Бронепалубная молния. Крейсер II ранга «Новик». Часть 1. Проектирование и строительство
На сайте ТопВар наш коллега Андрей выложил целый цикл статей посвящённый различным кораблям времён Русско-Японской войны. Причём рассказ о каждом корабле разбит на несколько статей я же решил их укрупнить. И теперь в одной статье собраны несколько частей посвящённой каждому отдельному кораблю. Сегодня статья посвящённая самому быстроходному крейсеру РЯВ.
Содержание:
Предисловие
Эта статья открывает цикл, посвященный истории создания и службы бронепалубного крейсера 2-го ранга «Новик». Сразу скажем, что корабль получился весьма необычным – ни во время его проектирования и закладки, ни во время его вступления в строй у «Новика» не было прямых аналогов ни в русском, ни в иностранных военно-морских флотах. Он стал в известной степени этапным не только для отечественного, но и для мирового военного кораблестроения, став родоначальником нового подкласса крейсеров, названных впоследствии скаутами.
С другой стороны, конструкция корабля оказалась весьма спорной, потому что несомненные достоинства проекта сочетались с весьма существенными недостатками, но, быть может, этого можно было избежать? Боевые действия в Порт-Артуре сделали «Новик» известным и знаменитым в России кораблем, но был ли полностью раскрыт его потенциал? Насколько грамотно смогли распорядиться адмиралы возможностями этого, весьма специфического корабля? Каких успехов он смог добиться в бою? Использовался ли он согласно своему тактическому назначению, подходил ли он для него? Насколько было обосновано строительство серии таких кораблей, считая весьма отличавшиеся от прототипа «Жемчуг» и «Изумруд», а также строившийся по отдельному проекту «Боярин»? Нужны ли вообще были флоту малые крейсера, и если да, то являлся ли «Новик» оптимальным типом такого корабля? В предлагаемом вашему вниманию цикле статей мы постараемся ответить на эти и многие другие вопросы.
История бронепалубного крейсера «Новик» можно отсчитывать с Особого совещания, состоявшегося в ноябре 1895 г., на котором, пожалуй, впервые был поднят вопрос о необходимости малых крейсеров-разведчиков водоизмещением 2-3 тыс. т., предназначенных для службы при эскадрах. Но тогда положительного решения об этом типе кораблей принято не было, и вопрос «отложился» в долгий ящик.
Однако к нему вернулись в 1897 г., когда в ходе двух совещаний, состоявшихся 12 и 27 декабря, было намечено кардинальное усиление морских сил на Дальнем Востоке. К сожалению, в 1895 г. опасность усиления Императорского флота Японии еще не была оценена в должной мере, но к 1897 г. необходимость строительства мощнейшего Тихоокеанского флота, пусть даже в ущерб Балтийскому, стала вполне очевидна. Было ясно, что Тихоокеанский флот нужно строить, но… какой? Особому совещанию предстояло не только принять решение об усилении наших морских сил на Дальнем Востоке, но и определить состав Эскадры Тихого океана, то есть количество и типы боевых кораблей, которые предстоит создавать для дальневосточных нужд.В промежутках между указанными двумя совещаниями часть участвовавших в них адмиралов высказала свои соображения в письменном виде. Пожалуй, наиболее консервативными (если не сказать – замшелыми) выглядели взгляды вице-адмирала Н.И. Казакова, который считал, что российские броненосцы и так хороши, и не нуждаются в увеличении скорости и водоизмещения, а про крейсера-разведчики не сказал совершенно ничего. Вице-адмирал И.М. Диков в своей записке рекомендовал установить пропорцию, согласно которой на один броненосец эскадры должен приходиться один малый крейсер-разведчик и один миноносец.Пожалуй, наиболее интересную и здравую программу представил вице-адмирал Н.И. Скрыдлов: в дополнение к трем броненосцам типа «Полтава» и «Пересвету» с «Ослябей», он предложил строить еще один «броненосец-крейсер» типа «Пересвет» и три больших 15 000 тонных броненосца. Таким образом, Эскадра Тихого океана получила бы девять броненосцев трех типов, по три единицы каждого, при том что последние можно было создать совершенно не уступающими тем, которые Япония заказывала для себя в Англии. К этим внушительным линейным силам Н.И. Скрыдлов рекомендовал добавить такое же количество крейсеров-разведчиков (по одному на каждый броненосец) водоизмещением 3 000 – 4 000 т.А вот наиболее «витиеватую» структуру предложил будущий наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, а в ту пору пока «всего только» вице-адмирал Е.А. Алексеев, предложивший сформировать эскадру из восьми броненосцев, восьми броненосных крейсеров, восьми больших бронепалубных крейсеров в 5 000 – 6 000 т. водоизмещением и восьми малых крейсеров-разведчиков, но не одного, а целых двух типов. Е.А. Алексеев предлагал строить четыре малых крейсера по 3 000 – 3 500 т и столько же – водоизмещением менее 1 500 т.
Как мы уже говорили, крейсер-разведчик представлял собой новый тип боевого корабля, аналогов которому в Российском императорском флоте до этого не было. Эскадренные броненосцы, хотя и не вели свою родословную от парусных линкоров седых времен, выполняли ту же функцию и задачу – разгром главных сил противника в линейном сражении. Отечественные крейсера, как класс кораблей, постепенно выросли из фрегатов, корветов и клиперов, но тут, на самом деле, все непросто. Наиболее понятна эволюция фрегатов – последние, получив сперва паровые машины и железные корпуса, превратились затем в броненосные крейсеры.
Броненосный фрегат «Минин»
А вот развитие корветов и клиперов шло более запутанным путем. Во времена парусного флота корвет предназначался для разведывательной и посыльной службы, и как таковой мог бы считаться далеким предком «Новика», но дело в том, что с приходом эпохи пара этот класс кораблей в отечественном флоте очень быстро эволюционировал в «чистокровный» крейсер, то есть корабль, основной задачей которого является нарушение вражеского судоходства. Что же до клиперов, то первые их винтовые представители в отечественном флоте вообще предназначались для обороны Белого моря на севере, и могли рассматриваться скорее, как некая быстроходная версия канонерской лодки. Однако чуть позже было сочтено необходимым вменить клиперам в обязанность океанское крейсерство. И получилось, что Россия начала проектировать и строить корветы и клиперы в качестве легких океанских крейсеров: соответственно, имея сходные задачи, корабли этих классов быстро сблизились и по своим тактико-техническим характеристикам. В сущности, в 1860-х годах российский клипер представлял собой корабль, примерно на четверть легче корвета и с более легким вооружением, но при этом превосходивший корвет в скорости.
Неудивительно, что строительство для русского флота двух классов кораблей, призванных решать практически одни и те же задачи, не могло быть оправдано: рано или поздно корветам и клиперам предстояло либо слиться в один класс, либо же получить различающиеся задачи, оправдывающие существование обоих классов. На какое-то время возобладал первый путь: с приходом эры металлических корпусов строительство корветов прекратилось, закладывались только фрегаты и клиперы. Речь идет, конечно, о клиперах типа «Крейсер» — но увы, трудно было бы придумать корабль, менее пригодный для использования в качестве разведчика при эскадре, чем отечественные клиперы с металлическим корпусом.
Клипер типа «Крейсер»
Обладая небольшими размерами (1 334 т) и, соответственно, стоимостью, клиперы типа «Крейсер» были весьма тихоходны, проигрывая в скорости даже куда более крупным отечественным броненосным фрегатам. Заложенный в 1873 г. «Крейсер» под паровой машиной должен был давать 12 узлов, а вот броненосные «Генерал-Адмирал» и «Герцог Эдинбургский», к строительству которых приступили в 1869 и 1872 гг. соответственно, рассчитывались на скорость в 14 узлов, хотя по факту из-за перегрузки развивал чуть больше 13 узлов. Зато развитое парусное вооружение «Крейсера» должно было обеспечить ему скорость под парусом до 13 узлов, чего, конечно, от броненосных фрегатов не ожидалось. Высокая скорость под парусом, вне всякого сомнения, серьезно увеличивала автономность клиперов, но совершенно ничем не помогала для службы при эскадре. Да, собственно говоря, им это и не нужно было, потому что на момент строительства «Крейсеров» никакой эскадры, при которой они могли бы служить, не существовало в природе. Российская империя, стесненная в средствах, тогда отказалась от строительства броненосцев, предпочтя крейсерскую стратегию и сосредоточившись на броненосных фрегатах и клиперах. Таким образом, «в лице» клиперов типа «Крейсер» отечественный флот получил весьма специфические корабли, специализированные для действий на коммуникациях противника, а кроме того, способные демонстрировать флаг и представлять интересы России за рубежом. Что же до корветов, то их не строили… точнее, не совсем так, потому что броненосные «Генерал-Адмирал» и «Герцог Эдинбургский» изначально проектировались как броненосные корветы, но затем были зачислены во «фрегатский» ранг.
Шли годы, и стало ясно, что концепция клипера больше не оправдывает себя, и что для действий на океанских коммуникациях нужны более быстроходные и мощные корабли. Таковыми и стали «Витязь» и «Рында» — первые бронепалубные крейсера Российской империи, которые представляли собой не слишком быстроходные, но значительно более крупные (3 000 т), и лучше вооруженные корабли, нежели к«Крейсера».
