Еще одна интересная статья из жж коллеги Харитонова.
Культура неандертальцев просуществовала в Европе добрую сотню тысяч лет, практически не меняясь – пищи в изобильной ледниковой Европе было полно, видов-конкурентов, наоборот, не было, а из естественных врагов – один Дедушка Мороз, к которому они быстро и успешно приспособились.
Иное дело – хомо сапиенс, всю историю своего становления оттачивавшие на просторах жаркой Африки мастерство борьбы с себе подобными и охоты на пуганую африканскую дичь, разных гоминидов навидавшуюся во всех видах и в руки просто так не дававшуюся. Победив в нелегкой борьбе за существование на Черном континенте, люди со всем своим набором убийственных приемов и избыточным интеллектом приперлись в холодный европейский Эдем.
Огонь служил им не только для приготовления пищи или обогрева, но и позволял организовывать загонную охоту: размахивая факелами, цепь загонщиков гнала стадо животных к засаде (а иногда попросту поджигали степь в нужном направлении). Одно из самых известных свидетельств массового истребления диких животных кроманьонцами – кости многих тысяч лошадей, найденные под обрывом в Солютре в Южной Бургундии. Кроманьонцы загоняли на обрыв и сбрасывали с него целые стада. Так было экономнее и проще.
На равнинах строили загоны километрового размера – V-образные стены, которые в узкой части заканчивались тупиком с отрядом забойщиков. Когда по весне стада двигались на север, люди запасались буквально горами мяса.
Популяции крупных животных на самом деле очень уязвимы. Они нуждаются в больших количествах пищи и, следовательно, в широких пространствах для ее поиска. Они относительно немногочисленны – это в лучшем случае. Они медленно растут и у них мало детенышей, которые рождаются через большие промежутки времени. Численность людей же от сытой жизни за период позднего палеолита увеличилась в 10–20 раз и продолжала расти.
Где-то между 13 и 15 тысяч лет назад рост числа охотников превысил скорость размножения крупных травоядных, что привело к полному и стремительному – в течение жизни нескольких поколений – истреблению многих видов крупных животных – мамонтов, мастодонтов, шерстистых носорогов.
Когда вымирает крупное животное, оно не уходит в одиночку. Сегодня мы можем только гадать о бесчисленном количестве более мелких видов, что погибли вслед за вымершими представителями мегафауны.
Лесные слоны протаптывали «дороги», выкапывали купальные ямы и очищали от леса участки земли, поддерживая более разнообразные условия обитания для других животных. Деревья, убитые слонами, замещались кустарниками или травами, которые предоставляли листву, более доступную для растительноядных животных меньшего размера. Стада крупных копытных и мамонтов съедали растительность тундростепи раньше, чем та успевала превратится в торф, и возвращали органику в почву в виде навоза. Равнины ледниковой Евразии были покрыты плодородными лугами, кормившими миллионные стада.
Людям таким образом не нужно было уничтожать всех до последнего гепардов, всех антилоп и всех лошадей. Гибели крупных животных было достаточно, чтобы вызвать крушение всей экосистемы, приведшей к массовому вымиранию большинства остальных видов. Началось вымывание органики из грунта, неразложившаяся растительность стала навечно уходить в мерзлоту, унося с собой плодородие почв. Траву сменили медленно растущие мхи и лишайники, которые потребляли гораздо меньшее количество воды — вслед за истощением почв пришло заболачивание. На место северных степей пришла бесплодная тундра. В более южных областях место открытых пространств заняла непроходимая тайга, в которой большинство крупных животных обитать не могли.
Население Европы сократилось более чем в четыре раза. Постоянные поселения исчезли, сменились сезонными стойбищами. Целые племена снимались с мест в поисках лучших земель, вытесняя с насиженных мест более слабых соседей. Примерно тогда же возникло и укоренилось среди выживших одно из самых жестких социальных табу нашей цивилизации – на каннибализм. Народ сильно и надолго измельчал. Средний рост кроманьонских мужчин был 180–185 см. К подобным показателям приблизились только пара-тройка последних поколений современности. Поколений, не знавших голода.
Дальше вы проходили. В IX–VIII тыс. до н.э. в более южных областях начали осваивать технологии земледелия, люди научились сеять зерновые и собирать урожай. А когда горбатишься с мотыгой по четырнадцать часов в день, не до культуры. Другая жизнь требовала совершенно другой морали и другого мышления: "дружба дружбой, а табачок врозь" – лозунг земледельца, пóтом вырвавшего урожай у коварных и враждебных сил природы, в отличие от "мой дом – твой дом" охотника, для которого мир щедр, надо только уметь взять. Для ирригации и сохранения урожая от любителей халявы необходима концентрация усилий больших масс людей. Скученность населения, переход на однообразную растительную пищу, и нашествия на запасы зерна грызунов приводили к частым эпидемиям. Согнанные в плотные массы толпы людей исступленно, как никогда до этого, воевали друг с другом за территорию и ресурсы. Появились первые укрепленные поселения. Мир распался на островки зарождающихся аграрных цивилизаций и голодающих дикарей. Начиналась история Древнего мира.
