доносил:
«Снарядов нехватает, войска ведут бои без поддержки артиллерии; если не улучшится артиллерийское снабжение, можно ожидать самых тяжелых последствий».
Член парламента капитан Райт сообщал:
«Наш паек – два снаряда на пушку, восемь снарядов на батарею в день… В отношении снарядов мы посажены на голодный паек».
Новая телеграмма от Френча указывала:
«Снарядов хватает лишь на часовую бомбардировку небольшого участка вражеского фронта; в случае перехода немцев в контратаку нам нечем отбивать их нападение…»
Такой же недостаток был и в отношении винтовок. Чтобы возместить его, англичанам пришлось не только значительно расширить свои оружейные заводы, но и заказать в самом начале войны полмиллиона винтовок в Америке и даже обратиться за помощью к Японии…
Я хорошо знал Гермониуса. Он принадлежал к числу опытных и серьезных работников, отличался большой выдержкой и в случае даже самых серьезных неудач не поддавался паническим настроениям. Но и он теперь говорил, что страшно устал от тяжелой работы. Невероятные трудности представляли переговоры с иностранными фирмами, нередко добивавшимися получения явно невыполнимых заказов. Многие фабриканты, заключившие контракты с английским министерством, предлагали свои услуги и русскому правительству, надеясь, что ему можно сдать заказы в более долгие сроки. По словам Гермониуса, Англия не представляла в этом отношении какого-либо исключения: здесь также было сколько угодно страстных любителей наживы, смотревших на войну как на способ обогащения.
Узнав о приезде нашей миссии, Гермониус надеялся, что я смогу заменить его в Англии. Но это было невозможно. Моя командировка была лишь временной, и я уже был назначен в России на должность помощника начальника оружейных и патронных заводов. А самое главное, тот высокий авторитет, которым пользовался Гермониус среди работников английского военного министерства, делал такую замену его кем-либо другим весьма трудной.
Поздно ночью, когда все разошлись, я заснул, как убитый, первый раз после долгого перерыва растянувшись на широкой удобной кровати. К моему удовольствию, она твердо стояла на месте, а не ходила ходуном во все стороны от нестерпимой качки.
Рано утром я проснулся, разбуженный звуками какой-то мелодичной, своеобразной, совершенно незнакомой для меня музыки. Лучи солнца заливали всю комнату. Я бросился к окну. По улице, направляясь к памятнику Нельсона на Трафальгарской площади, проходил батальон шотландских стрелков в своей оригинальной форме – ноги с голыми коленками, коротенькие пестрые юбки.
Соблюдая строгое равнение, с большими интервалами – в шаг один от другого, шли шотландские стрелки, поражая образцовой выправкой, гордо подняв головы, держа коротенькие винтовки на плечах. Бравурная веселая музыка отбивала медленный такт, медленным шагом шли стрелки. После каждой рулады музыка смолкала на несколько секунд, и тогда слышался лишь мерный однообразный топот ног, продолжавший отбивать тот же такт. Картина была красивая!
Я стал торопливо одеваться, так как в десять часов утра было назначено первое заседание конференции союзников в военном министерстве.
ОТКРЫТИЕ КОНФЕРЕНЦИИ
В громадном круглом зале на скамьях, амфитеатром возвышавшихся вокруг трибуны, сидели многочисленные представители всех союзных наций. Здесь были самые разнообразные формы различных армий. Помимо значительного числа сотрудников английского военного министерства, одетых в куртки цвета хаки, резко выделялась большая группа французских офицеров в их голубовато-лазоревой форме. Недалеко от меня сидели неподвижные японцы, сумрачные сербы, итальянцы, бельгийцы.
Вскоре на трибуне появился известный английский политический деятель, министр военного снаряжения Ллойд-Джордж. Был он довольно высокого роста, строгий черный сюртук облегал его представительную фигуру. Длинные седеющие волосы еще более оттеняли моложавость розоватого лица. Говорил Ллойд-Джордж по-французски, спокойно, но с большим сдержанным чувством. Я прислушивался к каждому слову, надеясь теперь же узнать об отношении английского правительства к коренному для нас вопросу о надлежащей помощи русской армии.
Ллойд-Джордж обладал той благообразной наружностью и тем счастливым уменьем говорить, которые приносят неизменный успех как среди избирателей, так и в парламентских кругах. Его официальным приветствием и открылась конференция союзников в Лондоне 23 ноября 1915 года. Затем Ллойд-Джордж перешел к деловым вопросам.
