«Начальник есть слуга Божий тебе на добро. Ежели делаешь зло, бойся, ибо не напрасно он носит меч: он Божий слуга, отмститель делающему злое».
(Рим. 13, 4)
Любая власть склонна к сакрализации самоё себя, а «абсолютная власть сакрализирует себя абсолютно» (перефразируя известное высказывание). Примеров тому тьмы: от сильно давнего обожествления Македонского, до весьма недавнего введения концепции Бога во вполне себе светскую конституцию РФ. Даже в доску безбожные Советы подобного не избежали («Границы СССР священны и неприкосновенны»), хоть проявлялось это у них несколько своеобразно и на другой почве. Подобное позволяет думать, что сакрализация власти — процесс общеисторический и внеконфессиональный. Оставив в стороне проявления этого процесса на Западе (а там оно не менее занимательно), рассмотрим на исконно-посконном материале формирование концепции «царей исконных» в противостоянии с концепцией «царей выборных», которая раз укоренившись на Руси в период Смутного времени, аукается нам до сих пор. Сразу оговорюсь, что привычный на землях Речи выборный «Круль» и существовавшие на Руси выборные цари – это очень разные явления (несмотря на их техническую схожесть) и проистекают из разных предпосылок.
Можно с полной уверенностью утверждать, что первым глубоким теоретиком концепции самодержавия на Руси был Иван Грозный. Про власть тут писали и до него (взять то же «Поучение Мономашичам»), но келейно, рассматривая, чаще всего только Власть, а не Власть и Народ. Если же сравнительно рассмотреть европейскую традицию, то по сравнению с Жахливым, Марк Аврелий просто капитулянт (отсюда и его стоицизм), Исаак Комнин – демагог (в правильно-буквальном смысле этого слова), а Макиавелли — узкий практик (но в этом его сила, он не властитель, а советник, соответственно и взгляд у него иной). Кознями ли врагов, божьим ли попущением, концепция Ивана была подвергнута серьёзной проверке уже через поколение и, что характерно, в основе своей проверку выдержала, хоть и не без потерь. Несмотря на то, что Ивану для обоснования царского безусловного права на власть пришлось «умножить сущности» и опираться на концепцию бога, в целом, для своего времени и местных условий, его мысль строга и детально описывает взаимные обязанности самодержца и подданных (т.е. всех остальных). Взгляды Грозного на власть ясно изложены в его дипломатической переписке и переписке с Курбским, но не менее интересны в этом смысле и апокрифы Ивана, так как хоть они и не принадлежат мысли самого царя, но в значительной мере отражают понимание и восприятие этой мысли другими. Несмотря на то, что переписка Грозного носит яркий полемический, а иногда и выраженный публицистический характер, можно полагать, что раз Иван использует нечто в качестве тезиса в споре, значит понимает это доказательным и важным. На этом мы и построим наше рассуждение.
Изволение Божье
Не очевидно принадлежала ли идея о принятии царского венца самому Ивану или инициатором этого был Макарий, но 16 января 1547 года Иван Васильевич первым из русских государей проходит чин с благословлением, церковным таинством миропомазания и, собственно, венчанием. Таинство миропомазания выводит Грозного из ряда русских Великих князей и устанавливает его прямую символическую связь с богом, как преемника византийских цезарей. Заметим: его одного. Второго такого человека в государстве просто нет, и осознаваемая разница между Иваном и самым родовитым из бояр становится куда больше, чем разница между этим боярином и смердом. Во втором послании Иоганну III (1573) Иван прямо говорит, что даже некоторые короли не ровня ему:
«…нам цысарь Римский брат и иныя великия государи, а тебе тем братом назватись невозможно…»
по ряду причин, главная из которых — некоролевское происхождение рода Ваза. Сами Вазы то же считали это серьёзным недостатком и с большими натяжками пытались доказать своё родство с древними шведскими королями. Подтрунивание над «мужичьим родом» Иоганна – это лейтмотив, конечно, но главное для Ивана это то, в чём «мужицкость» проявляется, а именно:
«И коли бы то ваше совершенное королевство было, ино бы твоему отцу арцыбискуп и советники и вся земля в товарищех не были».