Крейсер «Рында»
Поскольку «Витязь» и «Рында» заняли промежуточное положение между броненосными фрегатами и клиперами, их при закладке именовали корветами, таким образом, этот класс кораблей ненадолго возродился в Российском флоте – только чтобы дать начало бронепалубным крейсерам. А вот история клиперов в отечественном кораблестроении на этом закончилась.
Таким образом, несмотря на наличие в Российском императорском флоте двух классов кораблей, тождественных легкому крейсеру, и корветы, и клиперы создавались в первую очередь для океанского крейсерства, и никак не могли считаться прообразом крейсера-разведчика при эскадре, и то же, в общем, относится и к первым бронепалубным крейсерам отечественного флота — «Витязю» и «Рынде», а затем наступили продолжительные каникулы в строительстве кораблей этого класса. В период с 1883 по 1896 год было заказано только два таких корабля: бронепалубные крейсера «Адмирал Корнилов» и «Светлана». Но первый из них продолжил линию развития «Витязя» в сторону океанского крейсера для борьбы на коммуникациях — это был весьма крупный корабль, чье нормальное водоизмещение расчетно должно было составить 5 300 т
Бронепалубный крейсер «Адмирал Корнилов»
Что же до «Светланы», то ее размеры были скромнее (чуть более 3 900 т нормального водоизмещения), но нужно понимать, что этот корабль являлся не воплощением тактических взглядов адмиралов, а прихотью генерал-адмирала Алексея Александровича, которому приспичило (иного слова и не подберешь) иметь личную яхту в виде бронепалубного крейсера, для которого он и подобрал устраивающий его французский прототип. Иными словами, боевые качества «Светланы» при его проектировании и постройке отошли на второй план, крейсер этот не вписывался в концепции отечественного флота и, соответственно, и речи быть не могло о строительстве серии таких кораблей на отечественных верфях – адмиралам Российского флота такой тип кораблей представлялся ненужным.
Дальнейшее развитие бронепалубных крейсеров привело к появлению кораблей типа «Паллада», заложенных на отечественных верфях в 1897 г. Здесь наша военно-морская мысль замахнулась (надо сказать, весьма неудачно) на создание крейсера, способного как рейдерствовать в океане, так и вести разведку и дозорную службу при эскадре. Естественно, за подобную универсальность пришлось платить размерами и в целом, конечно, «Паллада», «Диана» и «Аврора» ничуть не походили на специализированный эскадренный крейсер-разведчик.
Вот так получилось, что до 1897 (ну хорошо, до 1895 г) корабль такого типа был совершенно не нужен, но затем он нашим адмиралам внезапно понадобился в больших количествах. Какие же задачи они ставили этому подклассу крейсеров? Е.А. Алексеев считал, что такие корабли: «должны служить при эскадре форзейлями, разведчиками, посыльными крейсерами для передачи важных и спешных поручений отдельно оперирующим от флота отрядам или судам» (форзейль – устаревший термин, обозначающий быстроходный корабль, идущий впереди эскадры), а придуманные им кораблики менее 1 500 т. должны также производить промеры и рекогносцировки у берегов и при входах в порты, отчего им требовалась малая осадка.
Вице-адмирал И.М. Диков считал основным качеством крейсера-разведчика скорость. Такой корабль, по его мнению, «может и должен уклониться от всякого боя, во время разведки, заботясь не о мелких победах и боевом отличии личного состава, а об исполнении данного ему поручения… …Из опытов в Черном море можно вывести заключение, что результаты разведочной службы пропорциональны не скоростям, а почти квадратам скоростей разведчиков».
Вроде бы достаточно странная картина – почти все вице-адмиралы высказались за строительство малых крейсеров-разведчиков, узкоспециализированных для службы при эскадре в громадном количестве (по одному на каждый броненосец), а ведь еще каких-то два года тому назад вопрос об их строительстве был «благополучно» спущен на тормозах. Подобный парадокс можно попытаться объяснить тем, что к 1897 г. на Балтике флот получил броненосную эскадру из относительно современных кораблей и имел уже некоторый опыт их совместных действий. Речь идет о двух «броненосцах-таранах» типа «Император Александр II», а также «Сисое Великом» и «Наварине», из которых первые три в конце 1896 – начале 1897 гг. вместе с приданными им минными крейсерами и миноносцами образовали Средиземноморскую эскадру. Последней даже пришлось принять участие в «операции, приближенной к боевой» — блокаде о. Крит, объявленной 6 марта 1897 г (по старому стилю). И можно предположить, что именно практика вождения броненосной эскадры показала крайнюю необходимость в специализированных крейсерах для эскадренной службы. Ведь, создавая новейшие броненосцы, Российская империя совершенно не озаботилась «обслуживающими» их кораблями, а те, что имелись в составе флота, для такой работы не подходили. Броненосные крейсера являлись большими океанскими рейдерами, оставшиеся в строю клиперы были слишком тихоходны (даже медленнее броненосцев), минные крейсера не имели достаточно скорости и мореходности, а миноносцы, хотя и обладали достаточным ходом (корабли типа «Сокол» развивали 26,5 уз), но имели слишком малое водоизмещение и, как следствие, быстро теряли эту скорость при волнении, не имея при этом достаточной автономности.
В ходе Особого совещания, генерал-адмирал, которого, по всей видимости, несколько шокировало требование адмиралов строить такое количество крейсеров-разведчиков, предложил отказаться от них, а на сэкономленные средства усилить Эскадру Тихого океана одним, а то и парой новейших броненосцев. Но остальные адмиралы хором отвергли это предложение, указав в том числе и на то, что сейчас, за неимением других кораблей, службу при эскадре приходится возлагать на канонерские лодки типов «Кореец» и «Гремящий», которые совершенно не годились для этой роли. Можно предположить, что несмотря на то, что канонерские лодки никогда и совершенно не предназначались для эскадренной службы, прочие корабли отечественного военного флота подходили для нее еще в меньшей степени.
Правда, на Черном море подобное соединение существовало с 1899 г., когда в строй вошли первые три броненосца типа «Екатерина II», и, по идее, необходимость в крейсерах-разведчиках должна была быть выявлена давным-давно. Что помешало этому – сказать затруднительно: возможно, подвело то, что черноморские броненосцы рассматривались в первую очередь как средство захвата Босфора и встречного боя в нем с кораблями европейских держав, в случае если последние вступятся за Турцию. Возможно, сказалась удаленность черноморского театра от Санкт-Петербурга, в силу чего последний был не настолько «на виду», как балтийский, и к его проблемам прислушались меньше. Но во всяком случае следует отметить, что вице-адмирал И.М. Диков в своей записке ссылался на некие «опыты в Черном море», неопровержимо свидетельствовавшие о необходимости малых быстроходных крейсеров в составе броненосной эскадры. Что это были за «опыты», автор настоящей статьи, к сожалению, выяснить не смог, но очевидно, что черноморская эскадра, которая к концу 1897 г. состояла уже из шести броненосцев (четыре типа «Екатерина II», «Двенадцать Апостолов» и «Три святителя»), также испытывала большую потребность в кораблях этого типа.
Особое совещание определило состав эскадры Тихого океана в 10 эскадренных броненосцев (считая строящиеся три корабля типа «Севастополь» и два типа «Пересвет»), четыре броненосных крейсера, 10 бронепалубных крейсеров 1-го ранга и 10 бронепалубных крейсеров 2-го ранга – тех самых крейсеров разведчиков. Кроме того, планировалось также довести общее количество минных сил на Дальнем Востоке до 2 минных заградителей, 36 «истребителей» и 11 миноносцев. Впоследствии, впрочем, Особым совещанием 1898 г. этот состав подвергся некоторым изменениям – добавился один броненосный крейсер, а бронепалубных крейсеров 2-го ранга уменьшили до шести. Несмотря на все это, кораблестроительную программу для нужд Дальнего Востока следует признать вполне своевременной и адекватной – но увы, ее принятие ознаменовалось событиями, во многом предрешившими исход русско-японской войны.
