Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл про Великую Русинию, и сегодня настал черед рассказать о событиях 2-й четверти XVIII века. Рассказано будет о коротком правлении Богдана III и чуть более длинном царствовании Ангелины II, новых войнах и изменениях на карте Европы до 1745 года.
Содержание:
Король Богдан III
Предположим, что это Богдан III, а не Людовик XV
Старший сын Михаила VI, Принц Литовский Богдан, был человеком недалеким и слабым здоровьем. От родителей ему достались такие черты характера, как любовь к искусству, разделение идей гуманизма и кое-какие таланты в области музыки, но на этом все и закончилось. Коронованный в возрасте 40 лет, Богдан был уже тяжело болен рядом заболеваний, практически не вставал с постели, и потому был вынужден отдать всю власть в руки своего родственника, князя Алексея Полоцкого, который еще при Михаиле VI отметился как успешный управленец и политик. С 1725 года именно князь Полоцкий фактически возглавил государство, твердой рукой удерживая то, что досталось ему от предшественников. Сам же король, формально правив до 1728 года, умер от пневмонии, так и не посетив ни разу заседания своего правительства.
Супругой Богдана III была София фон Кеттлер, представительница правящей династии Великого герцогства Ливонского. При заключении брака она добровольно согласилась перейти из лютеранства в православие. Женщиной она была своеобразной – эксцентричной, но волевой, умной и образованной, склонной к интригам и формированию вокруг себя кругом почитателей. Супруга она не любила, но уважала, и всячески ухаживала за ним во время обострения болезней; в иное же время она целиком посвящала себя развлечениям, вопросам двора и фаворитам, главным среди которых был полководец Остафий Байда. Он происходил из простой казацкой семьи, но был весьма честолюбив и умел, поднявшись по карьерной лестнице весьма высоко. Замеченный в 17-летнем возрасте 25-летней Принцессой Литовской, он с тех пор стал ее главным доверенным лицом и протеже. Учитывая, что Байда имел хорошие военные навыки, его быстро заприметили и придворные чины, и король Михаил VI, что и позволило простому казацкому сыну стать генералом, и успешно показать себя во всех будущих войнах. При этом Остафий был дружен с князем Полоцким, который также оказывал ему поддержку, и считал выходца с низов своим наследником в качестве министра-урядника Русинии. По слухам, распространяемым при дворе, именно Байда был отцом всех детей королевы Софии, но в любом случае это не имело значения – Богдан III признал всех их своими, и позаботился о том, чтобы князь Полоцкий преследовал любого, кто попытался бы оспорить это.
В браке у Богдана III и Софии Кеттлер родились трое детей – сын и две дочери, но лишь одна дочь, Ангелина (1705-1764), смогла пережить первый месяц своей жизни. Это породило некоторые проблемы с престолонаследием, однако сколь-либо значительными их не считали. В отличии от Австрии, Тосканы и Священной Римской империи, законы наследования Русинии допускали передачу титулов по женской линии в случае пресечения мужской, и потому Ангелина с детства считалась Принцессой Литовской, и ее права никто особо и не брался оспаривать. Главным вопросом становилось то, кем станет ее супруг. Уже с 1708 года, когда принцессе исполнилось 3 года, к ней стали выстраиваться очереди женихов-иностранцев – Русиния считалась слишком лакомым кусочком, чтобы так просто от нее отказываться. Однако Романовичи были верны своей традиции решать подобные вопросы внутри династии, и искали будущего короля-консорта среди боковых ветвей великого русинского правящего дома. В конце концов, выбор пал на младшего сына князя Полоцкого, Рюрика, который с детства был дружен с Принцессой Литовской, и потому был выгоден не только в политическом плане, но и в династическом. Преемственность Романовичей сохранялась, и власть в стране от Волынской ветви должна была перейти Полоцкой.
