Атомные снаряды для «Айовы»
Содержание:
В начале 1950-ых вооруженные силы США все больше «проникались» ядерным оружием. От первоначальной концепции атомной бомбы как чисто стратегического оружия, используемого только против площадных целей, американские военные перешли к идее использования атомного оружия для решения оперативных, и даже тактических задач. Выгода была очевидна: одна атомная бомба за одну секунду могла произвести столько же разрушений, сколько сотни бомбардировщиков и тысячи стволов тяжелой артиллерии не смогли бы и за несколько часов. Особенно этой ролью атомного оружия интересовался американский флот, чьим главным аргументом в ожесточенном противостоянии в военно-воздушными силами США (USAF) была как раз высокая точность прицельного применения атомного оружия с боевых кораблей.
Правда с практической реализацией этого аргумента у флота были сильные технические проблемы.
Атомные бомбы первого поколения были громоздкими и тяжелыми сооружениями. Серийная Mark 4, выпускавшаяся с 1949 года, весила почти пять тонн. Единственным флотским самолетом, способным справиться с такой нагрузкой в то время был патрульный бомбардировщик P-1 «Нептун» (который с большим трудом сумели научить взлетать с авианосца типа «Мидуэй», но не садиться на него). И этот большой и не слишком-то быстрый самолет мог сбрасывать атомные бомбы только со значительной высоты и только из горизонтального полета.
Для поражения стратегических целей этого в принципе было достаточно. Но для решения тактических задач — нет. Первые атомные бомбы не отличались особой точностью сброса, и могли значительно отклониться от точки прицеливания. Это означало, что по конкретной точечной (а не площадной) цели атомная бомба вполне могла попросту промахнуться, а применять вблизи от своих войск — например, для поддержки высадки десанта — было бы попросту опасно.
Решение пришло со стороны армии. Американские генералы, «расставшись» в 1946 году с дальней авиацией, интересовались атомным оружием в первую очередь как средством быстрого и эффективного решения задач на поле боя — в том числе в непосредственной близости от собственных войск. А это требовало во-первых надежности, во-вторых точности.
Авиация в тот момент не могла обеспечить достаточной точности применения ядерного оружия, чтобы поражать скопления войск и оборонительные линии. Ракетное оружие было еще недостаточно надежным; риск падения отказавшей ракеты с атомной боевой частью на головы своих же солдат генералов категорически не устраивал. Однако, обеим этим требованиям — и надежности и точности — вполне удовлетворяла обычная ствольная артиллерия, достигшая высочайшей степени технического совершенства.
Первыми идею выстрелить атомной бомбой из пушки предложили артиллеристы корпуса береговой обороны. Они указывали на то, что неприятельский десантный флот, сосредоточенный для высадки, представляет собой идеальную цель для атомного оружия — и береговая оборона располагала тяжелыми 356-мм и 406-мм пушками, способными метнуть атомный снаряд на десятки километров. Это направление, впрочем, не получило особого развития (береговая артиллерия США была расформирована в 1950 году), но идея атомного артиллерийского снаряда весьма заинтриговала генералов.
В 1955 году на вооружение поступила первая в мире атомная пушка — 280-мм перевозимое орудие M65, неофициально известное как «Атомная Энни» (англ. «Atomic Annie»). Это массивное 86-тонное орудие перевозилось двумя колесными тягачами, стреляло на 30+ километров и при помощи разработанного атомной лабораторией Лос-Аламос атомного снаряда W9 могла прицельно наносить 15-килотонные атомные удары как непосредственно по фронту, так и по ближнему тылу неприятеля. Хотя орудие M65 было весьма громоздким, а атомные снаряды к нему очень дорогими (чтобы втиснуть атомную бомбу в габариты снаряда, ее пришлось делать «пушечной» схемы сборки, используя в качестве топлива обходившийся недешево обогащенный уран), двадцать «Атомных Энни» были изготовлены и стояли на вооружении армии США до 1963 года — пока не появились более совершенные атомные снаряды, запускаемые из обычных орудий.
Именно это тяжелое атомное орудие и привлекло внимание флота. С точки зрения моряков, армейская атомная артиллерия отвечала в точности всем тем требованиям, которые предъявлял к тактическому атомному оружию флот; точности попадания, надежности применения. И если армии пришлось разрабатывать крупнокалиберную пушку с нуля, то у флота в строю и в резерве имелось по крайней мере тринадцать линейных кораблей (четыре типа «Айова», четыре типа «Саут Дакота», два типа «Норт Каролина» и три устаревших типа «Мэриленд»), оснащенных превосходными 406-мм орудиями. Корабли, орудия, системы управления огнем были полностью освоены и применение ими атомного снаряда не представляло никаких затруднений. Фактически, все, что требовалось — это установить атомный заряд W9 в корпус от 406-мм снаряда.
