Глава VI — Конунг Харальд I Викинг (Gott Mit Uns!)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл Gott Mit Uns!, и сегодня речь пойдет о правлении короля Харальда I Викинга. Рассказано будет про две последние войны с Ганзой, внутренние дела, кризис позднего средневековья в Скандинавии, и многое другое.

Содержание:

Король Харальд I Викинг

Про кронпринца Харальда при королевском дворе всегда шутили, что из двух братьев ему выпал не тот отец. И действительно – по своим манерам, поведению и даже внешности Харальд напоминал скорее Принца Датского Вальдемара, чем своего отца, Эрика XIII Справедливого. Сам Эрик первоначально насторожено относился к подобным шуткам, и, по слухам, даже провел расследование втайне ото всех с целью выяснить, кто же является настоящим отцом его единственного выжившего сына. Как бы то ни было, сам Харальд мало общался с дядей, зато много внимания проводил с отцом, пытаясь вникнуть в дела управления государством. Получалось это у него с переменным успехом, зато на поприще военной подготовки он проявил себя умелым воином и организатором. Его любимым оружием был легкий боевой топор, любые победы он отмечал на широкую ногу, а в 13 лет даже участвовал в подавлении выступления дворян в Дании, применив свои навыки в деле. Авторитет Харальда среди хускарлов был абсолютным, скандинавское дворянство кронпринца обожало. По народной молве он и вовсе еще до своей коронации стал восприниматься как последний викинг, воин-мореход, грабитель и путешественник, тем более что путешествовать кронпринц также любил. Харальд всячески поддерживал свою репутацию викинга, что, однако, оказалось связано с проблемами – викинги были язычниками, и католическая церковь узрела в поведении принца ересь. В ответ он отшучивался, отнекивался, и как можно чаще посещал церковь – но, к сожалению, именно в его время некогда гибкие и прогрессивные лидеры шведского духовенства сменились на жестких и твердолобых догматиков, в результате чего архиепископ Уппсалы потребовал отречения его от своих занятий. Харальд отказался, и его отказ на какое-то время не возымел заметного эффекта – но в будущем стал основанием для серьезного конфликта короля с церковью. Коронован Харальд был в 1367 году, и первые годы правления прошли словно по инерции былых времен – государство жило так же, как при Эрике XIII, за исключением лишь проведения множества турниров, организованных в Стокгольме по настоянию короля, жадного до любого вооруженного действа.

Супругой Харальда была Маргрет Эстридсен, единственный выживший ребенок Вальдемара IV, неудавшегося короля Дании. Это была болезненная девочка, чудом избежавшая смерти во время вспышки Черной Смерти, в то время как рядом с ней погибли три сына Эрика XIII и ее брат, Кристофер [1]. С Харальдом ее с детства связывали дружеские отношения, хоть эта дружба и носила весьма эпизодический характер хотя бы просто в силу того, что кронпринц редко бывал в Стокгольме, где воспитывали Маргрет. Для заключения брака между ними отец Харальда, Эрик, вынужден был просить буллу у Папы Римского, так как жених и невеста приходились друг другу кузенами, имея общего дедушку – Кристофера II Датского.  Папа дал буллу, но лишь после того, как Эрик сделал ряд уступок в пользу церкви, не только сняв более ранние обязательства вроде военного налога, но и введя новые привилегии. В результате этого брак Харальда и Маргрет дорого обошелся Скандинавии, а результаты его оказались более чем скромными. Даже после восхождения на престол король редко посещал покои своей супруги, редко бывая в столице – зато постоянно заводя себе любовниц «на местах», в частности, в Финляндии и Норвегии. Из-за этого у него было большое количество бастардов, двух из которых – Юхана Хольмквиста и Эрика Эдлунда – он признал и сделал графами. Зато с законными детьми у него сложилось не так хорошо – Маргрет родила трех слабых детей, двух мальчиков и девочку, из которых выжил лишь один сын, Карл (1366-1415), такой же болезненный, как и его мать. Сама Маргрет быстро угасала, с начала 1370-х годов много болела, и в 1378 году умерла. Король, находившийся в это время во Франции, не присутствовал на ее похоронах. Узнав о том, что он теперь вдовец, Харальд прямо завил, что супружеская жизнь с ним слишком сложна, чтобы обрекать на нее еще какую-то из благородных дам, потому повторно не женился, хотя ходили слухи о его тайном браке с какой-то французской знатной дамой.

