Как оно было на самом деле. Строители пирамид
Уставший за последние дни Менкатеп повёл плечами, разминая затёкшие мышцы, и отхлебнул из кувшина немного тёплого пива. Посмаковав приятно кисловатый вкус, он медленно повернул голову и спросил помощника, застывшего перед входом в шатёр:
– Готово?
– Готово, господин, сам проверял! – поспешно ответил помощник, не поднимая головы.
– Хорошо пропитали? – продолжал допытываться мастер, которому совсем не хотелось покидать прохладный шатёр и выходить под безжалостное солнце.
– Хорошо пропитали, господин, дважды, а дно даже трижды, господин, – затараторил помощник, – и просеяли перед этим тоже очень тщательно, больше никаких костей не попадётся, господин, головой отвечаю!
– Это правильно, что головой отвечаешь, – лениво заметил Менкатеп, с усилием вздымая себя на ноги. – В случае чего и думать о наказании не придётся.
Лицо помощника стало одного цвета с его набедренной повязкой оттенка слоновой кости, но он не проронил ни слова и склонил голову перед своим господином ещё ниже.
Выйдя из шатра, Менкатеп прищурился – белые стрелы Ра сегодня впивались в глаза с особой ожесточённостью – и устремил взгляд вперёд и вверх.
Перед ним высилась недостроенная пирамида Хафры, нынешнего повелителя обеих земель; как всегда, она ехидно щерилась дырами на месте отсутствующих блоков. Возле одного из таких проёмов суетились рабы; дюжий надсмотрщик с проваленным от стыдной болезни носом ругался и сердито щёлкал хлыстом. Во всю длину будущего блока между деревянными шестами была туго натянута промасленная мешковина; четверо высоких худых рабов лихорадочно разравнивали последние неровности на песке, насыпанном внутрь этой загородки.
Увидев мастера, надсмотрщик громко отдал команду рабам разойтись, и те сыпанули в стороны, словно кошки, на которых плеснули водой. Менкатеп вытер со лба пот, потёр ладони друг о друга и протянул руки в сторону загородки. Со стороны было похоже, что он, напрягая все силы, пытается отодвинуть от себя что-то невидимое, однако вместо ожидаемого движения над загородкой заколыхался воздух, запахло раскалённым камнем: песок начал понемногу проседать, на глазах меняя свой вид и приобретая привычную для строителей шероховатость известняка. Через несколько десятков ударов сердца новый блок уже ничем не отличался от соседних – лишь уродливые пятна бывшей мешковины, превратившейся в строительный раствор, темнели на его внешней поверхности. Стражник щёлкнул кнутом, и целая толпа рабов с вёдрами и губками набросилась на свежеиспеченный блок, обжигая руки и жалобно вскрикивая от боли.
На негнущихся ногах Менкатеп забрёл в шатёр, опустил полог и распластался на лежанке – трансфигурация всегда отнимала очень много сил, а проявлять физическую немощь и опираться на палку или на раба атлетически сложенный маг считал ниже своего достоинства. К счастью, дневная норма уже была выполнена, и он мог с полным правом предаться медитации.
Вопли обожжённых рабов и ругательства надсмотрщика не смолкали. Немного выждав, Менкатеп перевёл себя в сидячее положение, встал, с трудом доковылял до входа в шатёр, отодвинул полог и заорал:
– Эй, ты, с хлыстом! Если ещё услышу хоть один звук – самого в камень превращу, вечно будешь пирамиду сторожить!
Немедленно воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом ёрзающих по камню губок и сдавленным шипением рабов. Надсмотрщик намотал хлыст на рукоятку и беззвучно грозил самым нерадивым этой дубинкой, опасливо поглядывая в сторону шатра.
Из последних сил Менкатеп добрался до заветной лежанки и закрыл глаза. Внутри головы в ожидании сна лениво плавали мысли.
"А всё-таки хорошо, что есть магия, – почему-то подумалось ему. – А то пришлось бы камень рубить, тесать, тащить как-то… Да ну, и за век не управились бы".
Снаружи раздался дикий вопль надсмотрщика. Судя по отрывочным возгласам, кто-то из рабов уронил ему на ногу камень.
Менкатеп застонал и страдальчески закатил глаза.
