Альтернативный 41-й. Часть 1. Худлит без вселенцев и попаданцев
Солнечный, уже почти по-летнему теплый апрельский день подходил к концу. Начальник Разведуправления Генштаба Красной Армии Филипп Иванович Голиков мысленно уже предвкушал, как завтра, после парада, вместе с семьёй поедет на дачу. Последние месяцы приходилось много работать, часто задерживаться на службе по вечерам. Просто хорошенько выспаться, а не то, чтобы отдохнуть в кругу семьи и друзей где-нибудь за городом – обо всём этом приходилось постепенно забывать: сменяющаяся как в калейдоскопе международная обстановка всецело затягивала его, буквально заставляя вживаться в рабочее место служебного кабинета. Но завтра – особый день, Первомай. Выходной будет у всей страны и у военного руководства в том числе.
Филипп Иванович с дочерью и ее подругой
Сладкие мысли о завтрашнем отдыхе прервал стук в дверь:
– Товарищ генерал-лейтенант, сообщение от военного атташе в Берлине [1].
Примечание 1 – Доклад генерала Тупикова от 25 апреля 1941 г. и присланная им справка о группировке германской армии от 26 апреля 1941 г. были зарегистрированы в Отделе внешних сношений НКО 30 апреля 1941 г., однако, по не ясным для автора причинам резолюция Голикова на данном документе датирована только 3 июня 1941 года. Где и почему столь важный документ, как доклад Военного атташе СССР в Германии, пролежал целый месяц, автору неизвестно. Но данная альтернатива строится как раз на том, что документ из Берлина «получил ход» сразу по прибытии в Москву.
Филипп Иванович нехотя отклонился от спинки стула, расписался за получение 13 листов и стал вчитываться в письмо советского военного атташе. Спустя минуту он уже взял красный карандаш и стал подчеркивать наиболее значимые моменты.
Генерал Голиков, вопреки тому, что говорили и писали о нём после войны, был человеком неглупым. Быть может, он не был гением военной разведки, а его полководческий талант уступал таковому у Суворова, но всё же, как говорится, сложить два и полтора он вполне мог. Поэтому к фразе «сроки столкновения – возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года» он отнёсся со всей серьёзностью.
С одной стороны, он понимал, что если бы подобное прислал военный атташе из Лондона, то такое сообщение можно было сразу же передавать в категорию «дезинформация». Оказавшись после поражения Франции в тяжёлом положении войны один на один с Германией, Великобритания хваталась за малейшую соломинку, способную удержать её на краю неминуемой катастрофы. Для Туманного Альбиона не было ничего лучше, как если бы Гитлер, вместо добивания уже загнанной в угол Англии, внезапно повернул свои армии на Восток и дал англичанам возможность восстановиться и накопить силы после прошлогоднего поражения на континенте. В этих условиях любое напряжение в отношениях с СССР, любая провокация на восточных границах Рейха играли на руку англичанам. Война Советского Союза и Германии была, прежде всего, выгодна Великобритании.
Однако, письмо пришло из Берлина, и информация, заставившая Тупикова сделать подобный вывод, проистекала явно от немцев. В чём была выгода для Германии как начинать войну с Советским Союзом, не закончив с Великобританией, так и информировать об этом советского военного атташе, Голиков понять не мог. Даже если немцы таким образом провоцировали СССР на обострение обстановки, то зачем им было это надо? Но в конце-концов, даже если немцы и разыгрывали какую-то провокацию, пытаясь получить легитимный повод для начала войны с Советским Союзом, то, чёрт подери, это всё равно означало, что немцы готовят войну против СССР! Причём «безусловно, в пределах текущего года». А вот это как раз то, на что советское руководство никак не рассчитывает, и, стало быть, его необходимо об этом срочно известить.
С другой стороны, у Голикова элементарно сработал инстинкт самосохранения. Филипп Иванович прекрасно помнил о том, что его предшественнику – генералу Проскурину не простили пропуск информации о начале германского наступления в Западной Европе. Конечно, Проскурин был лётчиком, а не разведчиком, и мог чего-то там недоработать. Но и сам Голиков в разведке оказался довольно случайно. Однако в данном случае на кону стояла судьба не какой-то там Франции, а судьба Советского Союза, и, значит, за пропуск информации Голиков рискует лишиться уже не поста, а головы. В общем, сработала элементарная логика: пусть об информации, которая противоречила выкладкам и Генерального штаба, и самого Сталина, болит голова у вышестоящего командования, а он, Голиков, побережёт свою голову от куда более неприятных последствий в подвале у Берии в том случае, если война, действительно, начнётся в этом году, и станет известно, что у него об этом была информация, а он об этом никому не доложил.
Генерал-лейтенант Голиков
Набрав телефонный номер начальника Генштаба и спросив разрешения на срочный доклад, Филипп Иванович уже через несколько минут стоял в кабинете Жукова.
– Что случилось?
– Пришла почта из нашего посольства в Берлине. Атташе утверждает, что Германия собирается начать войну с нами уже в этом году.
– Что за чертовщина? Как?! Неужели Гитлер с Англией переговоры о мире начал?
– Нет, про переговоры с англичанами Тупиков ничего не сообщает.
– А что же он тогда пишет?
– Много чего, но ничего прямо указывающего на войну с СССР. Однако, выводы делает именно такие.
– Ну, если у него ничего нет, так зачем ты, Филипп Иванович, мне голову морочишь? Напиши ему, чтобы не присылал необоснованных заявлений. Я-то тебе зачем?
Здесь Голиков постарался как можно более корректно, чтобы не слыть перестраховщиком и трусом, изложить свою мысль о том, что дело нешуточное и военный атташе просто так подобное писать не станет, а наше дело доложить наверх, как минимум, в целях собственной безопасности – чтобы потом, в случае чего, крайними не сделали. Жуков ход мыслей Голикова уловил и протянул руку к принесённым начальником Разведывательного управления бумагам.