Дело в том, что подобное военно-морское строительство, конечно, было делом весьма затратным и требовало порядка 200 миллионов рублей. Морское ведомство желало получить эти деньги до 1903 г., так как его специалисты совершенно точно смогли предсказать год, когда Япония закончит свое перевооружение на море и будет готова вступить в войну. Именно так и произошло в действительности. Однако отечественное министерство финансов, в лице своего руководителя С.Ю. Витте воспротивилось этому, с чего-то решив, что Япония не сможет вооружиться до 1905 г. Поэтому министр финансов предложил растянуть финансирование программы до 1905 г., а кроме того, уменьшить ее не менее, чем на 50 миллионов. Морское ведомство с такими предложениями было категорически не согласно, в результате чего 20 февраля 1898 г. состоялось совещание под председательством царя. На нем было принято компромиссное решение – сохранить финансирование в размере 200 млн. руб., но растянуть его до 1905 г. В результате Российская империя не успела сосредоточить нужные силы на Дальнем Востоке до начала войны в январе 1904 г. Кто знает, как бы повернулись дела, если бы к зиме 1903 г. эскадра Порт-Артура насчитывала не 7, а 10 броненосцев? «Великое стояние» в Порт-Артуре обосновывалось нецелесообразностью давать генеральное сражение 5 оставшимися броненосцами и «Баяном» эскадре Х. Того, которая даже после отделения от нее четырех броненосных крейсеров Камимуры насчитывала 6 броненосцев и 2 больших броненосных крейсера (к которым вскоре присоединились «Ниссин» и «Касуга», но что, если бы в начале войны у русских, даже с учетом выхода из строя «Ретвизана» и «Цесаревича» осталось бы на ходу восемь броненосцев? Статистика боя 27 января 1904 г. у Порт-Артура неопровержимо свидетельствует, что в начале войны японцы вовсе не настолько превосходили русских комендоров в точности, чтобы это гарантировало им победу… А уж после прибытия на театр С.О. Макарова при таком соотношении сил генеральное сражение было бы предопределено.
Но вернемся к крейсерам-разведчикам.
Решив строить последние, необходимо было определить тактико-технические характеристики кораблей. Как ни странно, здесь среди адмиралов особых расхождений во мнениях не возникло, и в марте 1898 г. Морской технический комитет (МТК) сформулировал следующие тактико-технические элементы (ТТЭ) будущего крейсера:
Нормальное водоизмещение – 3 000 т при запасе угля 360 т.;
Скорость – 25 уз.;
Дальность хода – 5 000 миль при экономической скорости 10 уз.;
Вооружение – 6*120-мм, 6*47-мм, одна десантная 63,5-мм пушка Барановского, 6 торпедных аппаратов при 12 торпедах, 25 мин заграждения;
Бронирование – палуба наибольшей толщины, которую возможно получить без ущерба для вышеперечисленных характеристик.
Данные характеристики устроили всех… ну, почти всех. Вице-адмирал С.О. Макаров, как известно, продвигал идею «безбронного судна», которое при сходном водоизмещении имело бы совершенно иные качества. Впервые Степан Осипович озвучил идею своего крейсера в Чифу, в 1895 г., и оставался ее сторонником до самой своей смерти.
«Безбронное судно», по С. О. Макарову, должно было представлять собой бронепалубный, очень сильно вооруженный (2*203-мм, 4*152-мм, 12*75-мм орудий) крейсер весьма умеренной скорости (20 уз.) и водоизмещения (3 000 т), но достаточно большой дальности плавания – до 6 000 миль.
Цифрами обозначены орудия: 1 – 152-мм, 2 – 75-мм, 3 – 203-мм. Вооружение по количеству отличается от указанного в тексте, так как на схеме изображен не первоначальный вариант «безбронного судна», а проект перестройки в таковые крейсеров «Изумруд» и «Жемчуг».
Обычно в источниках указывается, что Степан Осипович, не отвергая необходимость дальней разведки, считал, что высокая скорость для выполняющих ее кораблей не является обязательной, и объяснял это тем, что обстановка все равно будет постоянно меняться, и данные такой разведки во всяком случае будут устаревшими. Это не совсем верно, потому что С.О. Макаров признавал значение скорости в разведке, но не видел смысла строить большое количество разведывательных кораблей, у которых боевые качества принесены в жертву скорости. В своем сочинении «Броненосцы или безбронные суда?» он писал:
Как известно, С.О. Макаров полагал, что его «безбронные суда» не только могут сражаться вместе с броненосцами, но даже способны заменить их.В целом, конечно, мнение вице-адмирала представлялось слишком необычным и не могло быть принято (много позже Степан Осипович все-таки «продавил» строительство одного такого корабля, но эти планы были немедленно отменены после его гибели). Мы же не будем сейчас давать оценки предложению С. О. Макарова и вернемся к нему уже на заключительном этапе этого цикла статей, когда будем анализировать действия и возможности «Новика» и последовавших за ним быстроходных отечественных крейсеров 2-го ранга. Сейчас только констатируем, что, при выработке технического задания на проектирование крейсеров-разведчиков мнение Степана Осиповича было проигнорировано.Надо сказать, что заданий на проектирование было разработано два: первое из них содержало указанные выше ТТЭ для трехтысячетонного 25-узлового корабля, а второе предполагало доведение скорости крейсера… до 30 узлов. К сожалению, сколько-то детализированные ТТХ «30-узлового» крейсера пока не найдены, но можно предполагать, что фирмам предлагалось самим определить снижение ТТХ «25-узлового» крейсера, которое потребовалось бы для обеспечения скорости в 30 узлов.Точная дата объявления конкурса на проектирование будущего «Новика», к сожалению, автору неизвестна, предположительно – первые числа апреля 1898 г. А первый отклик Морское ведомство получило уже 10 апреля – свои предложения направила германская фирма «Ховальдсверке» из Киля.
Особенности конструкции
Конкурс на проектирование быстроходного бронепалубного крейсера 2-го ранга был объявлен, по всей видимости, в первых числах апреля 1898 г. Уже 10 апреля поверенный германской кораблестроительной фирмы «Howaldtswerke AG» получил задание на проектирование «25-узлового» крейсера, а днем позже – «30-узлового». И 28 апреля (в предыдущей статье, увы, ошибочно было указано 10 апреля) был дан ответ, по всей видимости, поставивший крест на идее «30-узлового» крейсера.
Представители германской фирмы сообщали, что для того, чтобы крейсер в 3 000 т развил 25 узлов, ему потребуются машины совокупной мощностью 18 000 л.с. Но вот для того, чтобы достичь 30 узлов, эту мощность следует довести до 25 000 л.с., при этом энергетическая установка с машиной такой мощности будет иметь массу 1 900 – 2 000 т и получается, что на все остальные элементы корабля: корпус, оружие, запасы топлива и т.д. останется всего только тысяча тонн или же чуть более. Очевидно, что в подобном запасе водоизмещения никак невозможно будет создать боевой корабль сколько-то приемлемых качеств. Эти соображения были весьма убедительны, и вице-адмирал И.М. Диков сопроводил германские расчеты запиской: «Полагаю, что 25-узловый ход достаточен. Больше требовать едва ли возможно».
Интересно, что в данном вопросе немцы, пожалуй, чуть-чуть сгустили краски. Дело в том, что фактическая масса энергетической установки «Новика» номинальной мощностью 17 000 л.с. составила около 800 т, таким образом, можно предположить, что 25 000 л.с. можно было бы обеспечить при доведении массы ЭУ до 1 150 — 1 200 т, а отнюдь не 1 900 — 2 000 т. Впрочем, следует отметить, что и эта величина для крейсера в 3 000 т. неприемлема и практически не оставляла возможности построить сколько-то приемлемо вооруженный и защищенный корабль так, чтобы он не разломился на первой же волне.
Надо сказать, что на конкурс откликнулось девять кораблестроительных предприятий, в том числе:
1) немецкие – уже упомянутая выше Howaldtswerke AG (г. Киль), F. Schichau GmbH и Fríedrich Krupp AG;
2) английские: London and Glasgow Engineering and Iron Shipbuilding Company и Laird, Son & Co (г. Беркенхед);
3) итальянская — Gio. Ansaldo & C.;
4) французская — SA des Chantiers el Ateliers de la Gironde (г. Бордо);
5) датская фирма Burmeister og Vein,
6) русская — Невский судостроительный завод при технической помощи английских фирм.
Однако следует учитывать, что три компании – британская Laird, французская и датская поступили только в январе-феврале 1899 г., когда конкурс уже состоялся, победитель — выбран, и с ним уже был подписан контракт. Поэтому с предложениями англичан и французов МТК ознакомился разве только из общего интереса, фирмам сообщили, что новых заказов кораблей такого типа пока не планируется. Что же касается предложения датской «Бурмейстер и Ван», то здесь вмешалась большая политика, отчего дело и закончилось заказом крейсера «Боярин». Но к этим событиям мы еще вернемся позднее.
Таким образом, на конкурс в срок подали свои проекты шесть претендентов: к сожалению, многие подробности сегодня остаются неизвестными. Так, например, историкам пока не удалось найти никаких материалов по британскому проекту, и вывод, что представленная британцами документация совершенно не соответствовала конкурсным требованиям, делается на том основании, что документы англичанам вернули спустя всего 9 дней после их подачи. Насколько можно понять, водоизмещение в 3 000 т все же было для проектировщиков «тесновато» — проект, представленный Невским судостроительным, имел водоизмещение 3 200 т, немецкий «Ховальдтсверке» — 3 202 т. Наиболее сильным бронированием отличалось предложение русского завода – толщина броневой палубы составляла 30 мм в горизонтальной части и на скосах в носу и корме, и 80 мм – на скосах в районах машинных и котельных отделений. Итальянский проект отличался «экстремально-толстой» среди представленных проектов боевой рубкой – толщина стенок составляла 125 мм. Ну а самым оригинальным, пожалуй, был один из вариантов, представленных «Ховальдтсверке» — в то время как представленные на конкурс проекты использовали в основной массе «миноносные» котлы Ярроу, (а сама «Ховальдтсверке» — Торникрофта), этот ее вариант предполагал котлы Бельвилля. В этом случае крейсер получал несколько большую ширину, в сравнении с крейсером, использовавшим котлы Торникрофта, и большее на 100 т. водоизмещение, но предполагалось, что 25 узлов корабль все-таки достигнет. Очевидно, расчет строился на том, что против такого предложения российский МТК, «влюбленный» в котлы Бельвилля, устоять не сможет. Но в этот раз даже Бельвилль не сработал: конкурс выиграла «Шихау», с которой 5 августа 1898 г. был подписан контракт, по условиям которого фирма обязалась представить крейсер на испытания спустя 25 месяцев после подписания контракта.
