Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свою альтернативу про Великую Испанию V, и сегодня речь пойдет о реформах герцога Мадридского, инфанта Габриэля де Бурбона. Рассказано будет про реформу государственного управления, административного устройства в метрополии и колониях, преобразовании армии и флота, экономических реформах, и многом другом.
Содержание:
Государственные реформы
Флаг Испании в реальности в конце XVIII века. Сохранится в таком виде в АИшке вплоть до современности.
Прежде чем начинать масштабные реформы в области экономики, военного дела и колоний, следовало преобразовать государственный аппарат Испании. К концу XVIII столетия он представлял собой чудное сочетание традиционных кастильских, французско-бурбонских и иных заимствованных систем, которые постоянно пребывали в процессе преобразований, и не имели постоянной формы. Особенно характерной оказалась ситуация с морским министерством, которое постоянно меняло свое подчинение и состав, и некоторое время даже фактически имело двух руководителей. Подобную ситуацию Габриэль счет неприемлемой, потому сразу, еще в 1787 году, занялся коренной реорганизацией государственной администрации метрополии. Старая многоуровневая, сложная и порой дублирующая собственные функции по нескольку раз система была заменена на четкую структуру министерств (де-юре – департаментов, которые возглавляли министры). Всего было создано 11 министерств: иностранных дел, военное, морское, юстиции, финансов, экономики и торговли, промышленности, сельского хозяйства, контроля и аудита, королевского двора и колоний. Министры, вместе с королевскими советниками, формировали Consejo de Ministras – Совет министров, возглавляемый Primero ministro – Первым министром, или же, если говорить более привычным нам языком – премьер-министром. Они представляли собой главный орган исполнительной власти, и действовали от имени короля, премьер-министр избирался самим королем, фактически заменив пост государственного секретаря. Каждое министерство делилось на секретариаты, которые имели узкую специализацию. При формировании новых министерств (де-юре – департаментов) особые акценты были сделаны на экономическом развитии, что выразилось в четырех отдельных министерствах, так или иначе связанных с экономикой. Кроме того, важным «изобретением» являлось министерство контроля и аудита, которое должно было взять под учет всю экономическую и юридическую деятельность в государстве, которая ранее пускалась на самотек. Совет Кастилии упразднялся, его функции присоединялись к функциям Consejo de Estado – Государственного Совета, высшего консультативного органа в стране, который существовал со времен первых Габсбургов, и отныне получил статус единого совещательного органа Испании. В его состав, помимо специальных советников, вошли главные управленческие должности, не имеющие министерского статуса, главы важнейших ВУЗов страны, начальники штабов Real Ejercito и Real Armada, директор Банка Испании, и назначенные лично королем или премьер-министром советники [1].
Следующей волной прошла административная реформа в метрополии. Старое устройство, времен еще Фелипе V, было достаточно эффективным, и, в общем-то, удовлетворяло все потребности, но Габриэль желал большего, подхватив популярные в некоторых регионах идеи о расширении местного самоуправления. В результате всего этого устройство метрополии было реорганизовано – формировалась новая, трехуровневая иерархия административных единиц (провинция – комарка – муниципалитет). При этом количество провинций было сильно увеличено, и их администрация назначалась из столицы, комарки управлялись по назначению губернатора провинции, но муниципалитеты получали полное выборное самоуправление. Города также получили полное самоуправление, хотя и приравнивались по рангу к комарке. Исключением являлся один лишь город Мадрид, получивший статус, равный провинции, и имевший своего губернатора при выборной городской верхушке. При этом были откорректированы государственные своды законов, дабы учесть как можно больше действующих и ранее упраздненных фуэрос отдельных провинций, где они возвращались в качестве дополнений к законам государства. Это позволило относительно гладко провести административную реформу, что, в свою очередь, позволило быстро повысить эффективность управления. На волне этого общего одобрения и успеха, «под шумок» побед реформ, было решено также сделать то, что ранее не удалось сделать Кампоманесу во время изгнания иезуитов – реорганизовать церковь. Само собой, полный объем реформ, включая секуляризацию, провести не было возможности, однако некоторые важные подвижки все же удалось сделать. Прежде всего, была окончательно упразднена Инквизиция, церковь лишили значительной доли влияния на светскую власть. Функции цензуры перешли к отдельному секретариату министерства контроля и аудита. Упразднялись сеньориальные суды, и устанавливалась четкая, независимая от остальных, вертикаль судебной власти, что служило прологом к приравниванию всех сословий в правах и обязанностях перед законом. Наконец, отменялись пытки в тюрьмах и смертная казнь с помощью гарроты – отныне казнить людей разрешалось лишь двумя способами: через повешение или расстрелом (по приговорам военного трибунала или казни лиц, связанных с армией или флотом).