Третье Болгарское царство
Самой важной переменой для Русинии в эпоху правления Богдана III стало решение балканского вопроса. После череды крайне успешных русинско-турецких войн Романовичи стали контролировать значительные территории на Балканском полуострове, населенные различными христианскими народами. Первоначально планировалось разделить их на малые княжества и оставить вассальными Русинии – при таком раскладе они были слишком слабыми, чтобы мечтать о какой-то самостоятельности, и легко контролировались бы из Киева. Однако достаточно быстро стали ясны две проблемы подобного решения. Первая заключалась в том, что никто толком не мог сказать, какие конкретно княжества можно и нужно создать, и какие границы им рисовать – за прошедшие века турецкого владычества, к которому добавились серьезные потрясения, население полуострова в славянской его части настолько смешалось, что выделять отдельно какие-либо народы стало затруднительно. Особенно ярким примером этой проблемы стала Валахия – опустошенная во время ранних русинско-турецких войн, она потеряла свою валашскую идентичность, была омусульманена, а после исхода оттуда мухаджиров оказалась населена примерно в равной пропорции валахами, болгарами, русинскими мигрантами, сербами и большим количеством тех, кто вообще не придавал себе какой-либо отдельной национальной идентичности [1]. Вторая проблема заключалась в том, что в Русинии сохранилась старая знать балканских государств – болгарская, валашская, сербская, греческая. Она была против дробления, и выступала за воссоздание исторических государств, пускай и зависимых от Романовичей, но все же более или менее самостоятельных. Существовало также и движение сторонников унитаризма православных Балкан, за исключением разве что территорий, населенных эллинами. Еще Михаил VI осознал, что в случае подавления этих стремлений Русиния превратилась бы в новых господ вместо османов, и рано или поздно потеряла бы симпатии местного населения и старой балканской элиты, потому начал поиски решения проблемы.
Проектом занимался князь Алексей Полоцкий. Ему пришлось выслушать много разных мнений, и провести немалую работу в попытках понять, что будет лучше для Русинии. В конце концов, он пришел к выводу, что сохранять Балканы в составе государства Романовичей попросту невыгодно, и самым лучшим вариантом является воссоздание Второго Болгарского царства в его границах-максимум, с возможным включением в его состав обширных территорий от Адриатики до Черного моря. Получившееся государство было бы достаточно сильным, чтобы решать свои внутренние проблемы самостоятельно, но в то же время оно не смогло бы конкурировать с Русинией или Австрией. Более того, последняя имела явные претензии на балканскую экспансию, а значит становилась угрозой для воссоздаваемой Болгарии, с которой сами болгары не смогли бы справиться – что надежно закрепляло их за Русинией. Князь Полоцкий прекрасно понимал, что существует множество средств закрепить более слабое государство за более сильным, при этом не включая его в свой состав и не делая вассалом – военная поддержка, капиталовложения, внешние долги, экономические связи могли сделать разрыв с Русинией попросту невыгодным, связанным с риском обрушения всей экономики. Наконец, существовал наглядный пример Ливонии, которая де-юре хоть и числилась вассалом Русинии, но фактически была независимой, и при этом не проявляла никаких стремлений к отделению из-за внешних и внутренних рисков и угроз, из-за которых разрыв с государством Романовичей мог лишить ливонцев богатства, а то и государственности.
В 1728 году проект был окончательно завершен, и с позволения умирающего короля Богдана III князь Полоцкий приступил к его реализации. В Софии был созван особый Конгресс, в который вошли представители всех балканских княжеств. На нем демократическим способом предстояло решить, каким княжествам войти в воссоздаваемое Болгарское царство, и кому становиться его монархом. Впрочем, свобода выбора на деле была иллюзорной – все уже давно было решено в Киеве королевским правительством и старой балканской элитой. Князь-наместник Греции от лица греков отказался входить в состав Болгарии, о чем было оговорено заранее, и потому такое решение не вызвало какого-либо недовольства. В то же время остальные княжества высказались за объединение, и выбрали в качестве монарха 28-летнего Георгия Асеня, потомка Фружина и дома Шишмановичей, последней правящей династии Второго Болгарского царства. Вскоре он был коронован в Софии как самодержавный царь Георгий III, правитель болгаров, сербов, валахов и албанцев. Государство получило название Третьего Болгарского царства, и стало развиваться как независимое формирование, хотя рядом отдельных договоров царь Георгий закрепил свою фактическую зависимость от Русинии. Особого сопротивления эти договоренности не вызывали – для развития Болгарии требовались деньги, советники, а самое главное – защита, так как Австрия не отказывалась от своих амбиций в сторону Балкан. Коронация потомка Фружина Шишмановича в качестве болгарского царя сделала православным государям большую услугу – в глазах европейцев такой ход оказался легитимным и практически неоспоримым, и потому достаточно быстро новую страну признали все основные европейские игроки, за исключением турок и австрийцев [2].
