Содержание:
Японский контрудар на Халхин-Голе 24 августа 1939 не задался с самого начала. Генералы потеряли двое суток утрясая план, а в результате на перегруппировку и подготовку осталось очень мало времени. В итоге японцы начали наступление даже не дождавшись сосредоточения всех сил, что обычно приводит к высоким потерям. Собственно, и в этот раз тоже привело.
События этого дня довольно подробно описаны с японской стороны, так что в одну статью всё не уместится. Начнём с правого фланга контрудара. Основным источником сведений служит книга Элвина Кукса «Номонхан», представляющая японскую точку зрения.
«Нас просто перебьют»
Так называемую Группу правого крыла должны были составить два полка 23-й пехотной дивизии, 71-й и 72-й. Объединять их действия предстояло управлению пехотной бригады той же дивизии под командованием генерал-майора Кобаяси Коити. Однако, как мы знаем, 71-й пехотный полк не смог не то что прибыть основными силами, но даже просто снять их с фронта. До места контрудара сумел добраться только 1-й батальон, и тот в составе двух рот. Так что 72-му полку пришлось действовать если и не вовсе в одиночестве, то близко к этому.
Наступать предстояло по открытой местности, вверх по пологому склону. Дурное предчувствие обуревало многих; очень показательный диалог состоялся между совсем зелёным лейтенантом и командиром батальона. Лейтенант сказал: «Простите мою нескромность, но если здесь наступать, нас просто перебьют», – и получил ответ: «Я тоже так думаю».
Утренний туман ещё рассеивался, когда в 9:30 или 10:00 двухбатальонный 72-й пехотный начал атаку; до советских позиций было 3-4 км. Почти сразу японцы попали под пулемётный огонь с фронта, а вскоре и под огонь 20 танков с фланга. Около 10:30 огонь стал особенно сильным, и полк, уже понесший заметные потери, замедлился. Координация между подразделениями была нарушена, но всё же к 11:00-11:30 передовые роты подошли к советским позициям, и сумели их захватить.
После этого подтянулись и остальные подразделения, а следом за ними выдвинулись вперёд управление полка и бригады. К полудню японцы продвинулись на 1,5-2 км от исходных позиций, но стоило это дорого. Вероятно, то, что удалось занять, было передовой, а не главной линией обороны. Во всяком случае, после полудня полку легче не стало.
Совсем не Баин-Цаган
После полудня 72-й пехотный был прижат к земле плотным огнём подразделений 80-го полка 57-й стрелковой дивизии; особенно упоминается результативная работа советских снайперов и миномётов. Кроме того, на японцев обрушились настойчивые контратаки нашей пехоты во взаимодействии с танками. Особенно солоно пришлось около 15:00, когда 5-6 танков с пехотным сопровождением «умело воспользовавшись рельефом местности» вышли на фланг 2-го батальона. 1-й батальон также жаловался на неприкрытый левый фланг: советские танки свободно гуляли в тылу.
Прижавши 72-й пехотный к земле и обойдя его фланги, наши войска ударили в самое чувствительное место – по командному пункту. Ситуация была такой угрожающей, что японцы на всякий случай зарыли полковое знамя в землю. Где-то во второй половине дня бэтэшки проутюжили окопы, в которых укрылось командование полка и бригады. Каким-то чудом в тот момент старшие офицеры не пострадали. Чуть позже японский КП был перенесён немного в сторону, и встретил свою судьбу там. Ещё одна атака – и генерал Кобаяси упал, поражённый осколком танкового снаряда в бедро.
То ли под натиском советских войск, то ли узнав о ранении командира, часть 72-го полка побежала. Бегство было «подобно приливной волне», солдаты даже не удосужились помочь раненому генералу. В конечном итоге Кобаяси вынес лейтенант из 71-го полка, оказавшийся рядом более или менее случайно. В какой момент и при каких обстоятельствах был ранен командир полка полковник Сакаи, неизвестно. День вообще был чрезвычайно богат на потери японского офицерского состава.