Рассмотрим, что у них получилось.
Водоизмещение
«Новик» на стапеле
Надо сказать, что перед немецкими конструкторами была поставлена сложнейшая задача: создание 25-узлового крейсера в водоизмещении 3 000 т., и, очень похоже на то, что в успешном решении которой они, по всей видимости, сами до конца уверены не были. А потому был взят курс не только на строжайшую весовую дисциплину, дабы не допускать никакой перегрузки, но еще и на всемерное конструктивное облегчение крейсера с тем, чтобы даже по проекту обеспечить ему водоизмещение менее установленной контрактом величины в 3 000 т. В результате был принят ряд, по меньшей мере, странных решений: но обвинять в этом одних немцев было бы неправильно, так как МТК, по всей видимости, придерживался тех же позиций и только радовался всемерному облегчению корабля. Дело в том, что, несмотря на заключение контракта в начале августа 1898 г., согласование чертежей крейсера затянулись просто безобразно – фактически, работы по строительству корабля начались спустя почти полтора года после заключения контракта – в декабре 1899 г.! Правда, на такую задержку повлияла не только медлительность МТК, но и задержки сталелитейных заводов при поставке металла, но не приходится сомневаться, что основную роль в задержке сыграл именно МТК.
Забегая вперед отметим, что, если считать от момента начала работ, крейсер был построен весьма быстро – 2 мая 1901 г. корабль был уже полностью готов и вышел на заводские испытания, при этом с момента начала строительства прошло менее года и пяти месяцев. Аналогичный период у строящегося в США «Варяга» составил примерно 2 года – точная дата начала работ на этом крейсере неизвестна, но предположительно это август 1898 г., а впервые в море крейсер вышел 9 июля 1900 г. Но, сравнивая сроки строительства «Варяга» и «Новика» нельзя забывать, что «Варяг» все же был более чем вдвое крупнее детища фирмы «Шихау». Если же взять для сравнения отечественные верфи, то от момента начала работ по строительству почти однотипного «Новику» крейсера «Жемчуг» и до первого выхода крейсера в море на заводские испытания прошло примерно 3,5 года (19 февраля 1901 г. – 5 августа 1904 г.).
«Новик» на стапеле
Корпус
«Новик» в достройке
С точки зрения прочности конструкции, пожалуй, можно говорить о том, что немцам удалось пройти буквально по грани, облегчив корпус корабль настолько, насколько это было возможно без ущерба для его мореходных качеств, а возможно даже слегка заступив за эту грань. В последующих кораблях серии, строившихся по образцу «Новика» на отечественных верфях, корпус сочтено было необходимым подкрепить – с другой стороны, «Новик» вполне уверенно выдерживал и штормы, и переход на Дальний Восток, и боевые действия против японцев без особого нарекания.
Обычно в претензию к проекту ставят отсутствие двойного дна, доведенного до уровня нижних скосов броневой палубы на протяжении большей части корпуса. В качестве иллюстрации посмотрим сечение бронепалубного крейсера «Богатырь»
И «Новика»
С одной стороны, претензия, безусловно, справедлива – двойное дно у «Новика» действительно поднималось до уровня броневой палубы только в оконечностях. Но с другой стороны, следует учитывать ограниченность этой формы защиты – по сути дела двойное дно защищает только от течи в обшивке и посадке на мель, причем второе – лишь в случае, если оказалась повреждена только внешняя обшивка. Что же до боевых повреждений, то против них двойное дно почти бесполезно. Кроме того, наличие двойного дна обеспечивает несколько большую прочность корпуса. Но, как мы знаем, прочность корпуса «Новика» все-таки оказалась приемлемой, а что касается навигационных аварий, то тут многое зависит от районов боевого использования корабля. К примеру, на Балтике это чрезвычайно важно, а вот на Тихом океане те же американские эсминцы, хотя и не имели двойного дна, но не сильно страдали от этого. Можно вспомнить и британский опыт – после Первой мировой войны они предпочитали строить свои миноносцы без двойного дна, что позволяло «втиснуть» в узкие корпуса машины и котлы максимальной мощности, при этом безопасность кораблей обеспечивалась многочисленными водонепроницаемыми переборками. Именно по такому принципу был спроектирован «Новик» — он располагал 17-ю водонепроницаемыми переборками от днища до броневой палубы, и 9-ю – выше броневой палубы! Крейсер «Богатырь», к примеру, имел 16 водонепроницаемых переборок, из которых три продолжались выше броневой палубы. Таким образом, несмотря на отсутствие сплошного двойного дна, «Новик» все-таки был весьма устойчивым к затоплениям кораблем.
А вот на другой важный недостаток корпуса «Новика», к сожалению, часто не обращают внимания. Разумеется, никто не вправе упрекать германских конструкторов в том, что их детище обладало длинным и узким корпусом, отношение длины к ширине которого было очень велико. Так, у «Богатыря» при максимальной длине 132,02 м и ширине 16,61 м оно составляло 7,95, а у «Новика» при максимальной длине около 111 м (106 м, указываемые в источниках, это длина между перпендикулярами) – почти 9,1. Вне всякого сомнения, подобное соотношение было совершенно необходимым для достижения чрезвычайно высокой по тем временам скорости 25 узлов. Однако оно же предопределило один из наиболее существенных недостатков корабля – сильную боковую качку, что делало «Новик» весьма неустойчивой артиллерийской платформой. При этом данный недостаток мог быть до некоторой степени нивелирован установкой боковых килей, но таковые могли негативно сказаться на скорости, и, по всей видимости, поэтому «Новик» их не получил. Н.О. фон Эссен, уже вступив в командование крейсером, в рапорте писал о таких килях:
«которые, хотя, вероятно, повлияли бы вредно на скорость крейсера, но в то же время дали бы ему необходимую для артиллерийской стрельбы устойчивость».
Что же до мореходности «Новика», то здесь нелегко дать однозначную оценку. С одной стороны, от небольшого корабля, построенного ради скорости, трудно было бы ожидать многого. И действительно, когда в зимнем Средиземном море «Новик» угодил в шторм, то при попутной волне корабль сильно «валяло» — крен достигал 25 град., при том что частота размахов достигала 13-14 в минуту. Однако, когда крейсер развернулся и пошел против волны, то, по словам Н.О. фон Эссена: «держался прекрасно, не принимая совсем воды носом, и испытывая сравнительно незначительную качку».
Энергетическая установка
«Новик» на ходовых испытаниях
Для того чтобы крейсер мог развить 25 узлов, на нем разместили три четырехцилиндровых паровых машины номинальной мощностью 17 000 л.с. и 12 водотрубных котлов фирмы системы Шихау (фактически – слегка модернизированные котлы Торникрофта). При этом по направлении от носа в корму сперва располагались два котельных отделения, затем – машинное, с двумя машинами, третье котельное и за ним – второе машинное (с одной машиной). Данное расположение практически исключало возможность выхода из строя всех машин в результате одного боевого повреждения, и придавало «Новику» его легкоузнаваемый силуэт (третья труба отстоит от второй и третьей).
Надо сказать, что котлы Шихау у наших специалистов оставляли двойственное впечатление. С одной стороны, отмечались их достоинства, но с другой, отмечались и недостатки. Так, доступ к нижним концам водогрейных трубок был изрядно затруднен, а сами трубки имели большую кривизну, способствующую образованию и скоплению накипи. В результате МТК, при строительстве «Жемчуга» и «Изумруда», предпочло вернуться к более привычным котлам Ярроу. Насколько это было обоснованное решение, мы рассмотрим позднее, когда будем анализировать результаты боевой службы «Новика».
Пока же скажем, что на сдаточных испытаниях крейсер, при мощности машин 17 789 л.с. при 163,7 об/мин, на пяти пробегах развил скорость 25,08 уз. Это не соответствовало контрактному требованию удерживать 25-узловый ход на протяжении 6-часового пробега, так что, можно сказать, что немецкая фирма, несмотря на всемерное облегчение корабля, выполнить требования контракта все-таки не смогла. Но, во всяком случае, на тот момент «Новик» однозначно являлся самым быстроходным крейсером за всю историю кораблей этого класса – ни один крейсер мира никогда не развивал подобной скорости.
