После выступления 2 декабря 1912 года в Рейхстаге рейхсканцлера Германской Империи фон Бетмана, многим офицерам и генералам в Генштабе русской императорской армии стало предельно ясно – приближается война. И ничего хорошего она России не сулила. Упредить чрезвычайно сильную Германскую армию в развёртывании было категорически невозможно. Но и платить за прикрытие мобилизации лучшей частью кадровой армии мирного времени столь же категорически не хотелось.
Нужно было изобрести какое-то средство для сковывания действий отмобилизованной кайзеровской армии на время, необходимое основным силам русской армии на мобилизацию и сосредоточение.
Вариантов предлагалось множество – от строительства современных и реконструкции старых крепостей на западе, до создания мощных группировок (прежде всего для заполнения пространства между теми крепостями и превентивных ударов по территории противника) из сочетания высокомобильных кадровых и быстро мобилизуемых территориальных частей.
Озадачили этой проблемой и научно-технический комитет при Генеральном штабе русской императорской армии, её инженерный корпус и артуправление.
Те думали-думали и придумали…. огромный броневик, способный неожиданно появляться и обрушивать на противника огромную огневую мощь. Подобно подвижному форту, достаточно долго сковывать его силы, заставляя разворачивать боевые порядки и подтягивать артиллерию, и столь же стремительно уходить из-под огня. Действуя группой, да при поддержке казаков и драгун, такие машины могут очень поспособствовать решению задачи связывания передовых частей немецкой армии приграничными маневренными боями. Они способны заставить немцев двигаться вперёд очень медленно, теряя авангарды и всегда имея впереди своих главных сил уже развёрнутую артиллерию – что фатально скажется на скорости наступления. Ограничение одно – машина должна вписываться в габарит и вес российских ж/д. Т. е. быть не тяжелее 2 тыс. пудов (чуть больше 32 т) и размером не более 5 сажень в длину и 1,5 саженей в ширину (ок. 10 м на 3 м).
Но как такой могучий броневичищще получить?
Поскольку действовать ему предстояло ну прям как сухопутному кораблю, к кораблестроителям за помощью и обратились.
Ну и общими силами, засучив рукава, начали ваять!
Поскольку надёжных и долговечных гусениц тогда ещё не было, решили использовать прочные стальные колёса большого диаметра с широкой опорной поверхностью и плоскими (возможно даже подвижными) башмаками-траками, как у тяжёлых орудий (чтоб избежать повреждений дисков). Всего 4 колеса. Причём для надёжности, живучести в бою и увеличения опорной поверхности, колёса сдвоенные!
Для повышения проходимости, колёса имели два ряда развитых грунтозацепов по краям, а для смягчения хода, между теми грунтозацепами, проходила выступающая наружу закреплённая на болтах толстая шина натурального каучука с отверстиями во избежание их скорой порчи от перегрузки при движении машины. Таким образом, двигаясь по твёрдой поверхности, машина ехала, опираясь на эластичную шину, и не портила дорожное полотно. В мягком грунте шина просаживалась глубже, и в дело вступала вся ширина колеса с двумя рядами эффективных грунтозацепов.
По мере необходимости шина могла вообще сниматься (чтоб двигаться в сугубо тяжёлых условиях), либо устанавливаться (для передислокаций на дальние расстояния по дорогам без риска их порчи). Все колёса имели индивидуальную подвеску на пружинах, как у подвижного ж/д состава.
Клёпаный корпус броневика состоял из прочной рамы из двутавров и каркаса из швеллеров и уголков с броневой обшивкой из вертикальных бронедеталей толщиной в полдюйма (12,7 мм), непробиваемых для остроголовых винтовочных пуль ни с какой дистанции, и горизонтальных бронедеталей толщиной 1/3 дюйма (ок. 8,5 мм), которые должны были обеспечить защиту от шрапнели.
Корпус, прям как на боевом корабле, делился продольной горизонтальной «средней палубой» из 1/6-дюймовой (ок. 4 мм) стали на нижнюю палубу – "трюм", в котором располагались элементы подвески и управления, топливо и силовая установка с трансмиссией, и верхнюю палубу – "каземат", в котором устанавливалось вооружение, и где также располагалась часть органов управления.
