Александр Росляков «Вий, последняя гастроль»
Украинский хутор. Богатая изба сотника Порошенки. Посреди – панночка в нарядных оранжевых, желтых и синих лентах лежит в гробу на столе. Над ней стоит сам Порошенко с мрачной миной на лице:
– Эх, знать бы, кто тебя, мою голубоньку, угробил! Ну не я же! Отеческого дал ремня – так для порядку, чтоб не гуляла до утра, жизни лишать и в мыслях не было! Вон и соседи только одобряли!.. Одно знаю, отпевать себя завещала ты москалю Путину. Срам-то какой! Ну, спуталась бы с ляхом, еще лучше с немчином – народ с почтенным прошлым! Да хоть бы и с жидом, с турчином, с черномазым даже – но не с москалем же! Сама же распевала с добрыми хлопцами: «Москаляку на гиляку!»…
Подле избы голосят бабы во главе с косистой Тимошенкой:
– Панночка помэрла! Панночка помэрла!
Яценюк, слезая с арбы, в которой привезли Путина:
– Шо, уже помэрла?
– Так уже… А ты москаляку подогнал? Веди к пану Порошенке!
Порошенко Путину:
– Ну, говори, что у тебя с ней было?
– Ничего и не было…
– Брешешь!
– Да не сойти с этого места! – Пробует сойти, не получается.
– Ну, это пусть соседский европейский суд решит. Там судьи добрые: было, не было, найдут – и на кого надо повесят. А тебе сейчас – три ночи отпевать панночку по ее воле. Исправишь службу, осыплю червонцами, которые должен тебе за газ. А нет – такой устрою карачун через соседей, весь твой импорт оборвут!
– Ну, весь Китай не даст. Да и не по этой я, пан Порошенко, части. За здравие певал, за модернизацию, за борьбу с коррупцией. А за упокой – это лучше к Меркель: сама страшна, как смерть – и панночку в лучшем виде отпоет! А то еще у вас где-то болтается Саакашвили, ему один черт делать нечего…
– Сказал, ты – значит, ты! Горилки вмажь – и в церковь!
Путин заходит в старую церковь, куда уже перенесли панночку:
– Черт, надо ж было так с ней вляпаться! Сама подложилась и Крым с себя сняла – а теперь за минутную слабость отдувайся! – Обходит ее, принюхиваясь: – И не смердит еще, вся как живая! Ее б реанимировать – и пользовать еще и пользовать! А они – отпевать! Ну да сказал, как говорится, доктор в морг, значит в морг! – Становится за аналой, зажигалкой от Газпрома зажигает свечку и, косясь на покойную, читает требник. – Э, да она вроде глазами шевелит! Свят, свят!..
Панночка:
– Сволочь ты, Путин! Ладно Крым, это точно сама с себя сняла по пьяни. А дальше? За Донецк, Луганск пощупал, голову вскружил – и наутек!
– Да это все твои: подняли шум, соседей звать!
– А ты и испужался!
– Мне с ними воевать пока не можно, сил тех нет! Вела б себя потише, выждали б трохи – а там бы и слились. Ты ж меня знаешь, я такой человек, что своих не сдаю. Вон Сердюков – начто мразь, и его не сдал. А уж тебя бы – и подавно!
– Да знаю, знаю я. Хороший ты мужик, но – не орел!
– А где ты сейчас видела орлов? В Евросоюзе?
– Ну, это вообще стервятники. Потому и позвала отпеть меня не их, а тебя. Не смог отвоевать, изволь теперь отпевать!
Вздохнул Путин – и продолжил чтенье…
Наутро его встречают у церквушки подлетевшие на похороны Меркель, Олланд, Кэмерон – и вьющаяся рядом шваль помельче из Польши, Румынии и стран Балтии:
– Ну, как там она, отпевается?
– А вам-то что? Свели в гроб своей евроинтеграцией, а мне с ней возись!
– А что ж ты хочешь! Разделение труда!
– Да пошли вы в свою Европу! А я – отсыпаться.
Вторая ночь. Путин входит в церковь, достает ту же зажигалку, берет огарок вчерашней свечи:
– Ну Порошенко! Не пан, а чистый жид, для дочки свечки пожалел! Что ж мне, под свой газ ее отпевать?
Панночка:
– Путин, а Путин?
– Чего тебе?
– А может, пошалим?
– Ага! И одного раза хватило! Тебе хорошо, помэрла – и ни забот, ни хлопот! А мне еще Россию поднимать, газопровод в Китай тянуть! Видишь, – показывает огарок, – отцу твоему на тебя и свечки жалко!
– Да не отец он мне, отчим. А своего отца я и не знаю. То говорили люди, будто он румын, то поляк, то литовец. То – вообще нечистый… Путин, а Путин! Ты пожалей меня, такую беспризорную! У тебя душонка хоть какая-никакая, а тем европейцам кроме моего приданного и не надо было ничего!
– Чего ж ты хочешь, политика! Вот и не лезла б в нее! И я политик, поневоле душу истреблять приходится. Меня клянут за это, а не смыслят, что душа и политика – две вещи несовместные! Один раз пожалел кого-то – и пропал!.. К тому же я теперь свободный, вот свою бывшую пристрою – и самому можно о свадебке подумать!
– Ах ты кобель! Думаешь, тебе твой грех так с рук сойдет?