АТОМНЫЙ СНАРЯД «КЕЙТ»
Атомный снаряд Mark-23 «Кейт» (англ. «Katie») для 406-мм/50-калиберной пушки Mark 7 был создан в 1956 году на основе армейского атомного снаряда W19 — несколько усовершенствованной версии исходного W9. При этом название Mark-23 относилось именно к корпусу снаряда; атомное устройство внутри него обозначалось как W23.
Атомный заряд W23 был бомбой «пушечного» типа. Это означало не то, что он предназначен для выстрела из пушки, а систему сборки сверхкритической массы внутри заряда. По длине устройства проходил ствол, по которому «пуля» из ораллоя (англ. «oralloy» — сокращение от «Oak Ridge Alloy», кодовое обозначение для оружейного урана) выстреливалась пороховым зарядом в ораллоевую «мишень». Когда «пуля» и «мишень» совмещались достаточно быстро, образовывалась сверхкритическая масса и происходил атомный взрыв мощностью около 15-20 килотонн.
Такая схема сборки была значительно менее эффективна, чем сферическая имплозивная. Однако в середине 1950-ых еще не существовало способа «ужать» сферическую имплозивную бомбу до габаритов артиллерийского снаряда — да и способность сложной системы имплозивных линз и детонаторов пережить чудовищные перегрузки при выстреле из орудия вызывала… сомнения. Пушечная же схема сборки позволяла сделать бомбу во-первых компактной, а во-вторых очень прочной и живучей.
Оборотной стороной была цена; бомба пушечной сборки типа W23 требовала примерно пятидесяти (!) килограмм высокообогащенного урана. Для сравнения, имплозивная бомба Mk-4 той же мощности обходилась бы в пять раз меньшим количеством. Уран высокого обогащения также стоил существенно дороже нарабатываемого в реакторах плутония; однако, для бомб пушечной схемы сборки реакторный плутоний не годился.
Стальной корпус снаряда Mark-23 принципиально не отличался от обычных снарядов для 406-мм/50-калиберных орудий Mark 7, использовавшихся на линкорах типа «Айова». По весу (862 кг в полностью снаряженном виде) и баллистическим характеристикам, он полностью соответствовал фугасному снаряду Mark-13/14 HC — то есть для его применения можно было использовать те же баллистические решения, что и при обычной стрельбе.
Точно не известно, какие именно взрыватели использовались на снарядах типа Mark-23. Большинство источников упоминают таймерный механический взрыватель установленный в основании снаряда — который производил подрыв в заданный момент времени. Некоторые источники, однако, упоминают радарный взрыватель VT-типа, который производил подрыв на заданной высоте. Наиболее логичной, впрочем, представляется комбинация из двух взрывателей — радиовзрывателя VT-типа в носовой части, и таймерного взрывателя в основании снаряда.
Всего в 1956-1957 годах было изготовлено 50 атомных зарядов типа W23.
МОДЕРНИЗАЦИИ ЛИНКОРОВ ТИПА «АЙОВА»
Для оснащения атомным оружием выбрали три линкора: BB-61 «Айова», BB-62 «Нью-Джерси» и BB-64 «Висконсин». Четвертый линкор, BB-63 «Миссури», был уже назначен к выводу в резерв в 1956 году, и поэтому на его модернизации было решено сэкономить.
На всех трех линкорах, модернизации для хранения и применения атомных боеприпасов подвергалась ровно одна башня главного калибра — возвышенная носовая башня «B». Все атомные снаряды на борту линкора должны были храниться в ее погребах. Судя по чертежам, сохранившимся в музее линкора «Нью-Джерси», такое решение рассматривалось как сиюминутное, и в перспективе под атомный боеприпас должны были модернизировать все три башни главного калибра. Однако, по всей видимости, от этих планов отказались.
Для размещения атомного боеприпаса было выбрано зарядное отделение правого борта, расположенное на третьей нижней палубе линкора. В этом отсеке пороховые заряды, доставленные из погребов, загружали в требуемом количестве на лотки, передававшие заряды в погрузочное отделение.
На линкорах типа «Айова» зарядных отделений при каждой башне было два — правое и левое — и одно из них можно было переоборудовать без особого снижения эффективности. Вдобавок, этот отсек (предназначенный для работы с большим количеством пороха) имел всего одну входную дверь, и вполне соответствовал требованиям к безопасности атомных зарядов.