Советский Военный атташе в Берлине генерал Тупиков
Так, три с половиной месяца в Берлине… Хорошо, хоть не три дня. «Если я в них ошибаюсь и Вы меня поправите – я буду очень благодарен». То есть всё-таки и сам сомневается. Что дальше? Приезд Мацуока… Распространение слухов о том, что война между СССР и Германией неизбежна. Но сам же пишет, «слухи»… Слухи – это не аргумент… Сосредоточение войск на востоке, инженерная подготовка восточного театра, эвакуация мирного населения из восточных районов… Ну, допустим, сосредоточение войск действительно имеется, но его можно объяснить и оборонительными мероприятиями – от нас отгораживаются. Подготовка ТВД – тоже самое. Это может быть подготовка как к нападению, так и к обороне. Про эвакуацию мирного населения, вроде бы, никто больше не сообщал. Надо перепроверить. Но и в рамках оборонительных мероприятий местное население можно эвакуировать. Даже скорее в оборонительном смысле это надо делать, ибо если они нападать собираются, то зачем со своих земель уходить? Дальше. Подчеркнутое игнорирование наших интересов в своей балканской политике. Не знаю, пусть с этим Молотов разбирается – это его кухня. Дальше. Опять приезд Мацуока. Опять слухи… Дальше. Встретился с кем-то в ресторане. Хорошо, что из этого? «Очень рад, что сейчас германо-советская атмосфера неизмеримо лучше». Тьфу! Сам себе противоречит. Тут – хуже, тут – лучше. Опять про слухи. Сколько можно? «Взаимоотношения СССР и Германии мыслимы лишь как хозяйственный контакт. Контакта политического быть не может из-за контрастности социальных систем». Ну и хорошо, не больно-то и надо было. Дальше. Германия борется за жизненное пространство. Пусть борется себе дальше. Ага, у СССР этого пространства с избытком. Ишь, рот разинули. А, нет, он о другом: «У СССР этого пространства с избытком в пределах его границ и, следовательно, вмешательство СССР в зоны интересов Германии может объясняться не жизненными интересами, а агрессивной противогерманской политикой». Да кто к вам лезет? Прям без вас нам жизни нет, тоже себе придумали… Но это всё болтовня, подобную околесицу и 10 лет нести можно, а где обоснование того, что война будет именно в этом году? «Недавнее обострение рассеялось благодаря пакту». Ну, рассеялось же! Почему сейчас-то война? «Крысы, когда они голодны, прогрызают стальную броню, чтобы проложить дорогу к хлебу». Ишь, как ввернул! Это они на захват Украины намекают, что ли? Дальше опять про Японию и Московский пакт. Опять что-то там внушают населению… Где факты?!
А вот это уже аргумент! «Германия проедается, но держит армию такой численности, которую, кроме нашего театра негде применить. Сейчас под ружьем вместе с апрельской мобилизацией и призывом новобранцев больше 9 миллионов человек. Против англо-французов Германия выступила с семью миллионами человек». Да, с этим уже можно проситься к Сталину. И про апрельскую мобилизацию интересно. Надо уточнить… Что там ещё? «Сосредоточение на восток продолжается». Ну, это мы знаем. «Немцы несомненно в курсе слабых сторон подготовленности Красной Армии в период по 1939 год включительно. Но они также несомненно в курсе и того, какими темпами идёт перестройка в армии и какая именно. А эти данные весьма весомые для выбора сроков ведения с нами войны». Ну, аргумент хоть и здравый, но на тоненького: что там немцы знают, а чего не знают – это всё бабка надвое сказала… Ага, выводы: «1. В германских планах сейчас ведущейся войны СССР фигурирует как очередной противник. 2. Сроки начала столкновения – возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года». Интересно, интересно… Но всё же, как они рискнут, не завершив с Англией? Или у них и, правда, так туго с продовольствием? Где там было про канализацию? А, вот: «Немцы же уже дошли до того, что их химики работают над тем, чтобы содержимое канализационных котлованов вновь сделать пригодным для обедов и ужинов».
– Конечно, размыто как-то, Филипп Иванович, но про то, что они держат армию в 9 миллионов, и при этом сами недоедают – это очень интересно. Тут, конечно, вариантов немного, куда такую орду нацелить можно… Но про еду из канализации, по-моему, врёт – Гитлер уже бы у Лондона давно бы в ножках валялся, мира просил. Да, и про апрельскую мобилизацию уточни. Пусть и сам Тупиков подробнее напишет, что знает, и ты по другим источникам перепроверь. А так – согласен, пойдём к Сталину на приём проситься. Завтра не до докладов будет, а потом и, правда, по шее получить можем, что вовремя не доложили.
Позвонили Тимошенко, но нарком уже был у Сталина по каким-то вопросам с авиаторами. Пришлось ждать его возвращения. Семён Константинович, выслушав Жукова и Голикова, резко чертыхнулся – шёл одиннадцатый час вечера и он искренне хотел успеть домой пораньше – завтра парад и требуется как следует подготовиться: и речь сочинить, и форму погладить, да и просто чертовски устал за сегодня.
В Кремль поехали втроём на одной машине. После предыдущего визита Тимошенко и Жигарева Сталин теперь был занят с Шахуриным и Яковлевым. Авиаторы вышли без десяти двенадцать, нарком обороны и начальник Генштаба зашли к Сталину, а начальник Разведупра остался ждать в приёмной.
– Что у вас, товарищ Тимошенко?
– Товарищ Сталин, получено сообщение из Берлина. Наш военный атташе сообщает, что Германия, вероятно, начнёт войну с нами уже в этом году. Он указывает, что Германия не только не сократила армию после победы над англо-французами, но и наоборот продолжает увеличивать численность вооруженных сил, доведя их до 9 миллионов. Якобы в апреле в Германии началась очередная мобилизация. Нацелить такую махину на континенте, кроме как на нас, больше не на кого. В качестве причины возможной войны, помимо политической составляющей, генерал Тупиков указывает острое положение с продовольственным обеспечением в Германии.
– Хорошо, – неохотно сказал Сталин, как будто не проявляя никакого интереса к услышанному, – Что ж, оставляйте, я ознакомлюсь.
Жуков протянул папку с документами Сталину, и они вместе с Тимошенко продолжили стоять перед столом Сталина в ожидании дальнейших указаний.
– У вас что-то ещё? – спросил Сталин, подняв брови на всё никак не уходящих военных.
– Товарищ Сталин, будут ли какие-то дополнительные указания относительно завтрашнего парада? – Тимошенко первый сообразил, что разговор окончен.
– Нет, всё как обычно. Всё, как и планировали.
Когда дверь за спиной закрылась, Жуков с облегчением вздохнул:
– Хорошо, что всё так быстро и ничем кончилось. Я только в кабинете сообразил, что мы к нему ни с чем приехали – никаких предложений не привезли. Опростоволосились бы мы с тобой, Семён Константинович, если бы он спросил: «Что вы предлагаете?»
– Погоди, ничего ещё не кончилось. Только начинается, – вздохнул Тимошенко. В должности наркома обороны он уже почти год, бывал у Сталина чуть ли не через день и потому, мог уже кое о чём судить, в отличие от Жукова, только три месяца как исполнявшего обязанности начальника Генерального штаба. – А то, что разговора сегодня не состоялось – оно и, правда, к лучшему… Домой пора. Полночь уже.
– Правильно сделали, что доложили, – Жуков подмигнул Голикову, когда троица усаживалась в машину у кремлёвского подъезда.
***
Первомайская демонстрация и последовавший за ней военный парад прошли успешно. Щурящийся от улыбки и весеннего солнца Сталин по сложившейся традиции пригласил руководителей страны и партии, а также армейское руководство к себе на праздничный обед. Однако, когда пересчитали гостей, то решили всё же не собираться у Сталина на квартире – там бы просто не расселись, а поехать на ближнюю дачу.
