Американская революция. Часть II Безумное чаепитие
В то время, как население колоний «блаженствовало», платя мизерные налоги, дела в метрополии обстояли совсем по-другому.
Элвин Рэбушка (Alvin Rabushka) в книге «Налогообложение в колониальной Америке» (2008 год) пишет, что уже в 1714 году средний британец платил в 5,4 раза больше налогов, чем средний американец в Массачусетсе, в 18 раз больше, чем в Коннектикуте, в 6,3 раз больше, чем в Нью-Йорке, в 15,5 раз больше, чем в Вирджинии, и в 35,8 (!!!) раз больше, чем в Пенсильвании. На 1763 год долг Англии достиг цифры в 132,6 миллионов фунтов стерлингов при бюджете страны в 24 миллиона фунтов стерлингов, а это означало, что для погашения долга с каждого жителя страны надо бы взять дополнительно по 15 фунтов стерлингов. Правительство во время войны занимало деньги у голландцев, у Банка Англии, у частных компаний и лиц, причём под довольно высокие проценты. В принципе, Англия могла реструктуризировать этот долг или вообще не платить (как сделала, к примеру, Пруссия), но новый премьер-министр Великобритании сэр Джордж Гренвилл считал, что с долгами надо расплатиться.
Неудивительно, что взоры британцев обратились к Америке, поскольку Парламент посчитал несправедливой ситуацию, когда житель метрополии платит, по сути, и за себя, и за того парня из колонии. Но начал Гренвилл с довольно лёгких мер, которые, как он считал, колонисты воспримут с радостью. Он снизил пошлины на мелассу и патоку с 6 пенсов за галлон до 3 пенсов, ужесточив при этом таможенный контроль. Дело в том, что меласса и патока необходимы для производства рома, и эти товары поставлялись в колонии контрабандно. Американским торговцам из-за усиления контроля пришлось платить пошлины и сборы. Колониальные правительства Массачусетса и Нью-Йорка направили в британский Парламент официальный протест, что ввергло правительство в прострацию — они там, в Америке, что, хотят, чтобы мы обратно повысили пошлину в два раза? Понятно, что дело было не в размере пошлины, а в усилившемся контроле. Снова начались те самые беспорядки, о которых уже упоминалось — чиновникам таможни угрожали расправой, их ловили, били, вываливали в дёгте и перьях — в общем, развлекались, как могли. Но Гренвилл не отступил. В 1765 году был введён Гербовый сбор. По сути, он представлял собой плату за печать (печатный герб), необходимую для совершения сделок, выпуска актов, лицензий, газет и различных юридических оформлений. В законе отдельно указывалось, что все деньги, собранные короной по этому сбору, пойдут на покрытие расходов, необходимых для защиты самих колоний и их интересов в спорах с соседями.
Гербовый сбор вызвал в Америке настоящую бурю негодования. Ещё раз повторим — до этого колонисты платили очень маленькие налоги или не платили их вообще. Более того, даже те налоги, какие были, платили далеко не все, так же, как и пошлины, ибо главным занятием американских торговцев были контрабанда и спекуляции. А тут получается, что появился налог, который просто не обойти! Хочешь отправить письмо? Плати! Хочешь оформить наследство? Плати! Хочешь продать бутылку виски? Плати! Колонии были в ярости. Но не станешь же объяснять, что я не хочу платить налоги просто потому, что не хочу. Под взрыв возмущения требовалось подвести теоретическую базу. Что и произошло. Поселенцы подняли на щит лозунг «нет налогов без представительства». То есть если британский Парламент хочет вводить налоги на территории Америки, то пусть выделит места для американских депутатов в Палате Общин. Лондон подумал, и… согласился. Он выделит места, но… пропорционально. То есть от каждой колонии предлагалось выдвинуть по два депутата. Колоний — тринадцать, значит, депутатов будет двадцать шесть. С учётом того, что численность Палаты Общин составляла 658 депутатов, было понятно, что эти 26 человек никаких законов и решений продавить не смогут и будут присутствовать на заседаниях в роли статистов. Конечно же, колонистов это не устраивало. И было выдвинуто другое требование — создать отдельный колониальный парламент, который бы имел равные права с британским Парламентом. Тут уже взвилась на дыбы метрополия — как так! Да мы налогов платим больше в разы, а эти, ничего не платя, требуют таких же прав!