Третья Ганзейская война (1372-1375)

Мирный договор между Ганзой и государством Фолькунгов истекал в 1371 году, и незадолго до его окончания в Стокгольм прибыли посланники из Любека с целью продлить и расширить торговое сотрудничество. По прошествии двух десятилетий количество горячих голов среди германского купечества уменьшилось, да и результаты перемирия были на лицо – так или иначе, Ганза была прижата к берегам Священной Римской империи, и могла свободно вести деятельность исключительно на ее территории. Стоило сделать шаг в сторону, и посетить Данциг, Сконе или Висбю, как экономическая деятельность сразу же начинала облагаться большими налогами в пользу Фёрбунда. При этом сам Фёрбунд за это время активно развивался и богател, его купцы уже часто посещали Францию и Кастилию, готовились посольства для визитов в Средиземное море для договоров с Генуей и Венецией – чисто экономически, скандинавское купечество одержало верх над германским за счет гораздо большей агрессивности и активной поддержки государством, что позволило быстро перехватить основные «злачные места» Балтики. Ганзейские купцы признавали это, и готовы были подписать «почетную капитуляцию» — т.е. такой договор, который давал бы им хотя бы что-то, но в то же время признавал доминирование в Балтике Фёрбунда. Харальд I вместе со своими купцами и советниками были, в принципе, не против такой договоренности, но переговоры по непонятной причине не заладились. Судя по всему, обе стороны хотели слишком многого друг от друга, а в какой-то момент в переговоры вмешалась делегация дворян и бюргеров из Дании. Датчане острее других прочувствовали на себе соседство с немцами и их экспансию, едва не оказавшись этническим меньшинством на территории Ютландии, и потому любые переговоры о каких-то уступках перед немцами для них были нонсенсом. Наконец, датчане грезили реваншем за предыдущую войну, когда Гольштейн забрал у них некоторые пограничные территории, пользуясь поддержкой Ганзы, и хотели если не вернуть те земли (которых действительно оказалось немного), то уж точно заставить сполна заплатить за них Ганзу. В результате этого переговоры сорвались, и по обе стороны Балтийского моря сразу заговорили о новой войне. А в 1372 году Харальд I принял новый закон, который сделал войну неизбежной. Пользуясь тем, что все берега датских проливов принадлежали ему, король ввел так называемую Эресуннскую пошлину [2] – плату за проход эти проливы для всех, кроме кораблей Фёрбунда. Несмотря на то, что ставка была достаточно низкой, она сулила большие финансовые потери Ганзе и ее союзникам извне Балтики. В ответ на это Ганза объявила войну.

Третья война между Швецией и Ганзой заметно отличалась от двух предыдущих. Если до этого превосходство или оставалось за немцами, или же силы были условно равны, то в этот раз преимущество было на стороне скандинавов. Более того – Любеку не удалось сколотить какую-либо коалицию, в результате чего Ганза воевала против Швеции практически в одиночке, в то время как былые союзники поспешили начать переговоры о вступлении в Фёрбунд для прекращения уплаты Эресуннской пошлины (переговоры, впрочем, провалились), или попросту устранились из разборок. Лишь города Голландии поддержали германских купцов, стремясь освободить балтийскую торговлю от любых ограничений. А совокупная мощь всех городов Ганзы хоть и была значительной, но уступала скандинавским купцам, которых поддерживал король Харальд I. В результате этого, а также отсутствия союзников у германского торгового союза, военные действия проходили практически исключительно на море, и свелись к попытке блокировки торговых путей друг друга. Оживление в общий ход конфликта привнес сам король Харальд, с 1373 года водивший собственную эскадру в рейды, в том числе и на окрестности городов ганзейцев, грабя их, уводя скот, сжигая поселения. К немецким кораблям на море также относились безжалостно – экипажи обычно брались в плен или истреблялись, сами корабли отводились в шведские порты или сжигались. Столь варварское поведение вызвало возмущение третьих стран, но Харальду было плевать, и в конце 1374 года он совершил дерзкий рейд к Килю, а затем, пользуясь внезапностью, вышел в Северное море и нагрянул к Гамбургу. Там его совсем не ждали, в результате чего он смог взять город и основательно его разграбить, пощадив лишь церкви и резиденцию архиепископа. На обратном пути его корабли, полные добычи, были перехвачены на пути от Копенгагена в Стокгольм ганзейским флотом – но в разыгравшемся сражении скандинавы одержали убедительную победу. В результате всего этого, после трех лет войны, Ганза оказалась у разбитого корыта, и запросила мира.

Условия мирного договора были крайне невыгодны для развития Ганзы как крупной европейской торговой компании, и фактически ограничили ее сферу деятельности Северной Германией. На территории городов-членов Фёрбунда ганзейцы и голландцы получали те же права, что и купцы других государств, как и при проходе датскими проливами – т.е. уплачивали Эресуннскую пошлину в полной мере. Особенно неприятным было то, что в ходе войны Харальд I поднял относительно небольшую ставку в три раза, и она стала достаточно серьезным препятствием для развития балтийской торговли другими державами. В то же время, из уважения к третьим странам, и по их настойчивым просьбам, Харальд I согласился несколько изменить условия уплаты самой Эресуннский пошлины – она не взималась, если торговые суда направлялись не дальше Копенгагена. В самом Копенгагене создавался большой «пограничный» торговый центр, в котором шел мелкий обмен между балтийскими и североморскими купцами. Однако большого облегчения это условие не дало – основную массу товаров все равно перевозил Фёрбунд, скандинавские купцы предпочитали везти их сразу за границу, не устраивая перевалочный пункт в Копенгагене. Да и сам рынок Копенгагена вскоре стал скорее проблемой для чужаков, чем облегчением – контроль над ним быстро перехватили датские бюргеры, смекнувшие что к чему, в результате сколачивая большие состояния, самостоятельно вывозя и ввозя грузы на него извне. Таким образом, третий конфликт между торговлей Германии и Скандинавии завершился убедительной победой последней, и в умах большинства стал последней войной подобного рода на Балтике – Фёрбунд победил, а Ганза проиграла, потеряв былое могущество. Но на самом деле им предстояло сойтись на полях сражений еще один раз, и уже очень скоро.