Отдельно нужно упомянуть о разочаровании, постигшем японскую пехоту в борьбе с танками. После июльских боёв на Баин-Цагане бутылки с бензином считались хорошим противотанковым средством, однако 24 августа они себя показали не блестяще. Танки упорно не желали гореть. Не исключено, что причина крылась во взаимодействии советских танкистов с пехотой: 57-я дивизия в начале августа специально обучалась этому делу в тылу, и как раз с 6-й танковой бригадой, с которой и пришлось воевать вместе.
С какой стороны ни посмотри, здесь был совсем не Баин-Цаган.
Долгожданная темнота
Те из японцев, что не бежали, более или менее благополучно дождались вечера. К этому моменту полк понёс тяжёлые потери, лишился управления и связи между подразделениями. По сути, это была уже не боевая единица, а просто несколько разрозненных групп солдат, помышлявших только о том чтобы дождаться темноты и убраться с поля боя.
Воспоминания выживших крутятся вокруг отхода и эвакуации раненых. Раненого командира 1-го батальона солдаты вынесли на носилках, но впотьмах не смогли найти медиков и просто двинулись «в сторону Хайлара». Раненый командир 2-го батальона был вынужден ждать пока его отыщут в темноте. Позже, когда его уже выносили с поля боя, мимо проезжала дюжина грузовиков, битком набитых ранеными, и комбату не нашлось места. Зато эти же грузовики (присланные дивизией) вывезли раненого командира полка.
Едва ли не единственной хорошей новостью за вечер и ночь стало сохранение полкового знамени, которое вынес командир 5-й роты старший лейтенант Харада. В качестве любопытной подробности отметим, что остальные полки 23-й дивизии утратят свои знамёна на Халхин-Голе.
Итоги дня
За день полк потерял 700 человек из 1295 (323 убитыми и 377 ранеными). Вышла из строя большая часть офицеров: 52 из 79 человек; в 1-м батальоне выбыли комбат и все командиры рот. В конце дня полк возглавил резервист (sic!) капитан (sic!) Хироватари; батальонами командовали лейтенанты. Были потеряны 19 ручных и станковых пулемётов, 14(?) полковых и 11(?) противотанковых орудий.
Остатки батальонов были на следующий день реорганизованы; в каждом осталось по две роты двухвзводного состава. При этом численность совершенно не отвечала штатной: в 1-м батальоне насчитывалось около 110 человек, то есть не наскребалось и на комплектную роту; в полковой артиллерии осталось 2 орудия.
Словом, 72-й пехотный был разбит наголову. Характерно, что, побывав вечером на месте событий, офицер штаба Квантунской армии майор Цудзи Масанобу – персонаж очень агрессивный и нетерпимый к слабости – взял на себя ответственность и приказал отходить в тыл. В контрударе полк больше не участвовал.
Советский взгляд на происходящее нам известен только с уровня командования, и этот взгляд для японцев нелестен. Например, донесение штаба 1-й Армейской группы гласит:
«В 11.40 до одного пех. полка с кавполком, двумя дивизионами артиллерии наступает против 80-го сп, занимающего пески, и 8-й мотобригады, занимающей оборону у северных песков, до 14.00 противник успеха не имел.»
Остаётся неясным вопрос, сколько именно советских войск противостояло 72-му пп. Из общих соображений выходит что вряд ли более полутора-двух батальонов 80-го сп и полутора-двух батальонов 6-й тбр. Сведения о наших потерях тоже довольно скудны. 6-я танковая бригада за день потеряла 11 машин из 141, в том числе 3 сгоревшими – и это весьма заурядный показатель. Для сравнения, в самый тяжёлый день 22 августа, воюя против 71-го пп, бригада понесла вдвое больше потерь.
Выводы
24 августа было, пожалуй, самым неудачным днем Японской императорской армии за весь период конфликта. Чтобы оценить масштаб катастрофы, давайте привяжется к цифре потерь 72-го пп, и будем помнить что последний составлял даже не половину всех сил контрудара.
Итак, только один двухбатальонный полк потерял за день 700 человек. Для сравнения, в наступлении 20 августа при столь же малом продвижении две советские дивизии, взятые вместе, понесли меньшие потери. В самый тяжкий день советского наступления, 22 августа, вся советская группировка (грубо говоря, три дивизии и пять бригад) понесла лишь втрое больше потерь. Можно сказать, что 72-й полк получил горячих по самой высокой дивизионной норме.
Потому и не выдержал.