Большую часть "трюма" занимала СУ. Поскольку двигателя подходящей мощности для столь гигантской машины в то время ещё физически не существовало, а сопрягать несколько маломощных двигателей тоже ещё не умели, флотские инженера предложили вращать каждое колесо персональным 100-сильным электромотором от подводной лодки отечественного типа "Касатка". Каждый двигатель имел собственный редуктор с тщательно подобранным передаточным числом, обеспечивавшим при скорости машины до 8 вёрст в час работу электродвигателя в номинальном режиме.
Обороты регулировались банальным реостатом – как на трамвае. Причём для облегчения управления двигатели синхронизировались заранее, и в бою скорость машины водитель регулировал одной лишь рукояткой общего маховика, связанного со всеми четырьмя реостатами.
Для выработки электроэнергии в машинном отделении устанавливались два 200-сильных керосиновых двигателя с динамо-машинами, аналогичные опять-таки двигателям с генераторами подводных лодок типа "Карп", построенным в Германии для России концерном «Крупп» в количестве трёх единиц. Заказать у Круппа крупную партию таких двигателей с генераторами – не проблема.
Вообще, "трюм" делился поперёк двумя 4-мм стальными (на прототипе и броневыми на серийных машинах) переборками на три отсека. В среднем, маленьком, обычно называемом тамбуром, проходил поперечный коридор от одного борта машины к другому с двумя же бортовыми дверьми для посадки/высадки экипажа. В этом же коридорчике имелись 4 расположенные попарно напротив друг друга дверки для входа в два машинных отделения (для подхода к каждому двигателю с каждой стороны). Между каждой парой дверец стояли широкие вертикальные лесенки для подъёма на верхнюю палубу. Под лестницами, прямо на стенках и во всю их свободную площадь, располагались два огромных радиатора жидкостного охлаждения моторов, и лесенки служили ещё и ограждениями. Охлаждающий радиаторы наружный воздух попадал в коридор через жалюзи в днище, а нагретый сам собой утекал вверх и наружу через два больших люка с грибовидными колпаками. Никаких вентиляторов предусмотрено не было. Считалось, что для охлаждения вполне достаточно большой ёмкости радиаторов, а с перегревом при длительных маршах по тяжёлым грунтам боролись простым распахиванием настежь бортовых дверей корпуса (в противном случае, тамбур мог превратиться в сауну) и частичным замещением в радиаторах кипятка свежей холодной водой из специально возимых канистр. Слитую горячую воду можно было остудить, подвесив канистры на специальных кронштейнах снаружи корпуса, и использовать повторно.
Два больших отсека, «машинных отделения», ближе к оконечностям, были абсолютно симметричны и по своей «зеркальной» конфигурации и по начинке. В каждом из них, посередине (почти упираясь в стенку тамбура) вдоль оси кузова, стояло по немецкому керосиновому мотору с динамо-машиной (выхлопные трубы моторов, с весьма эффективными ради скрытности передвижения глушителями, крепились под корпусом машины), а ближе к колёсам, поперёк корпуса, располагались два электромотора. Тут же, вдоль бортовых верхних углов, крепились два больших цилиндрических топливных бака, керосин из которых подавался к двигателю самотёком. Помимо генератора, керосиновый ДВС вращал ещё и компрессор пневмосистемы, давлением которой включались в работу тормозные диски колёс (ручной механический тормоз был сугубо стояночным и включался вручную на каждое колесо отдельно!). В самой крайней части трюма располагались механизм рулевого привода, управляющий парой колёс, и вынесенное почти на самую оконечность трюма рабочее место рулевого с небольшой наблюдательной рубкой, торчащей из наклонного лобового листа каземата.
Торможение машина осуществляла полным снятием напряжения на электромоторах и блокировкой тормозных дисков одной из пар колёс пневмосистемой, постоянно подпитываемой с одного из двух небольших компрессоров (на переднюю пару работал компрессор переднего машинного отделения, а на заднюю – соответственно заднего МО).
И хотя управляемыми были только два колеса – являющиеся на данный момент передними по ходу машины, по посту управления имелось и в передней и в задней частях броневика и любая пара могла быть управляемой (задняя пара при этом блокировалась в прямом, по ходу движения, положении).
Для управления столь большими колёсами на столь тяжёлой машине, исполнительный механизм оснащался специальным редуктором, вращаемым большим штурвалом морского типа. Ради снижения нагрузки на рулевого, передаточное числа в редукторе были подобраны так, что для того чтоб управляемые колёса повернуть на максимальные 45 градусов, рулевому приходилось сделать аж шесть полных оборотов тем штурвалом. Работа была не из лёгких, но ни рулевой машины, ни каких-либо усилителей, помимо того самого редуктора, увы, не было! (Предлагавшуюся пневматическую систему дистанционного управления отвергли из-за чрезмерной сложности и ненадёжности).
