Французская колониальная морская пехота Канады

Из майкудука. 22.04.2021 1

SaveSavedRemoved 7

С момента основания английских и французских колоний в Северной Америке прибывшие из Европы колонисты вели между собой жестокие войны, сражаясь между собой и индейцами на пустынных и безлюдных территориях. В большинстве своём эти войны были спровоцированы конфликтами между Англией и Францией в Европе.

Однако в середине 18-го века пограничные конфликты в Америке между французскими и английскими колонистами, впервые привели к широкомасштабному вооружённому конфликту, в результате которого Англия и Франция были вынуждены прислать регулярные войска в свои заморские колонии. Расширение конфликта вскоре привело к войне между Англией и Францией. Впервые война между этими странами началась не из-за споров в Европе, а из-за пограничных конфликтов в Северной Америке. Начавшаяся война получила название «Семилетней», участие в войне приняла, в том числе и Россия. В ходе Семилетней войны русские войска впервые взяли Берлин.

Все заморские колонии Франции принадлежали к военно-морскому ведомству, так называемому министерству моря (ministre de la Marine). Губернаторами в колониях назначались бывшие и действующие адмиралы, а так же старшие офицеры французского флота.

В 1622 году кардинал Ришелье для службы на кораблях, охраны военно-морских арсеналов, защиты французского побережья и заморских колоний создал первые 100 «обычных рот моря» (compagnies ordinaires de la mer), в дальнейшем эти роты были сведены в полк. Так же в период с 1626 по 1669 год во Франции с аналогичными целями было создано несколько полков. Однако, из-за конфликта министра флота Жана-Батиста Кольбера с министром обороны (военным министром) Франсуа Мишель Ле Телье маркизом де Лувуа , все они были переданы военному министерству «Ministère de la Guerre» и перешли в пехоту с сохранением своей серо-белой униформы.

Полки, переподчинённые министерству обороны, имели следующие наименования: полк ля Марин (La Marine), Руаяль-Марин (Royal-Marine), Руаяль-Вессо (Royal-Vaisseaux) и так называемый Адмиральский полк (le régiment de l’Amiral), позже переименованный в полк Вермандуа (Vermandois). После 1791 года вышеупомянутые полки получили следующую нумерацию: 11, 60, 43 и 61.

В 1671 году, министр Кольбер снова создал 100 рот «солдат охраны» (soldats-gardiens), но и их в 1673 году переподчинил к себе маркиз де Лувуа. В 1682 году по просьбе Жана-Батиста Кольбера де Сеньле, заменившего своего отца в качестве министра флота, в морских портах Франции создаются новые полувоенные подразделения, так называемые «охранники порта» (gardiens de port). Из-за боязни того, что новые подразделения будут снова переподчинены маркизу де Лувуа «охранники порта» были полувоенным подразделением, служили на половине оплаты, имели отпуск 4 месяца в году, ночевали дома и т.д.

В 1683 году из Ля Рошели в Канаду прибыли первые три роты «охраны порта» для защиты колонии от враждебных ирокезов. После нескольких реорганизаций, 16 декабря 1690 года роты «охраны порта» были реорганизованы, в колониальную морскую пехоту с полным окладом в сompagnies franches de la Marine, дословный перевод означает «независимые или вольные роты военно-морского флота». В период с 1683 по 1688 год в Канаду было доставлено 35 рот, но высокая смертность личного состава привела к реорганизации имеющихся в Канаде рот до 27.

В 1722 году в связи с высокой нагрузкой на офицеров, участвующих в бесконечных походах по лесной глуши, и желанию многих молодых канадских дворян связать свою жизнь с армией, король ввёл дополнительную офицерскую должность 2-й энсайн за счёт сокращения численности роты на одного солдата.
Таким образом во французской колониальной роте морской пехоты было 4 офицера — капитан, лейтенант, 1-й энсайн и 2-й энсайн (энсайн– младшее офицерское звание в колониальный период, дословный перевод означает «знаменосец») и 29 солдат.