В 1788 году последовала реформа Кортесов согласно новой административной реформы, и они сразу же были созваны для решения важного вопроса касательно формы наследования короны Испании. Дело в том, что традиционная кастильская система наследования подразумевала возможность наследования короны по женской линии, но Фелипе V значительно усложнил правила, согласно которым отныне женщины практически исключались. Делалось это сугубо из соображений времени, дабы исключить конкурентов из линии наследования престола, и закрепить Францию за детьми первого испанского короля из династии Бурбонов. К концу XVIII столетия эта проблема была уже неактуальна, зато была другая – высокая, даже выше чем раньше, смертность детей, и относительно малое количество наследников мужского пола у Принца Астурийского, будущего Карлоса IV. В случае, если бы у Карлоса IV не осталось сыновей, и он умер, мог бы начаться серьезный династический кризис, так как ближайшим наследником становился Ферранте Сицилийский – которого любили как родственника, но понимали, что он из себя ничего хорошего не представляет. При восстановлении же традиционных для Испании законов о наследовании Ферранте исключался из линии, освобождая место для Габриэля, да и корону мог унаследовать кто-то из дочерей Карлоса IV, из чего выстраивалась вся брачная политика Испанских Бурбонов. Для подтверждения смены законов о наследовании были созваны Кортесы, ибо лишь они одни могли утвердить подобные законы. Они проработали с перерывами целых три года – с 1789 по 1792 годы, причем закон о наследовании был сменен уже в 1790, но Карлос III предложил привлечь Кортесы для легитимизации нескольких других реформ, что было одобрительно встречено габриэлиносами. Не помешала им даже революция во Франции, хотя граф Флоридабланка, ставший в новом правительстве главой МИДа, забил тревогу, и попытался было убедить короля в том, что заигрывание с Кортесами приведет Испанию туда же, куда и Францию, и надо подавлять в стране любое свободомыслие, и немедленно распустить Кортесы [2]. Именно касательно этой ситуации Габриэль изрек свою мысль, которая позднее станет крылатой: «Европу могут сотрясать революции и войны, но нам на то все равно – у Испании свой путь». Этим он подчеркивал, что Испания абстрагируется от событий в Европе, и целиком погружается в решение своих внутренних проблем, включая проблему колоний.
Помимо глобальных вопросов, были решены также некоторые частные вопросы, касающиеся прежде всего образования и здравоохранения. Мария Хосефа, супруга Габриэля, стремилась вслед за своим братом, Иосифом II [3], добиться утверждения почти всеобщего начального образования в Испании, но оснований для этого, увы, не было — несмотря на достаточно высокий процент образованного населения в стране, еще очень многие оставались неграмотными, и утверждение всеобщего начального образования требовало огромных вложений, в то время как свободных средств казна Испании не имела. Потому, вместо обязательного начального образования, были открыты некоторые социальные лифты для образованных низших сословий, а в стране начало стимулироваться создание муниципальных школ и расширение сети церковно-приходских школ. В последнем случае значительная ставка была сделана на Пиаристов [4], которые создавали свою сеть начальной школы под эгидой церкви в двойственных условиях – сопротивления со стороны высшего духовенства, и колоссальных потребностях в подобных школах населения. При этом влияние церкви на сферу образования было сведено к минимуму, а университеты, после нескольких неудачных попыток в середине XVIII века, все же были секуляризированы в 1791 году, и переведены на особый, целиком светский учет и форму организации. Вопросами этими занималась лично Мария Хосефа, которая фактически возглавила секретариат образования в составе министерства Королевского двора. Это министерство вообще стало своеобразным собранием того, что не вошло в другие министерства по специальности, и не могло стать самостоятельным министерством. Одним из его отделов стал секретариат здравоохранения, который возглавил личный врач Принца Астурийского, Франсиско Хавьер де Бальми. Де-юре он отвечал за здоровье и развитие медицины на нужды правящей династии, однако, будучи ярым габриэлиносом, и получив поддержку герцога Мадридского, начал развивать медицину и медицинское образование во всей стране. По его инициативе в Мадриде в 1794 году была создана Королевская медицинская академия, которая, помимо врачей высокой квалификации, обучала также фельдшеров и хирургов для армии и флота. По инициативе де Бальми в 1802 году сначала королевскую фамилию, а затем и всю страну начали прививать от оспы, а со временем эта практика распространилась и на колонии. Наконец, по инициативе Карлоса III Испания окончательно обрела официальные символы государства – помимо традиционного герба были установлены официальный флаг и гимн. Это произошло еще в середине 1780-х годов, но широкое употребление новых символов началось лишь с середины 1790-х, в эпоху правления Карлоса IV и герцога Мадридского.
Реформы экономики
Гаспар Мельчор де Ховельянос, юрист, экономист, сторонник просвещения, и вообще очень разносторонняя личность. В АИ является Primero Minstro в 1790-е годы.