Таким образом, для управления броневиком требовалось два человека: собственно рулевой – «штурвальный», располагающийся в рулевом отсеке «трюма», внимательно следящий за дорогой и вращающий штурвал, плюс задающий реостатом скорость и при необходимости включающий тормоза командир. Его рубка находилась в «каземате» по оси машины. Рулевого и командира связывала между собой флотская переговорная трубка.
При необходимости оба «управленца» перемещались из передней части машины в кормовую, и корма, соответственно, становилась «передом» этой вполне «симметричной» машины.
Прелесть такой схемы была в том, что трансмиссия упрощалась, управление фактически дублировалось, даже полное разрушение одной из пар рубок (рулевого отделения и даже командирской) не лишало машину ни хода, ни манёвренности! Было бы кому управлять из рубок на ещё целой оконечности. Для этого, в «резервных» (на данный момент) рубках постоянно находились механик машины (он же запасной командир) и младший техник (он же запасной рулевой) – которые в обычных условиях должны были следить за исправной работой двигателей и температурой воды в радиаторах.
Вооружение на машине устанавливалось в низком двухярусном каземате. На нижнем ярусе располагались, опять-таки симметрично, четыре малые одноместные башенки со станковыми пулемётами «Максим», имевшими внешнее, постоянно циркулирующее охлаждение. Рубки командира располагались вдоль продольной оси машины между этими башенками. На верхнем ярусе, точно по центру машины, возвышалась большая двухместная башня с 37-мм автоматической пушкой Максима-Норденфельдта, оснащённая вращающимся подвесным поликом. И трюм и каземат были очень низкими, и стоять во весь рост могли только два башнёра главной башни.
Помимо этого «основного» вооружения, имелось и дополнительное в виде двух лёгких пулемётов «Мадсен», стрелять из которых можно было через специальные амбразуры в бортах машины (точнее в бортовых дверцах) и амбразуры главной башни (по бокам от основной – орудийной), а также заменять ими вышедшие из строя «Максимы». Плюс несколько коротких «жандармских» карабинов, ручных гранат и личное оружие офицеров и унтер-офицеров.
Экипаж машины состоял из 10 человек (командир, его заместитель старший механик, два младших механика-рулевых, 4 пулемётчика и 2 номера расчёта автоматической пушки) и комплектовался сугубо добровольцами – прежде всего из офицеров и флотских кондукторов. Командирами назначались офицеры-добровольцы гвардейских полков.
Стандартный боекомплект включал 16 тыс. патронов к пулемётам и 1 тыс. патронов к автоматической пушке. Скорость машины на ровной и достаточно твёрдой местности в зависимости от сопротивления на реостате плавно регулировалась в пределах от 4 до 12 вёрст в час. В не столь благоприятных условиях, в поле (а также при движении только под двумя электромоторами) скорость падала вдвое, а электродвигатели начинали перегреваться и нуждались в более интенсивном обдуве-охлаждении (для чего на валах электромоторов имелись специальные вентиляторы). Воздух при этом свободно циркулировал в МО, а для увеличения эффективности обдува могли открываться заслонки в бортах, прикрытые от попаданий пуль и осколков колёсами, оснащёнными бронедисками. В нормальном же режиме наружный воздух попадал в МО только сквозь жалюзи в задней части крыши рубки рулевого. Понятно, что панацеей такая примитивная схема не была и тяжёлые условия движения по мягкому/рыхлому грунту не просто снижали скорость ещё больше, а рано или поздно приводили к риску просто сжечь электромоторы. Впрочем, чтоб сдвинуть такую махину с места и хотя бы просто начать движение, двигатели были рассчитаны на очень большие пусковые токи, и благодаря такому «запасу прочности» они имели вполне достаточную надёжность. Запас хода по топливу (керосину) в нормальных условиях составлял до 260 вёрст.