В 1731 году численность рядовых снова сократилась на одного человека, когда король решил добавить дополнительную должность — кадет c аксельбантом (cadet a vaiguillette). В 18-м веке отсутствовали офицерские училища, в которых будущие офицеры могли бы учиться воинскому искусству.

Поэтому в полках имелись специальная должность кадет, для молодых людей, желающих связать свою судьбу с военной службой в качестве офицера. Канадские офицеры, как правило, привлекали в качестве кадетов своих сыновей, живших с ними в отдалённых фортах и сопровождающие их в походах против индейцев или англичан. Таким образом, в морской пехоте Канады насаждались крепкие семейные узы между офицерами.

Роты морской пехоты были «именные», то есть они именовались по имени своего капитана. Рота состояла из 1-го капитана, 1-го лейтенанта, 2-х энсайнов, двух сержантов, трёх капралов, двух барабанщиков и солдат. Также в роте имелось два кадета – дворянина, обучающихся искусству офицера и получающих зарплату рядового солдата, то есть 9 ливров в месяц.

Роты колониальной морской пехоты были самостоятельными боевыми единицами, капитан — командир роты подчинялся лишь губернатору, морскому министру и королю. В Канаде роты были сведены в три гарнизона – гарнизон Монреаль, Труа-Ривьер и Квебек, но солдаты редко находились в гарнизоне, постоянно служа где-то на границе.

К 1750 году года число рот было увеличено до 30, а численность самой роты до 50 солдат, помимо офицеров и кадетов. В марте 1756 года численность роты, снова была увеличена до 65 человек. Король, увеличивая численность роты лишь солдатами, экономил на содержании офицеров, в результате стоимость роты не так сильно увеличивалась в случае, если бы ему пришлось формировать новые роты.

В 1757 году в ответ на просьбы губернатора Канады о подкреплениях, король снова увеличил число рот морской пехоты в Канаде до 40, а так же на дополнительную роту морской артиллерии, доведя число артиллерийских рот морской пехоты в Канаде до двух.

В морской пехоте отсутствовали элитные подразделения, в виде гренадёрских рот имеющиеся в каждом французском пехотном полку, поэтому артиллерийские морские роты Канады воспринимались в качестве гренадёрских и туда старались подбирать наиболее дисциплинированных и физически крепких военнослужащих.

В 1757 году возникла необходимость в крупных соединениях и впервые 7 рот морской пехоты были сведены в один батальон. Командовал батальоном старший капитан. В 1760 году появился второй батальон, состоящий так же из рот морской пехоты. В том же 1760 году, когда положение французов было катастрофическим, губернатор де Водрё́й с целью поднятия боевого духа ввёл в каждом батальоне по дополнительной роте гренадёр, которыми командовали наиболее достойные и свободные офицеры, находившиеся на тот момент в Канаде. Обе гренадёрские роты были практически уничтожены в ожесточённой битве при Сент-Фуа в 1760 году.

В 1759 году из морских пехотинцев и добровольцев из молодых канадских дворян было создано временное кавалерийское подразделение из двух эскадронов, хорошо проявившее себя в сражениях за Квебек в 1759-1760 годах.

До 1755 года единственными регулярными подразделениями французской армии, находящимися в Канаде, были так называемые «вольные или независимые роты моря» (Compagnies Franches de la Marine) или «отдельные роты морской пехоты» если интерпретировать их название на русский язык.

«Отдельными ротами» данные подразделения назывались потому, что каждая рота была отдельной боевой единицей, и капитан роты юридически напрямую подчинялся королю и писал ему офицерские доклады и отчёты. В пехотных полках отдельной боевой единицей считался полк, и вся переписка велась через полковника. Офицерские комиссии в ротах морской пехоты в отличие от сухопутных войск не продавались. Решение о продвижении офицеров принималось лично министром флота на основе анализа ежегодных докладов об успехах и неудачах своих офицеров морской пехоты.