Из отделения было удалено все прежнее оснащение, и смонтированы рабочие станции с верстаками для сборки и обслуживания атомных зарядов, система потолочных талей для их транспортировки и стеллажи для их хранения. В самом отделении размещались только сами ядерные устройства и их ораллоевая начинка — металлические корпуса снарядов хранились отдельно. Связано это было как с вопросами транспортировки (ядерный заряд W23 весил всего несколько десятков килограмм, в то время как полностью собранный ядерный снаряд Mark-23 весил 862 килограмма) так и с вопросами безопасности; атомные устройства нуждались в тщательной охране, в то время как сами по себе стальные корпуса снарядов не представляли никакого интереса для шпионов. Всего в отделении могло храниться десять атомных зарядов W23.
Атомные заряды хранились разобранными, их ораллоевые ядра размещались в специальных широких металлических рамах, называемых «птичьими клетками». Понимание атомных реакций в середине 50-ых все еще было недостаточным, и военные опасались, что если атомные заряды будут лежать слишком близко друг к другу, то могут повредиться от нейтронного излучения (образующего короткоживущие изотопы в ядерном топливе). «Птичьи клетки» гарантировали, что между атомными зарядами всегда будет безопасное удаление — даже если, например, корабль от повреждений накренится, и заряды попадают друг на друга. Внутри «птичьей клетки» находилась прочная, герметично закрытая стальная капсула — огнеупорная, защищенная от сверхдавления и перегрева — в которой и пряталось ораллоевое ядро.
Процедура применения ядерных боеприпасов была следующей. Если президент США (или уполномоченное им командование) авторизовал флоту применение атомного оружия, то ораллоевое ядро извлекалось из «птичьей клетки» и на специальном верстаке монтировалось внутри атомного устройства. Собранный ядерный заряд затем с помощью системы талей перемещался на лоток элеватора, и перемещался через переборку в снарядное отделение. Там ядерное устройство помещалось в корпус 406-мм снаряда, который уже в собранном виде подавался в погрузочное отделение для подъема к орудию.
Особое внимание уделялось мерам безопасности. Доступ к отсеку ядерных боеприпасов был ограничен, и перед единственной дверью постоянно стояли вооруженные часовые из морской пехоты линкора. Они имели приказ арестовать — или застрелить, при попытке сопротивления — любого, пытающегося проникнуть в отсек без должной авторизации… или в одиночку.
Еще в 1948 году, получив свои первые атомные бомбы, флот установил «правило двух». Любые действия с атомным оружием — или даже рядом с ним — могли осуществляться только не менее чем вдвоем. Ни один матрос или офицер не имел права находиться в одиночестве рядом с ядерным боеприпасом под угрозой дисциплинарного взыскания. В 1956 году, ответственность повысили; нахождение в одиночку рядом с ядерным боеприпасом влекло за собой военный трибунал.
Такие жесткие меры безопасности предназначались для того, чтобы снизить риск как шпионажа, так и случайных ошибок. Один матрос мог быть завербован советской разведкой с целью получить доступ к американским ядерным секретам; двое, да еще и случайно выбранных — едва ли. И вероятность, что матрос, работая с атомным зарядом, не заметит неисправности или ошибки, существенно снижалась, если над зарядом работали сразу двое.
ТАКТИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ
Вопреки часто встречающемуся мнению, атомный снаряд Mk-23 не предназначался для поражения неприятеля в морских баталиях. По мнению моряков, это было бы просто неэффективно. Чтобы нанести критические повреждения неприятельскому крейсеру или линкору, 20-килотонный атомный снаряд должен был разорваться не более чем в полукилометре от цели. Ошибка при выработке огневого решения или резкий маневр цели вполне могли привести к тому, что ценный снаряд был бы израсходован впустую. Вдобавок в артиллерийском бою, неприятельские корабли наверняка разошлись бы на достаточные промежутки, чтобы атомный удар по одному не причинил бы критических повреждений другим.
Основной задачей атомных снарядов Mk-23 виделась поддержка десантов и бомбардировка береговых целей. Логика была вполне определенной; один атомный удар мог заменить многочасовую бомбардировку целой эскадрой линкоров, обеспечивая тем самым оперативную внезапность и максимальный эффект поражения.