Габриэль еще с ранних лет был уверен, что экономика Испании хоть и приносит доходы, но по организации своей является громоздкой, и имеет низкую эффективность. После общения с Кампоманесом, Ховельяносом и прочими габриэлиносами он лишь утвердился в своем мнении, и даже осознал, насколько недооценивал положение вещей. Потому, едва только отгремели реформы административного устройства и правительства, в 1789 году начала постепенно проводиться налоговая реформа, рассчитанная на 5 лет. Вместо громоздкой и неэффективной системы налогов водилась новая, более простая и эффективная, а алькабала отменялась в пользу иных косвенных налогов на доходы и пошлин. При этом налоговые ставки устанавливались достаточно гибкие, в зависимости от юридического и финансового положения налогоплательщика. При всем этом взимание налогов проходило под контролем отдельного министерства (Контроля и аудита), которое возглавил фра Мигель Эрнандес, отбиравший себе подчиненных по принципу фанатичной веры в Бога и Корону, а также ненависти к казнокрадам и коррупционерам. При всем этом, понимая, что одними налогами экономику страны не исправишь, габриэлиносы провели ряд других важных реформ – установили свободу предпринимательства, сняли старые экономические ограничения, и упростили процедуру получения кредитов от Национального банка Сан-Карлос (созданный в 1782 году, первый центральный банк Испании и третий в истории Европы, переименованный в 1796 году в Национальный Банк Испании) в пользу частных предпринимателей. Дабы оживить сельское хозяйство государства, в 1791 году были приняты два важных закона – о создании свободного рынка по купле-продаже земли, и об реквизиции неиспользуемой в течении 10 лет земли у старых владельцев. А в 1792 году последовал крупный удар по испанскому овцеводству, легендарной Месте – началась реализация 10-летнего плана по переводу овцеводства из плотно заселенной Испании на просторные равнины Рио-де-ла-Платы, где можно было легко увеличить поголовье овец, при этом не мешая возделывать землю, и не портя крестьянские участки из-за привилегированного перегона овец, который каждый год опустошал значительные территории Испании. Право на собственность земли отныне могло принадлежать как отдельным частным лицам (зажиточным крестьянам, крупным и средним землевладельцам из числа дворян), так и обществам (монастырям, крестьянским общинам). Реформа отчасти коснулась и церковных земель, изменив формат ее собственности и некоторые юридические нюансы, что закладывало основу под будущую секуляризацию. Кроме того, реформу пережил внутренний рынок, с которого сняли значительную долю ограничений, удушающих внутреннюю торговлю, в результате чего стали быстро развиваться местные рынки и товарный оборот внутри страны. Все эти реформы хоть и были приняты спорно, но в целом быстро прижились, так как почти не затрагивали интересов простых обывателей, в то время как значительно расширяли возможности предприимчивых людей любых сословий, из всех частей метрополии.
Тяжело, со скрипом, не без проблем, но запускалась индустриализация Испании, причем Габриэль со своими сторонниками действовали наугад, скорее на уровне инстинктов, чем имея четкий план и понимание самих механизмов этого процесса. Главными ориентирами при разработке плана индустриализации (официально – поддержки отечественной промышленности) служили понятия автаркии и торгового баланса. Первое означало, что Испания должна сама обеспечивать себя всем необходимым, от ресурсов для продукции – что требовало постройки собственной промышленности; второе требовало, чтобы это самое обеспечение себя продукцией не только делало экономику Испании независимой, но и обеспечивало казне прибыль, для чего требовалось расширять рынки сбыта, т.е. – экспортировать продукцию, и выводить положительный торговый баланс. Объективно, Испания не была до конца готова к началу промышленной революции и индустриализации, но реформы и деятельность габриэлиносов все же запустили этот процесс. Началось все с Ла-Кавады – легендарной оружейной фабрики на севере страны, которая переживала упадок из-за сокращения лесопосадок под древесный уголь, необходимый для работы металлургических цехов. Уже не раз выдвигались планы о том, чтобы перевести Ла-Каваду на уголь, которого в Испании было до чертиков, но для этого требовалось и перестроить производство, и начать добывать уголь, с чем были проблемы. Людей и денег для столь масштабного проекта так и не удавалось найти, пока в 1791 году на Габриэля не вышел полковник-артиллерист, Хуан Хосе Онториа [5], с четким планом по работам и финансированию, составленному на срок в 10 лет. Габриэль одобрил его, и постоянно находил деньги на его реализацию. Онториа, посетив Англию, и даже каким-то образом найдя итальянских инвесторов, приступил к модернизации производства и разработке угольных месторождений Астурии. При этом сама Ла-Кавада расширялась, начинала производить уже не только пушки, ядра и ружья, и стала превращаться в мощный металлургический комплекс. Помимо этого, испанцы озаботились собственной текстильной промышленностью новейшего образца, и вновь обратились к английскому опыту, с новейшими машинами, включая паровые. Так как на тот момент Великобритания и Испания вообще были союзниками, то закупка необходимы х комплектующих прошла успешно, но затем Габриэль поднял вопрос – а зачем мы покупаем станки в Британии, если можно делать их самих? И вслед за этим в Испании началось развиваться еще и машиностроение во всех его ипостасях. Все это происходило как с участием государства, так и без него, и, пускай и с большими проблемами (главной из которых было качество новой продукции, которое первое время было заметно ниже английского), но процесс промышленной революции и индустриализации в Испании начался.