Жители Нью-Йорка протестуют против Гербового сбора, 1764 год | John Gilmary Shea, The Story of a Great Nation, 1886 | ClipArt ETC
В это же время король Георг III помешался, регентом был назначен его сын принц Уэльский, а Гренвилл потерял портфель премьера, что колонисты восприняли как свою победу. Новым премьер-министром Англии стал лорд Рокинхэм, который отменил закон о Гербовом сборе, но продавил в Парламенте Декларативный акт, согласно которому утверждалось, что британский Парламент имеет право издавать законы, обязательные к исполнению в американских колониях.
Однако и Рокинхэм долго не удержался, в 1766 году его правительство было распущено, а у руля Англии встал Уильям Питт-старший. Однако Питт к этому времени был уже очень болен, в начале 1767 года у него случился нервный срыв, и он почти полностью отошёл от дел. В результате внутри правительства образовалось целых четыре фракции, соперничавших между собой и тянувших одеяло на себя.
Череда правительственных кризисов продолжалась и закончилась лишь в 1770 году, с приходом лорда Норта. Понятно, что период 1763–1770 годов не добавил порядка в колониях, которые продолжали бурлить и протестовать. Депутаты от 9 колоний подали петиции, которые отрицали право британского Парламента устанавливать налоги в Америке. Бостон и Нью-Йорк митинговали, местные ассамблеи провозгласили бойкот на покупку английских товаров. Одним словом, колонии хотели жить как раньше, не платя налогов в британскую казну и обходя с помощью контрабанды вводимые метрополией пошлины.
Но вот далее… Тут следует сделать небольшое отступление, чтобы понять логику событий и принятия решений. В 1756 году Ост-Индская компания фактически завоевала Бенгалию. В 1760 — победила французов, которые были выкинуты с Коромандельского берега. В период Семилетней войны ОИК не только не помогла государству деньгами, но ещё и заняла у него 2,6 миллионов фунтов стерлингов, в казну же она выплатила за это время… 260 тысяч фунтов, то есть ровно в 10 раз меньше. Вообще схема распределения прибыли ОИК была следующей — корпорация ежегодно выплачивала 12,5% от прибыли акционерам, 12% доставались государству в качестве налогов. Так вот, если взять за основу 260 тысяч фунтов, выплаченных за 7 лет (1757–1763 гг.), то получается, что общая прибыль Компании за это время составила 2 миллиона 80 тысяч фунтов. А ведь один только грабеж казны бенгальского наваба принес ОИК 5 миллионов 260 тысяч фунтов стерлингов. Вопрос — а куда, собственно, делись недостающие 3 миллиона? Ответ прост — их разворовали.
Государство такое положение вещей, естественно, не устраивало — получалось, что бизнес в Индии выгоден для всех, кроме короны. Правительство требовало предоставить отчёты по доходности ОИК и пересмотреть выплату налогов. Но поскольку очень большое количество членов правительства получало от ОИК взятки или входило в число её акционеров, в 1767 году высокие стороны договорились, что в обмен на фиксированный платёж в 400 тысяч фунтов стерлингов бумаги можно будет не показывать. Более того, на слушаниях в парламенте директор ОИК заявил, что
«все подвластные Компании территории были завоёваны без какой-либо помощи английской армии и Королевского Флота»,
поэтому взимаемые в Индии налоги — это личное дело Компании. Эти слова вызвали у парламентариев шквал возмущения, однако директора ОИК крепко держались на своих местах благодаря взяткам и негласным соглашениям с королевским окружением и правительством.
В 1768–1770 годах в Бенгалии начался голод, в результате которого погибло до 10 миллионов человек (треть всего 30-миллионного населения). Понятно, что это ударило по доходам ОИК, и, пытаясь избежать банкротства, руководство Компании не нашло ничего лучше, чем обратиться к правительству Англии за финансовой помощью, попросив заём в 1 миллион 400 тысяч фунтов, а также умоляло разрешить снизить выплаты акционерам с 12,5% до 6%. Парламент был в ярости, но решающими оказались слова лорда Норта:
«К нашему общему сожалению, важность Ост-Индской компании настолько возросла для Англии, что её банкротство сейчас будет банкротством для самой Англии. Последствия обрушения одного из столпов финансового рынка будут даже сильнее, чем крах Компании Южных Морей».