В покрытой свежей весенней зеленью даче в Кунцево, кроме самого вождя, отмечать Первомай собралось полтора десятка гостей. «Гражданский сектор» представляли председатель Совета Народных комиссаров и по совместительству нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, Георгий Маленков, Анастас Микоян, нарком путей сообщения Лазарь Каганович, 1-й секретарь Московского обкома Александр Щербаков, заместитель председателя СНК и председатель Госбанка Николай Булганин, а также председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин. Военных представляли: нарком обороны маршал Семён Тимошенко, первый заместитель наркома обороны маршал Семён Будённый, начальник Генштаба генерал армии Георгий Жуков, командовавший парадом командующий войсками Московского военного округа генерал армии Иван Тюленев, а также председатель Комитета обороны при СНК СССР Климент Ворошилов и нарком Военно-морского Флота адмирал Николай Кузнецов. Разумеется, не обошлось и без главы НКВД Лаврентия Берия, а также возглавившего недавно образованный наркомат Госбезопасности Всеволода Меркулова.
И у хозяина, и у гостей настроение было хорошее. Все были довольны и счастливы. За столом было шумно, весело, много и с охотой вспоминали прошлое. «Старая гвардия», бок-о-бок когда-то работавшая с Лениным, рассказывала про первые годы Советской власти, про свою дореволюционную жизнь и про свою революционную деятельность. Будённый и Ворошилов вспоминали Гражданскую, а Семён Михайлович поведал ещё и про русско-японскую войну. Когда к воспоминаниям командиров знаменитой Первой Конной подключился Тимошенко, Жуков тоже было хотел рассказать вспомнившийся ему схожий эпизод из Первой мировой, но осёкся: он не был уверен в том, уместно ли сейчас говорить про войну с Германией, пусть и прошедшую. Да и вообще на подобных застольях он был не часто, если не сказать, что впервые, а потому ещё не знал как себя правильно вести и предпочитал больше помалкивать.
Обед начал перетекать в ужин, и уже многим начало казаться, что дело близится к завершению, когда Сталин неожиданно обратился к наркому обороны:
– Вот сколько себя помню, стою я на этих парадах, а мимо меня одни и те же танки уже столько лет ездят! Товарищ Тимошенко, когда наша армия сможет продемонстрировать и советскому трудовому народу, и всему остальному миру то новое, что мы имеем сегодня? А то уже столько лет одно и тоже показываем, скоро над нами уже смеяться будут.
Первым выправить столь резкий поворот мирно текущего разговора взялся Семён Михайлович Будённый, попытавшийся пошутить на тему того, что он помнит ещё те времена, когда единственными типами танков на параде была тачанка да верховая лошадь. Однако, по лицу Сталина все поняли, что шутки кончились и начинается серьёзный разговор.
«Да, тысячу раз был прав Кулик тогда, полгода назад, когда начался этот разговор про танки», – пролетело в голове Жукова: «Тогда он единственный на вопрос Сталина о том, сколько надо армии танков, увильнул от прямого ответа и сказал, что всё зависит от того, сколько танков может дать армии страна. Тогда мы все, дураки, ещё смеялись над ним, мол, де, сам не знает и хочет от Сталина отбрехаться. А оно вон как теперь повернулось. Промышленность сорвала все планы, которые сама же и составила, а отдуваться за отсутствие новых танков теперь приходится армии».
– Разрешите, товарищ Сталин? – Георгий Константинович поднялся из-за стола и, расправив китель, начал докладывать. Благо сам только с месяц назад со всей присущей ему основательностью начал наводить порядок в отчётности Главного Автобронетанкового управления, строго требуя докладывать ему лично раз в 5 дней об отгрузках новых танков с заводов и указанием не только количества отгруженных машин, но и конкретной дивизии, куда отправлялись танки.
– Положение с поступлением новых танков в войска у нас очень тяжелое по причине срыва промышленностью всех планов отгрузки как в прошлом году, так и в этом. За прошлый год Харьковский завод должен был сдать полтысячи средних танков нового типа с противоснарядным бронированием, а сдал только чуть больше сотни машин. Сталинградский завод должен был сдать в том году сто таких танков, а не сдал вообще ни одного. Только сейчас, к середине апреля этого года он отгрузил, и то не полностью первую сотню за всё время танков, хотя по планам должен был сдать сотню только за один апрель. Таким образом, товарищ Сталин, те планы формирования танковых дивизий и корпусов, которые по вашим указаниям были составлены зимой этого года, можно сказать, полностью сорваны. Такими темпами мы и к концу пятилетки не укомплектуем танками и половину дивизий.
Аналогичная ситуация, товарищ Сталин, и с поступлением новых самолётов. План перевооружения на новые скоростные машины в авиации полностью сорван из-за непоставки самолётов промышленностью. Причём в авиации дело осложняется тем фактом, что высвобождающиеся самолёты старых типов, по мере получения новых машин приграничными округами, должны были идти на комплектование новых авиаполков во внутренних округах. А теперь получается, что сформированные во внутренних округах авиаполки стоят без матчасти, так как приграничные округа им ничего не дают, поскольку сами не получили новых машин взамен старых.
Однако, наиболее остро, товарищ Сталин, дело обстоит с артиллерийскими боеприпасами…
Тут Тимошенко уже не выдержал и от незаметных одёргиваний, которыми он пытался угомонить ни к месту ретивого подчинённого, был вынужден встать и, перебив Жукова, сам лично держать ответ перед Сталиным.
– Товарищ Сталин, по сложившейся традиции в параде на Красной площади участвуют войска Московского округа. Сегодня в параде участвовали в том числе танки 1-й Московской Пролетарской дивизии. Может быть, по внешнему виду они и похожи на предыдущие модели танка БТ, но должен Вам доложить, что это новые танки, выпущенные в прошлом году и оснащённые дизель-мотором. Что же касается танков с противоснарядным бронированием, о которых говорил товарищ Жуков, то должен признать, что по имеющимся у нас планам поставки этих танков в войска в этом году их отгрузки в части Московского военного округа не предусмотрено. Сейчас все эти машины идут в основном на вооружение танковых дивизий первого эшелона в приграничные округа, а в Московском округе их имеется лишь небольшое число в составе танкового полка Академии механизации и моторизации. Там они используются в учебных целях для ознакомления танковых командиров с новой техникой. Если перед нами стоит задача показать наши современные танки на параде, то мы готовы скорректировать наши планы поставок и выделить во втором полугодии для дислоцированной под Москвой танковой дивизии один батальон новых танков. Тогда на параде 7 ноября мы сможем показать новые танки. Если, конечно, промышленность нас не подведёт. Ибо, проблема, которую озвучил товарищ Жуков, к сожалению, очень актуальна, товарищ Сталин: мы составляем одни планы, которые промышленность сначала сама подписывает, а затем на деле не выполняет.