Не последнюю роль в будущем габриэлиносы отводили торговле. Увы, испанская торговля из-за искусственных ограничений находилась в глубоком кризисе, и, в общем-то, отсутствовала в сколь-либо вменяемых масштабах, при том что желающих активно торговать было немало, в особенности в Каталонии, Стране Басков, Галисии и Андалусии. Герцог Мадридский быстро понял это, и потому снял все ограничения с торговли, заодно простимулировав развитие отечественных торговый компаний. Было решено даже сделать немыслимое – продать часть казенных верфей частникам для постройки торгового флота, и выделить субсидии для постройки новых частных верфей для строительства и обслуживания купеческих судов. Новости эти были восприняты с большим энтузиазмом, и буквально за несколько лет в Испании начался судостроительный бум, связанный с постройкой торговых судов, новых гражданских верфей, и прочего. В Виго при помощи государства начали массово строиться частные верфи, в ряде городов началось оборудование больших торговых портов. Судоходство страны в значительной степени оживилось, но главное было даже не это. Неожиданным, но очень приятным результатом реформ в этой области стало то, что к морскому делу стали проявлять интерес не только жители отдельных прибрежных регионов, но и внутренних. Количество предпринимателей и судовладельцев из Леона-Кастилии значительно увеличилось, в качестве матросов в торговый флот стали вербоваться сотни и тысячи людей, так как эта работа обеспечивала постоянный, и достаточно высокий по меркам Испании доход. Четкое разделение между «морскими» и «сухопутными» регионами стало размываться, стена между регионами стала рушиться и в ментальном плане. Торговля же с колониями и другими государствами стала восприниматься как общее дело, причем дело прибыльное, и вместе с тем – чрезвычайно патриотичное, ибо с торговли богатела и крепла вся Испания.
Результаты экономических реформ в Испании превзошли все ожидания. Была начата промышленная революция и индустриализация в стране, значительно оживилось сельское хозяйство, бурно стало развиваться судостроение и горная промышленность, в северных провинциях бум переживала металлургия. Торговый флот Испании, до того весьма скромный, стал быстро расти количественно, и все чаще и чаще испанский торговый флаг стал появляться в самых отдаленных местах мирового океана. Налоговые поступления увеличивались с каждым годом, казна стремительно росла. В 1800 году герцог Мадридский подвел своеобразный итог всей своей деятельности в области экономики на одном из собраний своей «свиты» в Аранхуэсе. Он прошелся по основным тратам Испании за последние годы – и цифры оказались впечатляющими: для реформ потребовалось вложить в развитие большие суммы денег, которые раньше показались бы чрезмерным расточительством. Однако и эффект от экономических реформ его правительства оказался сравним со взрывом бочки с порохом: все реформы вместе, как в метрополии, так и в колониях, позволили за 12 лет (т.е. с 1788 года) поднять уровень доходов казны в 2,5 раза [6]. Это был фантастический результат, реформы Испании в области экономики стали изучаться в европейских государствах, примеру метрополии стали постепенно следовать колонии. И хотя в дальнейшем темпы роста экономики страны и государственного дохода заметно упали, Испания за короткие сроки почти догнала ведущие страны Европы по объемам доходов, и могла отныне позволить себе многое, а самое главное – экономика из консервативно-ограниченной превратилась в достаточно либеральную и стремительно развивающуюся. Однако такой рост был бы невозможен, не затронь реформы габриэлиносов также и колонии.
Реформы колоний
Испанские колонии в Америке после реформ. Заштрихованный участок — территория Луизианы, которая в 1798 году будет включена в состав генерал-капитанства Техас.
Визит в колонии в середине 1780-х окончательно убедил герцога Мадридского в том, что их необходимо срочно реформировать, иначе в случае любого ослабления центральной власти – к примеру, в случае неудачной войны с англичанами – там может начаться анархия и движение за независимость, причем куда менее логичное и организованное, чем в Тринадцати колониях, что было еще хуже. Экспедиция Алехандро Маласпины лишь укрепила это мнение, а события во Франции и фактический распад испано-французского союза оставил Испанию с Великобританией наедине в вопросах господства над морями и океанами. Будь во главе страны какой-то недалекий, консервативный человек, он бы побоялся пытаться что-то менять в такой сложный момент, но дон Габриэль был прагматиком, и понимал, что лучше получить проблемы сейчас, чем тянуть время, и получить еще больше проблем потом. Потому уже с 1790 года началась постепенная реализация реформ, намеченных габриэлиносами по отношению к колониям. Одним пакетом реформ были сняты ограничения с торговли между колониями и метрополией для поданных Короны Испании, причем на ряд товаров была установлена и вовсе беспошлинная торговля. К великому удивлению и удовлетворению англичан, с 1795 года также постепенно начинает допускаться торговля американских колоний с иностранными, но с высокими пошлинами и ограничениями. Делалось это с двойным расчетом – с одной стороны, допустить чужих купцов и получить с них деньги, а с другой стороны – делать это строго по мере роста собственного торгового флота, который с такой помощью все равно доминировал на торговых путях с Америкой. Кроме того, был снят ряд ограничений для экономической деятельности в самих колониях, где стали активнее выращивать сельскохозяйственные культуры и развивать горную промышленность. Поставки драгоценных металлов в метрополию были взяты под особый учет, что вкупе с налоговыми и прочими реформами позволило свести к минимуму «дорожные потери» серебра и золота, и значительно повысить доходы самой Короны. Постепенно все эти реформы увеличили как доходы метрополии, так и позволили значительно ускорить развитие колоний. Не менее важным законом в этом плане оказался закон 1792 года об отмене рабства, который в течении последующих 10 лет был окончательно приведен в исполнение. Несмотря на сопротивление немногочисленных рабовладельцев, освобождение прошло без особых проблем [7].
