Обеспеченность Красной Армии вооружением и боеприпасами в начальный период Великой Отечественной войны
Данная статья носит справочный характер. Вопросы о потерях вооружения и боеприпасов в начале войны, равно как и вопросы о количестве тех или иных вооружений, которые можно было бы иметь, например, в советских дивизиях во время войны, являются достаточно популярными в различных исторических спорах. Но, как правило, они чаще опираются на эмпирические оценки или же вообще на идеологические воззрения спорящих. В связи с чем автор поставил своей целью предоставить интересующимся людям имеющуюся у него информацию по данной теме.
Приведенные ниже данные во многом опираются на сведения, приведенные во 1-м и 2-м томах книги «Артиллерийское снабжение в Великой Отечественной войне». Часть из них в том или ином виде публиковалась на сайте «soldat.ru». Автор взял на себя труд, во-первых, сгруппировать их в одном месте для удобства сопоставления, а, во-вторых, дополнить как не опубликованными на сайте «soldat.ru» сведениями из книги «Артиллерийское снабжение в Великой Отечественной войне», так и сведениями, взятыми из других источников.
Сразу хочу предупредить любителей высокопарно рассказывать о том, что «есть ложь, есть большая ложь, а есть статистика» или что-то вроде «советской статистике нельзя верить уже потому, что она советская»: если у вас нет документально подтвержденных опровержений приведенных сведений, то не мучьте зря клавиатуру. Меня интересуют фактические сведения о наличии/расходе/потерях/производстве, а не чьи-то идеологические предпочтения о том, что «потери были, на самом деле, гораздо больше» или «вы всё врёте, на самом деле, всё было хорошо».
Итак, начну с потерь вооружения в 1941 – 1942 годах (таблицы 1, 2 и 3).
Необходимо отметить несколько особенностей. Во-первых, как хорошо видно, сведения о наличии стрелкового вооружения по состоянию на 22 июня 1941 года в таблице 1 являются округленными. Во-вторых, в части артиллерийского вооружения есть подозрение, что авторы книги «Артиллерийское снабжение…» не делали особой разницы между наличием вооружения на 22 июня 1941 г. и наличием на 1 июня 1941 г. В-третьих, в таблице 3 имеет место некоторая неопределенность по ряду позиций. Например, среди потерь в книге «Артиллерийское снабжение…» отсутствуют сведения о 152-мм пушках обр. 1910/34 г., хотя, по данным того же издания, по состоянию на 1 января 1941 г. их было даже больше, чем 152-мм пушек обр. 1910/30 г.: 146 против 121. Вероятно, потери 152-мм пушек обр. 1910/34 г. включены либо в потери 152-мм пушек обр. 1910/30 г., либо в потери 152-мм гаубиц-пушек обр. 1937 г. «Но это неточно» (с). Учитывая, что составители книги «Артиллерийское снабжение…» применительно к наличию на 1 января 1941 г. выделяли 152-мм пушки обр. 1910/34 г. в отдельную категорию орудий, автор данной статьи в своих дальнейших расчетах не рискнул их приплюсовывать ни к 152-мм пушкам обр. 1910/30 г., ни к 152-мм гаубицам-пушкам МЛ-20. Поэтому следует иметь в виду, что, когда ниже пойдет речь о наличии вооружения, существовало еще около сотни 6-дюймовых орудий, не учитываемых в проводимых расчетах.
Другим объектом «неясностей» являются 203-мм гаубицы. Дело в том, что в книге «Артиллерийское снабжение…» в таблицах потерь указываются только «203-мм гаубицы обр. 1931 г.». Между тем, известно, что на вооружении 120-го гаубичного артиллерийского полка большой мощности стояли старые 203-мм гаубицы «Виккерс» (также учтенные в книге «Артиллерийское снабжение…» по состоянию на 1 января 1941 г.), которые были потеряны в 1941 году. Поскольку отдельной графы для 8-дюймовых гаубиц «Виккерс» в таблице потерь нет, то нет и однозначного понимания, включены ли потери этих гаубиц в приведенное число потерь 203-мм гаубиц, либо же приведенные в таблице потери 203-мм гаубиц относятся только к орудиям Б-4. Соответственно, в дальнейшем, при подсчете оставшихся в Красной Армии орудий, нет ясности, от какого исходного числа 203-мм гаубиц отнимать указанные в таблице 3 потери: только ли от числа орудий Б-4 или же от суммы гаубиц Б-4 и «Виккерс». Автор для себя принял решение вести расчеты только относительно 203-ммм гаубиц обр. 1931 г.
Также, используя приведенные несколько ниже данные о расчетном количестве наличного вооружения, а также сведения о выпуске вооружений, можно оценить и «скорость» потери вооружений относительно доступного ресурса (т.е. совокупности общего наличия к началу рассматриваемого периода времени и выпуска за рассматриваемый период времени).
От себя могу лишь отметить несколько нелогичное рассмотрение потерь по полугодиям в 1942 году. С одной стороны, конечно, оперируя 6-месячными периодами, показатели 1942 года удобно сравнивать с показателями 1941 года, когда, как известно, боевые действия длились лишь немногим больше календарной половины года. Но с точки зрения хронологии боев 1942 года, автору кажется, что было бы более уместным разделить потери 1942 года хотя бы на три 4-месячных периода. Это позволило бы применительно к первому полугодию отделить потери вооружения в завершающей стадии Битвы за Москву от потерь, понесенных в начале весенне-летней кампании в Крыму, под Харьковом и на Курско-Воронежском направлении; а применительно ко второму полугодию – отделить потери, понесенных в ходе летнего наступления противника к Волге и Кавказу, от потерь в ходе зимних наступлений Красной Армии под Сталинградом и Ржевом.