Для перевозки самого необходимого имущества, для каждого броневика изготавливался большой четырёхколёсный прицеп в виде ящика на 4-х точно таких же колёсах, каких у броневика было аж 8 (4 сдвоенных). Каркас прицепа выполнялся из таких же швеллеров и уголков, как и у броневика, а обшивка частично выполнялась из таких же бронедеталей, частично из банальной жести. Но вместо клёпки использовались болтовые соединения. Т. е. грубо говоря – прицеп рассматривался не только как телега, но и как «донор» для ремонта броневика. Поэтому с него при необходимости можно было совершенно безболезненно снять всю броню, часть каркаса и даже два колеса. Излишне говорить, что в этом «багажнике» постоянно возилась куча всяких запасных частей и принадлежностей для ремонта машины. Перед боевой операцией прицеп, естественно, отсоединяли и укрывали огромным камуфлированным тентом, под которым помещались и прицеп, и сам броневик.
Организационно предполагалось сформировать двадцать тяжёлых автобронеотрядов, состоящих из 4 боевых «царь-БА», одной безбронной и невооружённой машины на том же шасси в качестве эвакуатора, 14 грузовиков (по одному на каждый БА) и 10 в автотранспортном отделении, пяти автоцистерн, двух автомастерских, одного грузовика с радиостанцией, двух лёгковых автомобилей, штабного автобуса, пожарной машины, автокрана и двух полугусеничных тракторов. Также каждому отряду на постоянной основе придавались: драгунский эскадрон с собственной пулемётной командой, казачья сотня боевого охранения, казачий пластунский разведвзвод, инженерно-сапёрный взвод, ремонтно-восстановительный взвод (в который помимо слесарей и механиков входили оружейники, электромеханик, электромонтёр, обмотчик, клепальщик, жестянщик, лудильщик и даже судокорпусник!), конно-пулемётная команда, хозвзвод и собственный обоз на гужевой тяге. Т. е. отряд был вполне автономной единицей.
В тактическом плане автобронедивизион мог действовать как самостоятельно, так и придаваться либо пехотной дивизии, либо кавалерийской. В обязательном порядке отрабатывалось и совместное ведение боевых действий сразу несколькими дивизионами… При сведении вместе более чем трёх таких дивизионов, для управления ими, создавался специальный штаб с лейб-гвардии полковником во главе.
К началу ВМВ успели сформировать только шесть дивизионов. Маркировка машин состояла из двузначной цифры, в которой на первом месте шла цифра, означавшая номер дивизиона, а вторая – номер машины в данном дивизионе. Кроме того, каждая машина имела собственное имя (обычно использовались имена былинных богатырей и всякие устрашающие прозвища), а дивизионы получали наименования по фамилии своих первых командиров гвардейцев (обычно в звании лейб-гвардии капитана или лейб-гвардии есаула).
* * *
Выдержка из наградного листа на личный состав 3-го автобронеотряда, лейб-гвардии капитана Бурмистрова:
«Утром 2 сентября 1914 года 3-й автобронеотряд 1-й армии внезапной атакой уничтожил авангард 8-ой армии германцев численностью до двух батальонов пехоты, двигавшихся частично походным строем по дороге, частично рассыпным строем по прилегающему к дороге с обеих сторон полю. В ходе завязавшегося боя, до полка немцев было рассеяно. Имущество и вооружение полка уничтожены. Преследуя и уничтожая остатки полка, автобронеотряд попал под интенсивный обстрел германской полевой артиллерии в результате которого броневик № 33 «Вольга» получил прямое попадание 77-мм гранатой в каземат, убившей, ранившей либо контузившей большую часть команды. Повреждённый броневик был вынужден выйти из боя и отправиться к месту постоянной дислокации (в дальнейшем убыл в тыл в ремонт). Прикрывавшая отход бронеотряда машина № 32 «Святогор», лейб-гвардии подпоручика Тухачевского, получила прямое попадание в левое заднее колесо. Колесо было оторвано, подвеска колеса разрушена, а электромотор колеса сорван с фундамента, чем повредил пневмосистему, отчего отказали тормоза задних колёс.
Броневику пришлось продолжить движение на трёх колёсах и тормозя только двумя колёсами.
Заметив, что повреждённый броневик отстал от других, уже вышедших из боя броневиков отряда, немцы сосредоточили на нём огонь своей артиллерии и добились ещё двух опасных попаданий. Один из снарядов сорвал правую кормовую башню (при этом погиб пулемётчик фельдфебель Махонкин), а другой угодил точно в пустую кормовую рулевую рубку и полностью её разрушил. При этом, единственное заднее колесо стало совершенно неуправляемым и меняло угол своего положения в зависимости от рельефа местности, что до крайности затруднило управление машиной.