– Вот видишь, Вячеслав, снова тебя все ругают, – Сталин обратился к Молотову, вынужденно вновь взяв шуточный тон.
После чего Сталин в очередной раз продемонстрировал присутствующим свои ораторские способности и эрудицию, рассказав короткую, но поучительную лекцию о том, что марксистско-ленинское учение вообще и Советская власть в частности тем и отличаются от всех остальных, что не рассматривают ранее утверждённые, но переставшие отвечать изменившимся условиям планы как закостенелую догму, а оперативно вносят коррективы в свои планы, но неизменно при этом движутся к изначально поставленной цели. Направленная одновременно ко всем присутствующим речь после некоторой паузы была закончена тихим замечанием в адрес Жукова:
– А ваши планы надо всё же откорректировать сообразно возможностям промышленности.
Всем показалось, что инцидент был полностью исчерпан, а уж про вчерашнее сообщение Тупикова, по мнению Тимошенко и Жукова, Сталин и вовсе забыл, как неожиданно на столе, прямо перед Сталиным появилась та самая папка.
– Однако, было бы наивно полагать, – продолжил Сталин, вновь обращаясь ко всем гостям, – Что менять свои планы в соответствии с изменившимися обстоятельствами, могут страны только с большевиками во главе. Взять, например, Германию. С самого начала прихода Гитлера к власти в Берлине точили ножи и для захвата у нас так называемого «жизненного пространства», которого якобы не хватает самим немцам для богатой жизни и которого якобы в излишке имеется у нас, и для того, чтобы уничтожить ненавистную им Коммунистическую партию. Однако, как все помнят, когда нужда заставила, германские послы, трусливо поджав хвосты, прибежали к нам два года назад и стали просить подписать договор о ненападении. Тогда мы, издавна будучи твёрдыми противниками фашизма, тоже изменили свои планы, ибо увидели открывающиеся перед нами перспективы. Тогда нам удалось не только быстро и безболезненно вернуть утраченные ранее территории и освободить из-под капиталистического гнёта миллионы наших братьев на Западной Украине и Белоруссии, нам удалось главное – уберечь себя от втягивания в очередную авантюру мировой войны. К которой, надо сказать, мы были не готовы. Не готовы со всех сторон: и в плане военной промышленности, и в плане строительства самой армии. Все вы помните, как тяжело нам дались первые бои с белофиннами. А уж тех танков и самолётов, о которых сегодня нам говорил товарищ Жуков, что, де, сегодня у нас их ещё маловато, так тогда их не было вовсе!
Зато теперь, пользуясь торговым соглашением с Германией, мы имеем возможность снабжать нашу промышленность тем оборудованием и теми материалами, которых нам остро не хватает для производства тех же новых танков и новых самолётов. Причём речь идёт о тех поставках, в которых нам сейчас отказывают Великобритания и Северо-Американские Штаты.
Но значит ли это, что, идя к своей заветной цели – процветания нашего государства во благо всего нашего народа, меняем свои текущие планы только мы? Не получится ли так, что идя к своей такой же цели – процветанию Германии, гитлеровская шайка также не будет менять свои планы и далее, как она их уже один раз поменяла тогда, в августе 39-го? Хватит ли захваченных к сегодняшнему моменту у Польши и Франции земель, чтобы Гитлер смог ублажить своих подданных тем самым «жизненным пространством»? Как вы знаете, наша разведка давно уже сообщает нам, что в Берлине присматриваются к хлебу Украины, который они уже имели опыт захватывать в прошлую империалистическую войну. Однако, как вы знаете, все мы полагали, что на захват Украины Германия может решиться только после того, как развяжет себе руки на фронте борьбы с Британией. Но что, если немцам не хватает ресурсов для этой борьбы уже сейчас? Да, они захватили много земель в Польше. Да, они кормятся во Франции. Массу заводов получили там. Да, они получают много нефти и зерна из Румынии. Кое-что из той же нефти и зерна мы сами продаем им в обмен на станки и металл. Но что, если всего этого им мало для победы над Британией? Шутка ли? «Империя, над которой никогда не заходит Солнце»!
Вот послушайте, что пишет нам наш военный атташе в Германии, – и Стали зачитал доклад Тупикова.
Жукову и Тимошенко стало понятно, что Сталин ничего не забыл и к докладу из Берлина он отнёсся со всей серьёзностью. Праздничное и весёлое настроение у присутствующих стало потихоньку улетучиваться, по мере осознания того, что Сталин читал это письмо не для того, чтобы выставить на смех очередного любителя писанины. Радость расцветающей весны и приближающегося лета, простая человеческая радость и счастье наслаждения жизнью и созиданием – всё это стало затягивать давно сгущавшимися тучами, на которые все старались не обращать внимание и которые носили грозовое название «война».
– Провокатор какой-то! – первым отреагировал Берия, – Не полезут они против нас, не закончив с англичанами. Силёнок не хватит.
– В том-то и дело, что это мы тут, в Москве так думаем, – возразил Сталин, – А ему в Берлине, ситуация в Германии под другим углом видна, чем нам тут, за чаем. Очевидно, он знает что-то, чего не знаем мы. Видит, чувствует, понимает, но чётко сформулировать у него пока не получается [2].
Примечание 2 – В послевоенных беседах маршала Георгия Жукова и писателя Константина Симонова присутствует один интересный момент: со слов Жукова, до войны мнение Молотова высоко ценилось Сталиным именно потому, что Молотов лично был в Берлине и потому мог судить о намерениях гитлеровской Германии намного объективнее, чем те, кто оценивал складывающуюся ситуацию, сидя в Москве: «Молотов не только был сам человеком волевым и упрямым, которого трудно было сдвинуть с места, если уж он занял какую-нибудь позицию. По моим наблюдениям, вдобавок к этому он в то время обладал серьезным влиянием на Сталина, в особенности в вопросах внешней политики, в которой Сталин тогда, до войны, считал его компетентным. Другое дело потом, когда все расчеты оказались неправильными и рухнули, и Сталин не раз в моем присутствии упрекал Молотова в связи с этим. Причем Молотов отнюдь не всегда молчал в ответ. Молотов и после своей поездки в Берлин в ноябре 1940 года продолжал утверждать, что Гитлер не нападет на нас. Надо учесть, что в глазах Сталина в этом случае Молотов имел дополнительный авторитет человека, самолично побывавшего в Берлине» (К. Симонов. Глазами человека моего поколения).
– Как бы Берлин с Лондоном втихую не сговорились, – задумчиво произнёс Калинин.
– Пока никаких данных о подобных переговоров от военной разведки не поступало, – ответил Жуков, – Но мы не всемогущи. Может быть, какие-то переговоры и идут. Надо нацелить разведку на выяснение этого вопроса.