Но, понятно, что нет предела совершенству (потери бы, конечно, подобно данным о производстве хотелось бы иметь по месяцам, да еще и с разделениям по фронтам), а в итоге приходится довольствоваться теми данными, которые есть в наличии.
Возвращаясь же к имеющимся данным, небезынтересно сравнить между собой потери различных видов вооружений.
Среди потерь артиллерийских орудий, безусловно, обращает на себя внимание тот факт, что наибольшие потери несли «орудия с передовой» – 45-мм противотанковые и 76-мм полковые пушки. Их потери и в 1941, и в 1942 годах были выше в сравнении даже с орудиями дивизионной артиллерии (но при этом в 1942 году мы наблюдаем рост потерь 76-мм дивизионных пушек, что связано как и с ростом их распространенности на поле боя, так и с переходом к ним функции основного противотанкового орудия РККА). Собственно, высокий (если не сказать высочайший) уровень потерь стрелкового и минометного вооружения в 1941 году подсказывает, что на вероятность быть утраченным в большей степени влияет «географическое» положение вооружения на поле боя, а не его тяжесть или привязанность к определенному типу тяги.
В то же время сравнение показателей 1941 и 1942 годов показывает, что огромное влияние имеет и общая обстановка на фронте – в «котлах» 1941-го «сгорали» винтовки не только пехотинцев с передовой, но и находящихся в тылу связистов, поваров, шоферов и т.п. Вместе с тем, весьма специфической категорией потерь 1941 года являлось вооружение, которое невозможно было вывести в первые дни войны из-за общей неотмобилизованности вооруженных сил. Причем это касалось не только тяжелых орудий, требовавших для буксировки тракторов (не смотря на высокую «популярность» примера потерь 27-ми 203-мм гаубиц Б-4 527-го гаубичного артполка большой мощности в районе Дубно из-за отсутствия тракторов, как видно из таблицы 3, в целом потери этих тяжелых орудий были весьма умеренными), но и всё тех же 45-мм противотанковых и 76-мм полковых пушек. Нехватка в штатах мирного времени лошадей для буксировки всей наличной артиллерии батальонного и полкового звеньев приводила к тому, что вывозя в первую очередь дивизионную и полковую артиллерию приходилось бросать батальонные 45-мм пушки. А это, по сути, треть «сорокапяток»!
Впрочем, говоря о потерях 1942 года, нельзя не отметить высокие значения абсолютных величин. Понятно, что самого оружия на фронте стало больше. Но при относительной стабильности линии фронта масштаб потерь стрелкового оружия, а также артиллерийских орудий калибром 45 – 76 мм и минометов поражает. Полтора миллиона потерянных винтовок и ППШ, свыше 60 тысяч потерянных ПТР, под 60 тысяч потерянных пулеметов, почти 30 тысяч потерянных минометов только калибром 82 мм и выше! Всё это говорит о том, что даже в АИ с правильным «попаданцем» Красную Армию в 1941 году ждал «не лёгкий бой, но тяжёлая битва».
Вместе с тем, хорошо видно, как осуществленный в первые месяцы войны перевод тяжелой артиллерии на более высокий организационный уровень благоприятно сказался на снижении потерь 122-мм пушек, 152-мм гаубиц-пушек и 203-мм гаубиц осенью 1941 года. Потери тяжелой артиллерии за 1942 год вообще ничтожны. Но, конечно, особое место занимают 37-мм и 85-мм зенитные пушки, число которых постоянно росло, не взирая на немалые потери и проблемы с эвакуацией производства.
Также, вероятно, имеет смысл пояснить некоторые «пиковые» значения потерь. Например, высокие (относительно исходной численности) потери 152-мм пушек обр. 1910/30 г., вероятно, вызваны либо «неудачным» размещением (при небольшом общем количестве все орудия оказались вовлечены в активные боевые действия и не оказалось таких, которые бы «отсиживались» во внутренних округах или на Дальнем Востоке), либо некорректностью учета (в число потерь могли включаться также и 152-мм пушки обр. 1910/34 г., в то время как относительные потери считались только по отношению к орудиям обр. 1910/30 г.). Но так или иначе здесь на фактор «объективной статистики» сильно влияет небольшое число самих орудий данного типа.
Другой крайностью «пиковых потерь» являются 107-мм пушки. Здесь, вероятно, имеет место тот факт, что орудия обр. 1910/30 г. к началу войны в большинстве своем находились в плохом техническом состоянии и к боевым действиям привлекалось лишь небольшое количество старых 107-мм пушек и весьма скромное число вновь выпущенных 107-мм пушек обр. 1940 г. Так, для сравнения, по состоянию на 1 января 1941 г. из 839 107-мм пушек обр. 1910/30 г. лишь 557 орудий относились к 1-й и 2-й категориям технического состояния, а 217 относились к 3-й категории, 64 – к 4-й категории и 1 пушка – к 5-й категории. В то время как занимавшие то же штатное место в корпусных артполка и артиллерии РГК 122-мм пушки обр. 1931 г. на ту же дату из общего числа в 1065 орудий имели 1041 пушку в 1-й и 2-й категориях, всего 17 пушек в 3-й и 7 пушек в 4-й категориях. То есть, скорее всего, старые 107-мм пушки большей частью держали «подальше от фронта» из-за их неисправности.
Однако, в общем случае потери вооружения интересуют не сами по себе, «взятые сферическими в вакууме», а с точки зрения оценки боевых возможностей армии, оставшихся по итогам понесенных потерь. При этом, кроме самих потерь, действующими факторами являются ещё первоначальное количество вооружения и текущее производство вооружений. Именно с учетом всех этих трех факторов автор и произвёл пересчёт сведений о потерях и производстве в данные о наличии вооружения на различные даты начального периода войны (таблицы 7, 8 и 9).