Следующей реформой стала начатая в 1794 году крупнейшая в истории Испанской Америки административная реформа, которая привела к коренным преобразованиям в устройстве всех владений. Вместо старой системы с аудиенсиями и прочим была введена такая же иерархия, как и в метрополии (провинция-комарка-муниципалитет), с местным самоуправлением, основанным на индейской племенной или креольской верхушках. Формально верховная власть оставалась у гачупиносов, но местные получали значительно больше рычагов влияния, чем раньше, и в перспективе могли получить еще больше местных прав. Все владения Испании были разделены на два типа – генерал-капитанства, полностью подконтрольные Испании и верховного наестника (генерал-капитана), и частично самоуправляемые вице-королевства, где при вице-короле формировался выборный совет, половина мест в котором должны были получать представители местной элиты. Были установлены квоты на определенные места в центральном аппарате управления вице-королевствами, а также проведена масштабная законотворческая кампания, в которой были учтены все местные особенности – фактически каждая территория или вице-королевство получили свой уникальный свод законов, хотя база у них все равно оставалась единой. Также была проведена масштабная демаркация границы между владениями с целью минимизировать растущие центробежные силы в ряде колоний, а также улучшить эффективность их управления. С учетом азиатских Филиппин, которые получили статус отдельной территории, Испанская империя отныне состояла из 6 вице-королевств (Новая Испания, Гватемала, Новая Гранада, Перу, Чили, Рио-де-Ла-Плата) и 9 генерал-капитанств (Калифорния, Техас, Луизиана, Флорида, Куба, Ямайка, Эспаньола, Пуэрто-Рико, Филиппины). Заново проведенные границы вызывали ряд возмущений, в особенности в Новой Испании, от которой отделили значительные территории, но они скоро утихли, а удовлетворение проведенными реформами и полученными рычагами власти в вице-королевствах оказалось выше, в результате чего в грядущих потрясениях колонии Испании, за некоторым исключением, выразили полную лояльность своей метрополии. Что же касается фигуры инфанта Габриэля, то его во многих колониях стали считать «своим парнем» и большой знаменитостью, в связи с чем стали появляться даже местные ячейки габриэлиносов, а достаточно слабое движение сторонников независимости колоний получило мощный удар, и многие его члены перешли в стан роялистов – без единого выстрела были получены солидные преференции, и было ясно, что в будущем их будет еще больше.
Особо важный акцент инфант Габриэль делал на выделении Калифорнии и Техаса в отдельные генерал-капитанства, целиком подконтрольные короне. Оба владения де-юре принадлежали Испании, но де-факто были очень плохо заселены, и были «ничейной территорией», за исключение отдельных населенных пунктов и районов. С Техасом все было относительно просто – он уже постепенно заселялся, и оставалось лишь немного подстегнуть освоение этих территорий. С Калифорнией все было куда сложнее – эта территория была заселена гораздо слабее, туда мало кто ехал селиться, а на севере, в Орегоне, активизировалась колониальная гонка с британцами, претендовавшими на эти земли. Еще во время своего второго визита в колонии Габриэль издал указ об освоении территорий и продвижении на север вдоль берега Тихого океана, а король Карлос III даже заявил о претензиях на все территории к северу от Калифорнии вплоть до владений Русско-Американской компании. В 1795 году, когда было создано генерал-капитанство Калифорния, он назначил туда своего самого доверенного лица по вопросам колоний – Алехандро Маласпину, сразу же определив ему ряд особых полномочий, которые фактически делали его более влиятельным, чем любого вице-короля. Он приступил к выполнению своей задачи с большим энтузиазмом. Началась вербовка поселенцев не только в метрополии, но и на территории хорошо обжитых колоний. Не делая различий между национальностью и цветом кожи, Маласпина стал активно набирать освобожденных рабов и формировать из них как боевые отряды, так и команды поселенцев, которые стали активно осваивать старые территории Калифорнии, и двигать ее границы далее на север. Когда на Гаити случился кризис, и появилась угроза уничтожения белого франкоязычного населения, генерал-капитан Калифорнии добился их вывоза на свою территорию, и там даровал им обширные земельные владения. Колониальные войска в Калифорнии складывались самые боевые и подготовленные, хоть и немногочисленные. Маласпина активно укреплял связи с индейцами, которые нередко заключали с испанцами союзы, и строил форты все дальше и дальше к северу. Его активная деятельность на этом поприще позволила закрепиться испанцам на территориях вплоть до острова Ванкувер [8], однако далее продвижение остановилось. Еще до создания генерал-капитанства Калифорния, в конце 1780-х годов, между Испанией и Великобританией разразился Нуткинский кризис, который едва ли не послужил началом очередной войны. Причиной, конечно