— Там танкисты возятся, — сказал комбат, махнув рукой в сторону техники — если согласятся, то подбросят.
Прежде чем батальон капитана Лапшова окончательно обосновался на захваченных финских позициях, об отступлении отряда капитана Мякинена уже знали и командир 9-й пехотной бригады полковник Сииласвуо и командир 27-го пехотного полка той же бригады подполковник Мякиниеми. Подполковник предложил немедленно обрушиться на «рюсси» силами полка. Между двумя военными даже возникла словесная перепалка. Однако восторжествовало мнение о более скромной помощи. К перешейку отправили отряд майора Кари, состоящий из одного батальона, другой оставили у Суомоссалми, и двух отдельных рот. К нему же придали четыре миномета.
Майор Кари справился с заданием. К прибытию 18 декабря командира 305 полка майора Легкодух, перешеек снова находился в руках финнов.
Поездка в Тююнила прошла без происшествий. Разве что не привыкшим к Т-26 спецназовцам пришлось трудновато. Однако там пришлось задержаться. Да и о пленных нужно было позаботиться. Ночевали у костров. Ночью началась сильная стрельба, которая продолжалась утром и днем. В сторону, откуда они пришли, потянулась колонна солдат и несколько тягачей с пушками.
— Командир. Я так мыслю, война началась, — «Нестор» мотнул головой в сторону стрельбы – отобьются?
— Кто ж их знает.
— Мда…
Оказия подвернулась на следующий день. На дребезжащем своим железным нутром грузовике ГаЗ-АА добрались до хутора Паловартио и наконец, сдали пленных. Ну, кто ж предполагал, что по-фински во встреченном ими передовом батальоне не говорит никто. Пленных быстро увели, а оставшийся с двумя бойцами командир представился:
— Командир 3-го оперативного полка войск НКВД майор Львов.
— Майор Громыко, разведупр армии.
Если Львов и удивился чему, то вида совершенно не подал.
— Пройдемте в штаб товарищи.
Помещение, где находился штаб пограничного полка, по всей видимости, было баней, или сауной, что гораздо ближе к местным условиям. Как обычно в штабе находилась пара телефонистов, стол с картой, которую быстро прикрыл сотрудник НКВД, около печки возился еще один.
— Прошу, — произнес майор Львов, жестом приглашая пройти внутрь спецназовцам.
Дальнейшие события остались в памяти майора Львова на всю жизнь. Даже тяжелейшее ранение в начале января следующего года не смогло стереть или хоть как-то затемнить эти памятные моменты.
Громыко, уже входя в помещение, и краем глаза заметив стоящего за дверью с оружием в руках, ни к кому конкретно не обращаясь, негромко произнес:
— «Бал» со мной, остальные греться.
— Что вы сказали?
— С комфортом устроились, товарищ майор. Тепло, сухо.
Затем как-то хитроумно ввинтился в помещение штаба, и словно стал тенью командира полка. Остальные бойцы спецподразделения, создавая вроде бы потешный кавардак, расположились возле печки, вполголоса разговаривая и незаметно для остальных сотрудников НКВД контролируя обстановку.
Первым не выдержал стоящий у стола пограничник.
— Да прекратите же. Что вы вертитесь постоянно.
— Да беспокоит меня ваш человек возле двери, — ответил Громыко, опять перемещаясь — не люблю я, когда за мной ствол движется. Дело у нас важное, а тут…
— Капитан Гагаркин, отставить. Что у вас за дело?
— Товарищ майор. Сейчас мы в присутствии вас, капитана Гагаркина и … , — Громыко покосился на стоящего у стола…
— Батальонный комиссар Черевко.
— И товарища батальонного комиссара, составим донесение в штаб армии и точную копию вашему пограничному начальству в Ленинграде. Причем об этом донесении должен как можно скорее узнать товарищ Берия.
Если бы сейчас в штабе появился пленный Маннергейм или генерал Франко удивление майора и батальонного комиссара было бы гораздо меньше. Но вот докладывать разведданные начальнику совершенно другого наркомата, это было слишком необычно. Хотя может чего интересного по линии внешней разведки нашли.
— А почему так сложно?
— Потому что сведения очень специфического характера. Крайне необычные и ввиду этого наисекретнейшие. И, к сожалению, такая информация очень быстро устаревает.
Говоря эти слова, майор Громыко неестественно медленно, снял с себя АКМ, разрядил оружие и скомандовал:
— Оружие разрядить, «Бал» на охране.