Конфликт с церковью

В 1366 году архиепископом Уппсалы, и, следовательно, главой церкви Швеции и Норвегии, стал Биргер Грегерссон [3]. Это был еще относительно молодой (39 лет при среднем возрасте архиепископов на момент назначения около 45 лет), амбициозный и чрезвычайно набожный человек. Он был полон различных добродетелей, обладая не только умом и непоколебимой верой в Господа, но и ораторским талантом, умел обращаться с мечом, и вообще являлся разносторонним и ярким клириком. В любое другое время он бы нашел себе массу применений на благо общества, но конкретно в этот момент и в той обстановке, что сложилась за год до смерти короля Эрика XIII, он стал скорее деструктивным персонажем. А положение это было очень похожим на то, которое сложилось в Дании к середине XIII века – долгое сотрудничество королевской и церковной власти настолько укрепило обе стороны, что они стали превращаться в конкурентов. Шведское духовенство стало претендовать на все большую власть и новые привилегии, руководствуясь тем, что они – служители Господа, и что лишь благодаря им Фолькунги добиваются всех своих успехов. В лице Биргера Грегерссона церковь Швеции, Норвегии и Дании получила фанатичного сторонника усиления власти церкви, вплоть до замещения ею части функций всесословного риксдага – т.е., с выделением духовенства в де-факто единственную политическую силу в стране. В Уппсальском университете началась пропаганда усиления власти Папы и католической церкви, на проповедях все чаще критиковались грехи светской королевской власти. К этому добавился личный конфликт между Харальдом I и архиепископом Биргером, возникший из-за «языческих» нравов первого, в результате чего крупный внутренний кризис в государстве был лишь вопросом времени.

В масштабах государства конфликт начал разгораться в 1378 году, и оказался он тесно связан с Великим западным расколом, случившимся с папским престолом – с этого года одновременно существовали два Папы, авиньонский и собственно римский. Церковь Швеции, Норвегии и Дании поддержала Рим, и архиепископ Биргер даже начал преследовать открытых сторонников Авиньона как еретиков. Ситуация осложнялась тем, что в этом же году король покинул Швецию, оставив за главного риксдротса Хеннинга Подебуска [4], который был достаточно своеобразным персонажем, и конфликтовал с архиепископом. Существовали слухи о том, что он ведет переговоры с Авиньоном, которыми и воспользовался Биргер, чтобы дискредитировать Подебуска. В конце концов, умело манипулируя риксдагом, Биргер добился того, что тот потребовал отставки риксдротса – однако тот отказался, а снять его и назначить нового человека мог лишь король, который отсутствовал. В результате этого риксдаг 1380 года, в обход риксрода, провозгласил регента, чья власть была выше власти риксдротса. Само собой, регентом стал архиепископ Уппсалы. Рискрод, возглавляемый Подебуском, оказался расколот на две части сторонниками Биргера и риксдротса, и уже не мог выполнять свои функции. Фактически вся действующая исполнительная власть перешла в распоряжение церкви. Наконец, в 1381 году Подебуск все же был обвинен в ереси, арестован и осужден на сожжение. Однако крайне вовремя в Швецию вернулся король Харальд, причем далеко не в самом добром духе. Бардак, который устроил архиепископ Уппсалы в его отсутствие, вызвал у короля подлинный приступ гнева, и лишь большими усилиями удалось уговорить его не убивать Биргера сразу, а дождаться справедливого суда. Однако церковь заупрямилась, отказавшись судить Биргера за вмешательство в дела светской власти, и даже попыталась привести в исполнение приговор Подебуску, но королевские хускарлы силой отбили его у церковников, освободили и вернули на пост риксдротса. Биргер в ответ потребовал вернуть осужденного в руки духовенства. Начались склоки, взаимные разбирательства, полетели письма в Авиньон и Рим. Хеннинг Подебуск, выполняя обязанности главы правительства, подорвал свое здоровье во время пребывания в темнице резиденции архиепископа, и умер в 1382 году. Однако то ли специально, то ли по совпадению, новым риксдротсом был назначен Вальдемар Сварткорп, один из главных противников архиепископа Биргера, что только усугубило раскол. Рим, решая свои проблемы, фактически самоустранился от скандинавских склок [5]. Уже вот-вот стороны готовы были дойти до вооруженного противостояния – но в 1383 году настал черед Биргера покинуть этот мир. Церковь, лишившись столь сильного лидера, резко сбавила обороты, и даже уступила королю, когда тот настоял на выборах выгодного ему претендента, некоего Свена Ларссона из провинции Далекарлия (Даларна). Казалось, на время конфликт затих.