Однако уже на испытаниях выявился неприятный дефект корабля – из-за ошибок в весовых расчетах «Новик» имел достаточно выраженный дифферент на нос. На сдаточных испытаниях этот момент немцы сумели «подрихтовать» — корабль имел дифферент не на нос, а на корму: осадка форштевнем составляла 4,65 м, ахтерштевнем – 4,75 м. Однако в ходе повседневной службы в Порт-Артуре эти показатели были уже другими, доходя до 5,3 и 4,95 м соответственно, то есть дифферент на нос составлял до 35 см. (на переходе на Дальний Восток он был меньше – где-то порядка 20 см). Источники утверждают, что такой дифферент стал причиной сильного падения скорости – в Порт-Артуре, 23 апреля 1903 г. крейсер при 160 оборотах в минуту смог развить только 23,6 уз.
Однако здесь, скорее всего, вопрос не столько в дифференте, сколько в эксплуатационной перегрузке корабля – ведь корабль, получается, сидел носом на 65 см, а кормой – на 25 см глубже, чем на испытаниях, когда крейсеру было обеспечено его нормальное водоизмещение. Дело в том, что в ходе испытаний, состоявшихся 5 июля 1901 г., когда «Новик» не был ничем перегружен, он развил 24,38-24,82 уз в ходе двух пробегов по 15,5 миль, при этом в дальнейшем выяснилось, что расстояние было измерено неправильно, и фактически крейсер имел большую скорость – вероятно, она превысила 25 узлов. При этом отмечалось, что в ходе пробега крейсер сильно сидел носом. К сожалению, у автора нет данных ни о водоизмещении корабля на этих испытаниях, ни сведений о размерах дифферента, но, по всей видимости, в этом случае последний не сказался особо на скорости крейсера.
Надо сказать, что способность корабля развивать 23,6 уз. в Порт-Артуре представляет собой вполне приличный показатель – обычно корабли в повседневной эксплуатации все же неспособны показывать сдаточную скорость при испытаниях, проигрывая ей на 1-2 узла. Вспомним «Аскольд», который, показав на испытаниях скорость более 24 уз., в том же Артуре уверенно держал только 22,5 узла.
Как мы уже говорили, нормальный запас угля составлял 360 т, полный – 509 т., при том что контрактом предусмотрена была дальность хода в 5 000 миль на 10 узлах. Увы, по факту она оказалась значительно скромнее и составляла только 3 200 т на той же скорости. Причина, как ни странно, крылась в трехвальной энергетической установке, применение которой на броненосцах типа «Пересвет» превратило последние в «углепожирателей». Но если на «Пересветах», планируя идти экономическим ходом на средней машине, совершенно не подумали о сопротивлении, которое будут оказывать два невращающихся винта из трех, то на «Новике» предполагалось идти экономическим ходом под двумя крайними машинами. Однако принцип проблемы остался тот же – средний винт создавал большое сопротивление, отчего приходилось все равно приводить в движение третью машину, хотя бы и на малых оборотах. Единственная разница, пожалуй, заключалась в том, то для «Пересветов» обычно указывается необходимость механической передачи, которой средняя машина могла бы приводить не только свой, но и соседние винты, в то время как для «Новика», по всей видимости, достаточно было бы только разобщительного механизма винта с машиной.
Бронирование
Непосредственно над скосами находились угольные ямы, создававшие дополнительную защиту. Таким образом, единственно, чем отличался «Новик» в худшую сторону от других, более крупных отечественных бронепалубных крейсеров, так это только отсутствием коффердама на уровне ватерлинии. Последний, хотя и не был способен, конечно, как-то защитить от прямого попадания вражеского снаряда, все-таки мог существенно уменьшить течи, возникающие при близких разрывах.
В остальном броневая защита корабля была крайне ограниченной – рубку защищала 30 мм броня, еще имелась труба такой же толщины, по которой под броневую палубу уходили провода управления (в том числе – электропривод руля). Кроме этого, 120-мм и 47-мм пушки имели бронещиты. С одной стороны, конечно, такая защита была весьма далека от идеала, потому что мало защищала расчет от осколков, если только вражеский снаряд не взрывался перед орудием – аналогичные по площади щиты бронепалубного крейсера «Аскольд» удостоились весьма критических отзывов, участвовавших на нем в бою 28 июля 1904 г. офицеров. Но, с другой стороны, такие щиты были заметно лучше, чем ничего, и можно только пожалеть, что щит носового орудия закрывал обзор из боевой рубки в такой степени, что его пришлось снять.
В целом же о броневой защите «Новика» можно сказать следующее. Абстрагируясь от порочности бронепалубной схемы (тем более, что на быстроходном корабле менее 3 000 т водоизмещением обеспечить вертикальное бронирование борта не было никакой возможности), следует отметить, что на нашем крейсере она была весьма хороша. Толщина броневой палубы вполне способна была обеспечить защиту от 152-мм снарядов на дистанции примерно от 20 кабельтов и дальше, и в этом отношении мало чем уступала бронепалубным крейсерам вдвое больших, чем «Новик», размеров. Но, конечно, 30 мм боевой рубки и трубы с приводами выглядели явно недостаточно, здесь необходима была бы по меньшей мере 50 мм, а лучше – 70 мм броня, и нельзя сказать, чтобы ее использование привело бы к сколько-нибудь фатальной перегрузке. Еще одним недостатком схемы бронирования «Новика» стало отсутствие бронезащиты дымоходов хотя бы до уровня верхней палубы.
Артиллерия
Кормовое 120-мм/45 орудие крейсера «Новик»
«Главный калибр» бронепалубного крейсера «Новик» представлен шестью 120-мм/45 орудиями Канэ. Как ни странно, информация об этих орудиях весьма отрывочна и противоречива. Достоверно известно, что снаряд этого орудия (старого образца) весил 20,47 кг, а орудие имело унитарное заряжание (то есть заряжался сразу «патрон» из снаряда и заряда). 152-мм/45 пушка Канэ изначально тоже имела унитарное заряжание, но его практически сразу перевели на раздельное (снаряд и гильза заряжались отдельно), что было вполне обосновано большим весом снаряда. В то же время вес выстрела 120-мм/45 пушки по всей видимости не превышал 30 кг (по данным Широкорада вес гильзы составлял 8,8 кг, соответственно вес выстрела – 29,27 кг), то есть выстрел 120-мм оказывался даже легче, чем один только облегченный снаряд 152-мм/45 пушки Канэ, имевший массу 41,4 кг.
Судя по имеющимся данным, фугасные и бронебойные снаряды 120-мм/45 пушки имели одинаковую массу, но к ней полагались также чугунные и сегментные снаряды, масса которых, к сожалению, автору неизвестна. Также, увы, неизвестно и содержание взрывчатого вещества в снарядах.
Начальная скорость 20,47 кг снаряда составляла 823 м/сек, но вот дальность стрельбы представляет собой тот еще ребус. Так А. Емелин в своей монографии, посвященной крейсеру «Новик», приводит данные, что максимальный угол возвышения орудий «Новика» составлял 15 град., при этом дальность стрельбы 120-мм/45 орудия достигала 48 кбт. Однако по другим данным максимальный угол возвышения этого орудия составлял 18 град., при этом дальность стрельбы «старым» снарядом составляла 10 065 м или более 54 кбт. Окончательно запутывает дело схема палубного 120-мм/45 орудия Канэ, приведенная А. Емелиным в упомянутой ранее монографии, потому что по ней максимальный угол возвышения данного орудия составляет 20 град.
Таким образом, единственно, что можно утверждать наверняка, так это то, что 120-мм/45 проигрывала по дальности стрельбы шестидюймовке Канэ, но вот насколько – сказать довольно затруднительно.
Естественно, 120-мм/45 орудие уступало шестидюймовке по могуществу снаряда – более чем вдвое, но и вес палубной «стодвадцатки» почти вдвое уступал 152-мм/45 орудию (ориентировочно 7,5 т против 14,5 т). Зато в скорострельности и возможности поддерживать интенсивный темп стрельбы продолжительное время 120-мм/45 очевидно превосходила 152-мм/45 – просто в силу унитарного, а не раздельного заряжания и меньшего веса снаряда и заряда.
Штатный боекомплект 120-мм/45 орудий крейсера «Новик» неизвестен, но, с учетом сведений, представленных Н.О. фон Эссеном о запасах крейсера перед переходом на Дальний Восток, можно предположить, что боекомплект на орудие состоял из 175-180 выстрелов, из которых 50 были фугасными, а остальные (примерно в равной пропорции) бронебойными, чугунными и сегментными.
Кроме 120-мм/45 орудий на крейсере размещалось еще шесть 47-мм пушек и две одноствольные 37-мм артсистемы (на крыльях кормового мостика) и два 7,62-мм пулемета – на марсе. Кроме этого на крейсере была, конечно, 63,5-мм десантная пушка Барановского, которую можно было разместить на барказе, и 37-мм орудия (по-видимому – две) для вооружения паровых катеров. Вся эта артиллерия, за исключением, пожалуй, десантной пушки, не имела практически никакого значения и детально ее рассматривать мы не будем.
Для измерения дистанции кораблю штатно полагались мирометры Люжоля-Мякишева, но в Порт-Артуре «Новик» получил дальномер Барра и Струда.