Князь Полоцкий в своих расчетах оказался прав – Болгарии предстояло еще очень долго решать внутренние проблемы. Она оказалась населена пестрой подборкой различных национальностей, которые отличались обрядом, языком и культурой, а значит потенциально могли попытаться отделиться от единой державы. При этом после исхода мусульман из Европы многие регионы государства опустели, а экономика в сравнении с русинской пребывала на гораздо более отсталом качественном уровне. Предстояло проделать огромную работу по созданию эффективной системы наполнения казны и обогащения народа, а также просто создать этот самый народ. Огромное количество средств болгарам пришлось тратить на языковую и культурную ассимиляцию, пытаясь слить воедино различные этносы, путем образования приводя их к единому виду, что требовало также и немало времени. Приходилось менять не только сербов, валахов и прочих, но и «коренных» болгар, на которых негативным образом сказалось турецкое господство. Процесс этот завершится лишь к середине XIX века, когда все народы Третьего царства будут «переварены» в относительно монолитную общность, хоть и продолжат отдельно считаться албанцами, болгарами, сербами и валахами, и требовать территориальную автономию. Серьезным связующим звеном между ними станут и русины, которые будут массово эмигрировать в Болгарию, сливаться с местным населением и за несколько поколений становиться «новыми болгарами» [3].
До этого момента Болгария будет де-юре независимой, но де-факто останется под протекцией Русинии, что и позволит успешно завершить столь масштабные преобразования. Даже армия и флот Болгарии на протяжении столетия будут оставаться чрезвычайно малочисленными ради экономии средств. А когда Третье царство сможет проводить самостоятельную политику – связей с Русинией будет уже настолько много, уходящих настолько глубоко в экономику, общество и менталитет, что разрыв между Софией и Киевом окажется попросту невозможным. Ставка князя Полоцкого себя целиком оправдает, а Русиния получит мощный, отработанный инструмент для формирования вокруг себя общности дружественных, союзных государств, способных действовать единым фронтом и в мире, и в войне [4].
Война за русинское наследство (1728-1730)
После смерти Богдана III власть в Русинии была без особых проблем передана его дочери, которая была коронована как королева Ангелина II. Увы, спокойствие оказалось лишь внешним – на самом деле уже давным-давно вились сети интриг, и готовилось оспаривание ее прав на наследование. Зачинателем этого процесса стал родной дядя русинской королевы, Михаил, который с 1718 года был женат на цесаревне Екатерине Петровне, которая в том же 1728 году стала императрицей Екатериной I. Возможность унаследовать Русинию ряд российских политических деятелей рассматривали еще при государе Петре I, но тот слишком высоко ценил союз Москвы и Киева, и отказывался поддерживать претензии своего зятя на корону Русинии. Сказывалось и то, что законных прав на это он не имел. Однако сам Михаил был явно настроен все же побороться за объединение России и Русинии, и более того – он склонил к этому свою супругу, ставшую императрицей. То, что Михаил был далеко не первым в очереди на наследование Русинии, также слабо волновало свежеиспеченных правителей России – Ангелину объявили незаконнорожденной дочерью Софии фон Кеттлер и Остафия Байды, а герцог Лоренцо, бывший Роман Романович, вместе со своими детьми считался неподходящей кандидатурой из-за католического вероисповедания.
Все эти манипуляции были слишком натянутыми, чтобы в них поверили, и само собой рассорили Годуновых и Романовичей, так как заявления Михаила оскорбляли русинскую королеву и память ее отца. Однако ряд государств все же попытался воспользоваться ситуацией, и поддержал претензии Михаила. В первую очередь это была Османская империя, которая, несмотря на недавние поражения, все еще грезила о реванше, и готова была воспользоваться любой ситуацией дабы отомстить Русинии за поражения, даже если это вело ее к союзу с православной Россией. Август II Сильный, король Польши и курфюрст Саксонии, также вознамерился расширить свои польские владения, поучаствовав в грядущей войне за русинское наследство. Не упустил возможности и австрийский император Карл VI, который имел определенные интересы на восточных границах, и пограничные территории Русинии и союзной ей Болгарии были достаточной причиной для вмешательства. Вся эта коалиция формировалась тайно, о ней ничего не знали в Киеве, и в 1728 году Романовичи неожиданно оказались на пороге большой войны сразу с несколькими сильными государствами. Верными союзниками оставались лишь Ливония и Болгария, но первая не имела большого военного значения, а вторая и вовсе не создала еще не только регулярной армии, но и банального государственного аппарата, так как формирование его только-только началось.