20-килотонный атомный снаряд при воздушном подрыве создавал область сплошных разрушений сверхдавлением более 20 psi (фунтов на квадратный дюйм) радиусом около 500 метров. В этой зоне были бы полностью разрушены даже железобетонные бункера, а все неприятельские солдаты были бы мертвы или искалечены. В зоне радиусом около 1,5-2 километров, сверхдавлением более 5 psi были бы взорваны наземные мины, разрушены здания, а неприятельские солдаты получили бы тяжелые травмы и ожоги. То есть всего один атомный выстрел мог бы полностью нарушить оборону противника в зоне высадки десанта.
Однако, такое «прямое» применение создавало определенные проблемы. Для оптимизации области разрушений против укрепленных сооружений, атомный снаряд требовалось взрывать на относительно небольшой высоте — возможно даже, непосредственно над поверхностью. Это привело бы к формированию значительного радиационного заражения местности как в районе подрыва, так и на пути шлейфа радиоактивных осадков. Высаживающимся войскам пришлось бы преодолевать сильно разрушенную, сильно зараженную местность. Такая перспектива морскую пехоту… не слишком вдохновляла.
Поэтому был разработан альтернативный способ применения ядерного оружия для поддержки высадки десанта, опиравшийся на вторичные факторы поражения (англ. SEPD — Secondary Effect Pindown — Подавление Вторичными Эффектами). Идея была в том, чтобы атаковать атомными снарядами не саму оборону неприятеля на плацдарме, а ее ближние тылы, выставив снаряды на маловысотный подрыв. Атомные взрывы подняли бы огромное облако радиоактивных осадков, которое, уносимое ветром вглубь материка, создало бы обширную зону заражения точно позади неприятеля. Неприятельские войска на плацдарме, таким образом, оказались бы зажаты между высаживающимися морскими пехотинцами впереди и зоной интенсивного заражения за спиной — не дающей неприятелю ни отступить, ни получить подкрепления.
Третьим возможным способом применения снарядов Mark-23 был «полустратегический». Идея была в том, что линкоры могут использовать такие снаряды для поражения стратегических целей, находящихся достаточно близко от моря; аэродромов, железнодорожных узлов, крупных промышленных объектов. Максимальная дальность стрельбы 406-мм/50-калиберной пушки Mark 7 при максимальном угле возвышения в 45 градусов составляла около 38 километров. Конечно, авиация могла доставать дальше… но зато орудия линкора били существенно точнее, что могло быть немаловажно при обстреле хорошо защищенных целей.
В процедурном плане, применение атомных снарядов Mark-23 не отличалось от обычных фугасов. Из-за высокой стоимости атомных снарядов, их предполагалось применять только после короткой пристрелки из 1-2 обычных. Наблюдательный самолет (или вертолет) должен был выполнять роль артиллерийского наводчика, отмечая точки падения обычных снарядов и выполняя коррекцию для атомного выстрела. Стандартное рассеивание для фугасных снарядов линкоров «Айова» составляло около 200 метров на максимальной дистанции, что позволяло добиться высокой точности размещения эпицентра.
В целом, следует отметить, что доктрина применения тактических ядерных снарядов флотом… не была в тот момент особенно проработана, и сводилась, скорее, к идее «главное, чтобы они у нас были — а что именно с ними делать, как-нибудь разберемся». Все выкладки по поводу применения ядерного оружия в поддержке десантов были довольно-таки теоретическими. Если армия США проводила интенсивные учения по преодолению зараженной полосы и наступлению через «расчищенную» атомным взрывом область — в том числе с применением настоящих атомных бомб — то морская пехота ничем таким особенно не занималась.
Да и сама по себе идея штурма неприятельского побережья в стиле Нормандии или Инчхона в атомную эпоху выглядела довольно сомнительно; крайнюю уязвимость сконцентрированных десантных сил для атомных ударов отмечали еще артиллеристы береговой обороны США… В общем и целом, доктрина морского десанта все больше смещалась в сторону «перепрыгивания» неприятельской обороны в глубину с помощью вертолетов.
ФИНАЛ
Атомные снаряды Mark-23 стали первым атомным оружием флота, реально пригодным для тактического применения. Несомненно, что они значительно повысили боевую эффективность линкоров типа «Айова», превратив их из просто единиц огневой поддержки в носители атомного оружия — способные как эффективно решать тактические задачи, так и поражать порты и военные базы.
И при всем при этом… флот не проявил к атомным снарядам практически никакого интереса. Все время, которое эти снаряды стояли на боевом дежурстве, они провели на складах военно-морских баз. На борту линкоров, предназначенных их применять, они не появились ни разу, и даже тренировочные стрельбы были ограничены единственным (!) выстрелом инертного учебного снаряда линкором «Висконсин».