– Англия никогда не предполагала вести войну по масштабу континентальных государств, – говорил он. – Первоначальным ее намерением было отправить во Францию экспедиционную армию всего в шесть дивизий.
Спокойно, не спеша Ллойд-Джордж указывал на полный крах всех предположений о молниеносном характере войны и на колоссальные усилия английского правительства по увеличению своей армии с 200 тысяч до 2,5 миллиона человек, что удалось выполнить в короткий срок, около года. Он обращал особое внимание на крайний недостаток различных предметов вооружения, вызвавший необходимость построить громадное количество новых военных заводов, а также перевести многие предприятия с гражданской продукции на военную.
– Снабжение вновь формируемых многочисленных частей, в особенности артиллерийских, – говорил Ллойд-Джордж, – всеми техническими средствами, притом сообразно новым, увеличенным нормам, значительно ограничивает возможность помощи нашим союзникам. Конференция должна заняться самым детальным изучением положения союзных стран, каждый вопрос должен быть подвергнут всесторонней проработке в специальных совещаниях отдельных фракций…
После Ллойд-Джорджа, наметившего порядок работ во фракциях, на трибуну быстрыми шагами взошел французский министр снабжения Альбер Тома, известный тем, что весьма легко сменил свои социалистические идеи на кресло министра в буржуазном правительстве. Это был человек средних лет, довольно тучный, с толстым обрюзгшим краснощеким лицом, заросшим черной бородой, в очках. Несмотря на то, что весь его облик не располагал как будто к подвижности и живости, говорил он очень быстро, с необыкновенным подъемом и пафосом. Слова его сопровождались сильной жестикуляцией. Целые рулады красивых пышных фраз наполнили зал.
Альбер Тома указывал, что Франция готовилась ко всяким случайностям войны. Однако на деле оказалась громадная разница между ее приготовлениями и теми усилиями, которые ей приходится затрачивать в настоящее время. Французскому военному министерству удалось увеличить производительность заводов по изготовлению орудий полевой артиллерии в двенадцать раз, создать заново тяжелую артиллерию, добиться превосходства над Германией по числу аэропланов.
– Нам необходимо, – говорил он, – еще более усилить все наши работы, так как неприятель не устает изыскивать и разрабатывать более совершенные технические средства войны. Помимо тяжелой артиллерии мощных калибров, сыгравшей громадную роль при разрушении бетонных укрытий бельгийских крепостей и приостановившей наше наступление в начале войны, помимо удушливых газов, впервые примененных против наших и английских войск на Ипре, в германской армии введены сейчас наряду со станковыми пулеметами более легкие – ручные. На одном из сбитых нами аэропланов найдена автоматическая винтовка новой системы, представляющая последнее достижение германской техники. Неприятель достиг максимума своих усилий, наша дальнейшая организация всех средств борьбы должна привести нас к победе…
Альбер Тома призывал к совершенно откровенному обмену мнений, каждая страна должна раскрыть свои карты, то есть осветить как сильные, так и слабые свои стороны. Желание скрыть свою неподготовленность к войне может повести к уменьшению размеров помощи, и, наоборот, желание более индустриальных стран преуменьшить производительность своих заводов также невыгодно отразится на общем деле всех союзников.
Для меня, как конструктора автоматического оружия, наибольший интерес представили слова Альбера Тома о захвате немецкой автоматической винтовки. Неужели удалось получить ту винтовку, за которой я так тщетно гонялся перед войной во время секретных командировок, стараясь достать ее чертежи или хотя бы наиболее ответственные части? Неужели можно будет изучить ту систему, конструкцию которой я выявил лишь предположительно, опираясь, с одной стороны, на довольно туманные указания осведомителей, а с другой стороны, базируясь на изучении взятых изобретателем Маузером различных привилегий на автоматическое оружие?!
В перерыве между докладами адмирал Русин познакомил меня с Альбером Тома. Тот охотно согласился показать мне эту винтовку, когда я приеду во Францию. Винтовка тщательно хранилась за семью замками в Париже, в здании военного министерства.