Угроза Русинии заставила сплотиться и политическую элиту, которая не желала сливаться с российской, и народ, который видел в доброй и популярной Ангелине своего легитимного правителя, в то время как Михаил уже считался «чужим» монархом, да еще и был известен своим склочным характером. Князь Алексей Полоцкий, Остафий Байда, вдовствующая королева София, министры быстро принялись за работу, и применили все возможные средства для того, чтобы разбить коалицию и встретить вражеские войска наготове. Первой в ход пошла дипломатия – в Вену отправился особый посланник Никита Овручский, которому удалось уговорить Карла VI отказаться от участия в войне в обмен на отказ Русинии от претензий на Закарпатье, разрыв связей с Тосканой и дополнительные гарантии Прагматической санкции. Вслед за Австрией из коалиции вышла и Саксония – Август Сильный едва смог собрать 25-тысячное войско для похода в Русинию, и при известии, что ему противостоит вдвое большее ливонско-русинское воинство, он решил поспешить примириться с Романовичами, и вместо военного похода устроив большую «воинскую потеху» близ Сандомира, которая влетела ему в копеечку.
А вот Россия и Османская империя все же решились воевать. С турками все вышло как обычно – еще не оправившись от былых поражений, они не могли выставить сколь-либо серьезные войска в поле, и часто проигрывали даже болгарскому ополчению. После ряда крупных поражений, а также набегов РКФ на побережье Малой Азии, турецкий султан был вынужден в конце 1729 года подписать мирный договор, согласно которому восстанавливался довоенный статус-кво, и Высокая Порта продолжила выплату контрибуции согласно Второму Варненскому договору. Основные же баталии развернулись в начале 1729 года на границе между Русинией и Россией. Первоначальный успех армии, которую лично возглавил «император России и король Русинии Михаил VII», был вскоре обращен вспять якобы отцом королевы Ангелины II, генералом Остафием Байдой. Одержать победу в этой кампании для него было вопросом чести, личной мести. После ряда пограничных сражений и обильного маневрирования Михаил был вынужден отступить, но благодаря хитрости и активным действиям конницы Байда побил его сначала на марше, а затем и в поле у Можайска. Уже поздней осенью русинские полки подступили к окраинам Москвы, а северная армия генерала Кульчицкого взяла Псков и выдвинулась к Новгороду, но была разбита российским корпусом генерала Ласси.
С самого начала конфликта мало кто понимал, зачем он вообще был начат. Русиния и Россия уже долгое время существовали раздельно, успели позабыть о претензиях на воссоединение всей Руси, и предпочитали сотрудничать и союзничать. Опыт былых противостояний показал, что любая война между двумя государствами-наследниками Рюриковичей была прежде всего на руку третьим лицам, а сами восточнославянские страны лишь истощали друг друга в бесплодных попытках одержать верх. О последнем красноречиво говорила граница между Россией и Русинией, которая оставалась константой уже несколько столетий, и любые перемены носили лишь временный характер. Слишком далеко зашло развитие двух государств по отдельности, чтобы остались реальные предпосылки к объединению. Это понимали все, включая иноземцев – именно потому Австрия поддержала Россию, так как понимала, что на деле может выйти лишь долгий кровопролитный конфликт без шансов на объединение двух держав [5]. По сути весь конфликт основывался лишь на личных амбициях императора-консорта Михаила Романовича. Императрица Екатерина I позволила втянуть себя в войну из-за большой любви к супругу; она позволила убедить себя, что женщину на троне в Киеве не примут, все считают ее бастардом, и ждут не дождутся, когда трон займет ее дядя. Военные действия показали совершенно другое, и при виде русинских полков на окраине своей столицы Екатерина окончательно убедилась в том, что ее муж лгал, а она серьезно ошиблась. Решать проблему требовалось как можно более скоро, и потому императрица взяла этот процесс под личный контроль, попросив о личной встрече с королевой Ангелиной, а до того согласилась подписать перемирие и заставила своего супруга сложить с себя командование.