Приблизительно то же мы видим и в послании Елизавете (1570):
«И мы чаяли того, что ты на своём государстве государыня и своей государской чести смотришь и своему государству прибытка. […] Ажно у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но мужики торговые и о наших государских головах и о честех и о землях прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своём девическом чину, как есть пошлая девица».
В данном случае «пошлая» — типичная, обыкновенная (хоть Елизавета Ивану и «сестра», в отличии от Иоганна). Для Ивана, девица на троне это само по себе странно, но примеры были. А вот если «мимо тебя люди владеют», тут уж точно ничего не попишешь. Иван напоминает Елизавете, что для государя главное «честь» и «землям прибыток», а не «торговый прибыток» мужиков, который те вполне сами «посмотрят, как учнут торговати». В забвении этого, собственно, Грозный и видит опасность от «советники и вся земля в товарищех» и даже от «сильных во Израиле» в товарищах самодержца, как это видно из переписки с Курбским.
И в послании к Стефану Баторию (1581):
«…Мы, смиренный Иоанн Васильевич сподобихомся носители быти крестононосныя хоругви и Креста Христова Росийскаго царствия […] по Божью изволенью, а не по многомятежному человечества хотению».
Т.е. однозначно первым признаком самодержавия по Грозному можно считать «божье изволение».
«…вся на небеси, на земли и преисподней состоите Его хотением, советом Отчим и благоволением Святого духа».
В противопоставлении видно, что суть царской власти для Ивана в том, что она ни в коем случае не демократически избранная, а нечто высшее. Не представляет власти народной, а наоборот, признаваемое народом над собой. Если народ, конечно, не безбожен.
«О безбожных человецах что и глаголити! Понеже те все царствами своими не владеют: как им повелят работные их, и тако и владеют. А Росийское самодерьжество изначала сами владеют савоими государьствы, а не боляре и вельможи».
Преемственность. Не всё получилось.
Вот в этом «изначала» крайне важна преемственность (вторая составляющая самодержавия) от «первого во благочестии царя Констянтина и всем православным царем», которую вполне ощущает Грозный и, так же, излагает в первом послании Курбскому (1564):
«Сего православия истинного Росийского царствия самодержавство Божиим изволением почтён от великого царя Владимера, просветившаго всю Рускую землю святым крещением, и великого царя Владимера Мономаха, иже от грек достойнейшую честь восприемшему, и храбраго великого государя Олександра Невскаго, иже над безбожны немцы победу показавшего, и хвалам достойного великого государя Дмитрея, иже за Доном над безбожными агаряны великую победу показавшего, даже и до мстители неправдам, деда нашего, великаго князя Иванна, и закосненнымпрародителствия землям обретателя, блаженные памети отца нашего великаго государя Василея, даже и дойде до нас смиренных скипертродержания Росийскаго царствия […] Божиим изволением и прародителей и родителей своих благословением, яко же родихомся во царствии, тако и воспитахомся и возрастохом и воцарихомся Божиим повелением, и родителей своих благословением всё взяхом, а не чюжее восхитихом».
Второе послание Баторию так же весьма показательно в этом смысле. Например, крайне интересна такая лукавая шпилька:
«Да и у предков твоих этого не было, чтобы нарушать то, о чем послы договорились; ты установил новый обычай! Прикажи искать во всех книгах: ни при Ольгерде, ни при Ягайле, ни при Витовте, ни при Казимире, ни при Альбрехте, ни при Александре, ни при Сигизмунде Первом, ни в наше время при Сигизмунде-Августе никогда не поступали по твоему новому обычаю. И если уж ты этих прежних государей называешь своими предками – чего же ты по их установлению не действуешь, а заводишь свои новые обычаи, которые приводят к пролитию невинной христианской крови?».