Последующее выступление русского представителя не внесло что-либо нового. Адмирал Русин также указал, что масштаб, напряженность и длительность военных действий превзошли всякие ожидания. Большая длина русского фронта по сравнению с французским и постоянные, не прекращающиеся бои с противником, представляющие особенность борьбы на восточноевропейском театре, – все это чрезвычайно обострило недостаток в снабжении русской армии.
– Россия нуждается теперь во многих предметах снабжения, о предоставлении которых она и обращается с просьбой к своим союзникам, – закончил он свое сообщение.
Представитель Италии генерал Марафини был очень краток. Он просил только о трех вещах: он просил, во-первых, хлеба, во-вторых, хлеба и, в-третьих, также хлеба. Это выступление было вполне понятным. Ни одна страна, кроме Англии, не зависит так от подвоза хлебных продуктов, как Италия. Покрытая горными кряжами, она нуждается в привозном хлебе, сообщение с Россией, вывозившей раньше свой дешевый хлеб через турецкие проливы, было закрыто. А транспорт из других стран значительно сократился ввиду военного времени и действия германских подводных лодок.
Выступлениями представителей главных держав Антанты закончилось пленарное заседание конференции.
ВОПРОС О ВИНТОВКАХ
Первое наиболее важное для нас фракционное заседание происходило на следующий день в кабинете начальника особого отдела английского военного министерства по снабжению русской армии генерала Эллершау.
Около длинного стола собрались все члены фракции. Здесь, кроме меня и лейтенанта Н. Любомирова, служившего моим переводчиком, был и генерал Гермониус, а также несколько непосредственных помещиков Эллершау и два французских офицера.
Хотя и был конец ноября, но верхние годные рамы окон – фрамуга – были открыты. Свежий воздух обвевал нас, чувствовалась близость моря. Я смотрел на моложавые, несмотря на серебрившуюся седину, энергичные лица английских офицеров и думал, что на эту моложавость имеет влияние не только постоянное занятие спортом, особыми любителями которого являются англичане, но и этот живительный, бодрящий воздух.
Эллершау сообщил нам следующее. Ожидая приезда русской миссии, несколько задержавшейся из-за взрыва крейсера, он уже предпринял некоторые шаги. Он вошел в сношения с французским и итальянским военными министерствами по поводу помощи русской армии. И вопрос этот теперь может считаться окончательно решенным.
Французское правительство передает России 450 тысяч однозарядных винтовок Гра образца 1874 года и 105 тысяч винтовок системы Гра-Кропачека образца 1874-1885 годов с подствольным магазином на восемь патронов. От итальянского правительства мы получаем 400 тысяч винтовок системы Веттерли образца 1870-1887 годов с серединным магазином на четыре патрона.
Из новых систем стрелкового оружия союзники сочли возможным передать нам лишь 39 тысяч французских винтовок системы Лебеля образца 1886–1907 годов и 60 тысяч японских винтовок системы Арисака образца 1905 года; последние были на вооружении английского флота и уже заменялись новейшими винтовками Ли-Энфильда.
Мне пришлось обратить внимание фракции на большую разнокалиберщину и разнообразие качеств патронов для оружия, которое нам отпускалось. Но генерал Эллершау на это ответил, что, к его крайнему сожалению, никаких других мероприятий осуществить невозможно, а как разрешить все трудности, происходящие от разнообразия оружия, это всецело зависит от организационных способностей русского военного министерства. Представитель французской армии подтвердил мнение своего английского коллеги и заявил, что военное министерство Франции ничего другого передать не может, кроме оружия старого образца и 39 тысяч более современных винтовок Лебеля.
Нам стало ясно, что это решение было твердо и согласовано с французским и итальянским военными министерствами. Ничего другого получить было нельзя.
Помимо трехлинейных винтовок, берданок, японских и трофейных австрийских, мы получали теперь еще четыре новые системы. Ни одна армия ни в одной войне не имела на вооружении столь значительного числа разнокалиберных систем, сильно отличавшихся друг от друга по своей конструкции. В этом отношении русские войска до некоторой степени можно было бы сравнивать лишь с наскоро организованными частями Северных и Южных штатов Америки во время гражданской войны 1861-1865 годов. Соединенные штаты не содержали тогда постоянной армии, война же выдвинула необходимость организовать и вооружить громадное количество людей. Пришлось обращаться, как и теперь русскому правительству, к любым поставщикам оружия, спешно закупать самые разнообразные системы, начиная от всякого старья, вроде ударных гладкоствольных ружей, и кончая последними новинками того времени – магазинными винтовками Спенсера. В этом смысле состояние царской армии было еще хуже: она не имела подобных новинок. В некоторых русских полках будет находиться оружие с наибольшей дальностью стрельбы всего до 1500–2000 шагов, а в других – до 3200 шагов. У нас будет теперь целый музей разнообразных образцов, богатейшая коллекция, весьма удобная для изучения истории винтовки, но не для ведения войны. Мы получим для армии системы, относящиеся к двум совершенно различным эпохам развития стрелкового оружия: одна часть будет представлять эпоху однозарядных четырехлинейных ружей, а другая – эпоху магазинных малокалиберных винтовок.