Лорд фредерик Норт (1732–1792)
В общем, Ост-Индской компании было решено помочь. Ещё в 1768 году был издан так называемый Чайный Акт (Tea Act), а в 1773 году ОИК получила монопольное право на сбыт китайского чая в Англии и во всех британских колониях. На складах к 1773 году накопилось 1,7 миллионов фунтов чая, которые надо было куда-то девать. Так почему бы не в Америку?
Результат, что называется, превзошёл ожидания.
До принятия Tea Act британская ОИК продавала чай следующим образом — в Лондоне происходил аукцион для оптовиков, которые покупали большие партии чая, перепродавали его мелким оптовикам, которые, в свою очередь, продавали его дальше — оптовикам, работающим с Америкой или иностранными покупателями, и до потребителя чай доходил в результате через руки 7–10 посредников, естественно — сильно прибавляя в цене.
Чайный Акт разрешил Ост-Индской компании продавать чай в колонии напрямую, причём по фиксированной цене в 2 шиллинга 6 пенсов за фунт. Для обычного потребителя это была удача — чай в колониях подешевел в 3–4 раза! Но с другой стороны — он сделал совершенно ненужной всю длинную цепочку посредников. Чайный Акт ударил по самому святому, из чего родилась вся американская демократия — по перепродавцам и спекулянтам.
Бостонское чаепитие — уничтожение чая в Бостонской гавани в 1773 году | Nathaniel Currier | Литография 1846 года
Цитата из книги Уильяма Бернстайна «Великолепный обмен: история мировой торговли» (2014):
«Когда в сентябре 1773 года новое распоряжение прибыло в Бостон, эти группы населения устроили протесты против «несправедливой внешней конкуренции» со стороны Ост-Индской компании. Не замечая того неудобного факта, что закон сбережёт немало денег их соотечественникам, торговцы и контрабандисты представили свои аргументы, прикрываясь идеей национальных интересов. Один прогрессивный журналист, который подписывался «Стойкий Патриот», указывал, что новый закон отнимет у честного американского труженика-торговца его хлеб, «чтобы дать дорогу продавцам из Ост-Индии, возможно, британским, покушаясь на честные прибыли наших купцов»».
Другие корреспонденты, полагаясь на невнимательность и бунтарские настроения читателей, потрясали лозунгами о недопустимости налогообложения без представительства и невнятно стращали тем, что британцы приберут к рукам всю американскую торговлю. И только один представитель городского совета смотрел на вещи более трезво и заключал, что против этого закона выступают
«из-за того, что способ торговли компании в этой стране затрагивает частные интересы многих, связанных с перекупкой чая».
Продавая чай через своих агентов по цене ниже обычной, Компания сделала контрабанду просто невыгодной и устранила конкурентов из числа колониальных купцов. Негоцианты, разгневанные не только понесёнными убытками, но и применением монопольной практики, присоединились к радикалам, агитировавшим за независимость.
Когда в Нью-Йорк прибыла первая партия чая, патриотическая организация «Сынов свободы» принудила капитана повернуть обратно. В Филадельфии прибытие судна с чаем местные жители встретили 8-тысячным митингом, и капитан был вынужден удалиться из порта. В Чарльстоне груз оказался на складах, где и пролежал 3 года без движения. Позднее, во время Войны за независимость, чай был секвестрирован революционными властями в пользу освободительного движения. Энергичный протест против прибытия в Бостон судна «Дартмут» с партией чая кончился многолюдным митингом 16 декабря 1773 года, после чего группа активных участников патриотической организации «Сынов свободы», переодетых индейцами, проникла ночью на «Дартмут» и два других судна и на глазах собравшейся в гавани толпы выкинула весь груз в воду. Ост-Индской компании был нанесён убыток в 15 тысяч фунтов стерлингов.
Самое смешное в другом. Некто Бенджамин Франклин, один из отцов-основателей США, как раз и стоял у истоков Чайного Акта, считая, что
«ОИК вполне может экспортировать чай в любую из британских колоний в Америке напрямую, при этом ввозная пошлина не должна превышать 3 пенсов за фунт».
Однако когда этот закон был принят, Франклин сам оказался в числе протестующих, ибо это задело его коммерческие интересы.
Про «бостонское чаепитие» знает каждый, но не все знают, что в Бостон прибыло 120 тысяч фунтов чая, а за борт полетело только 90 тысяч фунтов. Что же осталось с остальными тюками? А… они были распроданы местными коммерсантами по стандартной для колонии цене в 7 шиллингов и 4 пенса за фунт, то есть в три раза дороже, чем продавала Ост-Индская компания!
