Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл Россия Прагматическая II, и сегодня речь пойдет о конце правления императора Александра II. Рассказано будет о последствиях Восточной войны, внутренней и внешней политике империи в 1850-х годах, и политических партиях в Государственной Думе.
Содержание:
Обратная сторона Восточной войны
После Венского конгресса в Европе сложилась ситуация, в которой страны четко разделились на «старших» и «младших». «Младшие» проводили свою внешнюю политику строго с оглядкой на «старших», при этом «старшие» следили за сохранением баланса сил и вообще той геополитической ситуации, которая существовала до этого. Однако Восточная война привела к тому, что три «старших» государства оказались слишком заняты, чтобы как-то вмешаться в процесс, да и после окончания войны еще несколько лет и Россия, и Великобритания, и Франция восстанавливались после понесенных потерь и затрат. Это создало благоприятную обстановку как для экспансии государств, которые ранее этого делать не могли, так и для решения региональных проблем, для чего требовалось отсутствие «кураторов». Наконец, во время войны у самих «старших» государств, в первую очередь России, обострились внутренние конфликты и противоречия в отдельных регионах. Все это вместе получило название «Другой Восточной войны» — событий, которые не являлись ее частью, но в то же время представляли собой самое прямое ее следствие.
В первую очередь это коснулось Австро-Венгрии. Она жаждала реванша за поражения 1848-49 годов, да и вообще постепенно усиливала антирусскую политику. Во время войны, несмотря на острый экономический кризис, император Франц Иосиф держал часть своих войск на восточной границе, угрожая России войной, а в 1855 году, видя, что противники увязли в конфликте, вообще попытался говорить с Польшей языком ультиматумов, потребовав вернуть Малую Польшу в состав империи, и сделать ряд экономических уступок. Что было особенно важно – Австрии удалось на какое-то время добиться согласия Пруссии на подобные действия, так как пруссаки сами были не против расширить свое влияние в Польше, а то и вовсе устроить очередной ее раздел. Однако поляки, вкусив победы в былой войне и зная, что за ними стоит Россия, твердо отказали. Начались мобилизации армий Польши и Австро-Венгрии, Пруссия заняла недружественную полякам позицию…. Но тут Россия, все еще воевавшая, потребовала Вену сбавить обороты. К этой ноте присоединились также Сербия и Италия, в результате чего Австро-Венгрия, с нищей на тот момент казной, рисковала ввязаться в войну на три фронта, которую она с высочайшей вероятностью проиграла бы. И Францу Иосифу пришлось пойти на попятную. В 1856 году он, по просьбе англичан, еще попытался надавить на Петроград, вновь угрожая войной русским, но Александр II лишь прислал письмо, где в подробностях описывалось экономическое положение Австро-Венгрии, с намеком, что «не гоже молодому императору в такой ситуации начинать войну». В Вене поняли, что их угрозы, лишенные твердой основы для воплощения в жизнь, раскусили, и были вынуждены отказаться от любых мер по отношению к русским или их союзникам [1].
Италия, где в это время шло полным ходом строительство нового, единого государства, главой правительства стал граф Камилло Бенсо ди Кавур – человек умный, не лишенный творческой жилки. Он увидел в Восточной войне шанс если не заявить об Италии как о великой державе, то хотя бы усилить свои позиции на второстепенных фронтах. Вариант с участием в антирусской коалиции правительство отбросило сразу же, хотя англичане предлагали это весьма настойчиво – после всей оказанной поддержке, с русскими корнями монарха, с русскими капиталами, вложенными в экономику Сардинии, Пьемонта и Сицилии, война против русских была не просто невыгодна, а вредна для итальянцев. Участвовать на стороне России, впрочем, тоже никто особо не рвался – Италия была соседкой Франции, и в победу над ней мало кто всерьез верил. Потому Кавур избрал интриги против австрийцев, пытаясь спровоцировать войну между этими двумя государствами с целью отвоевать Венето, а может и другие территории, населенные итальянцами. Впрочем, воевать в одиночку против Австрии он пока не рвался, а союзники все никак не находились – лишь Сербия, да и та предпочитала не начинать войну с Габсбургами, пока Россия была «занята». Плюс ко всему, о попытке разжечь войну узнали англичане, и тут же осадили итальянцев, пригрозив ответными мерами – Австро-Венгрия нужна была им для угроз против России. В Риме это восприняли негативно, и с этого момента фактически началась история англо-итальянских противоречий, но умерить пыл все же пришлось. Зато уже никто не смог остановить итальянцев в 1858 году, когда в Тунисе взорвалась и затонула их канонерка. Это было воспринято в Риме как Casus Beli, и началась двухлетняя итало-турецкая война. Великобритания и Франция были заняты своими делами, да и недооценивали итальянцев – но те проявили упорство и умение, в результате чего им удалось целиком воспользоваться моментом и захватить турецкие Тунис и Ливию, которые и стали их владениями в результате мирного договора. Так Италия одержала свою первую победу в качестве единого государства, и приобрела свои первые колонии.