Принятие четырехлинейного однозарядного оружия относилось еще к 70-м годам прошлого столетия. Работы русских оружейников во главе с членом Артиллерийского комитета Горловым привели к тому, что русская армия получила винтовку Бердана образца 1870 года, являвшуюся наилучшей по тому времени системой. Из иностранных к ней наиболее подходили французская – Гра и германская – Маузера.
Другие системы, которые нам передавали союзники, были магазинные.
Опыт войн, франко-германской 1870–1871 годов и русско-турецкой 1877–1878 годов, указал на необходимость повысить скорострельность винтовок. Уже тогда войска стали окапываться, прятаться в земляных укрытиях и всячески применяться к местности. Все это заставляло вести более интенсивный огонь в те моменты, когда неприятель открывал себя. Техника нашла способ увеличить скорострельность оружия – появились магазинные винтовки. Первые их образцы применялись еще в войну 1861-1865 годов между Северными и Южными штатами Америки.
В 1869 году швейцарская армия – первая в Европе – вооружается магазинной винтовкой системы Веттерли. В русско-турецкую войну 1877-1878 годов некоторые части турецкой кавалерии были вооружены магазинными карабинами Винчестера. В 1884 году Франция принимает переделанную из однозарядных винтовок магазинную систему Гра-Кропачека и т. д.. Швейцарская и французская винтовки имели магазин под стволом. Наполнение его патронами (8–10) производилось крайне мешкотным способом: патроны вкладывались по одному. Стрельбу выгоднее было вести однозарядным способом.
Итальянская винтовка Веттерли была также переделана из четырехлинейного однозарядного ружья. Она имела серединный магазин, заряжаемый из обоймы четырьмя патронами. Но эта обойма представляла собой «каменный век» в деле конструирования современных пачек и обойм: изготовлялась она из двух деревянных пластинок, соединяющихся железной скрепой.
УСТУПКИ И КОМПРОМИССЫ
При закупке оружия в Японии, как помнит читатель, нас постигла одна крупная неудача: японцы отпустили нам значительное количество винтовок, но без патронов. Теперь я очень опасался, как бы не повторилась подобная же история в Англии. Здесь этот вопрос был еще более сложным.
Обещанные винтовки были четырехлинейного калибра, принятые на вооружение еще в то время, когда патроны снаряжались селитро-сероугольным дымным порохом. Нельзя было и подумать о том, чтобы передать ружья с такими патронами на фронт, на передовые позиции. Клубы дыма, образующиеся при стрельбе прежним порохом, обнаружат войска, давая хороший признак для пристрелки неприятельской артиллерии. Из-за этих соображений уже наши берданки оставались только в далеких тылах, состоя на вооружении ополченских бригад, несших охрану железных дорог, мостов и различных тыловых сооружений. Это оружие было негодным для непосредственных боевых действий.
Отсюда понятно, с какой тревогой я задал первый вопрос: о качестве отпускаемых патронов. Нам отпускалось на каждую винтовку по 375 патронов с бездымным порохом. Этого количества патронов могло хватить все же на семь-восемь месяцев войны, так как расход их для однозарядной винтовки можно считать меньшим, чем для магазинной.
Вопрос об отпуске патронов для итальянских винтовок Веттерли был также разрешен более или менее удовлетворительно: английское военное министерство обязалось заказать в Италии и Америке к этим винтовкам значительное количество патронов также с бездымным порохом.
Обсуждение различных заявок русского военного министерства быстро продвигалось вперед. Заседания происходили каждый день, причем мы собирались не только в течение дня, но и по вечерам, заканчивая работы иногда поздней ночью.