же, был вопрос о владении территориями в районе острова Ванкувер. Вопрос пришлось решать с помощью дипломатии, начались переговоры, которые поначалу проходили в колониях, и привели к подписанию Нуткинского договора 1790 года. Однако он не удовлетворял интересы обеих сторон, и по инициативе Испании в 1795 году были проведены переговоры с англичанами в Лиссабоне. Испанскую сторону представляли дон Франсиско Хименес Баамонде, один из «выскочек», поднявшийся до высоких должностей благодаря герцогу Мадридскому. Он оказался весьма одарен, и смог склонить англичан к выгодной сделке, которая установила четкие границы между испанскими и британскими владениями в Северной Америке по 49-й широте. Добиться такого результата удалось как деньгами (в дело пошел подкуп дипломатов и официальный выкуп спорных земель испанцами), так и наличием определенной оговорки касательно того, что если Испания не займет территории к югу от 49-й широты в течении ближайших 20 лет, то граница может быть пересмотрена. Собственно, это и послужило одной из причин форсированного освоения Калифорнии и Орегона – Испания вот-вот могла потерять их, но благодаря деятельности Маласпины ситуация была спасена, и спустя 20 лет вопрос о принадлежности этих территорий уже никем не поднимался.
Маласпине также принадлежит один весьма интересный проект, который в будущем будет объявлен главной испанской стройкой XIX века. Речь идет о Панамском канале, который значительно упростил бы коммуникации с Тихим океаном, сократив дорогу из Европы в Калифорнию. Еще во время своего знаменитого плавания Маласпина составил примерные расчеты трассы будущего канала, но тогда проект пришлось отложить из-за более важных дел в метрополии. Раз за разом генерал-капитан Калифорнии поднимал этот вопрос, и не просто так – прорытие этого канала позволило бы значительно упростить перевозку поселенцев в его владения. До этого приходилось или отправляться в крайне опасное плавание вокруг Южной Америки, или же высаживать поселенцев с кораблей в Техасе, и переправлять их на северо-запад по суше, что, учитывая угрозу со стороны местных воинственных индейцев, было не менее опасно. Относительно безопасным был путь по маршруту «море-суша-море», по которому поселенцы сначала переплывали Атлантику, высаживались в Веракрусе, по суше переходили в Акапулько на берегу Тихого океана, и уже оттуда, на легких судах, отправлялись на север, в Сан-Франсиско или Лос-Анхелес. Но даже этот путь был достаточно сложным из-за двух пересадок и тяжелому переходу через горы Мексики, что значительно тормозило освоение территорий Калифорнии. Панамский канал мог бы упростить дорогу, сделав ее достаточно короткой, и целиком морской, но увы, мечтаниям Маласпины не было суждено сбыться так просто. Такой проект требовал колоссальных финансовых вложений, привлечения десятков тысяч рабочих рук и множества ресурсов, в то время как с 1793 года Испания практически не выползала из войн сначала со Францией, потом с Англией, а затем опять с Францией в течении более чем 20 лет. Все силы бросались на выживание метрополии и самой Испанской империи, и до строительства сложного канала между Атлантическим и Тихим океанами банально не доходили руки. Время столь грандиозных проектов пока еще не настало.
Продажа Луизианы и Флориды
Реформы, как и многое другое, требовали больших расходов уже сейчас, в то время как увеличение доходов сулили лишь в будущем. Вскоре к реформам, требующим денег, добавилась еще и война, требующая еще больше денег, в результате чего серьезно обострился финансовый вопрос. Экономя на всем, чем только можно, правительство Ховельяноса стало испытывать проблемы со средствами, и на горизонте уже замаячила вероятность того, что реформы значительно замедлятся, или застопорятся вовсе из-за недостатка звонкой монеты. И тогда, в рамках оптимизации расходов и получения некоего экстренного финансирования, был поднят вопрос о продаже каких-то колониальных территорий. Очень быстро решили, что следует избавиться от убыточной Луизианы, и приносящей малые доходы Флориды, как и определился вопрос с покупателем – США были не против приобрести земли у дружественной Испании, в особенности если на продажу будет выставлен город Новый Орлеан, обладание которым давало также полный контроль над рекой Миссисипи, стратегически важной логистической артерией для континентальных владений государства. После получения разрешения со стороны короля Карлоса IV, а также установления контакта с американцами, было отправлено посольство в Америку, а именно – в Новый Орлеан. Оно прибыло в город в 1796 году, и с этого момента начались долгие и сложные переговоры между двумя сторонами. Делегацию возглавил отлично показавший себя ранее Франсиско Баамонде, поддержку ему оказывали инфант Франсиско Хавьер, брат короля, и Луис, 18-летний сын Габриэля, которого записали в состав посольства в образовательных рамках – юноша проявлял большие задатки к дипломатии, и потому его решили всячески натаскивать на этом поприще.