– Это можно, – согласился Берия.
– Быть может, они специально нас запугивают войной, чтобы мы, испугавшись, нарастили объемы поставок им зерна и нефтепродуктов? – предположил отвечающий за внешнюю торговлю Микоян.
– Я тоже так думаю. Нажимают на нас. Поэтому специально нашему атташе про крыс да канализацию рассказывают, – поддержал Молотов.
– Не понимаю, зачем запугивать? Попросили бы просто, по-человечески, мы бы увеличили им поставки зерна и нефти, раз уж им так надо, – недоумевал Булганин.
– Во-первых, запугивают может быть потому, что знают, что хотят потребовать от нас гораздо больше, чем мы согласимся им продать, – пояснил Микоян, – А во-вторых, это же всё-таки торговля, то есть им за наши товары расплачиваться чем-то надо. Вероятно, они не готовы столько платить. Вот шантажом и пытаются цену сбить, чтобы платить меньше, а получать больше.
– Всё равно странно это как-то получается: держать под ружьём столько народу, когда есть нечего. Сократили бы до двух-трёх миллионов – для войны с Англией этого за глаза хватит. Там флот с авиацией больше нужен, а сухопутных дивизий и сто штук с головой хватит. Зато, минимум, бы 6 миллионов демобилизовали. Для населения Германии – это прилично всё-таки, – удивлялся Будённый.
– Демобилизовать или мобилизовать – какая для них разница? Что под ружьём, что за станком эти 6 миллионов чем-то кормить надо. Им еды не хватает, а не людей, – парировал Молотов, – Людей у них хватает с избытком. Вон пол-Европы теперь на них трудится.
– Но до войны эти же пол-Европы что-то ели. И судя по всему не очень-то и голодали. А теперь чего не хватать стало? – продолжал удивляться Будённый.
– Нам их не понять. Они там всегда сыто жили, ни нужды, ни голода не знали. И вот теперь, когда пришлось чуть подзатянуть пояса – сразу заверещали, «жизненные пространства» и «неполноценность наций» придумывать стали, – пояснил Калинин.
– И всё равно не пойму, зачем ради блефа 9-миллионную армию держать? Оставили бы те 7 миллионов, которые у них в прошлом году были, тоже ведь немало, – никак не мог угомониться Семён Михайлович.
– Пока неизвестно, есть ли те 9 миллионов солдат в действительности или же это только страшный сон товарища Тупикова. Может быть, как раз наоборот, немцы давно провели демобилизацию, а сами нашему посольству лапшу на уши вешают, что бы мы вдруг не решили сами Германию за вымя пощупать, – Сталин боялся публично признаться в том, что у него не было объяснения происходящему. Признавая всю важность и высокую достоверность информации, исходящей от военного атташе в Берлине, он никак не мог понять ни то, как Германия может решиться воевать на два фронта, ни то, не идут ли уже давно переговоры между Германией и Великобританией и насколько новый мир будет опасен для Советского Союза, ни то, не является ли всё это провокацией, а если и является, то кто за этим стоит и чего пытается достичь. Он продолжал: – Равно как и неизвестно, насколько страшна продовольственная проблема в Германии. Но и то, и другое надо обязательно перепроверить всеми доступными нашей разведке средствами.
– Ну, раз ваш Тупиков с агентом в ресторане встречались, то уж точно, что в Берлине пока дерьмо из выгребных ям ложками не черпают, – оскалился Берия.
Кто-то ухмыльнулся шутке, однако Нарком Госбезопасности Меркулов заявил без смеха:
– Мне тоже сегодня пришло сообщение из Берлина двухдневной давности о том, что хлеба у немцев только до осени. Правда, там говорится про следующий год, мол, урожай этого года не покроет потребностей 42-го. Соответственно, операции против Украины они планируют на следующий год. А сейчас у них якобы отмечается дефицит бензина, и потому их первоочередными планами является победа над англичанами в Ливии и Египте, а далее – захват британского Ирака. И вот оттуда они уже пойдут на Кавказ за нашей нефтью и с двух сторон ударят по Украине.
– Странная логика, – заметил Ворошилов, – Если им надо на Украину, то путь туда через Египет, Ирак и Кавказ не самый близкий, а они и так уже стоят в Польше у самых границ Украины. Да и с захватом нашей кавказской нефти не понятно: зачем она им, если у них Ирак будет?
Сталин также продолжил весьма серьёзно, попытавшись подвести итог:
– Голодающие немцы после оккупации Польши и Франции смотрятся, конечно, весьма комично, но что, если написанное атташе, действительно, правда? Что если германцы решили напасть на нас уже в этом году? Когда нам следует ожидать удара?
– По оценке Генерального штаба, для войны против Советского Союза Германия может выставить до 200 дивизий, – начал докладывать Жуков, – На текущий момент Германия на Востоке имеет менее половины от этого числа – около 90 дивизий. Так что прямо завтра вряд ли немец ударит. Конечно, отмечаемыми сейчас темпами сосредоточения германская армия и до осени не соберётся. Но, очевидно, что зимой немец на нас вряд ли пойдёт. Ждать надо в тёплое время года. Пропускная способность немецких железных дорог при введении ускоренного режима сосредоточения позволит перебросить оставшиеся 110 дивизий за 10 – 12 суток. Так что, не ранее середины мая.
– Если у нас в запасе не более двух недель, то получается, что нам необходимо объявлять мобилизацию прямо сейчас? – отреагировал Ворошилов. Несмотря на то, что за провалы начала советско-финской войны он был снят с поста наркома обороны почти год назад, Климент Ефремович прекрасно осознавал опасность происходящего.
– Две недели – это если немцы свой главный удар будут наносить из Восточной Пруссии и северной Польши, – уточнил Тимошенко, – Но, как я теперь понимаю, главной целью германского вторжения является Украина. Для этого немцам придётся развёртываться в южной Польше, а там дорожная сеть хуже. Так что, наверное, недели три мы имеем точно. Но это если немцы начнут ускоренное сосредоточение прямо завтра. А пока наша разведка его не отмечает… Впрочем, надо учитывать ещё и то, что сейчас значительная часть германских войск сосредоточена на Балканах.
– С мобилизацией торопиться не будем. Николай II в своё время тоже пытался припугнуть австрияков мобилизацией. Мобилизация обернулась большой войной, а нам война не нужна. Положение с танками и самолётами товарищ Жуков нам уже обрисовал. Нам выгоднее подождать, – возразил Сталин.