Ну и последний штрих — все три судна, пришедшие в Бостон с чаем, были американскими. ОИК наняла китобои «Дартмут» и «Бивер», а также бостонскую шхуну купца Джона Роу «Элеонора».
В отместку за «бостонское чаепитие» ранним летом 1774 года порт Бостона был закрыт до уплаты убытков Компании, губернатор получил право назначать всех чиновников, в городе сосредоточились войска. Губернатором Массачусетса стал английский главнокомандующий в колониях генерал Томас Гейдж. Отныне войска могли размещаться не только в гостиницах и пустующих зданиях, но и в частных домах.
В Америке эти распоряжения окрестили
«невыносимыми законами».
В колониях их рассматривали только как прелюдию к расправе
«со свободой Северной Америки» (термин стал впервые широко применяться именно в это время).
Рекомендовалось провести общеколониальный
«день молитвы и поста».
Репрессии против Бостона всколыхнули все тринадцать колоний. К 25 мая губернатор распустил ассамблею в Вирджинии. По уже сложившейся практике, её члены перешли в таверну Ралея, где не щадили слов в адрес угнетателей-англичан. Комитету связи предложили войти в сношения с другими колониями на предмет участия в континентальном конгрессе, а на 1 августа назначили открытие Конвента Вирджинии.
Бостонский порт | François Xavier Habermann | Гравюра 1776 года | John Carter Brown Library, Brown University
Английский Парламент ответил серией новых постановлений, которые колонисты назвали
«принудительными», или «нестерпимыми актами».
Первым, как мы уже упоминали, было закрытие Бостонского порта до тех пор, пока Ост-Индская компания не получит возмещения убытков. Билль о закрытии порта угрожал городу экономической катастрофой. Второе постановление передавало королю право назначать членов верхней палаты Массачусетса, которые ранее избирались. Третье отменяло выборы присяжных заседателей на городских собраниях в этой колонии. Подбор состава суда отдавался на усмотрение шерифов, подчинённых губернатору. Последний получил право разрешать или запрещать такие собрания, назначать и смещать судей и шерифов. Четвертое подтверждало Акт о расквартировании 1765 года, который обязывал местные власти колоний изыскивать помещения для британских гарнизонов. Но ожидаемого подчинения парламенту или изоляции Массачусетса не получилось — другие колонии поспешили ему на помощь.
Почти одновременно британский Парламент принял Квебекский акт, который расширил территорию провинции Квебек, а также гарантировал французам религиозную свободу и собственное судопроизводство. Американские колонисты были настроены против этого акта, так как он отменял их узаконенные прежними хартиями притязания на западные земли, затруднял к ним доступ, а создание римско-католической провинции перекрывало колонистам путь на север и северо-запад континента. Хотя Квебекский акт был принят не в качестве репрессивной меры, американцы не отделяли его от четырёх упомянутых, собирательно называя их
«пять нестерпимых актов».
Так начиналась война за независимость США. Лучше всех, пожалуй, о лидерах американской революции написал Самир Амин:
«Взбунтовавшиеся против английской монархии американские колонисты не хотели менять своих экономических и социальных отношений, они просто не желали делиться доходами с правящим классом страны, из которой они прибыли. Они хотели взять власть в свои руки не для того, чтобы создать общество, отличное от колониального режима Англии, а чтобы продолжать в том же духе, только с большей решимостью и большими доходами. Прежде всего, их целью было продолжение экспансии на запад, что подразумевало, среди прочего, геноцид индейцев. Никто не сомневался в целесообразности сохранения института рабства. Чуть ли не все основные лидеры американской революции были рабовладельцами и отнюдь не намеревались менять своё отношение к этому вопросу».
Подведём итоги.
Изначально Тринадцать колоний представляли собой территории с разными юридическими и фискальными системами, разными налогами, разнородным населением, отличались друг от друга даже формой правления и были совершенно разъединены. Сплачивало их только одно — колонии считали, что, осваивая североамериканский континент, они и так приносят пользу правительству Англии, и совершенно не хотели платить налоги. Торговые интересы колонистов напрямую были связаны с Центральной и Южной Америкой, а именно с испанскими колониями, которые являлись для английских поселенцев основным источником серебра и золота, то есть свободно конвертируемой валюты. Англия же хотела если не прекратить полностью, то минимизировать торговлю своих колоний с испанцами, дабы беспрепятственно сбывать в Америке свои товары. Но делала это очень неуклюже, зачастую просто грабя колонистов, вгоняя их в долги.