Американцы не знали, что перед этим испанцы по указанию ответственного за продажу Баамонде провели долгую предварительную подготовку. Была осуществлена большая работа разведки, и была добыта важная информация о настроениях в американском обществе, стоимости земли, сильных и слабых сторонах американских дипломатах, и т.д. Также удалось узнать, что за один лишь Новый Орлеан американцы готовы заплатить около 10 миллионов долларов, что давало начальную точку для проведения торгов. Вопрос цены на землю был особенно волнующим, так как продавать обширные владения задешево испанцы не собирались. Как удалось установить, в США ценник на хорошую землю, в зависимости от наличия или отсутствия там леса, поселений, выхода к реке или морю, водных ресурсов и прочего, колебалась от 1 до 1,4 долларов за акр. Само собой, неосвоенные обширные территории, где встречались и горы, и болота, должны были стоить дешевле. Герцог Мадридский еще до встречи установил минимальную цену, на которую следовало соглашаться испанским дипломатам – 10 центов за акр. Баамонде для себя определил другую минимальную отметку – 20 центов за акр, а инфант Франсиско Хавьер и вовсе заявил по дороге в Новый Орлеан, что дешевле 25 центов за акр нечего и пытаться торговаться. Дон Луис Мадридский при этом язвительно заметил, что подобный настрой приличествует скорее евреям, чем порядочным испанцам, а потому меньше 50 центов за акр просить не стоит, ибо за счет этих земель США могут настолько окрепнуть, что станут проблемой для Испании, и потому нужно доить корову, пока она молодая (почти цитата из личного дневника Луиса, который тот вел с особой тщательностью, и который после его смерти станет знаменитым на весь мир из-за своего цинизма и массы любопытных историй из целой эпохи в истории Испании). В общем, испанская делегация в Новый Орлеан прибыла что надо, один другого краше, и все собирались вести очень честную игру.
Переговоры затянулись на долгие два года, и были полны скандалов и интриг. Первая американская делегация, назначенная президентом Джорджем Вашингтоном, оказалась несговорчивой, и по заявленным ценникам соглашалась купить лишь часть Луизианы. Но в 1797 году президентом был избран Джон Адамс, и он заменил делегацию на несколько более сговорчивых дипломатов. При этом его положение в обществе было достаточно шатким, у него был сильный конкурент – Томас Джефферсон. К внутренним проблемам добавились внешние – фактически началась необъявленная война с французами, и американское судоходство стало серьезно страдать от европейских каперов. Баамонде решил все это использовать на полную катушку. Когда начались официальные переговоры с новой делегацией, он быстро смог договориться о продаже Флориды и Луизианы в их нынешних границах – американцы, в общем-то, были готовы и на большее, да вот никто им больше не предлагал. Быстро определили площадь продаваемых территорий – 572 миллиона акров земли. А вот с ценником сразу же начались конфликты. Кто-то из американцев заикнулся о том, что раз эти территории почти не освоены, и их очень много, что испанцы просто обязаны сделать им хорошую скидку, и заявил, что неплохо было бы установить ценник в районе 3-5 центов за акр. В ответ испанцы вывалили имеющуюся у них информацию о стоимости земли в США, и потребовали за акр не менее доллара. Американская делегация, категорически не соглашаясь с таким ценником, пригрозила прервать переговоры – но в ответ Баамонде усилил давление на переговорщиков. По его указанию Новый Орлеан перекрыл торговлю по Миссисипи, блокировав тем самым одну из самых важных для экономики США водных артерий страны. Кроме того, он начал распускать слухи о том, что ведет тайные переговоры с Джефферсоном, и они уже близки к успеху. Президент Адамс тут же прислал своим людям указ попытаться сбить цену, но все же договориться с испанцами, дабы не дать это сделать своему конкуренту. Используя кнут, Баамонде применил и пряник – по его совету инфант Франсиско Хавьер, как представитель Армады, предложил американцам в случае успехов всех переговоров обеспечить поддержку испанскими фрегатами, что было бы не лишним в положении США. В результате вместо отъезда янки в 1798 году продолжили переговоры. Баамонде, «с высочайшего позволения» решив снизить ценник, предложил 75 центов за акр – явно завышенную сумму, а затем дождался, когда американцы сами предложат 50 центов, и тут же согласился. Быстро были достигнуты соглашения о точных границах, правах местного испаноязычного населения, и продажа ряда кораблей и оружия американцам из запасов Испании, что могло пригодиться янки в защите своего судоходства.