– Разрешите, товарищ Сталин? – спросил слово Тимошенко, – У нас с середины мая в ряде дивизий запланированы учебные сборы. Пока это касается только вновь созданных по новому плану дивизий. На время учебных сборов дивизии будут развертываться с 6-тысячной на 12-тысячную организацию для того, чтобы удалось сколотить части и подразделения как боевой организм и дать новым командирам практику командования реальными, а не сокращёнными частями. Призыв личного состава запаса на сборы планируется осуществить срыто – индивидуальными повестками, без каких-либо публикаций в открытой печати. У нас есть время дать военкоматам команду, чтобы подобным образом поднять личный состав запаса и в остальные дивизии, а не только вновь сформированные. Правда, в Прибалтике у нас ещё не завершена приписка личного состава к частям, а Западной Украине и Западной Белоруссии приписной состав ещё не обучен. Но для приграничных дивизий мы можем выделить часть запасников из внутренних военных округов, если это необходимо.
– Нет, в приграничных районах пока никаких мероприятий проводить не будем – слишком велика опасность спровоцировать немцев в период нашей общей неготовности, – возразил Сталин, – А вот в «6-тысячные» дивизии призвать личный состав на учебные сборы – это идея хорошая. Но только обязательно через повестки, так, чтобы никакой огласки не было.
– Товарищ Сталин! – вновь поднялся Жуков: – Учебные сборы – это только люди, но для полноценного отмобилизования дивизий нужен ещё и автотранспорт, лошади, трактора. Без этого мы ни артиллерию из парков не выведем, ни даже полевую кухню людей накормить в поход по тревоге взять не сможем.
– Нет, мобилизацию автотранспорта и лошадей пока запрещаю. Это слишком заметное мероприятие. Обходитесь текущими поставками и тем, что есть у вас в наличии по штатам мирного времени, – отрезал Сталин.
– Да нам уже как месяц тракторные заводы прекратили отгрузку техники, – не унимался Жуков, – С апреля месяца все трактора идут только на посевную [3].
Примечание 3 – Здесь Жуков немного лукавит, сгущая краски, так как Челябинский тракторный завод в апреле всё-таки продолжал отгрузки в адрес военных. Но вот Сталинградский тракторный, действительно, такие отгрузки прекратил (третий советский тракторный гигант – Харьковский тракторный завод изначально планом 1941 года был ориентирован на выпуск специализированных болотоходных и газогенераторных версий трактора СХТЗ-3 для народного хозяйства и в адрес военных отгрузок не производил в принципе). Если всего в первом квартале 1941 г. в адрес военных было отгружено 1399 трактора СТЗ, то за весь апрель – лишь 30 (можно сказать, что отгрузки сошли на нет ещё в конце марта – с 23 по 30 число военным отгрузили всего 13 тракторов), за май – вообще 10 машин (да и те в адрес Бобруйского тракторного училища, а не в войска). Массовые поставки в войска возобновились лишь с 7 июня, когда в КОВО было отгружено сразу 100 машин СТЗ-5. На сложившуюся ситуацию Тимошенко и Жуков обращали внимание Сталина и в реальности, как минимум, в докладе от 27 мая 1941 г. «О выполнении промышленностью плана заказов Наркомата обороны СССР за январь-апрель 1941 г.», где указывали на то, что план выпуска тракторов СТЗ в апреле выполнен всего лишь на 11,7 % (28 тракторов из 231 по плану), в то время как план 1-го квартала был выполнен на 95%. В качестве причин невыполнения апрельского плана было прямо указано: «Недопоставка тракторов СТЗ-5 объясняется тем, что завод СТЗ в настоящее время поставляет тракторы СТЗ-3 для посевной кампании».
– Будет война или нет – этого пока никто точно не знает, а хлеб стране в любом случае понадобится, – спокойно рассудил Сталин, а затем тихо добавил: – Не хватало ещё по собственной глупости второй раз 33-й год устроить…
Наступило тягостное молчание. Где-то в деревьях щебетали довольные весенним теплом птицы. Вечер дышал свежестью, но сидевшие за столом люди резко помрачнели.
– Кстати, Деканозов пару недель назад тоже писал о том, что в Берлине много слухов о грядущей войне с нами, – после некоторой паузы задумчиво произнёс Молотов. – Я тогда на его сообщение особого внимания не обратил. Уж больно как-то всё постановочно выходит: приходит какой-то бывший житель не то Таллина, не то Риги прямо в посольство и начинает рассказывать про слухи о будущей войне. Да к тому же ещё и хвастается, что об это ему чуть ли не лично адъютанты Гиммлера и Риббентропа [4]. А теперь вот как оно повернулось: и Тупиков тоже про разговоры о войне пишет.
Примечание 4 – Имеется в виду шифртелеграмма полпреда СССР в Германии В.Г. Деканозова наркому иностранных дел В.М. Молотову «О возможной близости войны между СССР и Германией» от 19 апреля 1941 г. (принята в Москве 20 апреля, до военного руководства не доводилась).
– Да что они там у вас, сговорились, что ли, в Берлинском посольстве? – снова недоверчиво отреагировал Берия.
– Не знаю, – ответил Молотов, пытаясь, с одной стороны, отстоять своих подчинённых, а, с другой стороны, не беря на себя лишнюю ответственность за явно неприятное дело. – Но Деканозов и Тупиков пишут о разных источниках, сообщающих про разговоры в Германии о войне. И как бы то ни было, если это неправда, и немцы специально наше посольство дезинформацией пичкают, я никак не могу взять в толк, зачем им это надо.
– Так, может быть, это не немцы, а англичане те же, – настаивал на своём Берия.
– Брось, Лаврентий, откуда у англичан сейчас столько ходоков в наше посольство в Берлине? Если и остался кто из агентуры, то сидят ниже травы, тише воды, а не в советское посольство пачками ходят, – парировал Молотов.
– В любом случае, ничего хорошего всё это не предвещает, – вступился Маленков, – Если в Германии и правда массово ходят слухи о начале войны с нами, значит, дело это у них уже решённое и приготовления у них уже в завершающей стадии. Иначе откуда такому количеству обывателей знать о новой войне. Если же специально наше посольство дезинформацией обкладывают, то тоже ничего хорошего. Хотя бы потому, что совершенно не ясно чего они этим добиваются. Спровоцировать нас и обеспечить себе легитимный повод для начала войны?
– Может быть, всё дело в ультиматуме этом? – предположил Молотов.
– Каком ультиматуме? Кто, что и от кого требует? – спросил Калинин.
– Да уже от нескольких человек, причём из разных стран, приходили сообщения о том, что Германия якобы предъявит нам ультиматум, в котором потребует отдать ей Украину, – пояснил Молотов. – Может быть, они специально нашим посольским лапшу на уши вешают про эти «разговоры о войне» ради того, чтобы показать решимость Германии. Мол, смотрите, не отдадите Украину по-хорошему, мы её силой заберём.
– Чушь это всё про ультиматум, – внезапно вставил до этого внимательно слушавший гостей Сталин. – Не дураки они, и прекрасно понимают, что Украину мы им просто так не отдадим, а драться за неё будем. А, стало быть, раз всё равно воевать за украинский хлеб и уголь, то на кой им нас этим ультиматумом предупреждать? Понимают же, что как только ультиматум этот выставят, мы сразу войска стягивать начнём. Зачем им это надо?