Таким образом, несмотря на то, что высшим офицерским званием в отдельных ротах морской пехоты являлось капитан и служба, как правило проходила в заморских колониях в крайне тяжёлых условиях, данное подразделение привлекало в свои ряды не только богатых или обедневших дворян Франции, а также обеспеченных колонистов, стремившихся реализовать себя на военном поприще.

Французская колониальная морская пехота привлекла в свои ряды не только бесстрашных и обнищавших дворян, о которых было принято говорить «беден и честен», но и в большинстве своём полуграмотных офицеров, многие из которых не умели читать и писать, пользуясь для этого услугами клерков.

В частности комендант французского форта Босежур, находящегося на границе современных Канадских провинций Нью-Брансуик и Новая Шотландия, Луи Ду Понт Душамбон де Вергор был неграмотен. Всю переписку за него вёл главный клерк форта Томас Пишон, в чьи обязанности ни коем образом работа писарем не входила. Всё бы ни чего, однако Томас Пишон был британским агентом, завербованным комендантом соседнего английского форта и получившим псевдоним «Томас Тайрелл» .

Действия Томаса Пишона, прозванного в дальнейшем «Иудой Акадийским» (Акадией французы называли сегодняшние провинции Канады Новая Шотландия и Нью-Брансуик), повлекли за собой сдачу всех французских фортов в Акадийском регионе форты — Босежур, Гаспаро, Менагуэ.

В своих письмах Томас Пишон указывал, что к предательству его подтолкнула не только материальная выгода и отсутствие перспективы служебного роста, но и неприязненные отношения, сложившиеся с офицерами колониальной морской пехоты, бывшими, по его мнению, грубыми и неграмотными людьми, активно участвующими в различных коммерческих сделках с индейцами и канадцами.

В период с 1755-1758 годы году в Канаду прибыло несколько батальонов регулярных пехотных полков, переданных в военно-морское министерство на время боевых действий в Канаде. Данные пехотные батальоны перешли на снабжение и заработную плату, выдаваемую министерством флота. Почти сразу между офицерами, прибывшими из Европы, и колониальными офицерами морской пехоты возникли конфликты и недопонимание.

Офицеры, прибывшие из Европы, считали недостойным для королевского офицера заниматься коммерцией с местными индейцами, в которую были так или иначе вовлечены почти все колониальные офицеры. За страсть к грабежу неприятельских укреплений некоторых колониальных офицеров прозвали пиратами, так как находясь на службе короля они забирали себе в личное пользование все захваченные трофеи, передавая на склады короля лишь то, что было невозможно увести.

Например, после капитуляции английской крепости Освего в 1756 г. на склад короля было передано всего 730 трофейных мушкетов, остальные 1070 разобрали между собой канадские ополченцы, союзные индейцы и королевские морские пехотинцы. Один из участников осады Освего офицер пехотного батальона полка Беарн капитан Пушо писал, что колониальные офицеры забрали себе весь «завтрак», найденный в крепости.

Под завтраком подразумевались лёгкие закуски, употребляемые господами офицерами как английской, так и французской армии — сладости, чай, сахар, вино, печенье и так далее, предоставляемые королём для господ офицеров своих полков. Пушо писал так же в своих мемуарах:

«короче говоря, для короля там не осталось ничего за исключением того, что было трудно увезти».

Как один из примеров воровства капитан Пьер Пушо де Мопа указывает следующий:

«Войдя одним из первых в неприятельский форт, Пушо заприметил прекрасный невод для ловли рыбы, протянутый по дну бухты этого форта (форт располагался на берегу озера Онтарио), который он хотел забрать себе для форта Ниагара, комендантом которого он был в то время. В форте Ниагара этот невод мог бы очень пригодиться, так как солдаты этого гарнизона в зимнее время часто голодали. Невод был обещан капитану, однако в скором времени он бесследно исчез, как и многое другое из того, что можно было бы легко увезти. В 1758 году Пушо, к своему удивлению, увидел этот самый невод в форте Карильон, комиссар которого приобрёл для форта за 1200 или 1500 ливров этот ранее украденный у короля в Освего невод».