Я невольно сравнивал все эти переговоры с теми, которые мы вели в Японии. Там мы по целым неделям ожидали решений, наши малейшие справки самого невинного содержания встречали постоянную отповедь, что ответ не может быть дан ввиду секретности дела. Английское военное министерство представляло в этом отношении полную противоположность. Оно немедленно решало все возбуждаемые нами вопросы. Приведу характерный пример. Нам необходимо было заказать в Англии станки для нового патронного завода с производительностью до 60 миллионов патронов в месяц. Заявление об этом я подал утром. В тот же день вечером на заседании военного совета оно уже было рассмотрено. А в час ночи ко мне прехал английский полковник, чтобы сообщить, что наша просьба удовлетворена. Он предложил мне выехать в семь часов утра на автомобиле на завод «Гринвуд и Бетли» и дать указания о необходимых для нас станках.
Мне было поставлено только одно ограничение: я не имел права заказывать сложное по конструкции, но зато и более совершенное оборудование. Даже на вновь строящихся английских заводах всюду устанавливались простейшие станки. Их можно было значительно быстрее изготовить и пустить производство в более ранние сроки. Я сам видел, как на новых заводах вместо автоматических станков по снарядке патронов работала масса женщин, насыпая порох вручную.
Другой характерной особенностью совещаний было самое детальное выяснение каждого вопроса. Представители союзных армий, просившие министерство военного снаряжения о размещении каких-либо заказов на английских или французских заводах, подвергались перекрестному допросу с целью возможно полного освещения всего дела. Решения по нашим заявкам, например, выносились лишь после того, как подробно обсуждались требования ставки, сведения о размещении заказов на заводах – отечественных, казенных и частных, а также иностранных, договорные сроки поставок, действительные сроки поступления и т. д. и т. п..
Английские и французские представители, являвшиеся непосредственными сотрудниками министерства снабжения, конечно, имели на руках все необходимые документы. У них была полная осведомленность и надлежащая подготовка лиц, командированных на конференцию. Все это составляло резкий контраст с той беспечной импровизацией, с какой была организована русская миссия. Я бы не смог выполнить порученного мне задания, если бы не захватил с собой по собственной инициативе необходимые документы, почти насильно забрав их у моих товарищей.
Мне пришлось приложить особые старания, чтобы обеспечить подходящими патронами японские винтовки, которых лежало у нас в складах весьма значительное количество. Одним из наиболее важных результатов конференции и было согласие английского военного министерства передать для нужд русской армии некоторую часть производительности английских патронных заводов. Однако при этом нашей миссии пришлось пойти на некоторые уступки и компромиссы.
Англичане предложили изготовлять для нас не современные остроконечные пули, а прежние, тупые, а также принять диаметр патронного капсюля по образцу револьверного. Затем они предупредили, что первые партии патронов будут отсылаться без обойм.
Мне были очень хорошо известны огромные преимущества остроконечных патронов перед тупыми. Быстро промелькнули в памяти интересные опыты, которые мы вели еще десять лет тому назад. В конце 1905 года появились первые сведения о том, что в Германии для винтовок Маузера были изготовлены остроконечные патроны.
Немедленно были предприняты попытки достать новые образцы, в начале 1906 года наконец удалось приобрести их через нашу разведку. Мы берегли их, как величайшую драгоценность, как золото, – ведь нужно было произвести полное исследование всех свойств новых патронов. При стрельбе из германской винтовки обнаружилось, что остроконечный патрон повышал начальную скорость пули на 38%. Оказалось, что для этого понадобилось не только увеличить заряд, но и принять пулю более легкого веса. Но пуля малого веса быстрее теряет при полете свою скорость. Чтобы устранить этот недостаток, головной части пули была придана более острая форма, позволяющая лучше преодолевать сопротивление воздуха. Здесь оказалась полная аналогия с формой морских кораблей, в особенности миноносцев, торпед, а также с формой рыб. Бесчисленное количество опытов было произведено нами с пулями разнообразных форм и веса.
Новые остроконечные патроны к русской винтовке были приняты в 1908 году. Они обладали значительными преимуществами по сравнению с прежними, тупыми пулями: возросли боевые качества оружия – дальность его стрельбы, пробивная способность, отлогость траектории и в особенности дальность прямого выстрела. Последняя была увеличена с 280 до 425 метров. Появилась возможность поражать на этих расстояниях – без перестановки прицела – все цели высотой в четверть роста человека, то есть обычные цели, представляющиеся в современных боях, – лежащих стрелков.