Однако на деле все оказалось куда сложнее. Церковь в умах скандинавов занимала достаточно большое значение, и систематическая критика королевской власти возымела свое действие. После долгого периода смирения, голову стало поднимать дворянство, которое присоединилось к духовенству в своей непокорности королевской власти. Лишь личный авторитет короля-воина держал их в узде, но самые ушлые и своевольные представители обеих сословий, пользуясь запустением многих крестьянских и королевских земель, стали осуществлять их захваты и использовать в своих интересах. Так, в 1387 году Вальдемар Сварткорп докладывал королю, что в Уппланде на месте, предназначенном для поселения фламандских крестьян-мигрантов, неожиданно обнаружился целый монастырь, а соседние поля оказались приписаны к владениям архиепископа, хотя в государственном реестре числились как крестьянские. Подобные захваты земли с каждым годом все учащались, и ставили во все более неудобное положение крестьян и бюргеров. Однако решить проблему захватов бесхозных земель при Харальде I так и не смогли, что в будущем привело к серьезным проблемам. Духовенство же, проведя первый раунд борьбы с королевской властью, отступилось, чтобы собраться с силами и вскоре попытаться перехватить власть вновь. Кроме того, оно продолжило раскачивать ситуацию в стране и искать союзников, которых церковь быстро нашла среди высшего дворянства. Совместное их выступление с целью поколебать сильную королевскую власть в Скандинавии еще только предстояло.

Четвертая Ганзейская война (1392-1398)

К концу XIV века облик Фёрбунда и скандинавского купечества значительно изменился. Это были уже не относительно небогатые и малочисленные торговцы местного масштаба, решившие объединить свои усилия ради конкуренции с Ганзой. «Оседлав» основные торговые пути Балтики и получив в свое распоряжение практически все ее крупные рынки и источники товаров для экспорта, купцы из Швеции, Норвегии и Дании прыгнули из грязи в князи, став одними из самых богатых в Европе. Это было вызвано как агрессивностью и предприимчивостью скандинавов, так и их относительной немногочисленностью – все доходы распределялись между ограниченным количеством купеческих династий, заправляющих всем. Кроме того, сказывалась повсеместная поддержка Фёрбунда государством Фолькунгов – ничем подобным не могли похвастаться купеческие республики Средиземноморья или Ганза. Однако став богачами, скандинавские купцы не потеряли своих амбиций и жажды наживы легальным (или не совсем) путем. В результате этого появились банкиры, начались инвестиции в горную промышленность самой Скандинавии, бурно развивалось ремесленное производство, особо активные стали искать, куда бы вложить деньги за границей. Все это стало приобретать такие масштабы, что Ганзе становилось тесно уже даже в пределах Германии, где германскую торговлю начали теснить чрезмерно активные участники Фёрбунда. Сами германские города, будучи фактически отрезанными от основных источников ресурсов на Балтике, и имея серьезные ограничения в торговле, несли убытки и не развивались столь же быстро, как скандинавские. И потому, несмотря на общий пацифизм после Третьей войны, Ганза все же предпочла последний раз поставить на карту все и освободить балтийскую торговлю от ограничений. В течении 1380-х годов шло постепенное обострение отношений из-за таможенной войны Ганзы с Фёрбундом, а осенью 1392 года в Любеке и вовсе арестовали два шведских торговых судна, спрятавшихся в порту из-за шторма, еще и конфисковав их ценные грузы. В ответ король Харальд потребовал от Ганзы вернуть корабли и груз, и выплатить компенсацию, но получил отказ. Не отличавшийся терпением монарх тут же объявил Ганзе войну, еще не понимая, что на это его и провоцировали, стремясь выставить Фолькунгов агрессорами.

Прием ганзейских дипломатов сработал как надо. В союз с Ганзой мгновенно вступили Гольштейн, Мекленбург, Померания, Бранденбург и ряд других, более мелких княжеств Священной Римской империи. В отличие от предыдущих войн, недружественную позицию к скандинавам занял Тевтонский орден, хотя до торговых осложнений дело не дошло – рыцари уже слишком давно торговали с нордами, чтобы идти против них. Любек, собрав за счет средств Ганзы 8-тысячную армию наемников и, не дожидаясь подхода союзников, двинул ее через Гольштейн в Ютландию. Датчане, не готовые к подобному исходу, стали срочно собирать ополчение и слать письма в Стокгольм. Сбор скандинавской армии и переброска ее в Ютландию требовали времени, потому немцы получили отличную возможность быстро захватить весь полуостров – но их планы удалось сорвать гарнизону крепости Шлезвиг, во главе с Педером Йоргенсеном, бюргером-наемником, который в отсутствие своего непосредственного начальника возглавил оборону города, и организовал ее настолько эффективно, что попытка взять его нахрапом провалилась, и ганзейцам пришлось приступать к правильной осаде. После того, как в крепость вместе с обозом продовольствия и подкреплением прорвался Нильс Ланге, положение германских наемников еще более усложнилось. В конце концов, Шлезвиг продержался до подхода королевской армии во главе с самим Харальдом I, отбив несколько штурмов. Сразу по прибытию король наградил Йоргенсена и Ланге, сделав первого бароном, а второго – графом. После этого армия северян обрушилась на Гольштейн, разграбила окраины Киля и даже дошла до Любека, но была вынуждена отступить из-за малочисленности и подхода вражеских армий. Следующие годы – с 1393 по 1395 – представляли собой одинаковую картину: осады пограничных крепостей, набеги по суше в Гольштейне и Шлезвиге, морские набеги на побережье враждебных княжеств Священной Римской империи. Флот Ганзы отныне крайне редко решался бросить вызов в открытом бою армадам Фёрбунда, но благодаря грамотному командованию смог несколько раз разбить небольшие отряды и конвои северян.