Разные варианты расчетов наличия вооружения к началу 1943 года вызваны тем, что в книге «Артиллерийское снабжение…» для 1942 года (в отличие от 1941 года) нет данных о выпуске вооружений по месяцам – только за весь год. Соответственно для получения оценок текущего наличия в середине и в конце 1942 года пришлось задействовать другой источник о выпуске вооружений в 1942 году – данные с сайта Плужникова В.Н., суммарные показатели которых за 1942 год по некоторым позициям несколько отличаются от показателей за весь 1942 год, приведенным в книге «Артиллерийское снабжение…» (причины расхождения, вероятны, с особенностями учета отдельных систем, например, 107-мм горно-вьючные минометы, также являясь полковыми, могли быть объединены со 120-мм полковыми минометами и т.д.).
В таблице 10 приведено количество вооружение РККА на разные моменты времени относительно уровня 22 июня 1941 г. и 1 января 1942 г.
Что можно сказать по данным из таблиц 7 – 10?
Во-первых, хорошо видно, что, несмотря на существенные потери вооружения в летних боях 1941 года, к началу осени 1941 года Красная Армия представляла собой еще весьма грозную боевую силу, по численности стрелкового оружия (за исключением пистолетов-пулеметов и противотанковых ружей) и артиллерийских орудий калибром 122 мм и выше вполне сопоставимую с Красной Армией образца зимы 1942/43 годов, разгромившей врага под Сталинградом. Безусловно, «котлы» осени 1941 года являлись прямым следствием неудач летних сражений, но львиная доля потерь вооружений РККА в 1941 году пришлась всё же именно на осень, а не на лето. «Бледной тенью» довоенного состояния Красная Армия стала лишь к зиме 1941/42 года.
Во-вторых, удивление вызывает как раз тот факт, что первое серьезное поражение противнику Красная Армия смогла нанести именно в период своей наибольшей слабости с точки зрения общих объемов вооружения. Что лишний раз указывает на то, что «блицкриги» лета и осени 1941 года не проходили для Вермахта безболезненно, отступления и окружения Красной Армии в 1941 году не были «игрой в одни ворота», а советские «бессмысленные контрудары» были не такими уж и бессмысленными. До чего же надо было довести не знавший поражений Вермахт, чтобы зимой 1941 года он начал отступать на огромном фронте под ударами столь слабо технически оснащенной армии?!
Необходимо отметить, что в таблицах 7 – 10 балансовым методом подсчитано вообще всё вооружение. То есть здесь учтено не только исправное вооружение, имеющееся в распоряжении частей Действующей армии, но и:
— негодное, неисправное и находящееся в ремонте вооружение;
— вооружение изготовленное, но не отгруженное с заводов-изготовителей;
— вооружение, находящееся в процессе перевозки с заводов в войска;
— вооружение войск, дислоцированных во внутренних округах, на южных и дальневосточных границах;
— вооружение частей, находящихся в процессе формирования;
— вооружение запасных частей и военных училищ;
— вооружение, находящееся на складах, в укрепленных районах и т.п.
Поэтому следует иметь в виду, что непосредственно в частях, находящихся на фронте, вооружения было еще меньше. Для сравнения в таблице 11 приведено сравнение полученного общего количества вооружения именно с тем количеством, которое имелось в частях Действующей Армии.
Чтобы осознать всю тяжесть и одновременно уникальность положения, в которой Красная Армия проводила зимнее наступление, имеет смысл хотя бы примерно оценить среднюю укомплектованность соединений РККА на тот момент, когда впервые удалось обратить ранее непобедимый Вермахт в бегство. По состоянию на 1 января 1941 года на одну расчетную дивизию Действующей Армии приходилось: 122-мм гаубиц – 7 штук, 76-мм дивизионных пушек – 8 штук, 76-мм полковых пушек – 8 штук, 45-мм противотанковых пушек – 8 штук, 120-мм минометов – 5 штук, 82-мм минометов, станковых пулеметов – 35, ручных пулеметов – 118, пистолетов-пулеметов – 153, винтовок и карабинов – не более 5,5 тысяч.
При этом следует иметь в виду, что успех Красной Армии, достигнутый с такой оснащенностью в боях за Москву – это не только высокие потери самой Красной Армии, отгоняющей Вермахт от столицы, но еще и масштаб той «стружки», которую сняла РККА с Вермахта, начиная с самого первого дня войны.
Также из таблицы 11 виден еще целый ряд особенностей. Во-первых, видно, что разница между общими запасами вооружения и вооружением Действующей армии весьма значительна. Огромная часть вооружений находилась в тылу у формирующихся частей и частей Резерва Ставки, на охране границ или же в пути следования. Тут нет ничего удивительного, ибо даже половина или от декабрьского выпуска, которая чисто физически не успевала попасть за несколько дней с заводов на фронт, составляла весьма солидную величину, на фоне тех остатков, что сохранялись у РККА по итогам первых тяжелейших месяцев войны.
Во-вторых, видно, что не смотря на идущее контрнаступление советских войск, доля тяжелой артиллерии в Действующей Армии крайне мала – большая часть орудий калибром 152 мм и выше отведена в тыл и, по крайней мере, по состоянию на 1 января 1942 года в боях не участвует (возможно, что на момент начала советского контрнаступления ситуация была несколько иной). Так что относительно небольшие потери тяжелой артиллерии в 1942 году объясняются именно подобными организационными мерами, изъявшими значительное количество орудий непосредственно с фронта.