После долгих предварительных переговоров встретиться решено было в Петрограде – пока еще небольшом городе, который только строился в устье Невы. Для гарантий безопасности и неприкосновенности русинской королевы встреча проводилась на борту личной яхты великого герцога Ливонского, а почетный караул был поровну составлен из русинских и российских солдат. Как ни странно, но переговоры начались достаточно легко, и протекали в дружеской обстановке – Екатерина была всего на 5 лет старше Ангелины, да и королева с императрицей в целом были похожи по уму, складу характера и прагматичности. Обе женщины понимали, что вся вина на развязывании конфликта лежит на части московской аристократии и Михаиле Романовиче, который доводился родственником им обеим. Понимали они и бесперспективность развития противостояния своих государств. В конце концов, было решено считать войну большой ошибкой, и как можно скорее закончить и забыть ее. Екатерина вынудила своего супруга отказаться от претензий на трон Русинии, и лично гарантировала стабильность правления Ангелины и ее потомков. Также Россия согласилась выплатить некоторую компенсацию за свою агрессию, от которой, впрочем, Ангелина вскоре отказалась в пользу взаимовыгодного торгового договора. Две монаршие особы расстались хорошими подругами, до конца жизни вели переписку и еще четырежды проводили большие встречи друг с другом, стараясь наладить отношения между Годуновыми и Романовичами. Уже их дети позабыли о конфликте между родителями, но император-консорт Михаил так и не смирился со своим поражением, и продолжал до конца своих дней сохранять враждебный настрой по отношению к своим русинским родственникам.
Одним из интересных последствий войны за русинское наследство оказался перенос столицы России из Москвы в только строящийся Петроград. Близость к границе с Русинией посчитали слишком опасной на случай новых конфликтов; кроме того, стало ясно, что требуется более надежная и быстрая связь с европейскими державами – а значит столица должна была находиться недалеко от морей. Не самым последним по значению фактором было и то, что в старой Москве сильны были позиции старого боярства и того, что они из себя представляли – слишком много интриг и опасных идей окружали в Кремле Годуновых. Именно при Екатерине I Петроград из портового города начинает стремительно превращаться в новую, целиком европейскую и современную столицу государства, с иной политической элитой, обладающей иным менталитетом, что также ознаменовало переход к совершенно новой внешней политике и новому курсу по отношению с Русинией – постепенному сближению и расширению связей друг с другом, и решению любых конфликтов посредством дипломатии, а не войн. Таким образом, короткая война за русинское наследство оказалась последним конфликтом в истории противостояния Северо-Восточной и Юго-Западной Руси [6].
Королева Ангелина II
А это, предположим, Ангелина II
Единственная дочь Богдана III и Софии Ливонской росла крепкой, здоровой и веселой девушкой. Впрочем, ее внешняя легкость поведения и любовь к различным увеселениям не отменяли ее врожденного ума и рассудительности, что делало ее достаточно ловким политиком. Так как она была Принцессой Литовской, то ей обеспечили самое лучшее образование во всех областях, начиная от искусств и заканчивая точными науками, где будущая королева весьма преуспевала. Еще с молодых лет она начала выполнять свои функции, активно занимаясь благотворительностью и участвуя в государственных делах деда и отца. Оказывала она поддержку и низшим слоям населения, особо заботясь о сиротах. Из-за этого народ знал ее как добрую принцессу, готовую помочь простому человеку; хорошая репутация в результате сказалась и на народной поддержке во время войны за русинское наследство, и обеспечила большой кредит доверия. До конца своей жизни королева Ангелина II будет пользоваться популярностью во всех слоях населения, и послужит образцом для подражания в будущем.