Война затягивалась, и становилось понятно, что требуется какая-то решительная кампания, которая может изменить общий ход конфликта. Датчане выбрали таковой целью острова Зеландия и Фюн, с захватом которых Ганза брала под контроль выход из Балтики, и фактически блокировала торговлю скандинавов. Харальд I же планировал свою операцию – осаду Любека, сердца Ганзы и главного противника в этой войне. Так как город был хорошо защищен, имел большой гарнизон, мог снабжаться по морю и располагался за Гольштейном, наводненным союзными войсками. Все это требовало долгой подготовки, решительных действий в поле, побед и толики удачи. Подготовка наступления велась обеими сторонами, но именно это и определило успех скандинавов – в 1395 году, непосредственно перед высадкой на острове Зеландия, немцы отвели часть войск из Гольштейна в Любек, для переброски по морю, и именно в это время Харальд начал свое наступление из Шлезвига. Громя разрозненные отряды противника, он занял всю территорию герцогства, захватил быстрым штурмом Киль, и вышел к стенам Любека. Ганзейцы стояли на перепутье – начать высадку, или защищать свою фактическую столицу. Решено было все же пойти на риск, и попробовать высадиться на острове Зеландия. Это германцам удалось, но буквально в считанные дни их флот был перемолот в дюжине крупных и мелких сражений в узких проливах между датскими островами, в результате чего армия лишилась снабжения. Лишь каким-то чудом удалось вывезти на оставшихся кораблях около 3 тысяч наемников из 9; остальные, потерпев неудачу при штурме Копенгагена, вынуждены были сдаться. Отныне Ганза была обречена на одну лишь оборону, и даже масштабная мобилизация ресурсов не помогла собрать достаточное количество сил для контратаки. Между тем, Харальд вел планомерную осаду Любека, попутно «вышибая» из-под него союзников. Пали Висмар и Нойштадт, остатки ганзейского флота были загнаны в гавань Любека или перетоплены. Во время осад впервые в истории Скандинавии массово использовалось огнестрельное оружие, хотя первые его образцы были пущены в ход еще в середине столетия. Члены антискандинавского союза постепенно склонялись к миру, и в 1397 году Ганза уже оставалась одна в своей войне против государства Фолькунгов. И все же город держался, пока в начале 1398 года Харальд не решил повести свои войска на штурм. Любек, один из богатейших городов Германии, столица Ганзейского союза, был взят скандинавским воинством, ведомым королем-викингом, и основательно разграблен. Часть его выгорела дотла, были убиты многие его граждане, пострадало даже местное духовенство. Это вызвало бурное осуждение со стороны многих правителей мира, в особенности от короля Германии, Вацлава IV Люксбемурга. Все они потребовали подписания мирного договора, но и сам Харальд, удовлетворенный разорением Любека, предложил Ганзе мир. Германское купечество, устрашенное и сломленное падением своего самого богатого города, было вынуждено фактически капитулировать перед королем с севера.

Условия Штральзундского мира оказались мягче, чем могли ожидать немцы, но все равно достаточно тяжелыми. Харальд был в состоянии если не уничтожить Ганзу, то низвести ее до слабого союза вольных городов, или вовсе поглотить ее рядом соглашений. Между тем, против подобного исхода выступил король Германии, да и местные князья и торговые партнеры Ганзы были категорически против, и могли сформировать новую коалицию держав, на сей раз уже куда более сильную, если бы Харальд попытался требовать от германских купцов слишком многого. Потому Ганза сохранила свой статус торгового союза Священной Римской империи, но отныне отношения с ней регулировались по четкому своду правил. Германские купцы получали права беспошлинной торговли в портах Скандинавии, но лишь в строго ограниченных объемах; аналогично скандинавские купцы могли ограниченно торговать в германских городах без пошлин, но при этом лимиты были установлены заметно более высокие. Все, чем требовалось торговать сверх оговоренных ограничений, облагалось полными пошлинами в зависимости от уровня, установленного государством. Кроме того, ганзейские купцы обязывались также платить Эресуннскую пошлину, соблюдать скандинавские законы, уважать права Фёрбунда и не чинить препятствий его купцам, не оговоренных законом. Де-юре это означало конец жесткой конкуренции между двумя торговыми союзами, и установление шаткого положения равновесия между ними – Балтийское море и Скандинавия оставались «вотчиной» Фёрбунда, а Германия – Ганзы, при четком и постоянном регулировании отношений между ними. Фактически же по результатам Четвертой Ганзейской войны германский торговый союз попрощался с мечтами завоевать контроль над балтийской торговлей, как и вообще над любыми значительными позициями вне Священной Римской империи. Морские перевозки в Балтике отныне были сильно стеснены, и лишь города с побережья Северного моря имели свободу плавания. Потому Ганзе пришлось сосредоточиться на сухопутных и речных перевозках, а единственным большим морским торговым городом остался Гамбург, который после разорения Любека быстро стал столицей торгового союза и крупнейшим в Германии торговым портом. Местные купцы сразу ощутили благотворное влияние нового положения, и очень быстро завязали достаточно дружеские отношения с Фёрбундом, в результате чего к концу XV века как от вражды между скандинавскими и германскими купцами, так и от былого величия Ганзы не осталось и следа. Сами же купцы из государства Фолькунгов установили фактическую монополию на торговлю в Балтике [6], и продолжили развивать свои сферы интересов, заходя все дальше и дальше – вглубь материка, вдоль берегов Европы, и далеко за моря, что рано или поздно должно было вылиться в заморскую экспансию и великие географические открытия. Впрочем, до этого времени оставалось еще около ста лет.