В предвоенные годы отечественные бронепалубные крейсера комплектовались централизованной системой управления огнем. Последняя являлась достаточно сложной электрифицированной системой, состоящей из дающих и принимающих циферблатов, позволяющих передавать из боевой рубки к орудиям пеленг на цель, тип снарядов, который необходимо применять по ней, команды управления огнем «короткая тревога», «атака», «дробь», а также дистанцию до цели. К сожалению, ничего такого на «Новике» установлено не было – управление огнем предполагалось осуществлять «дедовскими» способами – отправкой ординарцев, барабанной дробью, а командовать носовым орудием и вовсе предполагалось прямо из боевой рубки.
Как мы уже говорили выше, в силу особенностей конструкции, направленных на достижение рекордной скорости, «Новик» не был устойчивой артиллерийской платформой. Лейтенант А.П. Штер, исполняя обязанности артиллерийского офицера крейсера, указывал в отчете:
Отметим также, что Н.О. фон Эссен был со своим и.о. артиллерийского офицера был вполне согласен.
Минное вооружение
Схема носовой пары минных аппаратов «Новика»
Согласно первоначальному проекту на вооружении крейсера должно было быть 6*381-мм торпедных аппаратов с боекомплектом в 2 мины Уайтхеда на аппарат, двух метательных минных аппаратов для паровых катеров, а также 25 якорных мин. Однако в процессе согласования и строительства оно подверглось изрядному сокращению. Так, в связи с крайней узостью отсеков у форштевня, решено было отказаться от установки носового торпедного аппарата, так что их, в итоге, осталось пять. Все они были надводными, при этом носовая пара располагалась в корпусе по высоте 1,65 м от ватерлинии побортно в носовой части корабля (на боковой проекции корабля лацпорты видны под стволом носового 120-мм орудия). Вторая пара минных аппаратов располагалась ближе к корме, в районе третьей дымовой трубы чуть ниже, в 1,5 м от ватерлинии. Обе пары «труб» размещались на шарнирах, были подвижными, и могли наводиться: носовые на 65 град. в нос и 5 град. в корму, кормовые — на 45 град. в нос и 35 град. в корму (от траверза). Пятый торпедный аппарат был неподвижным и располагался в корме корабля.
От размещения мин заграждения и минных аппаратов для паровых катеров в итоге отказались. Паровые катера «Новика» были слишком миниатюрны, чтобы из них можно было бы составить минный плот, а без этого хранение на нем мин не имело особого смысла. Поэтому их количество сначала уменьшили до 15, а затем отказались от них совсем, ну и минные аппараты катеров убрали заодно.
В целом минное вооружение «Новика» трудно признать удовлетворительным. 381-мм мина проекта завода Лесснера образца 1898 г. имела относительно небольшой заряд взрывчатки – 64 кг, но, самое главное, прискорбно малую дальность хода – 600 м со скоростью 30 уз. или 900 м со скоростью 25 уз. Таким образом, чтобы попасть в кого-то крейсеру нужно было подойти совершенно вплотную, на расстояние менее 5 кабельтов – разумеется, в боевой обстановке это было едва ли возможно. А вот размещение этих торпед выше броневой палубы, без всякой защиты могло в бою привести к катастрофе.
Критерий «стоимость/эффективность»
Рангоут и средства связи
Кому-то подобное объединение может показаться странным, но не будем забывать, что основным средством передачи информации между кораблями в конце 19-го, начале 20-го века являлись флажные сигналы. И даже во времена Первой мировой войны радиостанции еще не были вполне надежны – в том же Ютландском сражении множество отправленных радиограмм не дошло до своего адресата.
Как ни странно, но в части средств связи «Новик» не заслуживает ни одного хорошего слова. Он располагал всего лишь одной мачтой, что создавало целый набор проблем. Так, например, А. Емелин указывает невозможность поднятия многофлажных сигналов, хотя не совсем понятно, почему – по мнению автора, наличие всего лишь одной мачты могло затруднить, но не воспрепятствовать совсем подобной сигнализации. Кроме этого, одна мачта затрудняла размещение антенны беспроволочного телеграфа. Были и другие, не связанные со связью недостатки – трудность протягивания бельевых лееров, отсутствие на корабле второго топового огня – последнее затрудняло ночью определение курса крейсера, создавая опасность столкновения. При этом, по словам А. Емелина, все эти недостатки были очевидны еще на момент проектирования корабля и почему МТК не потребовал добавить еще одну мачту – совершенно неясно. Возможно, конечно, дело было в боязни перегрузки, мы видим, что немецкие проектировщики стремились к совершенной минимизации весов, но справедливости ради отметим, что «Новик» — далеко не последний «одномачтовый» крейсер Российского императорского флота. Так, уже после русско-японской войны строился броненосный крейсер «Баян» с одной мачтой, другой крейсер, «Рюрик», изначально проектировался двухмачтовым, но в процессе постройки от одной из мачт отказались и т.д. В общем, можно говорить о том, что причины установки всего одной мачты неясны, но это не было оптимальным решением, создавая перечисленные выше проблемы.
Более того, подобное решение никак не подходило для кораблей, предназначенных для службы при эскадре. Дело в том, что, помимо разведки, малые крейсера могли исполнять роль репетичных кораблей – суть этой задачи заключалась в следующем. Как известно, возможности управления эскадрой тех времен не позволяли адмиралу осуществлять командование из середины строя. Флагман обязательно должен был идти головным кораблем: интересно, что японцы, периодически использовавшие развороты «все вдруг», обязательно ставили корабль младшего флагмана в замыкающие. Таким образом, боевой отряд вел флагман, а в случае, если боевая обстановка требовала разворота «все вдруг», то непосредственное управление маневрированием возлагалось на его непосредственного заместителя и наиболее опытного (после возглавлявшего отряд адмирала) командира.
Спуск «Новика» на воду. Фотографу удалось запечатлеть момент, когда крейсер только-только начал движение по стапелю
Таким образом, если адмирал желал дать команде флажный сигнал, он, конечно, поднимал его, но проблема заключалась в том, что этот сигнал был хорошо виден только со следующего за флагманом корабля. Третий корабль в строю видел этот сигнал плохо, с четвертого он был почти что незаметен. Именно поэтому согласно тогдашним правилам, после того, как флагман поднял сигнал (скажем, для перестроения), корабли должны были отрепетовать его (то есть поднять на фалах такой же) и лишь затем, когда командующий убедился, что сигнал всеми замечен и понят правильно, следовала команда «Выполнять!». Все это отнимало много времени, и неудивительно, что адмиралы тех времен предпочитали управлять личным примером, так как при отсутствии прочих сигналов остальные корабли должны были, сохраняя строй, следовать за флагманом.
Тем не менее, конечно же, не все приказы и распоряжения можно передать, меняя курс флагманского корабля. Поэтому возникала необходимость в репетичных судах – таковые должны были располагаться с противоположного от неприятеля борта эскадры, и немедленно дублировать сигналы флагмана – на корабле, расположенном вне строя, эти сигналы были бы хорошо видны по всей линии. «Новик», будучи быстроходным крейсером, вполне мог выполнять эту функцию после того, как вражеская эскадра оказалась бы в пределах прямой видимости основных русских сил, и нужда в разведке отпала бы, но одной мачты для этого было все-таки недостаточно.
И так же плохо обстояли дела с радиостанцией. Имевшийся на корабле «аппарат беспроволочного телеграфирования» обеспечивал дальность радиосвязи не более 15-17 миль (28-32 км), но при этом его действию мешали поднятые стеньговые флаги. При этом на ходу беспроволочный телеграф отказывался работать совсем, что отмечалось в рапорте Степана Осиповича Макарова (в бытность его командующим Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре) наместнику Е.А. Алексееву и телеграмме В.К. Витгефта главному инспектору минного дела вице-адмиралу К.С. Острелецкому.
В общем, как ни странно это прозвучит, но крейсер, предназначенный для разведывательной службы, был весьма плохо для нее оборудован.
Экипаж
С его численностью также есть некоторая неясность, потому что обычно указывают 328 человек, в том числе – 12 офицеров. Тем не менее А. Емелин в своей монографии указывает, что крейсер во время передачи его флоту был укомплектован «тремя штаб-офицерами, восемью обер-офицерами, двумя инженер-механиками, 42 унтер-офицерами и 268 рядовыми», то есть всего – 323 человека. Не менее интересно, что на фото офицеров корабля мы можем видеть 15 человек.
Изучая список офицеров, проходивших службу на «Новике» за время его нахождения в Российском императорском флоте, можно сделать вывод о следующем их составе: командир, старший офицер, ревизор, штурманский офицер, артиллерийский офицер, четверо вахтенных начальников и вахтенных офицеров, старший судовой механик, трюмный механик, младший механик, минный механик, судовой врач, а всего – 14 человек, но это, опять же, не точно.