Для японских винтовок, находившихся в русской армии, конечно, необходимо было заказывать патроны нового, более совершенного образца. Но суровые обстоятельства заставили меня пойти на уступки.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что установка производства остроконечных патронов потребует более длительного времени. Англичане указывали на то, что они смогут сдавать патроны с тупой пулей на полтора месяца раньше, чем с острой. Наступил уже декабрь; до весны, когда начинаются обычно интенсивные военные действия, оставалось немного времени. Необходимо было хоть несколько ослабить к тому времени оружейный голод в русской армии. Невольно пришлось согласиться, по тем же соображениям пришлось согласиться и на изменение диаметра капсюля. Но возникало опасение, что увеличение диаметра может ослабить дно патрона, получится более тонкое кольцо металла между окружностью капсюльного гнезда и наружным обводом гильзы. Капсюль вследствие этого мог держаться недостаточно прочно, а иногда и выпасть после выстрела и открывания затвора в магазин. Поэтому я дал свое согласие на это изменение лишь условно. Пробная партия таких патронов должна была подвергнуться испытаниям в присутствии Гермониуса или его представителя, и лишь в зависимости от результатов этих испытаний можно было дать окончательное согласие на изготовление капсюля увеличенного диаметра.
Точно так же пришлось принять и третье предложение англичан – отправку первых партий патронов без обойм. Все же было выгоднее иметь в войсках японские винтовки, хотя бы и с мешкотным заряжанием патронов по одному, наподобие однозарядных, нежели попрежнему держать без дела в запасных батальонах безоружных людей.
При этих условиях англичане рассчитывали уже с марта 1916 года сдавать первоначально по 15 миллионов патронов, а к маю довести их производство до 45 миллионов в месяц. Это дало бы возможность поставить в строй все имевшиеся в русской армии японские винтовки в количестве до 600 тысяч экземпляров.
Британское министерство военного снаряжения согласилось также приступить к спешному изготовлению станков для постройки нового патронного завода в России. Первую серию станков с ежемесячной производительностью в 20 миллионов патронов было обещано сдать через шесть месяцев, вторую через восемь и последнюю через десять. Перевозка станков из Англии в Россию через Архангельск, оборудование завода и налаживание производства также должны были занять около восьми месяцев. Сроки были длительные. Раньше полутора лет мы не могли и думать о поставке патронов на фронт, да и то при самых благоприятных условиях. Но горький опыт научил уже многому. Никто не мог знать, когда окончится война. Она могла надолго затянуться. Нельзя было делать прежних ошибок. Ведь сколько было нареканий на Главное артиллерийское управление, отказавшееся в самом начале войны от постройки новых заводов с возможной сдачей оружия через два года!
На следующих заседаниях фракции обсуждались вопросы о заказах для русской армии пулеметов и автоматических пистолетов. Английское правительство сочло возможным передать русской армии свои контракты на 22 тысячи станковых пулеметов Максима и Кольта и на 10 тысяч ручных пулеметов Льюиса. Все эти заказы, выполнявшиеся в Америке, были уже не нужны Англии. Английские заводы уже снабжали свою армию достаточным количеством пулеметов системы Льюиса.
Наконец английское министерство помогло нам заказать в Испании 100 тысяч автоматических пистолетов.
У АНГЛИЙСКОГО КОРОЛЯ
Рассмотрением вопросов об отпуске русской армии винтовок, пулеметов, патронов к ним и пистолетов, то есть стрелкового оружия, закончилась первая часть наших работ. У моих товарищей, занятых в других фракциях, также довольно быстро продвинулись дела, – там обсуждались ходатайства Главного инженерного управления и Особой канцелярии министерства финансов об отпуске кредитов, а также вопросы морского ведомства, которые вел лично адмирал Русин. У меня оставались еще нерассмотренными наиболее важные заявки ГАУ об отпуске и заказе орудий и выстрелов к ним. Однако английское министерство военного снаряжения потребовало несколько дней для предварительного изучения вопроса о материальной части артиллерии. В моих занятиях наступил небольшой перерыв.