Воспользовалась выгодным геополитическим фоном и Испания, в которой набирали обороты прогрессивные реформы, и появилось движение в поддержку внешней экспансии. Пользуясь тем, что Великобритания и Франция были заняты войной, испанцы в 1855 году начали Марокканскую войну, которая продлится долгих 15 лет. Ее цели были в чем-то похожи на цели, которые преследовала Российская империя в Средней Азии – не допустить в регионе утверждения враждебных сил. Для испанцев это были французы, которые после 1815 года грезили о возвращении Руссильона, и пытались всячески противодействовать развитию Испании. Испанцы же, получая поддержку со стороны англичан и русских, постепенно включались в «большую игру» в Европе и окрестностях, и решили обезопасить свои владения на северном берегу Марокко столь радикальным образом, а заодно получить столь желанные колонии взамен потерянных ранее в Америке. Война с маврами нашла широкую поддержку среди широких масс населения, что позволило снизить социальное напряжение и создать благоприятный фон для ряда реформ. Тем не менее, она требовала средств, а их у Испании пока что было немного – и потому пришлось обратиться к займам, сначала внутренним, а затем и внешним. Королева Изабелла II, по наущению ряда министров, первоначально хотела обратиться за ними к англичанам, но король-консорт Хуан уговорил ее подать запрос в Россию. Россия, заинтересованная в развитии отношений с Испанией, согласилась выделить займы. В результате этого, когда 15-летняя кровопролитная война была закончена, Испания укрепила свои позиции, получила первую, пускай и беспокойную, но достаточно богатую колонию за долгое время, а русское влияние в Мадриде окончательно перевесило английское [2].
В этом же 1855 году в самой России начались свои крупные проблемы – подогреваемые турецкими агентами и англо-французскими деньгами, восстали мусульмане Кавказа и Средней Азии. И если первые были плохо организованны и вооружены, и уже к 1857 году мятеж был подавлен, то в Средней Азии дела пошли куда хуже. Эмир Насрулла был целиком пророссийским, и потому, в рамках временного решения, в его распоряжение были переданы территории Хивы и Коканда, в результате чего вместо трех малых вассалов у России в регионе остался один большой. И все бы ничего – но русофилию Насруллы мало кто разделял. Среди недовольных был и его единственный сын, Музаффар. Когда Россия увязла в войне с англичанами и французами, в Бухаре произошел переворот, который возглавил наследник эмирата. Насрулла был убит, русофилы вырезаны, русские гарнизоны оказались в осаде. Местные власти проявили полную неспособность справиться с ситуацией, а свободных сил и средств под рукой не было – в результате чего мятежникам и далее сопутствовал успех. Наконец, восстание недооценивалось и самим царем, в результате чего первые две экспедиции против мятежников были плохо подготовлены, и обернулись поражениями. Из-за этого к 1860 году контроль над Средней Азией был окончательно потерян, гарнизоны или погибли, или ценой больших потерь были выведены с территории единого государства. Музаффар объявил себя султаном, стал собирать войска, и запросил поддержки Великобритании и Франции через Иран и Афганистан. Худшие опасения ряда министров сбылись, и теперь России предстояло покорять Среднюю Азию заново, с куда большим сопротивлением местного населения, и имея куда более организованного и боеспособного противника [3].