Супругом ее был князь Рюрик Полоцкий, младший сын фаворита Богдана III. Он был знаком со своей будущей королевой и женой с детства, хорошо ладил с ней, и всегда поддерживал. Свою жизнь он решил посвятить семье и военному делу, абсолютно игнорируя политику, за что заслужил у придворных репутацию тупого солдафона. Однако на деле все было проще – он делал все возможное, чтобы одновременно и укрепить авторитет власти монарха в стране (а монархом была как раз Ангелина), и облегчить жизнь своей венценосной супруге. При этом как муж и отец он оказался чуть ли не идеальным семьянином, верным и заботливым, а как военный – стал великолепным организатором и реформатором, одним из немногих людей в истории Европы, который, объединив в своих руках должности военного и морского министров, одинаково эффективно выполнял функции и первого, и второго.
Несмотря на счастливый брак, у Рюрика с Ангелиной родились лишь двое детей:
- Михаил Рюрикович (1724-1775), Принц Литовский, женат на Терезе Бенедикте Баварской. Официально назван в честь Архистратига Михаила, фактически – в честь своего деда, Михаила VI;
- Ангелина Рюриковна (1725-1789), принцесса, замужем за Георгием IV Асенем, царем Болгарии. Покровительствовала культурному развитию Третьего царства, за что заслужила почетный титул «Матери Отечества».
Вскоре после своей коронации Ангелина прямо заявила, что не собирается править до конца своей жизни, и освободит место для своего сына и наследника сразу же, как только он будет готов взять в свои руки власть в государстве. Это случилось в 1745 году, когда Михаилу исполнился 21 год, и он завершил свое обучение и путешествия по европейским державам. Впрочем, это совершенно не означало отхода королевы-матери от дел – она еще продолжала помогать своему сыну управлять страной, давала ценные советы, и появлялась в народе, поддерживая свою репутацию. Умерла она лишь в 1764 году, и помянуть всеми любимую королеву-мать собирались многотысячные толпы народа во всех городах Русинии.
Война за польское наследство (1733-1738)
Спустя всего несколько лет после войны за русинское наследство Ангелине II пришлось вновь участвовать в очередной войне за наследство, на сей раз – польское. Причина заключалась в том, что после смерти Августа Сильного в Польше образовалась ситуация, когда на ее корону одновременно претендовали два человека – Август III Саксонский, сын предыдущего короля, и Станислав Лещинский, уже бывший королем при шведах, а ныне – ставленник французов. Последний факт сильно не понравился королеве Ангелине II — Франция традиционно оставалась главным союзником и опорой Османской империи, и на этой почве имела весьма напряженные отношения с русинами. В Киеве абсолютно не желали утверждения французских интересов еще и у своей западной границы, что было чревато французским вторжением в следующую русинско-турецкую войну. Потому королева Ангелина II выступила решительно в поддержку кандидатуры Августа III, и вмешалась в войну на стороне коалиции из России, Австрии, Саксонии и Пруссии.
Правда, военные действия на деле оказались достаточно скромными. Основные сражения шли далеко на западе, а российским и русинским полкам осталось лишь справиться со сторонниками Станислава Лещинского, которым пытались оказать поддержку с моря французы. Российский Балтийский флот при поддержке кораблей Кеттлеров без единого крупного сражения выдавил французские корабли за Датские проливы, а 25-тысячная союзная российско-русинско-прусская армия без труда разбила шляхетское ополчение и после осады взяла Гданьск. Польская кампания закончилась уже в 1735 году, но сама война шла еще три года. Впрочем, русинские полки в ней уже не участвовали, несмотря на настойчивые просьбы о поддержке из Вены. В 1738 году был окончательно подписан мир, и его условия целиком удовлетворили Русинию – в Польше утвердился нейтральный Август III, а не профранцузский Станислав I.
Десятая русинско-турецкая война (1741-1745)
Уже в 1740 году Ангелину II едва не втянули в еще одну, третью за ее жизнь войну за наследство – на сей раз австрийское. Согласно договоренностям еще 1728 года, Русиния обязывалась защищать Прагматическую санкцию, а значит интересы наследницы Карла VI, Марии Терезии. Делать это Ангелина II совершенно не желала, тем более что практически все гаранты санкции внезапно ополчились на австрийцев. Тем не менее, она решила формально соблюсти условия, и выделила под видом наемников 20-тысячный экспедиционный корпус для действий в Европе; при этом Русиния так и не объявила никому войны [7]. Австрийцы попытались использовать его на износ, постоянно подставляя под удар пруссаков, в результате чего уже в конце 1741 года, по настоянию офицеров и высшего командования в Киеве, корпус был переведен на вспомогательную службу, а в 1744 его вовсе отозвали домой. На этом участие Русинии в войне закончилось; в подписании мира ее дипломаты не участвовали, так как вплоть до 1744 года королевство так и не объявляло никому из врагов Марии Терезии войны.