Тем не менее, броневик сумел выйти из под огня немецкой батареи. Немцы же, не желая упускать столь желанную добычу, отправили в погоню эскадрон кавалерии и батарею орудий лёгкой конной артиллерии. В ходе преследования, когда у башенного орудия закончился боекомплект, а единственный уцелевший Максим в правой кормовой башне перегрелся вследствие многочисленных прострелов кожуха, эскадрон был рассеян огнём из лёгких пулемётов Мадсена, установленных в амбразуре главной башни и в малой кормовой башне вместо Максима, а так же из пулемётов передних башен (насколько позволял сектор обстрела).
Немецкой артбатарее между тем удалось на рысях нагнать броневик и развернуть орудия, вследствие огня которых, один из снарядов попал в кормовое моторное отделение, где вывел из строя двигатель и электромотор, вращавший единственно уцелевшее кормовое колесо. Ещё два снаряда с небольшим интервалом повторили то же самое, угодив в то же, уже разбитое отделение и почти разрушив бронепереборку, отделяющую его от тамбура. Разлившийся из пробитых баков керосин загорелся и возник пожар, грозивший перекинуться на каземат. Ещё один снаряд разорвался под днищем броневика, снёс глушители выхлопной системы и, пробив взрывной волной и осколками жалюзи подачи воздуха, немного повредил радиаторы двигателей, которые дали течь (впрочем, течь могла начаться и от сотрясений).
В этот решающий момент боя, командир броневика лейб-гвардии подпоручик Тухачевский, приказав команде не снижая хода двигаться на двух только электромоторах, попутно борясь с пожаром и, по возможности используя для охлаждения единственного уцелевшего двигателя воду из обоих радиаторов и запасных канистр, сам, рискуя заживо сгореть под пулями неприятеля, с пулемётом Мадсен занял позицию на крыше каземата, на месте сорванной кормовой башни (а под этой оконечностью каземата уже вовсю бушевал пожар!) и практически не имея защиты, метким огнём заставил германские орудия прекратить огонь.
Чтоб оторваться на небольшой скорости от преследования, управлявший броневиком механик прапорщик Сомов повёл его прямиком через лощину и, сходу преодолев её на двух только передних электромоторах, остановил наполненную дымом машину, чтоб пополнить запас воды из ручья и сбить огонь, который уже охватил всю заднюю часть каземата и подбирался к главной башне, находиться в которой из-за задымления было уже совершенно невозможно.
Немцы тем временем подняли два орудия на передки и снова устремились в погоню, получив к тому же ещё один кавалерийский эскадрон (на самом деле это был всё тот же рассеянный огнём чуть ранее эскадрон).
Потушив как смогли землёй и водой пожар сперва в каземате, а потом и в уже практически выгоревшем кормовом МО, зачеканив и наполнив водой систему охлаждения, броневик с большим трудом тронулся с места (грунт был вязковат и единственное заднее колесо глубоко проваливалось в грунт и не имело собственной тяги) и снова начал движение. Теперь от не отстававшей немецкой кавалерии отстреливались из уцелевших передних башен и с открытой позиции лейб-гвардии подпоручика Тухачевского, поскольку вторая кормовая башня и главная башня серьёзно пострадали от пожара, и для боя были совершенно непригодны. Тем не менее, из открытого люка намертво заклиненной главной башни, по немцам вёл огонь из карабина младший унтер-офицер Телегин, а из люка выгоревшей правой кормовой башни, фельдфебель Лутонин. Все трое в ходе боя получили тяжёлые ранения, от которых командир машины, лейб-гвардии подпоручик Тухачевский впоследствии скончался.
Благодаря героизму экипажа, немецкую кавалерию удавалось держать на расстоянии, а немецкие пушки преодолеть лощину не смогли – у одного орудия лопнула боевая ось, а другое просто опрокинулось, поломав упряжь и искалечив двух лошадей.
Тем не менее, окончательно стряхнуть с себя преследователей и с победой выйти из боя «Святогор» сумел, только когда ему на выручку подошли машины №31 «Добрыня» и №34 «Буслай», в сопровождении казачьей сотни, нашедшие «потеряшку» только по дыму пожара. Общими усилиями пулемётчиков бронемашин (при почти полностью израсходованных боеприпасах им приходилось набивать ленты из винтовочных обойм своих карабинов) и казаков, немецкая кавалерия была частично уничтожена, частично взята в плен, частично рассеяна. Броневик «Святогор» к тому времени имел настолько изувеченный вид, что прислугу тех двух немецких орудий казаки вырубили шашками поголовно».