В-третьих, конечно, нельзя не отметить ту разницу в составе вооружений, которая произошла за 1942 год (невзирая на все его тяжелые потери), и которая во многом объясняет, почему масштаб советских успехов зимой 1942/43 годов был несоизмеримо больше советского наступления зимой 1941/42 годов.
Число винтовок в Действующей армии возросло в 1,5 раза, ручных пулеметов – в 2 раза, станковых пулеметов – в 3 раза, ППШ – в 10 раз! То есть если мы общее количество «пехоты» грубо выразим через совокупное число винтовок, карабинов, пистолетов-пулеметов и ручных пулеметов (понятно, что немалое количество винтовок и карабинов, на самом деле, было у артиллеристов, минометчиков, саперов, связистов, зенитчиков и т.п.), то на 1 января 1942 года мы получим численность «штыков» Действующей армии в 2,2 млн. человек, а на 1 января 1943 года – уже 3,8 млн. человек. Число 82-мм минометов в Действующей Армии за 1942 год возросло в 5 раз, 120-мм минометов – в 7 раз. Число 45-мм противотанковых и 76-мм дивизионных пушек возросло более чем в 4 раза, число 122-мм гаубиц – в 2,4 раза, число 152-мм орудий – в 3,3 раза.
При этом интерес вызывает тот факт, что количество некоторых видов вооружения в Действующей армии за год возросло сильнее, чем по РККА в целом. Например, общее число 76-мм дивизионных пушек за год возросло в 3 раза, а число 76-мм дивизионных пушек в Действующей армии – в 4,3 раза.
Показательно и то, что к концу 1942 года Красная Армия могла позволить себе иметь запас вооружения, примерно сопоставимый с месячным выпуском.
Для сравнения тяжести положения, в котором оказалась Красная Армия первой военной зимой, можно привести, с одной стороны, известный эпизод из мемуаров главного маршала артиллерии Воронова, который, касаясь запасов пистолетов-пулеметов в то время в резерве Верховного Главнокомандования, писал: «Приближался новый, 1942 год. Вечером 31 декабря, когда я занимался многими неотложными делами, вдруг позвонили из Ставки. Сказали, что два лыжных батальона должны срочно отправиться на фронт, но у них нет ни одного автомата, их надо вооружить в срочном порядке. Я попросил дать мне разобраться с нашими возможностями. Выявилось, что в нашем распоряжении в этот момент имелось всего 250 автоматов – таковы были у нас тогда резервы стрелкового вооружения! Я доложил Ставке наши «автоматные возможности». В ответ получил распоряжение: «Срочно выдайте лыжным батальонам 160 автоматов, а 90 имейте в своем резерве». Так мы встретили 1942 год. Хоть и скромны были тогда наши возможности, но мы глубоко верили, что и на нашей улице настанет праздник!».
А с другой стороны рассмотреть накопление запаса вооружений в 1943 году (таблица 12).
Рассматривая динамику изменения объемов запасов, можно отметить несколько моментов. Во-первых, хорошо видно, что уже произошло насыщение армии минометами. Если применительно ко второй половине войны традиционно упоминается пропадание интереса к 50-мм минометам и соответствующее сначала сокращение, а затем и прекращение их выпуска, то из данной таблицы видно, что к середине 1943 года армии стало «некуда девать» даже 120-мм минометы. При этом одновременно артиллерию, за исключением разве что 76-мм полковых пушек, армия «выгребает до дна». Кстати говоря, история с отгрузкой сотен 76-мм полковых пушек «в запас» интересна еще и с такой точки зрения. Как известно, когда в самом начале войны советское руководство столкнулось с острой необходимостью срочного формирования большого количества новых стрелковых дивизий, штаты стрелковой дивизии пришлось пересмотреть в сторону сильного сокращения ее огневых возможностей. В разы сокращалось всё: число противотанковых пушек и гаубиц, число минометов и станковых пулеметов, число ручных пулеметов и пистолетов-пулеметов. Среди прочего сокращалось и число 76-мм полковых пушек – их батареи в стрелковых полках переводились с 6-орудийной на 4-орудийную организацию. Затем, в течение всей войны, причем начиная уже с 1941 года, штатное количество огневых средств в стрелковой дивизии по мере возможности «отыгрывали назад»: увеличивали число 122-мм гаубиц и 76-мм дивизионных пушек, возвращали 45-мм противотанковые пушки в стрелковые батальоны и отдельный противотанковый дивизион, наращивали число пулеметов и автоматов. Но вот как раз число 76-мм полковых пушек в стрелковой дивизии так и оставалось в сокращенном, по «июльскому» 1941 года штату – к довоенной организации, когда на каждый стрелковый батальон полка имелся свой 2-орудийный взвод 76-мм пушек обр. 1927 г., так и не вернулись, оставшись с 4-мя 76-мм полковыми пушками на стрелковый полк.
Однако, вернемся к накоплению запасов вооружения в 1943 году. Другим, не менее интересным моментом, является ситуация со стрелковым вооружением. С одной стороны, из таблицы 12 видно, что, несмотря на огромные темпы выпуска, большая часть вновь выпущенного оружия уходит в войска (очевидно, для восполнения потерь), и накопление запасов идет довольно медленно (относительно производства, а не относительно объемов, скажем, в конце 1941 или начале 1942 года). С другой стороны, если в 1-м квартале 1943 года (т.е. в период наступательных боев) объемы запасов медленно, но растут, то во втором квартале (т.е. в период оперативной паузы) запасы стрелкового вооружения «выгребаются до дна». Причем характерно, что «вояк» интересует лишь автоматическое оружие – ППШ и пулеметы, в то время как запас винтовок продолжает накапливаться. Резкое обнуление хранившихся до этого запасов пулеметов заставляет вспомнить о попытках накануне Курской битвы ввести новые штаты стрелковых дивизий с двумя ручными пулеметами в каждом стрелковом отделении (с учетом текущего выпуска получается, что за второй квартал 1943 года в войска было передано от 50 до 60 тысяч ручных пулеметов).