Между тем, большая европейская заварушка, в которой участвовали практически все главные игроки континента, создавала удобную обстановку вседозволенности, в которой Ангелина II решила нанести еще один удар по Османской империи. В результате этого уже в 1741 году она, пользуясь нарушением ряда условий Второго Варненского мира, объявила войну Высокой Порте. Практически сразу же начались масштабные восстания христиан, а Ливонское герцогство прислало свой флот для поддержки в Средиземное море, и благодаря его вмешательству удалось добиться победы греческих повстанцев на Кипре. Впрочем, турки прекрасно помнили опыт последних войн, и использовали ту самую стратегию изматывания, намереваясь продержаться как можно дольше. И вновь русинским войскам приходилось осаждать и штурмовать каждый более или менее крупный населенный пункт, а на коммуникациях постоянно действовала турецкая конница и башибузуки. Это привело к затягиванию конфликта – но, как и в прошлый раз, ресурсы у турок закончились первыми. Когда сложилась реальная угроза захвата Константинополя с суши, а Черноморский флот вот-вот должен был форсировать Босфор и высадить десант на берегу Мраморного моря, султан пошел на мирные переговоры.
Согласно Константинопольскому мирному договору турки теряли практически все свои владения в Европе, за исключением окрестностей Константинополя. Фракия переходила греческому княжеству, а Албания – Болгарии, которая окончательно закрепилась на берегу Адриатического моря. Началась последняя волна миграции мусульман с Балкан, и к концу столетия они или покинут территории Европы, или перейдут в христианство, смирившись со своей судьбой. Балканы были самой богатой и густонаселенной частью Османской империи, и лишившись их, а также уже долгое время находясь в демографическом кризисе, турки неожиданно обнаружили, что проживают в нищем и слабонаселенном государстве, не имея реальных возможностей оказать сопротивление новому вторжению русинов. В Египте вновь подняли голову мамлюки, которые были вынуждены склониться перед могуществом Османской империи – а теперь представляли едва ли не самую сильную военную группировку в стране. Янычарский корпус был перемолот и расформирован уже в 1748 году без особого сопротивления – к тому моменту личного состава в нем оставалось не более 1,5 тысяч человек. Зашевелились сепаратисты во многих частях Османской империи – арабы, сирийцы, курды, армяне, грузины и прочие увидели слабость своих господ, и готовы были при первой же возможности начать бороться за самостоятельное существование. Европейские державы, в первую очередь Франция, попытались было выразить протест против Константинопольского мира и начать говорить языком угроз, но королева Ангелина II попросту проигнорировала все это – Русиния в ее руках была сильной, и с позиции силы она делала то, что считала правильным. Понимала она и то, что никто из европейцев в сложившейся обстановке не станет воевать за турок против нее, и была целиком права – куда более близким и серьезным раздражителем выступал прусский король Фридрих II, с которым королева старалась сохранять хорошие отношения и даже вела переписку, постепенно заслужив его уважение, что для женщины было отнюдь не так уж просто [8].
Правда, имелись у Русинии и определенные потери, связанные с этой войной. После отказа от гарантий Тосканской ветви Романовичей в 1728 году ее правители окончательно порвали династические связи с Русинией, но сохранили государственные. Сын и наследник Лоренцо I, Лоренцо II, в 1740 году собирался выступить в поддержку Марии Терезии в развернувшейся войне за австрийское наследство, но был предупрежден прусскими и баварскими дипломатами, что та планирует после окончания войны отозвать герцогский титул у Тосканы в пользу своего супруга. Это толкнуло Лоренцо II в число противников Австрии, но война в результате была проиграна, а без дипломатической поддержки судьба Медичи-Романовичей была предрешена. Великий герцог лишился титула и владений, сохранив лишь фамильные ценности и получив в качестве утешительного приза лишь титул принца Тосканского (principe di Toscana). Не желая оставаться во Флоренции, где уже вовсю распоряжались австрийцы, он вместе со сторонниками переехал к родственникам матери, которая принадлежала к Савойской династии. Там Принцы Тосканские обосновались на постоянной основе, и спровоцировали ряд событий, которые приведут к кардинальному преобразованию королевства Сардинии-Пьемонта, и фактически заложат основу для будущего Рисорджименто [9]. Впрочем, это будет уже совсем другая история….
