В продолжение темы, поднятой в статье "Народный полководец. Рыцари революции", решил выложить ещё один материал о В.И. Чапаеве. Возможно, он в отличие от предыдущего не покажется коллегам "елейной агиткой".
Холоден Урал в сентябре, очень холоден, далек левый берег, течение сильное… не переплыть. Пробовали – подтвердилось: нереально, гибельно. Тем более с несколькими ранениями. Тем более что на берегу показались белоказаки подхорунжего Белоножкина, посланные за Чапаем и преследующие от Лбищенска. А в самом Лбищенске уже расположился двухтысячный корпус полковника Бородина – спешно рубит и расстреливает ошеломленных красноармейцев, зачищает городок. Разгромлен чапаевский штаб, в плен не берут, и подмоги не будет… У Белоножкина приказ: взять Чапаева живым. За голову начдива обещано 25 тысяч золотом – фантастическая сумма. Однако Бородин приказал: не голову, а живым! Для острастки и в назидание красным. Для того и затеяли белые лбищенский рейд. Дороже любого золота герою Первой мировой Николаю Бородину казачья честь, родная яицкая земля… И ведь поймали почти, окружили дом, схватили кого-то. Но Чапай выпрыгнул в окно и с сотней красноармейцев отошел к реке. Только и успел Белоножкин ранить его в руку.
Врешь, не возьмешь! Чапаев остановил панику, организовал оборону, поливает пулемет по белоказакам… До рассвета продержались, но силы неравны, белые уже артиллерию подтянули, положение безнадежно. Выход один – уходить за реку. Но отвернулась удача от Чапая. Пожалуй, впервые за все время отвернулась. Истекает кровью – ранен в руку, в голову, в живот. Сознание уходит… жизнь медленно уходит из него.
Врешь, не возьмешь! Не должен командир попасть в руки белых. Пока остальные еще отстреливались, два бойца подобрали валявшиеся на берегу доски, наспех соорудили подобие плота и с раненым Чапаем начали форсировать Урал… Вот он, берег, удалось уйти. Но чуда не произошло: умер Чапаев. Красноармейцы руками вырыли в песке могилу, похоронили командира, прикрыли камышом, чтобы враги не обнаружили, не надругались над мертвым Чапаем.
Народ должен знать своих героев, и он знает. Только так уж повелось, что ему лучше известны обстоятельства гибели героев, нежели их рождения. И неудивительно: кто же заранее может увидеть в малютке, родившемся семимесячным и ставшем шестым ребенком в скромной крестьянской семье, будущего кавалера трех Георгиевских крестов и Георгиевской медали и в дальнейшем отважного и талантливейшего красного военачальника?
Когда мальчик подрос, отец Иван Степанович и мама Екатерина Семеновна отдали его в церковноприходскую школу, которую опекал зажиточный двоюродный дядька Васеньки. И не то чтобы родители были набожны, просто место священника или мелкого чиновника для сына было тогда пределом мечтаний во многих семьях. Правда, вскоре отец, работавший плотником, от этой затеи отказался и взял сына к себе в подмастерья. Артель Чапаевых была в округе известна и уважаема, и Васе нравилась его работа. Он тогда еще и думать не мог, что возводимые артелью деревенские церкви со временем будут варварски разрушаться его сотоварищами по партии… Да и трудно было представить Васю Чапаева в рясе – по натуре он был сорвиголова, заводила, выдумщик. И еще, как вспоминали односельчане, его отличало пронзительное чувство справедливости. Возможно, это чувство в 1917-м и приведет его в ряды большевиков. А дальше – в 1919-м, в возрасте всего 32 лет – в несохранившуюся могилу на азиатском берегу Урала.