Главная причина такого отношения была в том, что атомные снаряды флоту… никогда особенно не нравились. Их приняли на вооружение исключительно как временное решение, позволявшее обеспечить тактическое применение атомного оружия в ситуации, когда никакие другие методы этого не позволяли. Но хотя атомные снаряды Mark-23 и решали проблему, это не означало, что флот был доволен таким решением.
Основой проблемы были, разумеется, носители снарядов — линкоры типа «Айова». Эти могучие корабли были очень дороги в эксплуатации, и требовали больших экипажей. Боевая же их ценность к концу 1950-ых представлялась уже весьма сомнительной, как и способность подойти к неприятельскому побережью на дистанцию выстрела главного калибра. Американцы еще в 1945 году провели испытания кумулятивных зарядов против полноразмерного макета броневой защиты линкора, и не строили никаких иллюзий относительно способности «Айовы» выдержать попадания советских противокорабельных ракет.
Вдобавок, проблемой линкоров была их низкая доступность. В наличии имелось всего четыре «Айовы», и часть из них должна была вскоре отправиться в резерв. В случае внезапного начала военных действий — глобального или локального конфликта — вероятность, что хотя бы один линкор окажется в боевой готовности и рядом с предполагаемой точкой высадки десанта представлялась… исчезающе малой. Скорее всего, линкор пришлось бы либо тащить за десятки тысяч километров, либо вообще экстренно добывать из резерва. На что потребовались бы недели, если не месяцы.
Но главным фактором все же была технология. Огромный прогресс в области ядерного оружия к концу 1950-ых позволил создавать миниатюрные ядерные боеголовки гораздо большей мощности и эффективности чем примитивные W23. Проблема с точностью сброса ядерного оружия была успешно решена созданием компактных атомных бомб (Mark-7, Mark-12), которые можно было бы доставлять к цели легкими штурмовиками и сбрасывать с малой высоты (методом «броскового бомбометания») для повышения точности.
Совершенствование же ракетного оружия, позволило создать достаточно надежные носители для тактических боеголовок. К концу 1950-ых, многие крейсера и эсминцы ВМФ США уже получили тактические ядерные системы в виде противолодочных ракет RUR-5 ASROC или зенитных ракет RIM-2 «Terrier» и RIM-8 «Talos». Обе эти системы вполне могли применяться и для нанесения ядерных ударов по береговым целям (у «Талоса» это был вполне себе штатный режим применения). Ракетных крейсеров и эсминцев во флоте США было намного больше, чем линкоров, все они находились в боевой готовности, и практически наверняка хоть один бы из них да оказался рядом с местом планируемой десантной операции.
Все эти факторы привели к тому, что флот утратил интерес к Mark-23 практически сразу же после их появления. Как уже упоминалось выше, эти снаряды так никогда даже и не погрузили на линкоры. «Нью-Джерси» вывели в резерв в 1957, «Айову» и «Висконсин» в 1958, но снаряды Mark-23 оставались в арсеналах до 1962 года — когда флот, сочтя 406-мм атомные снаряды безнадежно устаревшими, приказал их все демонтировать и использовать обогащенный уран для новых, более эффективных боеголовок. Один снаряд по ряду данных был передан в 1959 году комиссии по атомной энергии с целью использования в проекте «Plowshare» (атомные взрывы в мирных целях), но нет данных, был ли он на самом деле использован и в каком конкретно испытании. Когда «Айовы» вновь вернулись в строй в 1980-ых, отсеки атомного оружия были вновь переоборудованы в пороховые погреба.
P.S. Интересно отметить, что пути линкоров «Айова» и армейской атомной артиллерии пересеклись еще дважды. В 1967 году, когда линкор «Нью-Джерси» вновь ввели в состав флота для действий во Вьетнаме, возникла идея модифицировать армейские 280-мм снаряды (фугасные) в качестве подкалиберных сверхдальнобойных боеприпасов для него. Армия к этому времени уже списывала свои «Атомные Энни» и не возражала передать флоту 23.000 оставшихся не-атомных снарядов. Работы по проекту шли до 1969 года, когда «Нью-Джерси» вновь отправился в резерв.
При модернизации линкоров «Айова» в 1980-ых, к идее использовать 280-мм армейские снаряды — все еще имевшиеся в арсеналах — вернулись снова. Главной причиной стал дефицит пригодных 406-мм фугасов, которые приближались к предельным срокам эксплуатации. Было предложено начинить 280-мм снаряды 300 суббоеприпасами и использовать как кассетные — но проект не был реализован.