В Канаде процветала практика передачи Королевских постов в ренту колониальным офицерам, переоборудовавшим королевские форты в торговые посты с индейцами, а также различные коммерческие товарищества с вовлечением в них королевских офицеров. Наиболее доходные посты «дальнего запада» к середине 18-го века фактически стали семейным делом колониальных офицеров и, можно сказать, передавались от отца к сыну.

Практически все колониальные офицеры были вовлечены в ту или иную коммерческую деятельность. Королевские склады, лодки и другие видов транспорта использовались для транспортировки частных грузов офицеров или торговцев, которые за вознаграждение примыкали к королевским конвоям, иногда это приводило к потоплению перегруженных лодок и катастрофическим задержкам в пути, что тяжко ложилось на плечи королевской казны.

Колониальные офицеры, стремясь получить прибыль и занимаясь лишь получением денег, пренебрегали своими обязанностями. Отсутствие опыта и образования препятствовало написанию и сдаче любых отчётов. Для выполнения своих служебных обязанностей канадские офицеры были вынуждены полагаться на помощь частных торговцев.

Прибывшим из Европы офицерам регулярных батальонов претила такая деятельность, считавшаяся недостойной для королевского офицера. Помимо этого, в 1759-60 х годах вскрылись значительные хищения, совершённые на дальних постах, в которые, помимо офицеров, были вовлечены сотрудники интендантских служб и частные поставщики.

После капитуляции Канады и возвращения в Европу, несколько офицеров колониальной морской пехоты оказались в Бастилии. Суть предъявленных обвинений сводилась к тому, что объёмы поставок продовольствия, якобы приобретённых клерком форта у частных лиц, а затем потреблённых индейскими союзниками французов, были значительно ниже, чем проходили на бумаге, и приобретение данных товаров происходило по явно завышенным ценам, при этом каждая сделка заверялась комендантом форта.

Колониальные офицеры не отрицали своей подписи, но утверждали, что, участвуя в боевых действиях, путешествуя по лесам и ведя переговоры с дикими индейцами, они месяцами не находились в своих фортах, поэтому оставляли клеркам чистые бланки со своими подписями и сами стали жертвами мошенничества, а что касается свободной торговли на военных постах, в которую были вовлечены офицеры, то она не была запрещена и фактически была единственным стимулом для несения службы в захолустных гарнизонах.

Эдиктом от 1669 года благородному сословию было разрешено заниматься торговлей, если это было на пользу государству, и особенно морской коммерцией. Статья первая Постановления Флота провинции Бретань от 8 ноября 1684 года, постановляла, что лица благородного сословия могут

«строить или покупать суда, оснащать их, предоставлять другим, торговать морем самим или через посредника, без того, чтобы эти дворяне имели репутацию «отступивших от благородства» (Dérogeance).

В 1701 году король Франции, дабы подстегнуть развитие заморских колоний, разрешил дворянам оптовую торговлю любого вида, как морем, так и нет. В самой Канаде двумя декларациями Высшего Совета Квебека было позволено всем офицерам Канады осуществлять оптовую торговлю. Король учёл заслуги колониальных офицеров и помиловал ветеранов колониальной морской пехоты Канады, чего не скажешь о клерках и интендантах, получивших многомиллионные штрафы и сроки в Бастилии.

По сути торговля с индейцами и канадцами мало походила на оптовую торговлю, на разрешение которой ссылались бывшие Канадские офицеры и интенданты. Несмотря на то, что офицеры нанимали себе в помощь работников, ордонанс короля от 1560 года твёрдо запрещал благородным лицам под угрозой лишения благородного титула само занятие торговлей, держать в руках товар, предназначенный для торговли и даже находится рядом с торговым местом, то есть выполнять функции приказчика. Однако суровые и специфичные условия Канады вынудили губернаторов Канады не только закрыть глаза на занятие колониальных офицеров «не благородным делом» но и всячески поощрять данный вид коммерции.