Король и риксдротс

Значительную часть своего правления Харальд I провел в походах или подготовке к ним. Это был типичный король-воин, не особо интересующийся вопросами мирного времени, хоть у него и имелись некоторые организационные навыки. При этом он был достаточно умен, чтобы понимать, сколь вредной для государства, а значит и для его войн может быть отсутствие грамотных управляющих у руля. Потому особое внимание Харальд всегда уделял выбору риксдротса – второго после короля человека в государстве. При выборе рассматривались мельчайшие особенности характера, образования и личных талантов человека, и тот, кого король избирал в качестве своего главы правительства, пользовался его неограниченным доверием и защитой. Ярким примером тому может служить история с Хеннингом Подебуском, которого пришлось силой оружия отбивать у архиепископа Уппсалы. Сам Хеннинг Подебуск происходил из мелких дворян, и не был скандинавом. Родившись в Померании, в немецко-славянской семье, он в свое время переехал в Данию, и там стал ярым сторонником сильной королевской власти и созданию единой Скандинавии в противовес германским общностям. В свое время он повлиял на еще молодого Харальда, и тот сделал его риксдротсом сразу после своей коронации. Все государственные дела он был способен решать вовсе без участия короля, имея в своем распоряжении, помимо прочего, штат шпионов по всей стране. Впрочем, Подебуск, как и его наследник, Вальдемар Сварткорп, оказались менее способными, чем того требовало время, в результате чего во время правления короля Харальда I уже стали замечаться признаки будущих упадка и внутренних кризисов. Впрочем, до тех времен еще оставались годы и десятилетия, а пока государством правил король-воин и оно двигалось на инерции реформ Эрика XIII, дела в Скандинавии шли гораздо лучше, чем у многих других ее соседей. А пока риксдротсы в Стокгольме правили его государством, сам король воевал – с ганзейцами, голштинцами, усмирял непокорных карелов, а на рубеже 1370-1380-х годов даже умудрился вместе с несколькими тысячами своих воинов послужить наемником на службе у французов во время Столетней войны. Именно когда он воевал во Франции, архиепископ Биргер решил захватить власть в свои руки посредством установления регентского правления. Лишь после Четвертой Ганзейской войны король стал гораздо менее активным, и больше времени проводил в Стокгольме – но даже тогда он редко занимался вопросами управления государства, предпочитая проводить время в пирах и турнирах.

Эресуннская пошлина, вкупе с другими источниками государственного дохода и займами у Фёрбунда, обеспечила казне значительный приток денег. Еще большим он стал после того, как фламандско-шведские добытчики нашли в Швеции и Норвегии новые месторождения серебра – одного из самых ценных металлов своего времени [7]. В Стокгольме и Копенгагене постоянно работали монетные дворы, которые чеканили национальную монету. Об относительно бедных временах, когда правил ярл Биргер и Магнус Ладулос, уже практически и не вспоминали. Казенные средства Харальд предпочитал вкладывать, помимо войн, в три направления. Первым из них была – совершенно неожиданно – культура: вслед за некоторыми правителями Средиземноморья он стал оказывать покровительство людям творческим, хоть таковых пока было и не слишком много. Тем не менее, если человек проявлял какие-либо задатки, его, вне зависимости от происхождения, за счет казны отправляли учиться в Уппсалу, после чего он возвращался к королевскому двору, или становился винтиком растущего административного аппарата государства. Вторым увлечением было строительство сухопутных дорог, которое обычно игнорировалось в Скандинавии из-за обилия доступных водных путей. Однако зимой, и вдали от моря и крупных озер с реками все равно требовались развитые пути сообщения. Наличие хороших дорог особенно сильно чувствовалось во время крупных сухопутных военных кампаний, что, собственно, и заставило Харальда озаботиться их строительством. Поручив сделать это Вальдемару Сварткорпу в 1388 году, он не прогадал – у того имелись неплохие мысли на этот счет. Проведенная вскоре административная реформа ввела новое звено в структуре административного устройства между провинциями и коммунами – лены, во главе с ленсманнами, в роли которых выступали обычно местные представители мелкого дворянства или церкви. Кроме того, Исландии, Гренландии и Эстляндии даровались статусы зависимых территорий с достаточно широким самоуправлением. Король сохранял за собой лишь утверждение генерал-губернаторов, т.е. управляющих этими территориями, в то время как основные вопросы решались на ландстинге (Исландия и Гренландия) или ландтаге (Эстляндия). При этом ленсманны получали обязательство выделять на строительство и обслуживание дорог людей, а провинции – средства, для чего вводился особый налог. Многие мили дорог при Харальде Викинге и вовсе были построены за счет королевской казны, и местной администрации оставалось лишь поддерживать их в приемлемом виде.

