Содержание:
Последняя война древнего Лакедемона
Последним достойным спартанцем был Набис. Ну как достойным? Он был тираном, и это кое о чем говорит.
«Набис вконец истребил уцелевших противников своей власти в Спарте, изгнал граждан, выдававшихся больше богатством, нежели славным происхождением, а имущество их и жен раздал влиятельнейшим людям из числа врагов их и своим наемникам. Это были: убийцы, грабители, воры, обманщики», — не жалеет красок историк Полибий.
И добавляет, что в довершении всего Набис завел в спальне специальную пыточную машину, названную именем своей жены — Апегой, и использовал ее для «выбивания» денег у наиболее строптивых богатеев. «Так Набис погубил многих, отказывавших ему в деньгах», — заключает греческий летописец.
Легендарный царь Леонид и его 300 спартанцев.
Но Полибий мог и соврать, или во всяком случае сгустить краски. Историк был родом из Мегалополя — города, входившего в состав Ахейского союза — непримиримого врага Спарты вообще и Набиса в частности. У современных ученых, кажется, более трезвая оценка деятельности Набиса: да, любил власть, да, с удовольствием разорял местных олигархов (возможно, даже пытал), но при этом провел социальные реформы — раздал землю бедным спартиатам и освободил больше тысячи илотов.
А еще Набис попытался сделать Спарту снова великой. Или хотя бы по-настоящему независимой. По большому счету он был последним спартанским правителем, кто на это осмелился.
Тиран показывает зубы
В 206 году до нашей эры Набис захватил власть в Спарте, объявил себя потомком древнего царского рода (каковым не являлся), жестоко расправился с реальными потомками и приказал чеканить монеты с собственным профилем и надписью «василевс».
— Да какой он василевс? Тиран! — усмехались греки.
В Ахейском союзе, объединявшем в то время большинство полисов Пелопоннеса, насторожились: а ну как после этого он начнет посягать на наши земли?
И ведь начал! В 204 году напал на главный город Аркадии Мегалополь. Неудачно. Затем вторгся в Мессению, соседнюю с Лаконикой область, которой спартанцы в свои лучшие времена владели на протяжении нескольких столетий. Но и тут осечка — под Тегеей спартанское войско потерпело поражение от талантливого стратега Ахейского союза Филопемена, того самого, кого римские консулы, а следом за ними и римские историки называли «последним эллином». Однако эти досадные неудачи амбиций Набиса не успокоили. Он продолжал стремиться если ни к всегреческому, то хотя бы к всепелопоннесскому господству. Для этого укрепил порт Гитий на юге Лаконики, построил небольшой, но боеспособный флот, а Спарту — впервые в ее многовековой истории — окружил стенами. Это раньше, во времена Ликурга, Леонида и Лисиппа, спартиаты сами были стенами Лакедемона, к началу II века до нашей эры ситуация изменилась: греки измельчали, лаконцы тоже не были прежними героями.
Спартанка вручает щит своему сыну. Классическое полотно Жана-Жака-Франсуа Ле Барбье.
Когда в 200 году началась 2-я Македонская война, Набис поступил хитро. Вначале он примкнул к стану союзников македонского царя Филиппа V, за что в награду получил древний Аргос — пелопоннесский полис, который был извечным врагом Спарты. Но как только дела Филиппа пошли по нисходящей, спартанский тиран переобулся на лету и к решающим событиям войны, к битве при Киноскефалах (197 год до н.э.), Набис уже верный союзник Рима. Именно поэтому победитель Филиппа и «освободитель Греции» (как он сам любил себя величать) консул Тит Квинкций Фламинин Аргос оставил Набису. Возможно, зря, потому что именно из-за Аргоса началась очередная война, в которой консулу пришлось поучаствовать самым непосредственным образом.