Малочисленность французской колонии в Канаде не привлекала торговцев из Франции, ищущих надёжные рынки сбыта для товаров из Европы, слабое сообщение с метрополией и островами Вест-Индии, отсутствие необходимых товаров приводило к инфляции и дороговизне. Фактически, в Канаде любые товары и труд стоили крайне высоко, со слов колониальных офицеров Канады их жалования едва хватало на еду и одежду.

Например, капитан Раймонд (Raymond), офицер колониальной морской пехоты, в 1754 году задавался следующими вопросами:

«Разве заработная плата неженатого французского и канадского капитана, составляющая 1062 ливра, достаточна, чтобы заплатить 1200 ливров за пансион (съёмная комната с питанием) без слуги и 1600 ливров со слугой? Общеизвестно, что стоимость [пансиона] именно такова. Где они могут получить средства, чтобы заплатить за пансион или за содержание, когда у них нет никакого другого ресурса, кроме маленькой зарплаты в стране, где стоимость всего и даже самой жизни является крайне высокой? Что мы должны делать, что бы оставаться в живых и иметь одежду? А ведь это наименьшее из того, что должны иметь люди. Однако даже старшие, отличные и хорошие офицеры не имеют самого необходимого, чтобы иметь всё это, что они должны делать? Украсть? Нет. Что должно быть сделано при такой страшной потребности?»

Основной причиной долгой живучести французской Канады, продержавшейся период с 1755 по 1760 против многократно превышающих англо-американских сил, явилась помощь, оказанная французам местными индейскими племенами. В принципе в США, Семилетнюю войну называют «войной с французами и индейцами».

Дефицит и дороговизна товаров делали не конкурентоспособными французские товары для торговли с индейцами, многие индейские племена, вовлечённые в союз с французами, одновременно торговали с англичанами, причём даже во время военных действий. Однако, не смотря на высокие цены на товары, французам удалось навязать индейцам именно свои товары и соответственно вовлечь их в сферу влияния Франции.

Во многом это получилось благодаря удачному расположению Канады, через которую проходят мощные водные потоки: река Святого Лаврентия, система «Великих озёр», реки Миссисипи, Иллинойс, Миссури, Саскачеван, позволяющие проникать глубоко в Североамериканский континент и доставлять европейские товары прямиком в индейские деревни, помимо этого отличные знания «индейской политики» позволяли нейтрализовать действия британских торговцев, вынудив их не покидать свои посты.

Служащие английской пушной компании Гудзонова залива жаловались, что каждую весну регион заполняют французские торговцы, ведомые колониальными офицерами, скупающими наиболее ценные меха напрямую в индейских деревнях, а в английские форты компании индейцы приносят те меха, которые отказались приобретать французы, часто крайне низкого качества. Служащие компании считали, что всему виной более высокое качество французских товаров и отчасти это было правдой. Французы так же умело подстраивались под требования индейцев, вручную вышивая одеяла, предназначенные индейцам, то же самое касалось оружия, и вещей любого вида, требуемых индейцам.

Многие французские офицеры прошли процедуру «усыновления» среди индейцев, процедура давала офицеру «родственников» среди усыновившего его племени, индейцы стремились «усыновлять» французских и английских офицеров с целью получения материальных выгод от нового родственника, взамен обещая своё покровительство и защиту.

Офицеру, согласившемуся на «усыновление», наносили татуировку на открытые части тела (обычно бёдра или грудь) и с этого момента он мог полагаться на защиту и помощь со стороны тех, кто носит аналогичный знак тотема, при этом индейцы считали родственником любого человека, состоявшего в одном с ним клане, например, черепахи или волка, несмотря на то, что он мог быть членом совсем другого племени, всё равно они считались родственниками, и любые межплеменные браки были запрещены.

Таким образом французский офицер мог получить защиту от индейцев даже в глубине Североамериканского континента. Любой индеец мог совершенно свободно покинуть племя или клан, в котором он вырос, в таком случае его бывшие соплеменники сообщали ему, что они не будут мстить за его смерть, если с ним что-то случится. С этого момента жизнь человека была только в его собственных руках и, фактически, до тех пор, пока он не найдёт новых защитников, не стоила ничего. Французские колониальные офицеры, в отличие от своих британских противников, активно пользовались преимуществом «родства».