Вместе с тем, хорошо известно, что для успешного ведения боевых действий важнейшее значение имеет не только количество «стволов» вооружения, но и количество боеприпасов к этим «стволам». Применительно к начальному периоду Великой Отечественной войны любая дискуссия о боеприпасах РККА невозможна без упоминания о боеприпасах, потерянных (брошенных или взорванных) на складах, размещенных на территории приграничных военных округов. Оставляя в стороне как вопрос самой необходимости создания логистической инфраструктуры на будущем ТВД, так и фактической удаленности крупных складов от границы и вообще географических границ пяти западных военных округов СССР перед войной, автор считает необходимым сосредоточиться в рамках данной статьи именно на количественных показателях запасов артиллерийских и минометных выстрелов.
В таблице 13 показана общая убыль боеприпасов в 1941 – 1942 годах по категориям. Там же для сравнения приведены показатели производства боеприпасов за соответствующий период.
Как видно из таблицы 13, несмотря на огромные абсолютные значения потерь боеприпасов в 1941 году, их нельзя назвать критическими – в целом они были сопоставимы как с боевым расходом фронтов, так и с текущим производством боеприпасов. Еще лучше это видно, если от смакования абсолютных величин потерь, «взятых в вакууме», перейти к оценке более важного для понимания возможности вести войну показателя – текущего наличия боеприпасов с учетом как убыли, так и производства боеприпасов (см. таблицу 14).
Как видно, благодаря текущему производству, ни по одной позиции, за исключением, пожалуй, лишь 76-мм полковых выстрелов и ручных гранат, общие запасы боеприпасов в СССР за первые полгода войны не сократились критическим образом относительно довоенных запасов. Безусловно, сама по себе потеря огромного количества боеприпасов в первые месяцы войны не являлась нормальным явлением, и без нее боевой расход фронтов, наверняка, был бы выше, как минимум, на несколько десятков процентов. Но в целом потери боеприпасов в 1941 году не носили катастрофического характера. В связи с этим причины снарядного голода зимы 1941/42 года следует искать в другом. По мнению автора более важную роль тут играли логистические трудности. Проблема скорее заключалась именно в организации подачи боеприпасов войскам, а не в том, что снарядов в стране в принципе не осталось. Просто от того, что где-то «за Уралом» еще сохранились огромные запасы снарядов Действующей армии было, как говорится, ни жарко и не холодно – ей были нужны снаряды под Москвой и Ростовом-на-Дону, а не где-то «за Уралом». И здесь мы неизбежно возвращаемся к вопросу о необходимости иметь склады боеприпасов именно в непосредственной близости от предполагаемого ТВД, а не где-то там, «за Уралом».
Разумеется, сказанное не означает, что зимой 1941/42 года ни проблем с производством боеприпасов не было, ни сохранение боеприпасов, потерянных летом и осенью 1941 года на складах, не могло сгладить снарядный кризис первой военной зимы. Всё это имело место. Но имело место и то, что нехватка боеприпасов имела место в то время, когда из запасы были далеки от исчерпания.
В таблице 15 представлена величина общего изменения запасов артиллерийских и минометных выстрелов в 1941 и 1942 годах как в абсолютном исчислении, так и в сравнении с объемами запасов на начало рассматриваемого периода.
Как видно, в 1941 году заметно сокращались запасы боеприпасов практически всех основных видов полевой артиллерии и минометов: 45-мм противотанковых пушек, 76-мм полковых и дивизионных пушек, 122-мм гаубиц, 152-мм гаубиц-пушек, 82-мм минометов. Благодаря текущему производству в 1941 году практически не изменились запасы боеприпасов к 107-мм и 122-мм корпусным пушкам, 152-мм гаубицам, 76-мм зенитным орудиям. Кроме того, выросли запасы к 37-мм и 85-мм зенитным пушкам, 203-мм гаубицам (в последующие годы запасы 203-мм выстрелов только сокращались, так что в первые месяцы войны был сделан важный задел на будущее). Также были созданы запасы боеприпасов к принципиально новым, но не особо распространенным системам – 57-мм противотанковым и 25-мм зенитным пушкам.
В 1942 году ситуация несколько поменялась. С развертыванием работы промышленности в эвакуации удалось переломить динамику с исчерпания на создание запасов по широкой номенклатуре боеприпасов наиболее распространенных орудий: 45-мм противотанковых пушек, 76-мм полковых и дивизионных пушек, 82-мм и 120-мм минометов. По-прежнему росли запасы зенитных выстрелов всех калибром, за исключением боеприпасов к снятым с производства 76-мм зенитками.
Вместе с тем в 1942 году продолжили сокращаться запасы боеприпасов к 122-мм гаубицам и 152-мм гаубицам-пушкам (Тут, конечно, ситуацию с исчерпанием запасов следует понимать правильно. В данном случае исчерпание запасов не означало уменьшения расхода или сохранение расхода на прежнем низком уровне. Наоборот, во второй половине 1942 г. расход 122-мм гаубичных выстрелов увеличился на 14,3%, а 152-мм гаубично-пушечных выстрелов – почти на 25%. Дело в том, что темпы роста производства не поспевали за темпами роста расхода). Также к числу «беднеющих» теперь стали относиться 107-мм и 122-мм пушки, 203-мм гаубицы. В общем, нехватка стали и порохов в 1942 году серьезно сказалась на производстве боеприпасов калибром более 100 мм. Хотя 152-мм гаубицы, наоборот, стали увеличивать запасы боеприпасов.