– Еще не то сходило! У меня дома такой есть патриарх, любой мой грех отмолит! Ну, и оставим эти разговоры, отпевать – так отпевать!
Раскрывает требник и бубнит заупокойную молитву.
Вдруг раздается скрип, кряхтенье, панночка выбирается из гроба и, разводя, как сослепу, руками, ищет Путина:
– Где же ты, милый, суженый!
Он достает мел, чертит вокруг себя круг и крестит его. Она натыкается на эту невидимую стену – и не может сквозь нее пройти.
– Вот что крест животворящий делает! Домой приеду, непременно патриарху расскажу! И награжу!
Ночь третья. Путин заходит в храм навеселе, становится за аналой, вытирая рукой губы:
– А знатная, ей Богу, у пана горилка! Можно будет и в наши сети взять – ну, не за так, конечно. И сам он не такая морда, как сперва намалевался. Посидели с ним, покалякали – ну да, торгаш, а кто сегодня не торгаш? Кто мать родную не продаст, тем паче падчерицу! – Зажигает свою зажигалку: – Вот это вещь! Молодец Миллер, вернусь, и его пожалую. Хорошую рекламу можно снять: «Российский газ рассеет любой мрак!» Ну да ближе к делу. Две ночи отстоял – и третью, даст Бог, отстою. – Начинает чтенье, прерывается. – А что это усопшая нынче помалкивает? Впрочем так оно и лучше, без шуму и пыли…
Вдруг порыв ветра гасит зажигалку. Путин хочет ее зажечь, но только искрит кремень, огонь не вспыхивает. Вспыхивает синий свет, в нем панночка стоит в гробу с факелом в руке в позе статуи Свободы:
– Вот настоящий свет! И это – свет свободы!
– Что еще за реклама? Columbia Pictures? Warner Brothers? Что-то не узнаю вас в гриме!
– Так узнай! Я – смерть твоя! И марш в мой гроб!
– Ты спятила? Это купе на одного!
– Не спятила, а пидманула, пидвела! Все было подстроено, чтобы завлечь тебя сюда, а потом вместо меня отпеть и закопать! Попался, Путин!
– Да ты ведьма! Но Путина не закопаешь! – Быстро чертит опять свой круг, истово крестя его. – Путин еще сам всех закопает!
Панночка летит к нему, растопырив руки, но снова натыкается на невидимую стену.
– Ах так! Ну, погоди! Вурдалаки мои, лешие, кикиморы, ко мне! Найдите его и спалите!
Сквозь стены лезут Меркель, Олланд, Кэмерон – и вьющаяся подле шваль помельче из Польши, Румынии и стран Балтии. Но тоже слепо тычутся в невидимый барьер, и тогда панночка им:
– Приведите Вия! Ступайте за Вием!
И тут настала тишина в церкви; послышалось вдали волчье завыванье; и скоро раздались тяжелые шаги. Взглянув искоса, увидел Путин, что ведут какого-то высокого, худого человека. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки его опущены были до самой земли. Его подвели и поставили к тому месту, где застыл Путин.
– Подымите мне веки! – сказал подземным голосом Вий, и все сонмище кинулось подымать ему веки.
– Вот он! – закричал Вий, уставив на Путина железный палец. – Бейте, клюйте, пейте его кровь, экономически и политически терзайте!
И все, сколько было в церкви нечисти, накинулись на Путина. Бездыханный рухнул он на землю, и последними его словами были:
– Так вот какой без грима ты, Обама!
И в этот миг раздался петуший крик. Испуганные гады кинулись кто куда, в окна и двери, но не тут-то было: так и остались они там, попадав на пол, сраженные губительным для них рассветом.
Путин встал, отряхнулся и вышел из церкви. На выходе его уже ждали Бортников, Бастрыкин, Миллер и наряд спецназа.
Бортников:
– Ну как все прошло, Владимир Владимирович?
– Да хорошо, все по сценарию. Теперь давайте эту нечисть выводить.
Бортников взял рупор:
– Всем выходить по одному, оружие бросать на землю!
Выходят Меркель, Олланд, Кэмерон – и та шваль помельче из Польши, Румынии и стран Балтии, бросая к ногам Путина их клеветнические измышления. Их тут же садят в Аэрбас, а мелочь в «кукурузники» – и отправляют восвояси.
После чего рупор берет Путин:
– А теперь Обама! Я сказал, Обама!
Пригнувшись и заслоняя рукой лицо от телекамер, выходит Обама.
– Ну что, попался, мой черный человек?
Обаму садят в его Боинг и отправляют в США.
Последней выходит панночка, срывая с себя оранжевые, желтые и голубые ленты и вытирая салфеткой грим с лица. Подходит к Путину:
– Майор ФСБ Панночкина ваше задание выполнила!
– Молодец, Панночина!
– Служу Отечеству!
– Дай расцелую!
Путин целует ее в губы, телекамеры деликатно отворачиваются…
Сотрудники выносят из церкви аппаратуру: скрытные микрофоны, телекамеры, провода. Сановники идут к их машинам, Путин:
– А вас, Миллер, попрошу остаться!
– Слушаюсь!
– Ну как, реклама с зажигалкой от Газпрома хорошо снялась?
– Не то слово! Будет бомба на рекламном рынке. Китайские товарищи останутся довольны.
Конец фильма