Так же как и в Японии, по приезде в Лондон нам необходимо было нанести несколько официальных визитов. Ввиду высокого положения, которое занимал адмирал Русин, бывший начальником морского генерального штаба, вскоре было назначено наше представление королю. Английский король, согласно конституции, является лишь главой государства, не имея, однако, никакой фактической власти. Вся законодательная власть принадлежит палатам лордов и общин. В глазах последней король олицетворял единство огромной и разнокалиберной Британской империи, владения которой раскиданы по всем частям света. О громадных пространствах своих владений англичане с гордостью говорили, что на территории Великобритании никогда не заходит солнце.
Виндзорский дворец, в котором принял нас король, находится в небольшом городке того же названия на берегу Темзы, в 30 километрах от Лондона. Мы быстро доехали до него на автомобилях. Замок состоит из двух громадных корпусов с высокой круглой башней между ними. О седой старине напомнили нам его стены. На месте теперешнего дворца еще в XI столетии Вильгельм Завоеватель – норманский герцог, высадившийся в Англии и покоривший ее население, – построил крепость, господствовавшую над окрестностями. Старое здание замка, частично сохранившееся и до нашего времени, представляет памятник, относящийся уже к XIV столетию. Виндзорский дворец знаменит своими художественными ценностями. В нем имеется богатейшая картинная галлерея с произведениями великих мастеров: Леонардо да-Винчи, Микель-Анджело, Рубенса, Ван-Дейка, Гольбейна и др.. Во дворце хранятся редчайшие коллекции миниатюр, эмалей, оружия.
Нас ввели в один из приемных залов, стены которого были убраны различными картинами. Тотчас же к нам вышел король в сопровождении нескольких лиц из своей свиты. Какое громадное различие было между этим приемом и торжественным представлением японскому микадо! Практичные англичане упростили и ускорили выполнение необходимой формальности, чтобы она не была стеснительной ни для короля, ни для нас. «Владыка» Британской империи, так же как и его приближенные, был в обыкновенном штатском платье, держался скромно и естественно. Он пожал нам всем руки и запросто обратился к Русину, расспрашивая его о нуждах русской армии; его интересовали также подробности взрыва крейсера «Арлянц». Лица королевской свиты непринужденно беседовали с нами. Прием длился около четверти часа, после чего король пожелал нам успеха и, поклонившись, удалился во внутренние. апартаменты дворца.
На обратном пути наше внимание привлек роскошный парк, окружавший замок. Его длинные аллеи и искусственно вырытое озеро поражали своей красотой. Мы поднялись на высокую старинную круглую башню. Перед нами открылся прекрасный вид на парк, маленький городок и извивавшуюся Темзу.
Вспоминается мне также официальный обед в честь участников конференции. Его устроило городское управление в одном из многочисленных лондонских клубов. Зал был богато убран тропическими растениями. Гостей было несколько сот человек; кроме членов конференции, приглашение получили многочисленные представители посольств союзных государств, работники английского военного и морского министерств, известные общественные деятели, члены парламента…
Длинные речи и короткие спичи следовали без конца. Все они были проникнуты патриотическим и воинственным духом. Ораторы выражали неизменную уверенность в победоносном исходе войны. Война до конца, война до победы, нельзя падать духом и унывать от временных неудач, силы Антанты неизмеримо выше сил немцев и их союзников, на стороне Антанты громадное превосходство людских ресурсов и материальных возможностей, важно выиграть только время – было мотивом всех речей.
В БИРМИНГАМЕ
В перерывах между работами конференции я успел посетить и некоторые военные заводы. Моим спутником в этих поездках был назначен военным министерством лейтенант Ф. Керби, отлично владевший русским и французским языками. Керби долгое время провел в России, служа в одной из одесских английских контор, занимавшихся экспортом зерна в Англию. Он с большой теплотой вспоминал о России и русском народе, называя нашу страну своей второй родиной.
Помню свое посещение Бирмингама, одного из наиболее важных промышленных городов Англии.
На вокзале было несколько десятков платформ. Здесь ежеминутно приходили и отходили разные поезда, из которых стремглав выбрасывалась публика. Ни одного просто гуляющего и мечтающего о чем-то пассажира, которых так много было у нас в прежнее время! Каждый торопился, каждый спешил на свою работу. «Время дороже всего» – было, видимо, девизом у всех.