Еще одним интересным показателем является обеспеченность боеприпасами в пересчете на одно орудие (таблица 16).
Примечание: обеспеченность 45-мм пушечными и 76-мм дивизионными выстрелами рассчитана без учета танковых орудий
Как говорится, нет худа без добра, и к концу 1941 года мы видим даже «положительную» динамику – число боеприпасов в пересчете на одно орудие даже возросло по сравнению с началом войны. Объяснение этого «положительного» эффекта кроется в том, далеко не радостном факте, что артиллерийские орудия терялись в начале войны еще быстрее, чем боеприпасы к ним. Исключением из общей квази-положительной динамики в части обеспеченности боеприпасами к зиме 1941 года уже традиционно являлись 76-мм полковые пушки и 82-мм минометы.
Через год – к зиме 1942/43 годов ситуация с обеспеченностью одного отдельно взятого орудия по ряду позиций поменялась. Не смотря на рост запасов боеприпасов, численность некоторых артиллерийских орудий росла опережающими темпами, в результате чего обеспеченность боеприпасами в пересчете на одно орудие 45-мм противотанковых и 76-мм дивизионных пушек, а также 82-мм минометов снизилась. У 122-мм гаубиц и 152-мм гаубиц-пушек снижение общего числа боеприпасов усугубилось ростом числа орудий. Зато нельзя не отметить тот радостный факт, что в 1942 году удалось решить проблему с обеспечением боеприпасов 76-мм полковых пушек – число боеприпасов к ним возросло как в абсолютном исчислении, так и в пересчете на одно орудие (несмотря на более чем двукратный рост числа самих орудий за 1942 год).
Вообще говоря, рассмотрение ситуации через призму количества боеприпасов на одно орудие дает немало интересных «открытий» или, по крайней мере, поводов для обсуждения. Например, оно объясняет, зачем в начальный период войны столь большое внимание уделяли выпуску 85-мм зенитных выстрелов при в общем-то не таком уж и большом их расходе. И почему при этом более-менее спокойно позволяли сокращаться запасам 76-мм зенитных выстрелов. Дело было в пересчете общего числа боеприпасов на постоянно растущее число 85-мм зениток с одной стороны, и сокращающееся число 76-мм зениток с другой стороны.
Примечание: Здесь и далее для периода времени с середины 1941 г. и до начала 1943 г. автор будет рассчитывать обеспеченность орудий боеприпасами через отношение оценки наличного запаса боеприпасов и оценки наличного числа орудий по данным, приведенным в книге «Артиллерийское снабжение…»; данные по обеспеченности орудий боеприпасами на 1 января и 1 апреля 1941 г. взяты из доклада Наркома обороны СССР и Начальник Генерального штаба Красной Армии «Об обеспеченности Красной Армии запасами боеприпасов» от 18 апреля 1941 г., а далее через сведения наличии вооружений на 1 января 1941 г. и о выпуске артиллерийских орудий в 1-м квартале 1941 г. (доклад НКО и НГШ от 27 мая 1941 г.) произведен расчет количества боеприпасов в январе и апреле 1941 года. Именно отличием использованных источников и методик следует объяснять имеющие место в таблицах существенные «скачки» наличия боеприпасов на 1 января и 1 апреля 1941 г.
Вместе с тем далеко не со всеми системами дела обстояли столь же благополучно, как и с выпуском боеприпасов к 85-мм зенитным пушкам. Внимательное рассмотрение ситуации с боеприпасами зимой 1941/42 года дает определенное объяснение тому факту, что успешно начавшееся зимнее контрнаступление советских войск на многих участках довольно быстро потеряло свои первоначальные темпы. Стоит обратить внимание на тот факт, что наибольшие проблемы с боеприпасами были у орудий и минометов, осуществлявших непосредственную поддержку наступающей пехоты: 76-мм полковых пушек, 82-мм и 120-мм минометов. Сюда же стоит добавить и резкое сокращение к концу 1941 года запаса ручных гранат.
И если ситуация с нехваткой боеприпасов для 82-мм и 120-мм минометов в какой-то мере может быть объяснена тем фактом, что сами минометы начали массово выпускаться в СССР лишь в самом конце 1930-х годов, то «снарядный голод» 76-мм полковых пушек обр. 1927 г. не может не вызывать удивления. Особенно с учетом того, что с выстрелами к 76-мм дивизионным пушкам ситуация была намного лучше. А ведь, как известно, 76-мм полковые и дивизионные выстрелы были унифицированы по снаряду и гильзе и отличались только пороховым зарядом, причем в более выгодную (с точки зрения экономии ресурсов) для полковой пушки сторону. Почему же при этом к концу 1941 года – началу 1942 года кризис возник именно с 76-мм полковыми выстрелами?
В таблице 19 приведены сравнительные данные о планах и фактическом выпуске 76-мм полковых и дивизионных выстрелов в предвоенные годы и начале Великой Отечественной войны.
С одной стороны видно, что причина кризиса с нехваткой 76-мм полковых выстрелов в первую военную зиму кроется в том, что в начальный период войны не удалось быстро развернуть выпуск 76-мм полковых выстрелов в требуемых для военного времени объемах. С другой стороны, хорошо видно и то, что и в предвоенные годы производство 76-мм полковых выстрелов носило более чем скромный характер (причем не это касалось не только фактических показателей производства, но и плановых). Что, собственно, во многом и объясняет, почему с началом боевых действий не удалось быстро нарастить выпуск этого вида боеприпасов. Удивление в этой истории вызывает именно то, что с экономической точки зрения выпуск 76-мм полковых выстрелов был более выгоден, чем 76-мм дивизионных, но на практике оказалось, что именно с более дорогими (из-за большего заряда пороха) дивизионными выстрелами проблем как раз и не было.