Яблоко раздора — Аргос
Ахейском союзу в тиране Набисе не нравилось решительно всё. И его «имперские замашки», и социальные реформы, а, если конкретно, не нравилось, что он захватил Аргос, не имея на то никаких прав и оснований. «Аргосский вопрос» и стал поводом к новой войне. Ахейцы обратились к Фламинину и попытались убедить его в том, что Аргос у спартанского тирана надо забрать, а ему самому просто необходимо дать по рукам пока не поздно. Иначе худо станет всем.
«В недрах Греции вырастет еще одно (после Филиппа — Авт.) великое зло — Набис. Этот, пока лишь лакедемонский тиран вскоре, если ему попустить, станет всегреческим и сравнится с алчностью и жестокостью со всеми печально знаменитыми тиранами», — передает Тит Ливий настроения в Греции и Риме.
После недолгих размышлений и совещаний с сенатом консул согласился и в 195 году до нашей эры собрал в Пелопоннесе 40-тысячную армию, состоящую из римлян, их латинских союзников и вспомогательных греческих подразделений. Ахейцы дополнительно выставили еще 10 тысяч бойцов. У Набиса сил было гораздо меньше (около 15 тысяч воинов, по оценке Тита Ливия), но он решил биться до конца — не такова героическая история Спарты, чтобы пасовать перед неприятностями, пусть и такими крупными, как объединенная армия римлян и ахейцев.
Спартанская фаланга считалась самой сильной в Элладе. Но только не во времена Набиса.
Начались боевые действия под Аргосом, куда подошла армия союзников. Партия противников Набиса попыталась было поднять в городе восстание, но была прямо на площади изрублена спартанским гарнизоном. Однако осаждать Аргос Квинкций не стал, он решил нанести удар в самое сердце врага — двинул армию в Лаконику и, разогнав с перевалов пельтастов, подошел к Спарте. В это же время римский флот под командованием брата консула Луция Квинкция блокировал приморский Гитий, а римский десант после ожесточенного штурма взял главный и единственный спартанский порт.
Атака наемников
Сильно расстроенный новостями из Гития Набис, стоя на башне, наблюдал, как под стенами его родного города проходят тесными колоннами легионеры, пытался считать ахейских гоплитов и легковооруженных, потом сбился со счета, плюнул и приказал наемникам (у него под началом было не менее 3 тысяч солдат удачи из разных мест Эллады) ударить в тыл римско-греческим колоннам.
— Вперед! Вам должно повезти!
Наемники с ревом бросились сразу из нескольких ворот, однако римская конница, следовавшая в арьергарде, успела развернуться и встретить спартанцев «на копья». Завязалась ожесточенная рукопашная. А когда на подмогу своим союзникам подоспели ахейцы, хорошо знавшие здешние места (уже приходилось воевать со Спартой и не раз), наемники бросились бежать — кто обратно в город, а кто попросту рассеялся по окрестностям.
Поражение под стенами и разгром наемников раздосадовали Набиса не меньше потери Гития и не на шутку испугали. Он решил притормозить коней и отправил к Фламинину гонцов с просьбой о встрече. Консул не отказал.
«Квинкций и Набис – каждый с небольшим отрядом – сошлись на холмах посреди равнины. Солдат своих оставили тот и другой в таком месте, чтобы их видеть, а сами сошли вниз – Набис с телохранителями, а Квинкций со своим братом, с царем Эвменом, с родосцем Сосилом, с Аристеном, вождем ахейцев, и с несколькими военными трибунами,» — описывает Тит Ливий.
Набис долго и красноречиво (совсем не по-лаконски) убеждал римского консула, что Аргосом владеет по праву, живет по древним спартанским законам и вообще никому не угрожает. Фламинин со своей стороны прямо назвал Набиса не царем, но тираном и потребовал если не всего, то многого: очистить Аргос, избавиться от всех кораблей, вернуть всех изгнанников, а изгнанникам возвратить их рабов и илотов, которым была дарована свобода. Кроме того, — оставить в покое соседей и выплатить крупную контрибуцию серебром. Набис, может быть, и согласился бы, но спартанцы не дали:
— Будем сражаться. Победим или умрем! — таково было общее решение потомков Леонида.