Например, в 1720 году британцы планировали установить форт в стратегическом месте недалеко от Ниагарского водопада, тем самым отрезая французов от «верхних постов» на западе. Губернатор Канады поручил французскому офицеру Луи-Тома Шабер де Жонкьеру, ранее взятому в плен враждебным племенем сенеки и усыновлённого ими, дипломатическим образом урегулировать проблему и добиться установления на этом месте французского форта, при том, что местным индейцам было более выгоден именно английский форт.

Жонкьер собрал вождей племени и обратился к ним с просьбой разрешить ему построить дом, совет вождей сообщил ему, что так как он является их сыном, то он может построить дом где пожелает на земле племени, Жонкьер немедленно отправился в форт Фронтенак, откуда вернулся с рабочими и солдатами, и построил большой укреплённый дом, в дальнейшем переросший в мощную французскую крепость Ниагара.

В 1711 году в период войны с Англичанами Жонкьеру и другим офицерам удалось вовлечь индейцев в войну с британцами. В критический момент, до принятия решения советом вождей, они ворвались в центр круга размахивая топорами, танцуя и распевая военные песни, постепенно вовлекая остальных индейцев, и тем самым вынудив их начать войну с англичанами.

В 1755 году в сражении на озере Джордж погибло два известных французских офицера, усыновлённых индейцами. Губернатор Канады немедленно использовал этот факт в переговорах с индейцами, вынудив их идти мстить за их смерть.

Таким образом, используя личные контакты полученные от торговли с индейцами, психологии, а так же отличные знания языков и наречий индейских племён Северной Америки, офицерам французской колониальной морской пехоты удалось превратить войну Семилетнею войну в «войну с французами и индейцами» (French and Indian War) как она теперь известна В США.

Мушкеты, состоящие на вооружении колониальной морской пехоты, значительно отличались от мушкетов французской и британской регулярной армии. Они были значительно легче и короче, что позволяло лучше применять их в военных действиях в лесу. Аналогичным оружием французы снабжали своих союзников индейцев.

Лёгкие французские мушкеты производства Тюля настолько высоко ценились Британцами, что они вооружали трофейными мушкетами специально созданные подразделения «лёгкой пехоты», в задачу которых входило ведение боевых действий в лесу, «глубинная разведка», диверсии в тылу врага, действия в авангарде основных войск. Трофейными французскими мушкетами британцы так же вооружали своих союзных индейцев, предпочитающих французское оружие.

Униформа в колониальной морской пехоты Канады значительно отличалась от аналогичных подразделений морской пехоты в Европе, занимающихся охраной побережья Франции. Дело в том, что частые перебои с поставками, а во время войны постоянные блокады колонии, создавали условия для большого разнообразия в униформе и отхода от официального стандарта.

Например, морские пехотинцы Канады часто носили индейские мокасины, легины (кожаные чулки), кожаные куртки или даже набедренные повязки на индейский манер. Дополнительным стимулом для перехода одежды на индейский манер являлось, то что в лесу одежда из ткани очень быстро превращалась в лохмотья, поэтому французские морские пехотинцы предпочитали одежду из кожи на индейский манер или вовсе ходили обнажёнными. Во время вторжения французов в долину реки Огайо в 1753-1754 годы, местные индейцы, ранее не сталкивавшиеся с французскими войсками, увидев столь пёстрое сборище, прозвали их «оборванцами».

Тесак (укороченная сабля) был заменён более удобным для леса топором, ещё одной особенностью, выявившейся при осаде французами крепости Освего в 1756 году, было полное отсутствие палаток в данном подразделении.

Оказалось, что палатки никогда во Франции не заказывались и солдаты морской пехоты в походе спят под тентами из елового лапника. Обустройство лагеря так же было очень своеобразно. Стандартный военный лагерь того времени и до сегодняшних дней- это компактное размещение часто квадратной или прямоугольной формы, где все солдаты на виду у своих офицеров.