– Так, если ультиматум по Украине – это деза, то, может быть, они специально ею хотят нас заставить войска на южное направление перебрасывать, а сами севернее – из Восточной Пруссии по нам ударят? – предположил Ворошилов, вспомнив оценки планов Германии, которые давал Б.М. Шапошников.
– Пока нет никакой ясности, где Германия может нанести основной удар, – отреагировал Жуков. – По данным нашей разведки, германские силы, сосредоточенные против наших войск севернее и южнее Полесья, более или менее равны. В том числе по числу танковых дивизий. Сейчас всё зависит от того, куда они направят группировку, освободившуюся на Балканах. Но пока логично предположить, что до наших юго-западных границ у неё путь короче.
– Быть может, они как раз без войны Украину забрать хотят? – предположил Берия. – Увязли в войне с Англией по самое горло, оголодали, вот на нашу Украину рот и разинули, а силёнок забрать не хватает. Вот нас на испуг этим ультиматумом и берут, чтобы мы сами по добру по здорову отдали.
– Их ультиматумов Польша не испугалась и не разрешила дорогу в Восточную Пруссию строить, а мы, значит, им целую Украину за просто так отдадим?! Что, мы хуже Польши, что ли? – возмутился Булганин.
– В том-то и дело, что когда Польша немцев с их ультиматумами послала куда подальше, никто ещё не знал, на что германская армия способна, – продолжал свою мысль Берия. – А теперь они рассчитывают на то, что мы испугаемся их побед и над Польшей, и над Францией. Да и Украину, может, они не всю потребуют. Зачем им, например, Донбасс? В Германии своего угля достаточно. Могут только правобережную часть потребовать. Им хлеб ведь нужен.
– Всё равно странно. Неужели они и правда думают, что мы им Украину просто так, испугавшись, отдадим? – удивлённо спросил Калинин.
– Чёрт их разберёт! – отреагировал Молотов. – Я ещё когда в минувшем ноябре беседовал с Гитлером, удивлялся тому, какими он категориями мыслит. Сам в бомбоубежище сидит под английским воздушным налётом, и сам же мне рассказывает, как он Британскую империю делить будет.
– Головокружение от побед, – резюмировал Сталин. – Мол, уж раз они Францию разбили, то мы и подавно им не ровня – испугаться их должны и отдать всё, что потребуют.
– Стало быть, как получаем ультиматум – сразу начинаем мобилизацию? – уточнил Тимошенко.
– Что-то я запутался, – признался Маленков. – Так ультиматум – это правда или деза? Не получится так, что мы ультиматума ждать будем и мобилизацию оттягивать, а они возьмут и нападут без ультиматума?
– Спроси что полегче, – ответил Молотов, отпивая из чашки давно остывший чай.
– Товарищ Сталин, – не выдержал разговоров про мобилизацию Жуков. – Как вы знаете, неделю назад Правительство утвердило наши предложения по формированию в западных военных округах специальных противотанковых артиллерийских и воздушно-десантных частей. Формироваться они должны на базе стрелковых дивизий из внутренних округов, которые сейчас уже выдвигаются в приграничные. В сложившихся условиях, полагаю, мы можем не успеть сделать из этих стрелковых соединений специальные противотанковые и тем более воздушно-десантные части. Считаю целесообразным сохранить эти дивизии в качестве стрелковых…
– Отмена ранее изданного приказа, конечно, не красит командира, – усмехнулся в усы Сталин. – Но если Генеральный штаб считает нужным оставить их в прежнем качестве, пусть так и будет. В сегодняшней обстановке это, вероятно, более верное решение.
– Товарищ Сталин, дело в том, что дивизии эти отправлены в приграничные округа в сокращенном 6-тысячном составе и без тяжёлой артиллерии, так как они планировались там к серьёзной реорганизации, – продолжал Жуков. – Однако, для того, чтобы они были полноценной боевой единицей в приграничных округах, их надо перевести на 12-тысячную организацию. По личному составу на 12-тысячный состав мы сможем перевести их хотя бы за счёт тех сборов приписного состава, о которых говорил товарищ Тимошенко. Но один лишь личный состав не решит проблему. Дивизиям для перевода на усиленный штат приграничных округов требуется автотранспорт, трактора и лошади. Сегодня нам взять их негде. В приграничных округах весть транспорт и весь конский состав уже распределён между имеющимися там дивизиями и дополнительно там взять нечего. А во внутренних округах, откуда дивизии выдвигаются, и подавно без мобилизации ни автомашин, не лошадей нет. Разрешите хотя бы для этих, уже выдвигаемых дивизий провести ограниченную мобилизацию?
– Сколько там дивизий? Подготовьте точные требования, а правительство рассмотрит вашу «ограниченную» мобилизацию.
– Товарищ Сталин, – неожиданно обратился Ворошилов. – Насколько я помню, там речь шла о десятке или о дюжине дивизий. Это немного. По автомашинам и тракторам для этих дивизий я предлагаю провести в тех округах, откуда эти дивизии посылаются, небольшую мобилизацию, которую мы сможем прикрыть якобы проверкой схемы работы мобилизационных пунктов. По разным районам соберём по десятку тракторов или грузовиков – никто и не заметит. Только надо будет изымать с запасом процентов эдак 25 – 30. А то получится как в Финскую: пришла по мобилизации техника, а там треть или четверть машин неисправна. Но вот лошадей я во внутренних округах категорически не советую мобилизовывать. Во-первых, это слишком долго. Во-вторых, слишком заметно. Если автомашины можно ночью перегнать из военкомата на вокзал и там тихо по железной дороге отправить, то с лошадьми так не получится. Слишком уж заметно как на этапе сбора в мобпункт, так и самое главное – на этапе перевозок по железной дороге. Трактора и автомашины и замаскировать на платформах можно, и вообще мало ли с какой целью мы их по стране перевозим. Новые МТС в Прибалтике создаём! А вот перевозку лошадей по железной дороге на запад иностранная агентура вскроет быстро. И что к чему поймёт тоже быстро. Ну и, в-третьих, при ограниченной мобилизации лошадей нам в армию сплавят больных и тощих! Поэтому я предлагаю вместо мобилизации лошадей во внутренних округах произвести закупку лошадей у местного населения прямо в приграничных районах. Во-первых, проводя закупки, мы сможем выбрать наиболее подходящий нам по качеству конский состав. Во-вторых, мы сократим объём железнодорожных перевозок. В-третьих, всё это дело мы сможем прикрыть тем обоснованием, что лошадей мы закупаем для строительства оборонительных сооружений, о котором противнику и без того известно. В-четвёртых, так мы сможем забрать на службу лошадей из приграничных районов, где в случае войны мобилизацию скорее всего провести не успеем. Что же касается денежных средств, то учитывая небольшое количество мобилизуемых дивизий, там должны не такие уж и большие суммы получиться.