Кстати, больше всех возмущались вчерашние рабы и илоты, которым условия, выставленные Квинкцием, возвращали прежних хозяев, а значит снова надевали на запястья тяжелые браслеты.
При штурме Спарты римляне использовали «черепаху».
Как Пифагор спас Спарту
Ни письменного, ни устного ответа на свои требования Квинкций не дождался. Вместо этого «заговорили» спартанские дротики. Несколько римлян получили ранения, кого-то даже прикончили.
— Ну что, вариантов нет, надо идти на штурм, — сказал консул своим греческим союзникам.
Рано утром римские и ахейские отряды бросились на Спарту с разных сторон. Надо сказать, что городские стены Набис хоть и построил, однако не везде, а только на равнинной части. В тех же местах, где были холмы, увенчанные, как правило, каким-нибудь храмом, укреплений не было. Здесь защитники Спарты встали живым щитом, сюда же хлынули легионеры. Бой завязался жестокий, упорный, неистовый.
«В узких проходах, в трех разных местах против трех отрядов римлян стояли лакедемоняне поначалу твердо; но бой разгорался и мало-помалу стал неравным, — рассказывает Тит Ливий. — Лакедемоняне бросали дроты, но римляне легко защищались от них своими большими щитами, и дроты либо не доставали воинов, либо задевали лишь слегка; а проходы были узки, и слишком тесны, так что негде было разбежаться, чтобы бросить дротик с силою; даже двигаться свободно не удавалось и устоять при метании было трудно».
После нескольких часов рукопашной римлянам удалось потеснить защитников Спарты и кое-где прорвать цепь обороны. Тогда на них стали кидать камни и черепицу с домов. Римляне вначале растерялись, но потом придумали решение — плотно сгрудились, подняли над головой щиты и «черепахой» поползли вглубь города. Казалось бы всё, конец, ничего лакедемонянам больше не поможет. Но…
Если в Сиракузах был Архимед, то в Спарте нашелся Пифагор — так звали лучшего военачальника Набиса. Он придумал, что противопоставить римской мощи: приказал поджечь дома, расположенные вдоль стен. Справились быстро, и скоро те из легионеров, кто сумел прорваться в город, оказались в огненном мешке.
«На римлян обрушились крыши, осколки черепицы, горящие балки; вихри пламени понеслись по улицам, а в тучах дыма опасность казалась страшнее, — приводит детали боя Тит Ливий. — Те римляне, что бросились было в бой, отхлынули от стен; те же, что ворвались уже внутрь, когда пожар поднялся позади их, испугались, что будут отрезаны от своих, и поторопились выбежать обратно».
Такого поворота никто не ожидал, и Квинкций приказал трубить отбой. Не погибать же в огне! Римляне отхлынули.
Набис был, конечно, доволен таким итогом битвы, но прекрасно понимал, что от нового штурма горящие дома его больше не спасут — слишком велик был численный перевес неприятеля, слишком крепкими воинами оказались римляне. Поэтому через несколько дней тиран снова отправил во вражеский лагерь посольство — передать, что он согласен на любые условия мира. В роли главного посла выступал геройский Пифагор. Ему, хоть и не без труда (даже пришлось пасть на колени), удалось убедить римского консула снять осаду и оставить власть в Спарте за Набисом.
Тит Квинкций Фламинин согласился. Вероятно, его беспокоили потери, которые были неизбежны при новом штурме. Но, скорее, он как мудрый политик понимал, что если окончательно растоптать Спарту, уничтожить Набиса — пусть он и тиран — усилятся позиции других греков, а особенно — Ахейского союза. А сильные игроки в Греции Риму были не нужны.
Источники: Полибий. Всеобщая история/ Тит Ливий. История Рима от основания города.
Автор — Алексей Денисенков