Внешняя политика
Забавным следствием русской победы в Восточной войне стало то, что сразу после ее окончания все бывшие ее участники попытались сделать вид, что ничего не было. Нет, отношения между Петроградом, Лондоном и Парижем явно испортились, и взаимные интриги друг против друга значительно усилились, но при этом все три стороны пытались делать вид, что все продолжается по-старому. Ярким примером тому оказалась Вторая Опиумная война – начатая англичанами и французами, она без особых перемен продолжилась после подключения к конфликту России, которая также намеревалась стать активной участницей дележа «китайского пирога». Особо нервы участникам конфликта пощекотало то, что плечом к плечу пришлось сражаться тем, кто всего пару месяцев назад мечтал пролить друг другу кровь – к английским и французским фрегатам, которые в Восточную войну охотились за русскими крейсерами, присоединились те самые русские крейсера. Впрочем, сам конфликт прошел без особых эксцессов, и завершился победой европейцев. Мирные договора каждый подписывал в отдельности, и Россия во время своих переговоров умудрилась выбить жирный куш – помимо открытой торговли, китайцы передавали русским территорию Приморья, и признавали свои северные владения (Кашгария, Монголия, Маньчжурия) сферой экономического влияния России. Последний пункт не вызвал особого возмущения со стороны англичан и французов – возможности логистики русских через Сибирь, или три океана вокруг Африки и Индии для экономической экспансии в указанных землях были весьма ограничены, однако уже очень скоро стало ясно, что они вновь недооценили Россию…
Пока шла Вторая Опиумная война, Россия решила «под шумок» расширить свое торговое влияние в Японии. Поводом для подобной активизации стали действия американцев во главе с коммодором Мэтью Перри, которые первыми открыли для себя торговые пути с японцами. В 1855-56 годах были проведены переговоры, в результате которых схожие права получила и Россия, а в 1858 году и вовсе был подписан Ансэйский договор между несколькими европейскими державами и Японией. Русские вместе с остальными иностранцами получили возможность импорта в далекую азиатскую страну своих товаров, начали строить свои торговые поселения, пользующиеся экстерриториальностью, продавливать установление выгодных для них пошлин. Однако развитие связей с Японией в Петрограде мало кого интересовало – Китай казался более знакомым и лакомым кусочком во всех смыслах, к тому же более выгодным для обеспечения ускоренного развития Приморья. Эта черта передалась от Александра II своему сыну, в результате чего во взаимоотношениях с Японией будет сделан ряд ошибок, из-за которых русское влияние к концу XIX столетия на эту страну постепенно будет уменьшаться, пока не исчезнет вовсе, а сама Япония не превратится в оплот враждебных России сил.
А вот в Египте терять влияние Россия начала сразу после окончания Восточной войны. Причина крылась в султане Мухаммеде Саиде, который был ярым франкофилом, и делал ставку прежде всего на французов. Постепенно русские советники и капиталы стали покидать страну, уступая место еще недавно изгнанным потомкам галлов. Тем не менее, в ряде отраслей инвестиции из далекой России продолжали развивать экономику североафриканской страны, да и никакого антагонизма к русским в Египте никто не ощущал – даже султан искренне считал их освободителями от турецкого ига, и потому старался лишний раз с ними не ссориться. По ходу дела в конце 1850-х годов стало известно о намерениях французов построить канал через территорию Египта, который значительно сократил бы путь из Европы в Индию, Китай и на Дальний Восток. Развернулась горячая борьба за строительство канала, в которой приняли участие англичане и французы. В России собирались также примкнуть к потенциально выгодному делу, но было решено сделать ставку на другое – будущая торговая артерия была выгодна не только с точки зрения непосредственной выгоды от использования, но и от потенциального контроля над вражеской торговлей при наличии русских баз в регионе. В кратчайшие сроки были начаты переговоры с Мухаммедом Саидом, и в 1860 в Александрии был заключен договор о покупке Эритреи. С ходу туда был высажен десант переселенцев и военных, и начало стремительно разворачиваться русское присутствие в регионе. Постройка Суэцкого канала еще даже не была начата, а русские уже получили возможность контроля над судоходством через него! Само собой, это сильно не понравилось англичанам и французам, но поделать они ничего, кроме подпольных интриг, не могли – де-юре Египет был суверенным государством, и отговорить его султана от продажи сложно контролируемых окраин было тяжело, в особенности после большой взятки, которую заплатил русский посланник египетским чиновникам. В результате этого у России появилась новая заморская колония и новый фактор сдерживания на случай будущей агрессии Великобритании и Франции, а еще большие выгоды Эритрея принесет уже в годы правления преемника Александра II.