Грозный в этом отрывке перечисляет королей династии Гедиминовичей, никто из которых не был предком Батория. В послании царь прямо указывает – апеллируя к традиции – на некомпетентность Батория как монарха, которая вытекает из его чуждости «началу» и обычаю, а, так же, из того, что Баторий — монарх «по многомятежному человеческому хотению», т.е. выборный. И шпилька для Стефана Батория оказалась очень чувствительной: «Лепей з доброго шляхтича и цнотливое шляхтенки уродися, нижели с лихих короля и королевое» отписывается он, попутно вызывая Ивана на рыцарский поединок. Вообще, ответная грамота выдержана в задорном стиле века: «Почему ты не приехал к нам со своими войсками, почему своих подданных не оборонял? И бедная курица перед ястребом и орлом птенцов своих крыльями покрывает, а ты, орел двуглавый (ибо такова твоя печать), прячешься?». Но, по существу, ничего возразить не смог. Впрочем, до осады Пскова, за Батория говорили его победы.
Самовластие
Третьим неотъемлемым признаком самодержавия по Грозному стоит назвать неограниченное самовластие. Власть царя должна быть едина и неограниченна. Если же единой власти не будет, то пусть управляемые и будут храбры и разумны, но общее правление окажется подобным «безумию женскому». Царская власть не может быть ограниченна ни аристократией («Жителей они себе сотвориша яко рабов, рабов же своих устроили яко вельмож, мзду же безмерно от многих собирающе и всяк по мзде творяще»), ни церковью («Не подабает священникам царскоя творити»).
В то же время Иван избегает и соблазна того, что на Западе получило название «цезарепапизма»:
«Тем же и вся божественная писания поведают, яко не подобает чядом со отцы противлятися и рабу с господином, кроме веры».
Вообще же Иван убеждён, что принятие священниками властных функций ведёт к краху государства. Рассуждая о судьбе Византии Иоанн просто отмечает:
«Понеже убо тамо быша цари послушны эпархам и сигклитам, — и в какову погибель приидоша».
Так же, вспоминая эпизод Книги Исхода с золотым тельцом, Грозный констатирует:
«Нигде не найдёшь царства, что бы не разорилось руководимое попами. Вспомни: когда Бог избавил евреев от рабства, разве Он поставил над ними священника или многих управителей? Нет, Он поставил над ними единого царя – Моисея, священствовать же приказал не ему, а брату его Аарону, но зато запретил заниматься мирскими делами; когда же Аарон занялся мирскими делами, то отвёл людей от Бога. Видишь сам, что не подобает священнику творить мирские дела».
Соответственно, обе Западные крайности («цезарепапизм» и «папоцезаризм») на Руси так и не проявились. В дальнейшем православие остаётся опорой трона, но в дела церкви светская власть особо не лезет, впрочем, требуя и от неё полной взаимности. Если же говорить об эпохе Жахливого, то он просто мастерски играет на разногласиях синклита, зависти «белого» духовенства к «чорному», на страхе ересей (католичество, кста, «Стоглавом» приравнено к манихейству, тягчайшей ереси. А ещё москово-новгородская или жидовствующих, а ещё новацкая ересь, а ещё «лютерство окаянное»…). После победы партии иосифлян над нестяжателями, церковь, с начала XVI века, фактически превратилась в субъекта отношений феодального государства, а, значит, зависима от царя, что позволяет ему решать за счёт церкви личные дела и многие внутренние вопросы. Например, предстоятеля Русской Церкви митрополита Филиппа (Колычева) за противодействие опричнине в 1568 году царь Иван Грозный предал церковному суду, обвинив в причастности к ереси жидовствующих и колдовстве. Церковным судом митрополит был приговорён к заключению в монастырской тюрьме, и, по легенде, вскоре задушен царским любимцем Малютой Скуратовым, а в 1580 году, опять же, по приговору церковного собора, Иван отписал на себя купленные, закладенные и отписанные монастырям земли боярства, прекратив подобную практику и в будущем. Подобная традиция отношений государства и церкви сохранилась. Даже с введения в Русской церкви в 1589 году патриаршества, настоящим «государем Церкви» проявил себя лишь патриарх Филарет – и то потому, что был отцом первого русского царя из династии Романовых (Михаила Фёдоровича), ну и патриарх Никон, осуществивший церковную реформу 1654 года, которая вызвала уход в раскол староверов, не поделил власть с царем Алексеем Михайловичем, был судим, опять же, собором и отправлен в ссылку. Остальные русские патриархи не перечили царской воле. В общем, говоря словами Грозного: «Иное дело душу свою спасати, иное же о многих душах и телесах пещися».