Что именно являлось причиной столь странного пренебрежения в советских довоенных планах выпуском 76-мм полковых выстрелов при весьма адекватном отношении к выпуску 76-мм дивизионных выстрелов, автору найти не удалось. Рискну предположить, что всё дело в пресловутых царских запасах боекомплекта к «трехдюймовкам». Вероятно, «проклятое наследие» к началу индустриализации оставило неплохой задел по дивизионным выстрелам, что позволило в первой половине 1930-х годов советской промышленности сосредоточиться на выпуске новых (к тому же более дешевых) боеприпасов к новой 76-мм полковой пушке обр. 1927 г. А далее произошло следующее. С одной стороны, к середине 1930-х годов удалось накопить солидный запас этих выстрелов (иначе как к середине 1941 года можно было иметь 4,9 млн. штук таких выстрелов при суммарном выпуске за 1938 – 1939 года всего 370 тыс. штук при одновременной трате на Хасане, Халхин-Голе и в боях с Финляндией более 600 тыс. штук?). С другой стороны, появление во второй половине 1930-х годов новых 76-мм дивизионных пушек (Ф-22 и УСВ, а затем еще и танковых Ф-32 и Ф-34) заставило обратиться к созданию для них запасов выстрелов, несколько более свежих, нежели «царское наследие». Именно в этих условиях, по мнению автора, и мог произойти перекос в плановых и фактических показателях выпуска между во многом унифицированных между собой 76-мм дивизионными и полковыми выстрелами.
Впрочем, это только лишь предположение. Фактом же остается то, что зимой 1941/42 годов 76-мм полковые пушки оказались наименее обеспеченными боезапасом орудиями Красной Армии (таблица 20).
Усугубляло ситуацию для советской пехоты и то, что другие системы непосредственной поддержки в плане обеспеченности боеприпасами также находились в глубочайшем кризисе. Например, в таблице 21 приведена обеспеченность боеприпасами в начальном периоде войны 120-мм полковых минометов.
Здесь необходимо пояснить, что столь низкая текущая обеспеченность – это не результат высокого настрела при солидном производстве (т.е. ситуация, когда текущее производство высокое, но накапливать запас не получается из-за высокого текущего расходования, что, например, можно наблюдать с боеприпасами калибра 122 – 152 мм в конце 1942 года). Основная проблема здесь – именно чрезвычайно низкие показатели текущего производства 120-мм мин (таблица 22).
Для сравнения стоит напомнить, что в первой половине 1942 года среднемесячный расход 120-мм мин составлял около 79,2 тысяч штук, во второй половине 1942 года – свыше 422 тысяч штук, в 1943 году – свыше 907 тысяч штук, в 1944 году – около 1,3 млн. штук, а в 1945 году – свыше 2,5 млн. штук. В месяц! Таким образом, хорошо видно, что реальные показатели производства 120-мм мин в 1941 году (даже если их увеличить в 2 – 3 раза) ну никак не могли превратить 120-мм миномет в «наше всё», которое стало нам хорошо известно по итогам войны в целом. В этой связи, надеюсь, понятно, почему я отношусь с прохладным скептицизмом к предложениям многих альтернативщиков включить в состав стрелковых дивизий накануне Великой Отечественной войны по 18 и более 120-мм минометов – им бы всё равно нечем было стрелять.
Например, в записи https://paul-atrydes.livejournal.com/297784.html приводятся следующие данные о числе выстрелов на один 120-мм миномет действующей армии в 1941 году: в августе – 168 штук, в сентябре – 210, в октябре – 25, в ноябре – 25, в декабре – всего 8 штук. Нетрудно догадаться, что увеличение числа 120-мм минометов в дивизиях при таком смехотворном количестве боеприпасов не принесло бы абсолютно никакой пользы.
Собственно показатели обеспеченности боеприпасами в начальный период войны новых систем, принятых на вооружение незадолго до ее начала, такие как рассмотренные выше 85-мм зенитная пушка и 120-мм миномет, прекрасно показывают нам сколь опасными являются предложения многих альтернативщиков дать на вооружение Красной Армии накануне войны какую-нибудь новую систему с принципиально отличным от существующих калибром, типа 107-мм гаубицы или 95-мм пушки.
В реальности, в 1941 году колоссальные проблемы с боеприпасами испытывали практически все системы, принятые на вооружение в 1938 году. Например, за весь первый квартал 1941 г. к 76-мм горной пушке обр. 1938 года не было сдано ни одного выстрела. В сложном положении оказались и новые 122-мм и 152-мм гаубицы обр. 1938 г. Точную динамику обеспечения их боеприпасами, к сожалению, отследить довольно непросто из-за того, что традиционно сведения по наличию 122-мм гаубичных и 152-мм гаубичных выстрелов приводят обезличено, без учета конкретной модификации артиллерийской системы. Известные автору данные об обеспеченности новых 122-мм и 152-мм гаубиц перед войной приведены в таблицах 23 и 24.
При этом необходимо понимать, что для новых 122-мм и 152-мм гаубиц ситуация с нехваткой боеприпасов специальной разработки несколько сглаживалась возможностью ведения огня боеприпасами «старых» гаубиц. Но ни 85-мм зенитки, ни 120-мм минометы, ни альтернативные 95-мм пушки такой возможностью похвастаться уже не могли. И если те же 85-мм зенитки в 1941 году спасала относительно невысокая необходимость вести огонь, то 120-мм минометы, как мы видим, откровенно молчали, обрекая пехоту на лишние потери.