Ситуацию, сложившуюся в колониях в предреволюционные годы, хорошо описывает Билл Брайсон в своей книге «Краткая история быта и частной жизни»:
«В Америке изготавливали только самые основные предметы посуды — кувшины, фаянсовые тарелки и чашки и т. п.; фарфор и другие высококачественные изделия привозили из Британии (или провозили через неё, что получалось ещё дороже)».
В результате буквально всё приходилось заказывать через длинные цепочки посредников. Каждый заказ описывался в утомительных подробностях и в конце концов вверялся незнакомцам, которые могли выбрать не то, что нужно, а то и вовсе исчезнуть. Словом, причин для недовольства было хоть отбавляй.
Сбор табака на улицах Джеймстауна | Robert K. Heimann, Tobacco and Americans, 1960 | archive.org
Типичный заказ Джорджа Вашингтона, сделанный им в 1757 году, даёт некоторое представление о том, какое бесконечное количество вещей американцы не имели права изготавливать сами. Вашингтон заказал в Англии шесть фунтов нюхательного табака, две дюжины губчатых зубных щеток, двадцать мешков соли, пятьдесят фунтов изюма и миндаля, дюжину стульев из красного дерева, два стола (в разложенном виде общей площадью в 4,5 фута), большую голову чеширского сыра, мрамор для облицовки дымохода, большое количество папье-маше и обоев, один бочонок сидра, пятьдесят фунтов свечей, двадцать головок сахара, 250 оконных стёкол и многое другое.
«Пусть всё тщательно упакуют»,
— добавлял Вашингтон почти жалобно, но его просьба была напрасной: почти в каждой посылке всегда было что-то разбито, испорчено или украдено. Если вы почти год ждёте, скажем, двадцать оконных стекол, а когда они приходят, вы видите, что половина из них разбита, а другая половина — не того размера, то даже у человека с ангельским характером лопнет терпение.
Впрочем, с точки зрения торговцев и посредников сами заказы тоже порой бывали весьма странными. Один раз Вашингтон попросил своего лондонского агента приобрести для него
«двух львов, итальянских антиков».
Агент правильно предположил, что Вашингтон имеет в виду статуи, но мог лишь догадываться о том, какие именно и какого размера. Поскольку Вашингтон никогда не бывал в Италии, он, скорее всего, и сам не знал толком, что именно ему нужно. В письмах, которые Вашингтон посылал в Лондон, он постоянно запрашивал
«модные» или «красивые и элегантные»
вещи, однако письма, которые он посылал следом, свидетельствуют о том, что он редко получал желаемое.
Даже самые аккуратные инструкции иногда понимались совсем не так, как надо. Эдвин Тунис в книге «Колониальная жизнь» рассказывает историю о человеке, который вложил в конверт с заказом изображение родового герба, который он хотел бы видеть на обеденном сервизе. Чтобы его указания были абсолютно понятны, он добавил жирную стрелку, указав на некую важную деталь герба. Когда посуда прибыла, заказчик с ужасом обнаружил, что стрелка абсолютно точно воспроизведена на каждом предмете.
Для многих посредников было обычным делом отправить американцам одежду и мебель, которая вышла из моды и уже не пользовалась спросом в Европе.
«Ты и представить себе не можешь, каким барахлом завалены лучшие здешние магазины!»
— писала домой из Америки английская туристка Маргарет Холл. Английские коммерсанты весело повторяли фразу:
«Для Америки сойдёт».
К 1760-м годам колонии уже не просто хотели, а требовали двух вещей — во-первых, признания того факта, что торговать они будут с тем, с кем хотят, и во-вторых — отмены налогов и пошлин со стороны государства и включение колоний в политическую жизнь страны на уровне их представительства в Парламенте.
Сама экономика Тринадцати колоний с точки зрения британского Парламента была теневой — пионеры и трапперы налогов не платили в принципе; фермеры и плантаторы платили налоги нехотя, чаще всего бартером, при этом не брезгуя поставлять государству неликвидный товар; ну а морская торговля на 90% была просто контрабандной.
И попытка Англии ввести жизнь колоний в сколь-либо законное русло спровоцировала, в конечном итоге, взрыв недовольства колонистов, которые всё громче и жёстче стали заявлять о своих правах.
источник: https://fitzroymag.com/istorija/amerikanskaja-revoljucija-chast-ii-bezumnoe-chaepitie/