Таким образом, сумма покупки Луизианы и Флориды составила 286 миллионов долларов, к ним добавились еще 14 миллионов долларов в обмен на фрегаты и прочее важное имущество, в результате чего США обязывались выплатить Испании огромную сумму в 300 миллионов долларов, или 2,628 миллиардов реалов – почти столько же, сколько получала королевская казна в год доходов по всем статьям [9]. Так как это реально были огромные деньги, США не могли выплатить их сразу, в результате чего был заключен договор, по которому ежегодно, в течении 15 лет, американцы обязывались выплачивать Испании по 20 миллионов долларов (175,2 миллиона песет), а если того пожелают – досрочно погасить задолженность. Территории Флориды и Луизианы с этого момента переходили в состав США, но лишь на правах территорий, и в случае неуплаты очередного годового взноса Испания оставляла за собой право вернуть контроль над территориями. В интересах США оказалась именно досрочная выплата всей суммы, в результате чего последняя ее часть пришла на счета Банка Испании в декабре 1807 года. Устанавливалась четкая западная граница между США и Испанией, которая проходила по Скалистым горам и северо-востоку Техаса. Поручение герцога Мадридского оказалось выполнено и перевыполнено – государство получило постоянный дополнительный доход, который пришелся очень кстати для завершения войны с Революционной Францией и основных реформ. Были проданы обширные убыточные территории, сокращена протяженность побережья, которое требовалось охранять. Во время переговоров впервые как дипломат проявил себя молодой дон Луис, которого Баамонде прозвал «Зорро» («Лис») за его хитрость, циничность и умелую игру сразу на нескольких уровнях. Имела продажа Луизианы и Флориды и другие, не столь явные последствия. Испания впервые после долгих веков экспансии впервые заняла позицию стратегической обороны, стремясь защитить то, что было добыто ранее, и не стремясь приобрести еще неосвоенные земли (не считая Орегона). Границы Испанской империи в Америках стабилизировались, и будут оставаться такими в дальнейшем практически без изменений. Основное внимание отныне требовалось сосредоточить на освоении уже принадлежащих Испании и ее колониям территорий.
Примечания
- Наличие параллельно с органами исполнительной власти отдельного консультативного органа, при этом никак не связанного с Кортесами (парламентом) – достаточно интересная особенность устройства государственного аппарата Испании. Не припомню ничего столь же масштабного и старого в Восточной Европе.
- Это произошло в реальности. Некогда достаточно либеральный граф Флоридабланка начал закручивать гайки с такой силой, что прогрессивные круги взвыли, но что хуже – он сорвал завершение сессии Кортесов, из-за чего традиционные законы о наследовании короны так и не были утверждены. Таким образом, Флоридабланка стал едва ли не главным автором Карлистских войн, которые начались задолго после его смерти, и раздирали Испанию в течении половины XIX столетия.
- Император Священной Римской империи и эрцгерцог Австрии, Иосиф II, много внимания уделял развитию всеобщего начального образования, и хотя де-юре не утвердил его, но все же почти достиг этого де-факто.
- Орден бедных регулярных христианских школ во имя Божией Матери, занимавшийся развитием народного образования с незапамятных времен. В XVIII столетии его деятельность в Испании значительно тормозилась местными церковными иерархами, но даже при этом они смогли открыть десятки школ. В случае их поддержки правительством можно будет достаточно быстро создать сеть начальных школ различных типов, вполне достаточной для получения если не всеобщего, то достаточно широкого начального образования в Испании.
- Допустим, дед или прадед Хосе Гонсалеса Онториа, знаменитого испанского артиллериста.
- Выглядит как сказка, но это вполне правдоподобный исход. При всей моей любви к Испании, но экономика у нее чуть ли не до времен Франсиско Франко была полным трэшем, ресурсы были под рукой – но не было механизмов их эффективного использования.
- В колониях Испании было достаточно мало рабов. Так, в Новой Гранаде к концу XVIII века их было чуть более 5 процентов населения, в Новой Испании – 10 тысяч из 5,5 миллионов населения, и т.д., так что их освобождение не вызовет никаких особых проблем. Однако проблему пеонажа, т.е. долгового рабства, это не решает. Впрочем, на деле пеоны зачастую чувствовали себя все же свободнее, чем многие крепостные в Европе, так что здесь все относительно.
- Название Ванкувер (или, точнее, Куадро-и-Ванкувер) было присвоено ему в 1792 году, но как он назывался до этого, мне установить так и не удалось.
- На фоне реальной сделки по продаже Луизианы подобная цена выглядит фантастической, но это, скажем так, результат не моего колдунства, а косяков реальной продажи Луизианы. Ценник в 1,4 доллара за акр вполне реальный – именно за столько была куплена земля под город Хьюстон в Техасе несколькими десятилетиями позднее, и есть косвенные цифры в цену на неосвоенную землю вдали от центров цивилизации в районе 1 доллара за акр. Учитывая огромную площадь Луизианы и Флориды, итоговая стоимость покупки в почти 300 тысяч долларов уже не выглядит столь фантастической, в то время как фантастикой начинает выглядеть то, насколько французы продешевили при продаже в реале.