Немного опешившие сотрудники штаба 3-го полка НКВД увидели, как люди в грязно белой маскировочной одежде быстро отсоединили магазины, лязгнули затворами, и проворно добавив по одному патрону в магазины, спрятали их куда-то под маскхалаты. Последним разрядил свое оружие пулеметчик.
— Каждому сдать по два патрона. Товарищ комиссар перепишите номера оружия. «Бал» пополнить боекомплект. Пока тихонько что-то напевая себе под нос пулеметчик сноровисто набивал короткую металлическую ленту патронами, комиссар Черевко, все больше хмурясь, переписывал номера на оружии.
— Вот эти патроны необходимо переслать вместе с номерами оружия, — сказал Громыко, протягивая Львову сверток, причем передать в руки начальника…
За стеной хлопнул выстрел, затем еще один, хлестко ответила винтовка, рассыпался скороговоркой выстрелов пистолет-пулемет. Запоздало донесся выкрик: «Тревога».
— Туши свет. Быстро. «Ван Гог» подсоби. Группа к бою.
Быстро выбравшись из штабной избы, спецназовцы споро заняли оборону, укрывшись за основанием сауны.
— «Угол» «Грому». Наблюдаю тройку на девять часов. Один с автоматом.
— «Гром» понял. Огонь по готовности.
Глухо лязгнул, метал, потом еще и еще.
Очень быстро наступила тишина.
— «Конь» «Грому». Сектор 12 – 3 чист.
— «Гром» понял.
— «Бяка» сектор чист, «Бах» сектор чист …
— «Зёма», «Бяка», «Ван Гог» осмотрите жмуриков. Остальным прикрытие. Майор вели не стрелять. Мы покараулим, а ребята на смотрины сбегают.
Майор Львов, удивленный столь быстрой расправой с неизвестными стрелками, отдал команду прекратить огонь.
— «Бяка» «Грому». У жмуриков нет с собой продуктов, одни боеприпасы.
— Понял тебя «Бяка».
Спустя полчаса, закончив осмотр вооружения и боеприпасов, а также головных уборов убитых командование 3-го полка и спецназовцы собрались на совещание в штабе.
— Вот так вот майор. Если три-пять человек будут каждый час обстреливать расположение и быстро убегать, то все твое воинство через неделю свалит отсюда в полном беспорядке со скоростью курьерского поезда. И не кривись комиссар. Тут и дивизия побежит. А ведь это только проба сил. Скоро так будут ходить взвода, роты и в конце концов батальоны.
— Перестаньте разводить панику майор Громыко. Что вы конкретно предлагаете?
— Есть отдыхающая смена, есть бодрствующая. Есть караульные. А есть ночные охотники. Дай с десяток своих парней и увидишь.
— И что именно я увижу?
— Вы увидите, как количество ваших противников уменьшится еще на пару десятков человек.
— Откуда такая уверенность майор?
— Объясняю. У троих убитых только оружие и боеприпасы. Значит, где-то рядом есть базовый лагерь. Временный конечно. Идем туда, и помножим тамошних солдатиков на ноль.
— В темноте, не видя дальше собственного носа?
— Товарищ комиссар. Но ведь троих уже убили. В темноте не видя дальше собственного носа. Причем бесшумно.
В командиры оперативных полков выбирают специалистов-руководителей с большим опытом, и майор Львов, будучи из таковых, недолго сомневался:
— Будет тебе десяток, а то и больше.
После довольно бурной дискуссии с комиссаром и соблюдения некоторых формальностей в распоряжение майора Громыко было выделено двадцать пограничников.
— Группа становись. Товарищ майор, предлагаю разбить на двойки ваших бойцов. Старшим каждой тройки пойдет мой человек. Старшим группы управления тоже. Сейчас заучим простую сигнализацию и вперед…
Через несколько часов напряженного ожидания в лесу вспыхнула яростная перестрелка. За ней наступила тишина, изредка прерываемая выстрелами. Вернулась маневренная группа уже засветло.
… — Товарищ майор. Группа вернулась с боевого задания. Погибших нет, раненых трое. Уничтожено тридцать белофиннов. Оружие, боеприпасы и продовольствие забраны нами. Докладывал старшина Немчинов.
— Вольно старшина. Раненых готовь к отправке в санроту. Остальным отдыхать.