Примечания
- В реальности Валахия, перед тем как получить преобладающе валашское население, некоторое время населялась болгарами и куманами. В АИ же, в следствии ряда уже описанных событий, этническая карта Валахии значительно меняется, как и плотность ее населения. Это делает куда более простым ее присоединение к Третьему Болгарскому царству, которое и владело этими территориями перед тем, как его сокрушили турки.
- В XIX веке таким образом на трон свежеиспеченной Греции посадили Оттона Виттельсбаха – потому что когда-то давным-давно Виттельсбахи состояли в родствен с византийскими императорами. Здесь же – прямой наследник старой правящей династии, и государство создается как возрожденное старое.
- С одной стороны – раскладка достаточно серьезная, и маловероятная. Но с другой – есть время и ресурсы для того, чтобы заняться созданием «балканского народа», и понимание того, что это надо делать. Что из этого может выйти – сказать сложно, но как и с русинами, появившимися на месте проживания современных украинцев и белорусов, АИшная нация Третьего Болгарского царства будет иметь не так чтобы очень много общего с реальными сербами, болгарами, румынами, македонцами и прочими.
- О подобных механизмах косвенного закрепления за собой «младших партнеров» посредством не прямого подчинения, а создания экономических, политических и социальных связей, и т.д. я уже говорил в предыдущих АИшках, и не вижу смысла детально расписывать вновь. Единственное что могу сказать – мое мнение не поменялось, и косвенный контроль над «младшими партнерами» я считаю лучшим вариантом из всех возможных, гораздо лучше прямого подчинения, прикормки элиты или грубого вмешательства в дела де-юре независимого государства.
- Да, именно такое мнение у меня сложилось о положении между Россией и Русинией. Слишком долго они существовали порознь, и слишком развились по отдельности. У них уже две отдельные политические элиты со своими амбициями, свои направления ведения внешней политики. Объединение двух держав при таком раскладе мало того что потребует огромных затрат ресурсов, так еще и не сможет продержаться сколь-либо долго. Это все равно что пытаться объединить Францию и Испанию, Австрию и Баварию.
- Конечно, можно устроить еще войнушки, но нужно ли? Предыдущая история явно показала бесполезность попыток урвать что-либо у друг друга. Кроме того, пока существует дружественная Русиния, Россия находится как бы за большим-пребольшим Ла-Маншем, и может спокойно развиваться – т.е. заниматься тем, с чем у нее были проблемы в реальности из-за постоянных войн. Конечно, это слишком хорошо звучит, но вероятность такого исхода все же есть, и упор я буду делать именно на него – долгих братоубийственных войн с Руси хватило и при Рюриковичах.
- В ту эпоху – вполне возможный вариант. Англичане вообще умудрились в эту же войну разбить французов в полевом сражении до объявления войны, причем войсками командовал лично английский король.
- Таким уж ярым женоненавистником Фридрих Великий на самом деле не был, и его достаточно шовинистические шутки и обороты в адрес ряда исторических персон женского пола вызваны скорее личной неприязнью к ним. Елизавету, к примеру, Фридрих не очень уважал из-за того, что ей достаточно свободно помыкали фавориты, а уж фавориток французского короля он не любил из принципа. В то же время легитимного монарха женского пола, т.е. Марию Терезию, он вполне себе уважал, и резко высказывался в ее адрес гораздо реже, чем о многих других дамах. Ангелина II Русинская же в АИшке – еще более легитимная королева, так еще и успешная. Для Фридриха этого было достаточно, чтобы уважительно относиться и к женщине на троне.
- Думал хоть в этот раз не трогать Италию, но без определенной ее «прокачки» к началу XX века может сложиться совсем неинтересная ситуация. Тут уже пришлось чуть-чуть мучать птичку, чтобы создать предпосылки для удобного с точки зрения эпичности сказания хода событий.