Неплохой иллюстрацией в этом отношении является динамика выпуска в 1941 году боеприпасов к 57-мм пушке ЗИС-2, которая создавалась еще в 1940 году и была принята на вооружение весной 1941 года (таблица 25).
Но если в случае с ЗИС-2 острых проблем удалось избежать из-за того, что не удалось развернуть массовый выпуск самих пушек, то с другими системами, выпуск которых постоянно наращивался, дела обстояли гораздо хуже. Усугублялась проблема тем, что освоение выпуска боеприпасов традиционно шло с заметным отставанием от освоения выпуска самих орудий. И вот в 1941 году производство систем, принятых на вооружение в начале 3-й пятилетки, «выстрелило» (таблица 26).
При таких темпах выпуска самих орудий совершенно неудивительно читать в ЖЖ https://paul-atrydes.livejournal.com/297784.html о том, что если в августе 1941 года на одну 122-мм гаубицу М-30 Действующей Армии имелось 430 выстрелов, то в ноябре – всего 58.
Еще одним свидетельством крайне тяжелого положения с боеприпасами зимой 1941/42 года, являются данные, выложенные в другой записи данного ЖЖ – https://paul-atrydes.livejournal.com/298325.html , представленные в таблице 27.
Как видно, и «в таком ракурсе» дефицит минометных выстрелов является острейшим. Правда, рассматривая эту таблицу, следует иметь в виду, что в первом кварте 1942 года выпуск вооружений существенно превосходил их потери, и поэтому снижение удельного количества боеприпасов на одно орудие к апрелю 1942 года – это еще и следствие резко возросшего числа самих орудий. Т.е. в абсолютных числах ухудшение положения с боеприпасами могло быть не столь страшным. Но 15 – 30 выстрелов на 82 – 120-мм миномет в месяц – это, конечно, ужасно в любом отношении. Ну а за более сносное положение дел у ствольной артиллерии, безусловно, стоит благодарить те запасы, которые копила советская промышленность на протяжении всех 1930-х годов, и которых были бы лишены альтернативные орудия новых калибров, будь они приняты на вооружение перед войной.
Вместе с тем, следует помнить и о том, что 1942 год стал переломным в плане снабжения армии боеприпасами. Во втором полугодии промышленность развернулась в эвакуации и смогла выйти на довольно неплохие показатели. Так, если порохов в 1-м квартале 1942 г. было выпущено 12 297 т, а во 2-м квартале – 13 061 т, то в 3-м квартале было произведено почти вдвое больше – 25 358 т (правда, в 4-м квартале ситуация несколько ухудшилась, тогда выпустили только 19 632 т). Если тротила в 1-м квартале выпустили только 12 619 т, то во 2-м квартале – 17 033 т, в 3-м квартале – 22 304 т, в 4-м квартале – 36 044 т. Гексогена в 1-м квартале выпустили всего 63 т, во 2-м квартале – 138 т, в 3-м квартале – уже 574 т.
Соответственно, росло и производство боеприпасов.
76-мм выстрелов в январе было выпущено 693 тысячи, в феврале – 742 тысячи, в марте – уже почти вдвое больше – 1302 тысячи, в апреле-июне в среднем еще вдвое больше – в среднем 2660 тысяч, в июле-августе – в среднем по 2822 тысячи, в сентябре – 2965 тысяч или вчетверо больше, чем в начале года.
122-мм выстрелов в январе было выпущено 251 тысяча, в феврале – 261 тысяча, в марте – уже 330 тысяч, в апреле-июне – в среднем 293 тысячи, в июле-августе – в среднем по 350 тысяч, в сентябре – 368 тысяч или в 1,5 раза больше, чем в начале года.
152-мм выстрелов в январе было выпущено 79 тысяч, в феврале – 167 тысяч, в марте – 235 тысяч, в апреле-июне – в среднем только по 144 тысячи, в июле-августе – в среднем почти по 270 тысяч, в сентябре – 333 тысячи, а всего в 3-м квартале выпустили в 2 раза больше, чем в 1-м квартале.
82-мм мин в январе было выпущено 746 тысяч, в феврале – только 448 тысяч, в марте – 790 тысяч, в апреле-июне – в среднем примерно по 1560 тысяч, в июле-августе – в среднем по 2905 тысяч, в сентябре – 4030 тысячи, а всего в 3-м квартале выпустили в 5 раз больше, чем в 1-м квартале.
Существенно наращивался и выпуск 120-мм мин: 65 тысяч в январе, 47 тысяч в феврале, 151 тысяча в марте, в среднем по 485 тысяч в месяц во 2-м квартале, в среднем по 805 тысяч в июле-августе и, наконец, 1 миллион штук в сентябре. То есть в 3-м квартале 120-мм мин выпустили в 10 раз больше, чем в 1-м квартале.
Одновременно рос выпуск и реактивных снарядов. Если снарядов М-8 в феврале выпустили 59 тысяч, то в сентябре – 200 тысяч. Выпуск снарядов М-13 за этот же период возрос с 69 тысяч до 195 тысяч. Кроме того, в сентябре было выпущено еще 65 тысяч снарядов М-20 и 48 тысяч снарядов М-30.
В общем, можно констатировать, что к середине 1942 года советская промышленность боеприпасов уверенно вышла из кризиса начала войны и эвакуации. Среднемесячные показатели производства 3-го квартала 1942 года вполне сопоставимы со среднемесячным расходом в 1943 году: 45-мм выстрелов было произведено 148,8% от расхода, 76-мм выстрелов было произведено 120,3% от расхода, 122-мм снарядов – 69,2%, 152-мм снарядов – 135,9%, 82-мм мин – 104%, 120-мм мин – 95,9%.