Внутренние реформы
Несмотря на победу в Восточной войне, Россия выявила один крупный недостаток своих вооруженных сил. Связан он был с комплектованием армии по старому принципу рекрутских наборов – в случае, когда население империи уже почти достигло 100 миллионов, а вооруженные силы по численности личного состава достигли отметки в 2 миллиона, наборы эти превращались в большую проблему. Создание внятного резерва за счет милиции также уже не отвечало требованиям времени, да и развитие логистики в стране позволяло содержать в мирное время меньше войск. В результате этого прямо напрашивалась военная реформа, которая была проведена в 1858-1862 годах, и перевела армию и флот на комплектование посредством всеобщей воинской повинности. Личный состав делился на действующую армию 1-й и 2-й очереди (регулярные полки и милиция), резерв и запас. В результате реформы удалось снизить расходы на армию в мирное время, при этом значительно увеличив численность резерва, и создав надежную систему восполнения потерь в случае затяжной войны – по крайней мере, по опыту потерь во время последнего конфликта. Максимальной организационной единицей мирного времени утверждалась дивизия. Кроме того, император Александр II, следуя в русле развития имперского национализма, провел чисто формальную реформу, которая несколько изменила традиционную терминологию вооруженных сил. Сами они теперь именовались Русскими Имперскими вооруженными силами (РИВС), хотя отдельные виды сохранили приставку «императорские». При этом флот стал Русским Императорским – приставка «Российский» хоть и соответствовала названию государства, но отличалась от аналогичной приставки к названию армии, что считалось противоречием. Это мало что изменило на деле, и встретило немного понимания среди офицеров, но зато в политическом плане оказалось весьма уместным, подчеркивая то, что вооруженные силы принадлежат империи и всем ее народам, а не просто императору как символу единства государства. Кроме того, была наконец-то переименована Тайная канцелярия, чье название уже не соответствовало современному деловому языку – и одна из старейших спецслужб Европы стала именоваться как Служба Имперской безопасности [4].
Параллельно с этим была начата другая реформа, которая воспринималась в консервативных кругах весьма неоднозначно и, по мнению некоторых, была прологом к гибели империи. Речь шла о коренном изменении административного устройства государства. План этой реформы император Александр II вынашивал с 1848 года, и считал, что лишь она может спасти государство, имеющее огромную площадь и большое количество разных народов, в том числе культурно чуждых, от возможного распада. Старое административное устройство и без того обеспечивало достаточно большие местные права, но их необходимо было дополнительно расширить. Между тем император понимал, что федерация вроде США в России невозможна, и может действительно стать причиной гибели большого государства со временем, потому в реформу, которая изначально провозглашалась федеративной, закладывались множество консервативных элементов, в результате чего на практике речь шла скорее о широкой децентрализации и расширении местного самоуправления. При этом новые права затрагивали лишь волости, уезды и области, в то время как административный аппарат губерний все еще зависел от генерал-губернаторов, которые назначались центральным правительством. Было также ограничено принятие местных законов, хотя эти ограничения не затронули чего-то особо важного. Новое административное устройство распространялось абсолютно на всю территорию империи, и местами сильно перекраивало старые границы. Наместничества при этом так и оставались сильно централизованными и зависящими от государства административными единицами, где местное самоуправление было сведено к минимуму. Ряд национальных окраин приобрели право на создание национальных школ за счет местных бюджетов – но лишь при согласовании учебной программы с центром, и не в ущерб единому, имперскому образованию, которое, помимо прочего, учило русскому языку. Проведение реформы в полном объеме затянулось вплоть до конца 1860-х годов, и так и не нашло понимания среди всех слоев населения. Оно придет лишь к концу столетия, когда станет ясно, что созданная Александром II система административного устройства является оптимальной для большой многонациональной империи, и великое дело наконец-то получит должную оценку. Эта система продолжит развиваться, и по общей структуре сохранится вплоть до начала XX века [5].
Русская партийная система
Правление Александра II ознаменовалось, помимо прочего, формированием отечественной партийной системы. Либеральная и Консервативная партия прочно утвердились в Государственной Думе, и в дальнейшем составляли как минимум 80% от общего количества мест на каждых выборах – все остальные места занимали малые или временные партии, которые со временем вливались в ряды либералов и консерваторов, формируя внутрипартийные группы, за исключением лишь крайних, радикальных течений. При этом старые названия и идеологии у партий очень скоро вышли из употребления.
В 1857-1859 годах Консервативная партия пережила серьезный кризис, и была кардинально перестроена. От ее консерватизма практически ничего не осталось; отныне это было умеренно-прогрессивное движение, с явно монархической настроенностью – авторитет императора в ее рядах был чрезвычайно высок, стоило только ему явиться в Думу и призвать проголосовать за тот или иной проект, как депутаты сразу же делали это без особых возражений. Идеология новой партии постепенно склонялось в сторону правоцентризма, а среди представителей числились монархисты, крупные землевладельцы и бывшие военные. Наконец, в 1860 году, когда умер император Александр II и новым государем стал его сын, консерваторы, выражая ему полную лояльность и подчеркивая свою политическую направленность, переименовались, и стали Имперской партией. В дальнейшем их идеология перетерпит некоторые изменения, но в целом останется той же – глобально изменятся лишь акценты, но не курс на умеренное развитие империи с монархом во главе.