Что до условий размещения, то каюты офицеров были удобны и функциональны, а вот условия, в которых находился остальной экипаж, отличались от прочих крейсеров российского флота в худшую сторону. В те годы классическим местом сна матросов являлась подвесная койка – особый вид гамака, получивший большое распространение на кораблях мира. Однако, как писал Н.О. фон Эссен:
Отметим, что нагревание палубы происходило в том числе по причине того, что проектировщики «Новика», стремясь максимально облегчить корабль, использовали для покрытия палуб линолеум, который, разумеется, никогда не относился к жаропрочным материалам. Но и кроме этого у линолеума была масса недостатков. Солнце, соленый воздух, жар от машин и котлов, погрузки угля – все это были такие нагрузки, которым линолеум неспособен был противостоять сколько-то продолжительное время. Н.О. фон Эссен отмечал, что линолеум на жилой палубе размягчался настолько, что на нем даже оставались следы прошедшего по нему человека, и конечно же, он рвался и быстро превращался в лохмотья. В Порт-Артуре линолеум заменили, но и тот быстро пришел в полную негодность, а предложение укладывать под него асбестовые листы, чтобы воспрепятствовать его нагреву, не успели реализовать.Но настоящей проблемой, конечно, стал линолеум на верхней палубе. Там он от намокания становился чрезвычайно скользким, при дожде или сильном волнении пройти по верхней палубы, не держась за леер, было практически невозможно – чего уж говорить о стрельбе из орудий или борьбе за живучесть! И, конечно же, линолеум на верхней палубе так же быстро превращался в лохмотья (впрочем, возможно это было и к лучшему).
Распределение весов крейсера
Надо сказать, что весовая ведомость крейсера 2-го ранга «Новик» не вполне ясна. Так, А. Емелин приводит следующую нагрузку масс корабля, взятую, судя по всему, из отчетных документов «Шихау» (в скобках – процент от нормального водоизмещения):Нормальное водоизмещение – 2 719,125 т (100%);
Корпус – 1 219,858 т (44,86%);
Различное оборудование – 97,786 т (3,6%);
Машины и котлы – 790,417 т (29,07%);
Артиллерия – 83,304 т (3,06%);
Боезапас – 67,76 т (2,49%);
Уголь – 360 т (13,24%);
Команда с вещами – 49,5 т (1,82%);
Провиант на 6 недель – 38,5 т (1,42%);
Пресная вода на 8 дней – 12 т (0,44%).
Вроде бы все ясно, но в материалах С.О. Макарова имеются другие данные – корпус со снабжением 42,3%, механизмы, котлы и запас воды к ним – 26,7%, броня – 10,43%, артиллерия с боезапасом – 4,73%, минное вооружение – 3,36%. По мнению автора настоящей статьи, данные, обнаруженные у Степана Осиповича, неверны. Дело в том, что сумма всех долей по нагрузкам масс дает 87,52%, соответственно, на топливо (уголь) остается только 12,48%. Но то, что в зачет нормального водоизмещения корабля шел запас угля в размере 360 т, известно достоверно и сомнению не подлежит. И если указанные 360 т составляют 12,48% нормального водоизмещения «Новика», то получается, что само это водоизмещение составляет 2 884,6 т, а подобная цифра ни в каких источниках не фигурирует.
Интересно провести сравнение весовых нагрузок крейсера «Новик» с его «старшими братьями» — большими бронепалубными крейсерами типа «Богатырь».
А точнее – с «Олегом», так как из имеющихся в распоряжении автора распределений нагрузок его ведомость по своей структуре соответствует «Новику» больше остальных.
Удельный вес корпуса «Олега» в нормальном водоизмещении составлял 37,88%. У «Новика» вроде бы больше (44,86%), но это особенности составления весовых ведомостей: в германской ведомости броневая палуба включалась в массу корпуса, а в русской – учитывалась по статье «бронирование». Исключив броневую палубу (у «новиков» отечественной постройки, «Жемчуга» и «Изумруда» ее масса составляла 345 т., а согласно документов С.О. Макарова – 294 т.) получаем удельный вес корпуса «Новика» — 32-34% от нормального водоизмещения. И это, опять же, завышенная оценка так как, судя по всему, броня рубки и трубы к ней у немцев так же оказались в статье «корпус» — статьи «бронирование» у «Новика» просто нет. Но в целом можно констатировать – корпус относительно проекта «Богатырь» сильно облегчен. Хотя, вне всякого сомнения, благодаря большей удельной массе корпуса, «Олег» имел преимущество перед «Новиком» и в мореходности, и в устойчивости, как артиллерийская платформа.
Машины и котлы у «Новика» существенно легче – за счет применения «миноносных» котлов, а также благодаря более легким и компактным винтам и валам (понятно, что для более чем вдвое тяжелого «Олега» они требовались «немного» крупнее) энергетическая установка «Новика» имела грубо 790,5 т, при номинальной мощности 17 000 л.с., в то время как у «Олега» — 1 200 т при номинальной мощности 19 500 л.с., То есть по удельной мощности энергетическая установка «Новика» (22,14 л.с/т) чуть более чем на 36% превосходила таковую у «Олега» (16,25 л.с./т). Но, невзирая на это, удельный вес машин и котлов «Новика» составлял 29,07% у «Новика», и всего только 18,63% — у «Олега». Вот она – плата за скорость!
На бронирование «Новика» пошло 12,48% от нормального водоизмещения, а у «Олега» — 13,43%, но на практике это означало, что «Новик» получил всего 345 т брони (с учетом рубки – чуть больше), а «Олег» — 865 т. Стоит ли удивляться, что на «Олеге» не только броневая палуба получилась большей толщины (35-70 мм против 30-50 мм на «Новике»), но оказались забронированы также и дымоходы, и элеваторы подачи боеприпасов выше бронепалубы (чего на «Новике» совершенно не было). Более просторная боевая рубка получила мощную 140 мм броню, а из 12 орудий главного калибра 8 находились в башнях и казематах. На самом деле размещение четырех орудий в башнях было весьма сомнительным новшеством (разная скорость стрельбы с палубными и казематными орудиями, сложности с централизованным управлением огнем), но, если рассматривать это решение исключительно в плане защиты, то, конечно, башни куда как превосходили куцые бронещиты орудий «Новика».
Ну и, конечно, главное – это артиллерийское вооружение. У «Новика» артиллерия и боезапас составляли 5,55% нормального водоизмещения или всего чуть более, чем 151 тонна. Причем есть обоснованное предположение, что в указанные 151 т вошло также и минное вооружение (отдельно оно не выделено, а суммарный вес артиллерийских установок значительно меньше указанных в ведомости 83,3 т). У «Олега» артиллерия (вместе с весом механизмов башен, но без башенной брони) весила 552 т, а вместе с минным вооружением – 686 т, или 10,65% нормального водоизмещения! Не приходится сомневаться, что 12*152-мм и столько же 75-мм орудий «Олега» (не считая 8*47-мм, 2*37-мм и пулеметов) превосходили огневую мощь даже двух крейсеров типа «Новик».
Таким образом мы видим, что, несмотря на применение более легких котлов, несмотря на всемерное облегчение корпуса и существенные «прорехи» в бронировании относительно бронепалубного крейсера «Олег» все равно максимальному снижению (как в абсолютном, так и в относительном выражении) подверглась огневая мощь корабля. Именно ею пришлось жертвовать для рекордной скорости «Новика».
Стоимость постройки
«Новик» в достройке
Полная стоимость бронепалубного крейсера 2-го ранга «Новик» составила 3 391 314 руб., в том числе:
1. Корпус (включая стоимость боевого и палубного электрического освещения и артиллерийской подачи)– 913 500 руб.;
2. Механизмы и котлы – 1 702 459 руб.;
3. Броня – 190 578 руб.;
4. Общее снаряжение – 89 789 руб.;
5. Артиллерия – 194 808 руб.;
6. Артиллерийское снабжение – 168 644 руб.;
7. Минное вооружение и электротехника – 72 904 руб.
8. Минное снабжение – 58 632 руб.
Хотелось бы отметить, что стоимость контракта с фирмой «Шихау» составляла меньшую сумму – 2 870 000 руб., но она не включала в себя артиллерийское и минное вооружение со снабжением и боеприпасы, а кроме того, по всей видимости, также и грузы, проходящие по статье «Общее снаряжение». Если же мы просуммируем стоимости корпуса, механизмов и котлов, а также брони из приведенного выше расчета, то получим 2 806 537 руб., что чрезвычайно схоже с суммой контракта.
Хотелось бы обратить внимание уважаемого читателя на такой нюанс. Стоимость всей артиллерии крейсера составляла 194,8 тыс. руб. а вот стоимость боеприпасов к ним (вряд ли речь шла более чем о двойном боекомплекте) – 168,6 тыс. руб. то есть почти столько же, сколько и сама артиллерия. Это соотношение хорошо демонстрирует, насколько затратным и сложным являлось производство боеприпасов в те годы, и может дать понимание (но, конечно, не оправдание) стремлению Морского нашего ведомства сократить затраты по данной статье расходов морского бюджета.
Стоимость бронепалубного крейсера «Богатырь», взятая из «Всеподданнейшего отчета по Морскому ведомству за 1897-1900 годы» «с механизмами, броней, артиллерией, минами и боевым снабжением», составила 5 509 711 руб. В данном случае сравнение именно с «Богатырем» корректно тем, что и «Новик», и «Богатырь» строились на немецких верфях, то есть разница в ценообразовании и культуре производства сведена к минимуму. А вот о результатах сопоставления трудно судить однозначно.