– Хорошее предложение, товарищ Ворошилов! – буквально сияя от удовольствия отметил, раскуривая трубку, Сталин. Ему было приятно то, что столь здравую мысль высказал именно тот, которому он многие годы доверял высший военный пост, и который это доверие в последние время перестал оправдывать, подставляя тем самым в глазах окружающих и самого Сталина, – Да и со сбором тракторов якобы для создания МТС на новых территориях тоже хорошо придумано.
– Всё равно меня смущает текущее положение, товарищ Сталин, – продолжал немного раскрасневшийся от чая и не только Климент Ефремович, – Если немцы уже сосредоточили у наших границ половину своих дивизий, то оставшиеся смогут перебросить очень быстро. Как бы нам не опоздать. Тем более, что по скорости переброски войск мы немцу заметно уступаем. Понятно, что начать полноценную мобилизацию мы сейчас не можем. Но не сегодня – завтра нам придётся это делать. Надо бы подумать уже сейчас, как нам к этому лучше подготовиться? Как и чем мы можем ускорить те же перевозки войск?
– Давайте спросим нашего главного железнодорожника, – Сталин обратился к Кагановичу: – Как можно ускорить переброску войск?
– Если не прерывать текущего графика мирного времени и пускать воинские эшелоны только «факультативами», то ускориться будет трудно, товарищ Сталин. По моим сведениям, к настоящему времени на 18-ти из 54-х железных дорог, которые мы имеем в западных приграничных округах и на которые придутся наиболее интенсивные воинские перевозки, нам не хватает порядка 60% паровозов.
Кто-то за столом аж присвистнул. Каганович продолжал:
– После объявления мобилизации мы сможем осуществить перегруппировку локомотивного парка на железных дорогах европейской части СССР. Недостающие паровозы с бригадами должны поступить на Западную железную дорогу где-то с третьего дня мобилизации, т.е. одновременно с нарастанием объема воинских перевозок.
– Лихо, – резюмировал Жуков, – А 60% в штуках – это сколько?
– Порядка 200 – 250 паровозов типа «ФД», – ответил нарком путей сообщения, – Я же объяснял вам, вернее, вашим предшественникам, что идея перепрошивать на нашу колею железные дороги в Западной Белоруссии и Украине не даст нужного эффекта. Но ваши коллеги боялись потерять время на перегрузку войск с одной колеи на другую, а теперь мы вот остались у разбитого корыта: переведя западные области на «русскую» колею, мы остались без подвижного состава на этих территориях. Да и сами работы по перепрошивке, как вы знаете, сильно затянулись…
– Потерявши голову, по волосам не прячут. Обратно решение по перепрошивке западных железных дорог на нашу колею уже не отыграть, – вступил в разговор Молотов, – А паровозы можно будет взять из текущего выпуска. Подготовьте распоряжение вместе с Наркомсредмашем и Наркомтяжмашем, чтобы хоть с завтрашнего дня все вновь выпускаемые паровозы направлялись на западные железные дороги. Ну а уж где взять людей, думайте сами. В конце-концов те, кто работал на этих железных дорогах раньше, они же со сменой европейской колеи на русскую не растеряли навыки управлять паровозом-то?
Раздались приглушенные смешки.
– А как же «Лютцов»?
Все вопросительно повернулись в сторону дальнего угла стола, где сидел нарком Военно-морского Флота Кузнецов. Кто-то даже спросил: «Уж он-то тут при чём?»
– Крейсер, который мы купили у Германии недостроенным, – пояснил Николай Герасимович, – немцы должны были помочь нам его достроить, но последнее время всё затягивали поставки. Теперь, получается, крейсер так и останется недостроенным?
– Боюсь, что недостроенный крейсер – это самая малая неприятность, которая ждёт нас в случае большой войны, – тихо, почти в полголоса отозвался как будто самому себе с противоположного края стола Маленков.
***
«Как в воду глядел», – пролетело в голове у Жукова, когда Сталин указал ему на необходимость пересмотреть планы формирования новых дивизий. Сегодня, ещё перед парадом Георгий Константинович предупредил о необходимости собраться завтра с утра своим заместителям: первого заместителя начальника Генштаба по оперативным вопросам и устройству тыла генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина, второго заместителя начальника Генштаба по организационно-мобилизационным вопросам генерал-лейтенанта В.Д. Соколовского и начальника организационного управления генерал-майора Н.И. Четверикова. Договорились с Тимошенко, что Жуков берёт на себя первоочередные организационные и оперативные вопросы, а нарком займётся вопросами ускорения оборонительного строительства в приграничных округах. Соответственно Тимошенко вызвал заместителя наркома обороны по строительству укрепленных районов маршала Б.М. Шапошникова, начальника отдела укрепленных районов Генштаба генерал-майора Ширяева, а для выяснения текущего положения со строительством аэродромов – ещё и начальника Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта авиации П.Ф. Жигарева.
Теперь выяснилось, что Жукову надо было вызвать и начальника Главного Автобронетанкового управления генерал-лейтенанта танковых войск Я.Н. Федоренко. Опять же ни к селу, ни к городу всплыли в голове воспоминания о том январском вечере, когда его назначили начальником Генерального штаба Красной Армии, и о первых рабочих днях в Генштабе. Всю зиму, по сути, еще с 1940 года, Генштаб верстал новую версию мобилизационного плана, предусматривавшую увеличение числа как стрелковых, так и танковых соединений. Под влиянием речи Сталина, особенно той части, где в адрес попытавшегося увильнуть от прямого ответа Кулика было заявлено, что дело военных – это сказать правительству, сколько надо армии танков, а уж где взять столько танков – это дело правительства, Жуков включил в свой вариант мобплана количество механизированных корпусов, соответствующее высказанным на том совещании пожеланиям командующих военных округов. Ну, может быть, самую малость урезал аппетиты наиболее рьяных. Полученный результат – два десятка только новых мехкорпусов – существенно превосходил версию прежнего начальника Генштаба генерала армии К.А. Мерецкова. При нём в январе 1941-го правительству была подано предложение сформировать дополнительно лишь пять новых мехкорпусов. Одобрив эту заявку, руководство страны, тем не менее, требовало от Генштаба нового мобплана, и снятие Мерецкова с должности НГШ рассматривалось Жуковым в том числе и как следствие неверной оценки Мерецковым требуемых масштабов механизации армии. Утверждение правительством новой версии мобплана, составленной Жуковым, подкрепило не только уверенность в собственной правоте, но и в том, что на реализацию столь масштабных преобразований у страны и армии достаточно и возможностей, и времени. Теперь же выходило, что более правильным был как раз подход Мерецкова… «Век живи – век учись. И никогда не пори горячку», – резюмировал сам для себя Жуков.