Самой затратной и важной в военном плане была статья по возведению новых крепостей. С одной стороны, Харальд понимал уникальное географическое положение Скандинавии и то, что ее крепости должны ходить по воде и иметь умелые команды. Фактически, его государство было островом, связанным с остальными землями и государствами лишь морями. Но были у этого положения два уязвимых места – Карелия и Шлезвиг. В Карелии фортификация, по мнению короля, была уже достаточно сильной – крупная крепость Ландскрона, несколько меньшие Выборг и Карелстад, замки Нотебурга, Кексгольма и Лёгланда надежно защищали восточные границы на случай чьего-то вторжения. Этим кем-то мог быть только Новгород – но Новгород после Ореховского мира с каждым годом все крепче привязывался к Скандинавии благодаря Фёрбунду [8]. О потере Карелии там предпочитали уже не вспоминать, довольствуясь барышами с торговли. А вот со Шлезвигом существовали проблемы. Сухопутная граница там была короткая – около 60 километров по прямой, или около 80 с учетом всех изгибов. При этом она не раз нарушалась противником, наводнявшим Ютландский полуостров, будь то Ганза или Гольштейн. Само собой, напрашивался вариант перекрыть этот перешеек крепостями, тем более что некоторые там уже существовали, и оставалось лишь добавить новые укрепления, или даже соединить их сплошной пограничной стеной, которая упростила бы контроль над миграцией и теоретически замедлила бы продвижение противника в случае войны. Работа еще более облегчалась тем фактом, что в этом районе находились старые укрепления Данневирке, на основе которой можно было создать новую систему. Работы начались сразу после окончания Третьей Ганзейской войны, и до конца правления Харальда I удалось лишь построить основную сетку крепостей, замков и укрепленных городов. Собственно, потому Шлезвиг в Четвертую войну и оказался «твердым орешком» — он недавно был укреплен и имел постоянный и достаточно хорошо подготовленный гарнизон. Замкнуть эту сеть замков линиями каменных стен окончательно удалось лишь к концу 1420-х годов, при других королях. Помимо укреплений в Шлезвиге, Харальд также уделил внимание строительству крепостей в районе Датских проливов, в особенности Эресунна, контроль над которым приносил ему огромные прибыли. Такая предусмотрительность оказалась очень кстати – когда голландцы в 1390-е годы задумались о том, чтобы совершить военное вторжение в область проливов и вынудить скандинавского короля открыть свободный проход через них, их разведчики освидетельствовали местные укрепления и заявили, что армия, которая сможет взять их все, не по карману местным городам, в связи с чем голландцам пришлось смириться с выплатой Эресуннской пошлины.

Однако все это не значило, что правление Харальда I прошло для страны без особых проблем. Довольно продолжительные войны требовали особых военных налогов, да и извлечение людей из хозяйства после Черной Смерти наносило свой ущерб благосостоянию населения. Кроме того, на стране не мог не сказаться кризис позднего средневековья, который характеризовался депопуляцией и исходом людей из сельской местности на новые земли и в города. После эпидемии чумы земли вообще оказалось с избытком, в результате чего для привлечения рабочих землевладельцам пришлось сильно снижать арендную плату. Это, кстати, и стало одной из причин массовых захватов свободных королевских земель в стране дворянами и духовенством – из-за падения арендной платы сильно сократились доходы с землевладения, и приходилось компенсировать это количеством земли и арендаторов. В какой-то момент это привело к практически полному исчезновению прослойки батраков, так как все крестьяне смогли получить для себя землю, в аренду или в составе общин, из-за чего, в свою очередь, резко сократился рост городов, который отныне происходил лишь за счет естественного роста городского населения и внешней миграции. Единственным регионом, который выиграл от подобных демографических преобразований, стала Финляндия, в которой население стало стремительно увеличиваться за счет приезжих скандинавов, которые активно смешивались с местным финским населением, фактически создавая новую культуру и национальность. Реформы Эрика XIII какое-то время позволяли компенсировать кризисную ситуацию качественным ростом экономики, но к 1400 году положительный эффект от реформ закончился, и рост экономики Скандинавии значительно замедлился. Лишь торговля продолжала процветать, а купцы стремительно накапливали капиталы [9]. На фоне всего этого усилились и политические сдвиги в государстве. Отсутствующий король, который мало интересовался делами управления, открыл дорогу самоуправству и увеличению влияния бюрократов и дворян. Само дворянство разделилось, из него вышла прослойка крупных магнатов и аристократов, которые стали принимать активнейшее участие в политической жизни государства, в то время как обычные дворяне недалеко ушли от свободных крестьян, и зачастую были их естественными лидерами. При этом аристократия стала вновь поднимать вопрос о закрепощении крестьян – в условиях депопуляции страны это позволило бы сохранить былые прибыли, но Харальд подобные идеи категорически отвергал. Это, а также ряд других причин положили начало конфликту между мелкими дворянами и аристократией – если первые собирались служить королю и не сильно отрываться от народа, то вторые уже начинали стремиться к замещению королевской власти, тем более что обстоятельства тому благоприятствовали.