С одной стороны, конечно, «Новик» куда дешевле – его полная стоимость составляет 61,55% таковой у «Богатыря», но с другой, получается, что 3 «Новика» и один 350-тонный миноносец обошлись бы российской казне даже немного дороже, чем 2 «Богатыря». При этом по части артиллерии даже один «Богатырь» превосходит 2 «Новика», скорость «Богатыря», хотя и ниже «Новика», но все же выше, чем у подавляющего большинства бронепалубных крейсеров мира, боевая устойчивость также выше, и единственное неоспоримое преимущество «Новиков» заключается в том, что три корабля этого типа могут быть в трех разных местах одновременно, а выстроенные почти в те же деньги два «Богатыря» — только в двух.
Еще более сомнительным делом выглядит строительство крейсеров типа «Новик» на фоне броненосного крейсера «Баян». Последний, построенный на верфи Франции, обошелся русской казне в 6 964 725 руб., то есть примерно в два «Новика». «Баян» так же ощутимо уступал «Новику» в скорости – на испытаниях броненосный крейсер на смог «дотянуться» до 21 узла, развив 20,97 уз. Однако «Баян» был броненосным крейсером с башенным расположением двух 203-мм орудий и казематным – 152-мм, а также очень мощным бронепоясом толщиной до 200 мм.
Иными словами, и «Баян», и пара «Новиков» могли вести разведку и обнаружить вражескую эскадру. Но «Новикам» было опасно принимать бой с вражескими крейсерами аналогичного назначения, пара второранговых крейсеров неприятеля вполне могла если не уничтожить, то оттеснить их. А вот «Баян» подобного противника даже и не заметил бы. «Баян» не только мог выйти на прямую видимость с неприятельской эскадрой, но и длительное время наблюдать за ней, поддерживая контакт – и вражеские крейсера-разведчики отогнать его не могли. Для этого пришлось бы отправлять в бой большие броненосные крейсера, то есть дробить боевой порядок, что было не слишком хорошо вблизи сил неприятеля. «Баян», с его мощной броней и отлично защищенной артиллерией представлял собой боевой корабль, чрезвычайно опасный для любого бронепалубного крейсера, но он также мог поддержать свои главные силы в артиллерийском бою, не слишком опасаясь ответного огня. Только 305-мм пушки броненосцев были для него по-настоящему опасны, но даже под их обстрелом он все же мог продержаться некоторое время. А вот для «Новика» любое попадание тяжелого снаряда было чревато критическими повреждениями.
Тем не менее, два крейсера всегда будут иметь большое преимущество перед одним, просто потому что их двое, и они могут решать задачи в разных местах. Кроме того, все-таки бывают ситуации, когда высокая скорость приобретает решающее значение. Но, опять же, говоря о скорости – крейсер «Аскольд», хотя и не имел такой боевой устойчивости, которая отличала крейсера типа «Богатырь», но очевидно превосходил по этому показателю «Новик», почти не уступая последнему в скорости (1-1,5 уз). Артиллерия «Аскольда» стоила двух «Новиков», а стоил он дешевле «Богатыря» (5 196 205 руб). Как знать, что было лучше для флота: два «Аскольда», или три «Новика»?
Если же сравнивать «Новик» с миноносцами, то и тут все неоднозначно. Четыре 350-тонных миноносца, строившихся для России все той же «Шихау», обошлись казне в 2 993 744 руб., то есть один миноносец стоил порядка 748 тыс. руб. (с вооружением, конечно). При этом германские миноносцы (тип «Кит») оказались вполне удачными кораблями. Имея вооружение 1*75-мм, 5*47-мм и три торпедных аппарата калибром 381-мм, «Киты» стали одними из наиболее сильно вооруженных русских «истребителей». При этом немцы сумели обеспечить эти миноносцы полубаком, что отлично сказалось на их мореходности, а их скорость превысила 27 узлов (на испытаниях, конечно, в повседневной эксплуатации она была меньше). Получается, что за стоимость одного «Новика» можно было бы строить 4,5 таких миноносца, и как сказать, что здесь лучше? В каких-то ситуациях полезнее был бы крейсер, в каких-то – миноносцы.
Мы сейчас сравнили «Новик» с весьма дорогими истребителями типа «Кит». Отечественные верфи строили 350-тонные миноносцы дешевле – в среднем цена составляла 611 тыс. руб., если же взять 220-тонные «миноносцы типа «Сокол»» то их цена и вовсе не превышала 412 тыс. руб. Получается, что за один «Новик» можно было бы строить пять с половиной «350-тонных» или восемь «220-тонных» миноносца!
В целом же наш предварительный анализ «Новика» по шкале «стоимость/эффективность» (об окончательном можно будет говорить лишь тогда, когда мы изучим боевой путь этого корабля) говорит вот о чем. «Новик», безусловно, был дешевле «стандартного» русского бронепалубного крейсера в 6 000 – 6 500 т водоизмещением, но дешевым кораблем он не был совершенно наверняка. Собственно говоря, получалось так – за одни и те же деньги можно было бы построить либо серию больших бронепалубных крейсеров, либо в полтора раза больше «Новиков», которые несколько превосходили русские 23-узловые корабли в скорости, но категорически уступали им в боевой мощи и устойчивости. Стоила ли овчинка выделки? В завершении нашего цикла мы попробуем дать ответ на этот вопрос.
Постройка и испытания
Как мы уже говорили ранее, строительство «Новика» началось в декабре 1899 г. В конце февраля 1900 г., когда состоялась официальная закладка крейсера, его корпус уже довели до уровня броневой палубы. Спуск на воду состоялся 2 августа того же года, ну а 2 мая 1901 г. корабль вышел на первые испытания, а завершились они только 23 апреля 1902 г. Таким образом, стапельный период составил примерно 7 месяцев, достройка — 9 месяцев, а вот испытания корабля заняли почти год – всего же от момента начала работ и до вступления «Новика» в состав Российского императорского флота прошло 2 года и 4 месяца.
Интересно, что строительство корабля, с одной стороны, велось с чисто немецкой педантичностью: так, капитан 2-го ранга П.Ф. Гаврилов 1-ый, ставший впоследствии командиром крейсера, а пока исполнявшего обязанности наблюдающего за постройкой «Новика» и еще четырех 350-тонных миноносцев, также заказанных у «Шихау» российским флотом, был в восторге от:
«Новик» перед ходовыми испытаниями
А с другой стороны, как ни странно, германские кораблестроители не были чужды таких, многими признаваемых за чисто русские качества, как штурмовщина и стремление «отчитаться до праздничной даты». Так, например, фирма очень торопилась с работами для того, чтобы спустить «Новика» на воду через полгода после закладки – а делалось это единственно из желания привлечь к торжественной церемонии императоров России и Германии, которые как раз в мае-июне должны были встретиться в Данциге. Но стоило встрече быть отложенной, как сразу «сверхсрочный» спуск на воду был отменен – директор фирмы немедленно «вспомнил», что монтажные работы удобнее вести на стапеле…
Испытания механизмов вновь построенного корабля не зря называют прогрессивными – их мощность наращивают постепенно, в ходе нескольких выходов в море, проверяя насколько хорошо они «себя ведут» при последовательно растущей нагрузке. Но представителей «Шихау», по всей видимости, съедало нетерпение, поэтому уже во время первого выхода вопреки общепринятым правилам, они дали 24 узла. Ничего страшного не произошло, и 11 мая 1902 г., во время второго выхода «Новика» они попытались дать полный ход. Увы, все произошло в полном соответствии с пословицей «Поспешишь – людей насмешишь»: крейсер развил 24,2 уз. и получил поломку муфты одного из винтов. Впоследствии, наблюдающий за постройкой «Новика» его первый его командир П.Ф. Гаврилов писал:
«Допущенное заводом при первых же ходах форсирование машин было главной причиной затянувшихся испытаний и ряда различных аварий».
Из семи выходов в море в 1901 г. четыре закончились поломками винтов и машин. В середине сентября испытания пришлось прервать по погодным условиям, из-за сильных осенних ветров. Кроме того, на «Новике» имелось несколько серьезных, но пока не решенных проблем: наличие раковин на гребных валах, проблемы затопления кормового патронного погреба (вместо положенных 15 минут он «топился» целых 53 мин.), а главное – 23 сентября обнаружилось «значительное движение корпуса в горизонтальной плоскости около середины длины судна, то есть около помещения бортовых машин».
Естественно, все это требовало устранения, с такими недостатками крейсер не мог быть принят флотом, так что «Новику» пришлось оставаться на зимовку в Германии. Все указанные проблемы удалось решить и 23 апреля 1902 г. «Новик» завершил официальные испытания успешно.
Германский журнал «Die Flotte» писал:
«По выяснении результатов испытаний оказалось, что крейсер «Новик» удовлетворяет вполне всем тем тяжелым условиям, положенным в контракте, и представляет собой удавшийся тип военного судна, скорость хода которого не была еще ни разу достигнута при данных размерениях. «Новик» составляет мастерское произведение германского судостроения, которым должны гордиться всякий немец и всякая немка».