Когда мангруппа отправилась отдыхать, майор Громыко отозвал в сторону Львова и сказал:
— Есть разговор. Важный и секретный …
21 декабря в сопровождении десяти пограничников во главе со старшиной Немчиновым, спецназовцы двинулись в Ликохарью. Однако сразу после крупного хутора (Мантюла) пришлось остановиться и укрыться в придорожном лесу. Далее в восточном направлении слышалась сильная стрельба.
— Командир. Этак мы никогда к своим не попадем.
— Попадем-то мы всегда. Только не ясно куда… Группа к бою. Противник на три часа.
В этот раз пришлось побегать. Какой-то, слишком резвый, финский отряд успел свалить пару деревьев на дорогу, прежде чем «вальщики» умерли. Остальные быстро спрятались, пытаясь понять что произошло, но с одиннадцати часов на группу выперлись еще с десяток солдат противника. Пограничники открыли огонь, завязалась жаркая перестрелка. В итоге группа Немчинова потеряла троих убитыми, а в отряде легкое ранение получил «Угол».
В районе недоделанного завала нашли пятнадцать трупов, двух раненных, и что самое худшее лыжню отхода.
— Накосячили блин. Старшина. Твоя группа идет в середине, «Гром», «Бяка», «Че» — головной дозор. «Зёма», «Ван Гог», «Нестор» пойдут в тыловой дозор. Через десять минут выход.
Перед Ликохарью встретили отряд по охране тыла. Это они подверглись обстрелу и потеряли двоих убитыми и шестерых раненными. Среди раненых находился и командир отряда старший лейтенант Бухвалов. Машина, на которой передвигались пограничники, не пострадала, и до самой границы передвигались с относительным комфортом.
По прибытии в Важенвару, старшина надолго пропал, но вернувшись с неким капитаном НКВД, обрадовал: «Завтра будем в Кеми». Дальнейший пути отягчался только дорогами, но все посты беспрепятственно пропускали грузовик. Ох, не прост был старшина Немчинов.
23 декабря начальник главного управления пограничных войск комдив Соколов Григорий Григорьевич получил шифротелеграмму. Прочитав не самую короткую, но крайне загадочную шифровку, начальник твердой рукой поднял трубку телефона, попросив связать его с самим наркомом НКВД. После звонка, одним духом приняв полный стакан водки, начальник распорядился послать на ближайший к отряду аэродром связной самолет.
Это сон снился ему уже ночей пять. Один и тот же. Заснеженная дорога, неподвижная техника и трупы. Множество трупов в валенках, сапогах, обмотках, шинелях, белых халатах. Рассыпанные по земле буханки хлеба, какое-то большое пепелище, красноармейцы, лежащие на снегу и стреляющее в кого-то. Единственное что он точно знал, это будет совсем скоро. Да и названия населенных пунктов, а может и не пунктов – Хаукила, Ликохарью, Котиранта. Сначала сон приходил кусками, но на третью ночь стал полноценным фильмом. Как, например кино про ВДНХ. Только без звука. И вот это было самым страшным. Потом стали появляться слова. Они словно вспыхивали разрывами в измученном мозгу. Хаукила, Ликохарью, Котиранта, зима, дорога, трупы. А потом после недолгого перерыва снова Хаукила, Ликохарью, Котиранта.
15 декабря эти мучения внезапно прекратились. Нет, сон продолжал приходить. Эти проклятые названия он уже выучил наизусть, но теперь они не угрожали, а несли какую-то непонятную надежду, что ли. А потом раздался звонок. Когда он протянул руку к трубке телефона, руку будто обожгли ледяной водой из проруби. Да что же это такое подумал комиссар государственной безопасности 1 ранга, чертовщина какая-то.
— Прибыл начальник главного управления пограничных войск. Что-то очень срочное.
— Зови…
Посылку, прибывшую из далекой Карелии, комдив Соколов вскрывал уже в кабинете Берии. Небольшой ящик, опломбированный печатью войсковой части содержал в себе с десяток патронов, а также бумажные листы числом пять, густо исписанные каллиграфическим почерком.
… — Чтоб я так жил. Теплая землянка, баня, еда под боком. Все натуральное без химии. Как там Таманцев говорил. Мне бы массажистку и педикюрных операторов.
В группе чтение Владимира Богомолова было сродни некоему религиозному действу. После всех понятных, а потом и вовсе непонятных перемещений, устроились они в землянке на аэродроме «Чикша».