Результатом расслоения первого сословия и появления сильной и амбициозной аристократии уже в правление Харальда I в стране случился крупный правительственный кризис. Король после 1398 года редко покидал Стокгольм, стал в общем-то пассивным, и погрузился в глубокую депрессию. Дела государства интересовали его все меньше и меньше, сам он уже давно не пользовался былым авторитетом среди своих людей, превратившись в тень своего былого величия. Когда в 1403 году умер очередной риксдротс, Харальд быстро выбрал нового – Биргера Тролле, амбициозного и умелого управленца, одного из лучших выпускников Уппсальского университета. Сам того не подозревая, король вручил своему врагу в руки бразды правления, так как Тролле давно являлся сторонником прав аристократии, и сам происходил из одной из самых богатых и знатных династий Швеции, носивших титул графов. Первое время тот действовал тайно, оказывая поддержку своим сторонникам и укрепляя позиции дружественных родов, а в 1405 году последовал закономерный результат – риксдротс вместе с риксродом потребовал у короля подписать указ о расширении прав аристократии, что фактически делало ее сословием с особым статусом, а также фактически вводило в стране начальную форму крепостного права. Когда старый Харальд отклонил это требование и в ответ потребовал сменить членов риксрода, Биргер Тролле попросту отказаться выполнять этот приказ, а при попытке арестовать его силами хускарлов завязалась потасовка между ними и охранниками риксдротса, в результате которой гвардейцы короля были перебиты. Шокированный предательством и гибелью своих приближенных, Харальд призвал всех своих хускарлов, которых к тому моменту было около сотни, и приготовился силой разогнать мятежный рискрод. Однако именно здесь 65-летнего короля хватил удар, и он умер. Сразу же прошел слух о том, что короля на самом деле убили, но доказательств тому не нашли. Хускарлы, верные своей присяге, отправились в Або, за единственным наследником Харальда, кронпринцем Карлом, в надежде что тот отдаст приказ отомстить. Однако те, кто хорошо знал кронпринца, с каждым днем становились все более мрачными, ибо понимали, что впереди у Скандинавии нелегкие времена.

Примечания

1. На самом деле, насколько я понимаю, как раз Маргрет умерла во время эпидемии Черной Смерти, а ее брат остался в живых.
2. Более известная как Зундская пошлина. Вообще, Зунд – это германское название пролива Эресунн, и, строго говоря, оно не является общепринятым в мире. А так как у меня еще и АИшка за Скандинавию, то пролив будет именоваться исключительно Эресунном, а пошлина – соответственно, Эресуннской.
3. Реальный персонаж, однако в действительности он не был настолько набожным и активным, как в альтернативе – будем считать, что влияние окружающего мира сказалось.
4. Реальный персонаж, в свое время был риксдротсом в Дании.
5. Во-первых, у Рима достаточно своих проблем, а во-вторых, Скандинавия всегда имела достаточно посредственные контакты с католической столицей. В результате этого переход Швеции в протестантизм, в общем-то, был неизбежен.
6. «Шведское озеро», каким оно должно было быть. Нет, действительно, контроль над проливами плюс затягивание в сферу влияния важнейших торговых узлов – залог действительного успеха. То же, что строили шведы в реале – захват и создание таможенного контроля над всеми мало-мальски значимыми торговыми портами и устьями рек – было связано с активной территориальной экспансией, и чревато собиранием сильных коалиций против них. Наглядная иллюстрация того, что не всегда прямой контроль и много земли лучше.
7. Вообще-то бум добычи драгоценных металлов в Скандинавии пришелся на XVI, и особенно XVII века, но столь поздний старт был вызван скорее плохой исследованностью недр страны, чем их труднодоступностью.
8. С одной стороны – звучит чудно, а с другой – Новгород вел дела, но в состав Ганзы как таковой не попал. А тут двери в Фёрбунд открыты, территориальные вопросы со шведами решены – что еще душе угодно?
9. Все описанное выше имело место быть в Швеции, Норвегии и Дании в реальности. В Финляндии – точно не понятно, но, судя по всему, как раз этот регион в указанное время процветал и активно обживался.