Лагерь солдат морской пехоты, был на индейский манер, то есть хаотично расположенные хижины на значительном удалении друг от друга, при котором управление лагерем было минимально, а офицеры были вынуждены полагаться на инициативность своих подчинённых. Такое расположение лагеря не позволяло обеспечить его нормальной охраной, быстро собрать солдат в случае нападения на лагерь, и делало его крайне уязвимым при нападении противника.

Косвенной причиной падения крепости Освего как раз-таки послужил лагерь канадцев, состоящий из индейцев, местного ополчения и колониальной морской пехоты. Разбросанные по всему лесу хижины создали видимость гораздо большего лагеря, чем он был на самом деле. Переоценка сил осаждающих привело к падению морального духа британцев и ускорило падение крепости.

Храбрость и высокая инициативность солдат и офицеров морской пехоты неоднократно подчёркивалась современникам той эпохи, та же осада крепости Освего французами прошла без какой-либо нормальной предварительной разведки, численность защитников крепости была установлена неверно и значительно занижена, и если бы не цепь случайных обстоятельств, французы могли бы понести поражение. Достаточно характерен бой сводного французского отряда из около 500 человек, состоящего из индейцев, ополченцев и морских пехотинцев, попытавшийся напасть на английский конвой, возвращающийся из Освего, численностью от 1500 до 2000 человек.

Французы как всегда атаковали противника, не зная его численности и достаточно быстро разметали авангард англичан, медленно поднимающийся на лодках вверх по реке. Командир французского отряда капитан Луи Кулон де Вилье (Louis Coulon de Villiers) отдал приказ возвращаться в лагерь, но прибыв туда с пленными и захваченной добычей он установил, что часть его солдат и индейцы, увлечённые перспективой разграбить брошенные британцами лодки, его приказ проигнорировали и втянулись в перестрелку с англичанами, к слову сказать, у индейцев был дополнительный интерес остаться на месте боя- это сбор скальпов с убитого неприятеля.

Капитану де Вилье пришлось вернуться на место боя, продолжавшегося свыше 6 часов до наступления темноты. С темнотой, разведя ложные костры, де Вилье отступил, с трудом собрав своих людей, разбрёдшихся и заблудившихся за время боя в лесу. В бою канадцы и индейцы показали себя инициативными, но недисциплинированными солдатами.

Расстреляв первые лодки, де Вилье отступил, при этом часть его солдат и индейцев, и даже офицеров, разбившись на мелкие группы, продолжали бой с англичанами и грабёж оставленных лодок. В результате де Вилье пришлось вернуться, чтобы им помочь, сражение растянулось на несколько миль вдоль реки, что привело к тому, что часть его солдат, просто заблудилась в лесу.

В своём отчёте де Вилье указал, что он потерял убитым своего лейтенанта Жана-Батиста де Ганн де Мондидье и четырёх солдат пленными из-за увлечения ими грабежом, что было далеко не лестно для французского офицера. Канадский исследователь Анри-Раймон Касгрейн в своей книге «война в Канаде 1756-1760. Монкальм и Леви» считал, что де Ганн мог быть застрелен по ошибке огнём с противоположного берега своими собственными людьми, принявшими его за врага в то время, когда он перебрался на западный берег реки с целью ограбления брошенных врагом лодок.

Нападение французов на столь большой конвой послужило причиной для отмены любых конвоев в Освего, в результате крепость не дополучила 24 орудия, задержанных в одном из фортов на пути к крепости, и жалование защитников крепости, что так же послужило причиной её капитуляции месяцем позже.

По мнению британских и американских исследователей, именно результаты «войны с французами и индейцами» стали причиной великой Американской революции. В какой-то мере та бесшабашная удаль, проявленная канадцами, индейцами и солдатами «отдельных рот морской пехоты» (Compagnies Franches de la Marine) под командованием колониальных офицеров по защите Канады, послужили причиной появления Соединённых Штатов Америки.