Более сложный путь ожидал Либеральную партию. Она при Александре II была «на коне», и в целом поддерживала его прогрессивное правление, но в то же время стали проявляться ее особенности, которые в дальнейшем станут традиционными – строптивость и склонность к популизму. Строптивость выражалась в долгом обсуждении важных вопросов, и нежелании порой принимать не самые важные законы, а популизм выражался в широких жестах в сторону народных масс, и постоянное подчеркивание того, что именно либералы являются их законными представителями, в отличие от более элитарных консерваторов. Ядро либералов составляли купцы, промышленники и интеллигенция, а также ряд радикально настроенных представителей крестьянских и рабочих организаций. Все это постоянно сдвигало ориентацию партии в левую сторону, а постоянные пополнения за счет мелких организаций, которые вливались в ее ряды, привели к 1859 году к кризису, который продлится до 1864 года. В конце концов, пройдя ряд крупных реорганизаций, партия стала левоцентристской, и переименовала себя в Народную, играя как на популизме, так и на волне имперского национализма – ведь под народом подразумевалось все население империи. Противостоя временами с имперцами едва ли не до рукоприкладства, народники сохранят свое название и традиции в течении последующего времени, хотя в плане идеологии они проявят куда большие метания, чем их оппоненты справа. Так, с 1870-х годов партия станет склоняться к социализму, а в годы Интербеллума ее большинство составят социал-демократы. При этом и народники, и имперцы так и останутся чужды ко всякому радикализму, и крайние левые и правые партии в дальнейшем будут развиваться отдельно от них.
В результате этого в Думе практически отсутствовали действительно консервативные и реакционные круги – что, впрочем, компенсировалось достаточно сдержанным и традиционалистским Сенатом. С другой стороны, весьма сильными оставались позиции монархизма, в том числе и среди народников – если политику императора еще могли оспаривать, и даже считали нужным, то авторитет и право на власть – никогда. Это привело к тому, что царь, формально ограниченный Конституцией, все равно сохранял значительные рычаги реальной власти, и мог спокойно продавливать необходимые ему законы, или добиваться того, чтобы их отклоняли еще на этапе обсуждения. Подобная ситуация отразилось и на обществе – в то время как европейские монархии лихорадило от бума различных политических течений, призывавших к свержению королей и императоров, Россия оставалась одной из самых стабильных стран с этой формой правления. Движения республиканцев и анархистов были незначительны, и лишь иногда пытались покушаться на фигуру царей – но не находили понимания и поддержки [6]. Покушение на цареубийство стало уделом безумцев и фанатиков, а самые скандальные подобные случаи на поверку оказывались тем же, чем были и покушения на королеву Викторию Британскую – желанием прославиться, оставить после себя след, или просто унять внутренних демонов. Монархию в Российской империи развивали многие государи, но именно Александру II удалось довести ее до той стадии, когда она стала незыблема, целиком удовлетворяя потребности общества и государства.
Примечания
- При любых раскладах после экономического кризиса и 1848 года у Австрии на войну просто нет средств. Так что и в реале ее угрозы России во время Крымской войны были скорее блефом, на который Россия, увы, повелась.
- Плюсы высокой степени развития банковской и финансовой систем, а также высокого экономического благосостояния и частного предпринимательства – в реале мы брали кредиты, в АИшке уже с середины века кредиты берут у нас! Хотя до Великобритании и Франции России пока далеко в этом плане, но все равно – ч-ски приятно….
- С одной стороны – такой вот выверт получился случайно, с другой – он и правдоподобности добавляет, так как добавляет негативных красок в целом положительное и успешное правление Александра II.
- Достаточно спорные решения, знаю, но кто сказал, что в АИ со столь ранним началом эти детали должны оставаться такими же, как и в реале?
- По крайней мере, я считаю лишь такую систему административного устройства и баланса власти между центром и регионами способной сохранить империю. При попытке играть в «единонеделимость», унитарность и высокую централизацию столь большое государство, как Российская империя, обречено на нарастание противоречий и распад.
- Именно к такому результату, по моему мнению, должна привести прогрессивность АИ-Романовых начиная с Петра III. Сильные антимонархические настроения, как правило, возникали в государствах, где монархи или пытались закручивать гайки, или давали слишком мало власти народу (или тем, кто себя считал народом), или там, где по вине монарха делались грубейшие ошибки во внутреннем управлении государством.