При таком подходе у подданных пред государем есть только одно право и это освящённое церковью право повиновения. И тут не важно боярин ли ты, духовный ли, или холоп. Но надо заметить, что в челобитных и «сказках» и бояре, и дети боярские, и служилые фигурируют чаще всего, как «холопы твои, государе», а вот податные именуют себя «сиротами царскими». Вся власть от бога, а Помазанник Божий не может ни с кем делить власть:
«Или убо сие светло, пойти прегордым лукавым рабам владеть, а царю быть почтенным председанием и царской честью, властью же быть не лучше раба? Как же он назовётся самодержцем ежели не сам строит землю?»
Для подданных царь не «хороший» и не «плохой», не «добрый» и не «злой»:
«Овых милуйте рассуждающе, овых страхом спасайте. Всегда царям подобает быть обозрительными: овогда кротчайшим, овогда ярым; ко благим убо милость и кротость, ко злым же ярость и мученье; аще ли сего не имеет – не есть царь!»
«Егда кого обрящем всех сих злых освобождённых, и к нам прямую свою службу содевающим, и не забывающим своей службы, и мы того жалуем великими всякими жалованиями; а иже обрящется в супротивных еже рехом, по своей вине и казнь приемлет».
Из самовластия вытекает и последний пункт концепции Жахливого. Ответственность. Но не пред людьми, ибо их долг – повиновение.
«Цаское же управление бо страх, запрещения и обуздания безумия злейшего человеков лукавых».
Ответственность
Но царь сам наказуем от бога если его несмотрением происходит зло. Ибо в этом смотрении он самостоятелен: «А жаловати своих холопей вольны, а и казнить их вольны есмя», а раз самостоятелен, значит и ответственен. При этом, царь, как и всякий человек может совершать ошибки:
«Не мни праведно на человека возъярившись приравняться Богу. Это человечьское, ако и порфиру носить. Божественно же – ино».
При этом царь — он то же человек и выше человеческого не прыгнет:
«Сие убо навацкое и фарсейское мудрствуеши: навацкое убо, еже выше естества человеческаго велишь человеком быти; фарисейское же, еже, сам не творя, а иным повелевавши творити».
Последняя цитата — это лейтмотив «Первого послания к Курбскому». В письме Курбского Ивана больше всего возмутило обвинение его в отходе от православной веры, по крайней мере именно к этому обвинению он возвращается трижды и каждый раз пытается показать, что это – не так (остальные обвинения он просто разбивает по пунктам). Более того, сам факт обвинения царя (с его т.з.) со стороны Курбского в подобном есть ересь: новацкая ли, фарисейская ли, но ересь! А значит:
«Верую, яко о всех своих согрешениях, вольных и невольных, суд прията ми ако рабу, и не токмо о своих но и о подвластных мне дать ответ, аще моим несмотрением согрешают».
Т.е. ответственность царя – нравственная, но для верующего человека вполне реальная, ибо Божья сила и наказание выше царского.
«Доселе же русские владетели не исповедуемы были ни от кого, но вольны были своих работных жаловать и казнить, а не судились с ними ни пред кем»,
но и
«Судиша же приводиши Христа Бога меж мной и тобой, и аз убо сего судилища не отметаюсь».
Подведём предварительный итог: с т.з. Ивана Грозного, выраженной в его «Посланиях» идеальная государственная власть включает в себя как минимум четыре необходимых компонента:
- Источник власти («Божее соизволение»);
- Преемственность власти;
- Личную неразделимую власть;
- Личную неразделимую ответственность перед источником власти.
Фактически, Иван Грозный создал канон оценки царской власти, вдохновлённый и подхваченный церковной традицией, причём нельзя сказать, что бы этот канон сильно расходился с народными чаяниями и ожиданиями, которые, возможно, и архетипичны, что и попробуем показать в дальнейшем.
«О чаяниях» предварительно можно посмотреть ТУТ.
«И аще праведен еси и благочестив, почто не изволил еси от мене, строптивого владыки, страдати и венец жизни наследити?»
Продолжение: https://alternathistory.ru/o-tsaryah-prirodnyh-i-tsaryah-vybornyh-novyj-opyt/