Тот же напряженный темп работы был и на оружейном заводе. Я не видел ни одного медленно идущего инженера. Мальчики-скауты разносили приказания бегом. В огромных мастерских не было ни одного пустующего станка, не было ни одного свободного места, где бы не стоял станок. В непрерывном движении находились подъемные машины, лифты, дековильки, перебрасывающие разработки и детали винтовок, На заводском стрельбище я наблюдал, как производятся испытания винтовок с помощью оптических прицелов, которые тут же насаживались на них.
Непрерывной лентой в легких вагончиках выбрасывал завод готовые изделия для вооружения колоссальной армии…
На этом заводе было уже налажено массовое изготовление нового образца пулемета Льюиса, принятого в то время для английской армии взамен системы Максима.
Здесь я впервые познакомился с конструкцией этого пулемета. Принцип его работы не представлял новизны: автоматическое действие достигалось за счет энергии пороховых газов, которые следуют при выстреле за пулей; часть этих газов отводилась через боковой канал в стволе и отбрасывала поршень, который действовал на затвор. Подобное же устройство было и у пулемета Гочкиса, принятого во Франции и Японии. Оригинальное нововведение представляли собой дисковые, барабанные магазины на сорок шесть патронов, а также система охлаждения. Последняя состояла из алюминиевого радиатора, надетого на ствол и окруженного металлическим кожухом, суживающимся в передней части. Охлаждение радиатора осуществлялось наличием сквозняка – непрерывным током свежего воздуха вдоль его ребер, который получался благодаря тому, что при выстреле пороховые газы втягивали воздух с противоположного конца радиатора.
Для русской армии было бы в высшей степени важно иметь на вооружении эти более простые и легкие пулеметы; ведь пулемет Льюиса вместе с сошками весил всего 14,5 килограмма, а наш Максим со станком – около 60 килограммов.
Мне хотелось узнать, сколько операций нужно для изготовления нового пулемета; эти данные позволили бы мне сравнить систему Льюиса с Максимом в отношении простоты ее фабрикации. Не надо забывать, что изготовление одного пулемета Максима требует 2448 операций и занимает 700 рабочих часов. Я обратился к лейтенанту Керби с просьбой узнать у сопровождавшего нас по заводу директора компании эти сведения и одновременно расспросить о производительности завода по выпуску оружия.
Директор покраснел, сделал недовольное лицо и что-то буркнул в ответ; на возражение Керби он вновь ответил недовольным тоном и быстро пошел от нас вперед.
Видя, что дело пахнет неприятностью, я не стал расспрашивать Керби. Лишь на обратном пути, по дороге в Лондон, решился спросить, что же сказал директор.
«Я не имею права говорить о количестве сдаваемого оружия»,
было ответом директора. На второй вопрос Керби, получил ли он телеграмму от военного министерства, разрешающую показать инженеру Федорову завод, директор ответил:
«В телеграмме сказано о том, чтобы показать производство, но не было приказания сообщать сведения, которые мы считаем секретными».
Мы, русские, не умели хранить свои тайны, не придавали им особого значения. Вспомнился мне тогда один эпизод из моей жизни, происшедший в 1912 году. Как-то я сообщил по телефону на Сестрорецкий оружейный завод В. А. Дегтяреву (ныне Герой Социалистического Труда), работавшему вместе со мной над автоматической винтовкой, что я не имею возможности приехать вечером, а приеду днем, во время обеденного перерыва на заводе.
Был знойный июльский полдень. Старые одноэтажные заводские здания с выбеленными стенами накалились от солнца. Василий Алексеевич ждал меня у дверей мастерской. Двери были заперты на обед, на них висел громадный замок, который был, вероятно, свидетелем всей истории русского оружия, начиная от изготовления кремневых ружей.
– У вас есть ключ? Как мы пройдем? – обратился я к Дегтяреву.
– Ключ у коменданта проходной будки, но нам он не нужен.
Мы прошли вдоль мастерской. Там большие окна вследствие жары были все открыты; они находились низко от земли, на которой приветливо росли на солнцепеке белая кашка, лютик и львиный зев. Мы перешагнули через подоконник и оказались в мастерской, где изготовлялись новейшие, секретные образцы оружия.
«О, моя милая родина!» подумал я о России, когда громыхающий курьерский поезд нес меня на всех парах из Бирмингама в Лондон.
источник: Военно-исторические мемуары проф. В. Г. ФЕДОРОВА «В поисках оружия». Рисунки К. АРЦЕУЛОВА. «Техника – молодежи» 06-1941-07-08