В 1908 году Василий ушел в армию, но через год демобилизовался, продолжал работать плотником, женился на юной красавице Пелагее. Она подарила ему первенца Александра. А затем – Клавдию и Аркадия. Жить бы да радоваться. Собственно, жили да радовались, но началась Первая мировая, Василия призвали на фронт. Он проявил себя храбрым и умелым, быстро дослужился до унтер-офицера. Так начиналась его командирская карьера. Уже тогда слагались легенды о его отваге, находчивости и справедливости. О его фантастической удачливости. Он старался беречь своих бойцов, решать задачи с наименьшими потерями, и это удавалось. Солдаты его любили, верили в его удачу и подчинялись беспрекословно.
Чапаев воевал в Галиции, получая первую воинскую славу и Георгиевские кресты. В это же самое время в составе 6-го Заамурского конного полка воевал «с германцем» ротмистр Николай Бородин, за отличие в боях был награжден золотым оружием «За храбрость». Оба сражались за родину, но когда выдохлась Первая мировая и началась Гражданская, они выбрали разные пути: Василий Иванович стал защищать родную землю от белых, Николай Николаевич – от красных. И оба погибли в одном и том же месте, в один и тот же день – в станице Лбищенской, 5-го сентября. Чапаев был смертельно ранен в бою с белоказаками. А Бородина, объезжавшего городок после зачистки, застрелил чудом уцелевший красноармеец. И те, кто употребляет выражение «изменить свою судьбу», не понимают значение слова «судьба»…
А после первого ранения Василий приехал в отпуск домой… к остывшему очагу. Воюя, Чапаев отправлял домой все свое немаленькое жалованье, однако молодая жена влюбилась и ушла от него к соседу, бросив троих детей. Удрученный Василий вернулся на фронт досрочно. В конце 1916 года снова был ранен и, имея звание подпрапорщика и трех Святых Георгиев на груди, отправлен в госпиталь, где и находился до Февральской революции. Прежде чем окунуться в борьбу за свободу, Василий Иванович отправился к вдове своего фронтового друга. Тот умер у Чапаева на руках, и он поклялся позаботиться о его жене и дочерях. А она… тоже Пелагея… вдруг предложила пожениться. Согласился, и Пелагея с детьми переехала жить к Чапаевым. Но семейная жизнь, тут забежим вперед, не была сильным местом легендарного начдива: и вторая Пелагея ушла от него – к «тыловой крысе»: простой женщине хотелось простого счастья.
В октябре 1917-го Чапаев примкнул к большевикам, вступил в партию, проявил себя блестящим организатором и командиром. Как и прежде, солдаты любили его, охотно шли за ним. Бывали случаи, что еще не определившаяся солдатская вольница принимала сторону красных, когда Чапаев призывал «идти на защиту Советов». В Николаевском уезде Саратовской губернии он создал 14 отрядов Красной гвардии, которые поначалу занимались подавлением антиреволюционных мятежей местного значения, а потом участвовали в походе против войск генерала Каледина. Именно из этих отрядов в мае 1918-го была сформирована бригада под командованием Чапаева, получившая приказ в составе 4-й армии Восточного фронта освободить Николаевск от казаков и белочехов. Волею судеб части красных оказались на грани разгрома, командир армии деморализован, и Чапаеву на время пришлось стать командармом. Он сумел осуществить отход, вывести армию из плотного кольца и нанести победный удар по врагам… Вскоре николаевская бригада стала дивизией, а Чапаев – ее командиром. Причем комдивом его выбрали сами бойцы – в нарушение декрета Совнаркома об отмене выборов командного состава. Бездарный, по мнению бойцов, командир был отстранен от должности, а Чапаев, подчиняясь требованию красноармейцев, дивизию возглавил. Разумеется, он доложил об этих событиях в штаб, где руководящие товарищи изрядно, как принято говорить теперь, напряглись. И поступили по-большевистски хитро, ответив двумя телеграммами. В одной сообщалось, что штаб не признает Чапаева командиром, так как он «не имеет должной подготовки и не выполняет боевых приказов в точности». Другая телеграмма предписывала новоиспеченному начдиву разгромить самарскую группировку белых войск, в три раза превосходившую чапаевскую дивизию. Штабные бюрократы полагали, что Чапаев спасует и откажется выполнить приказ. Но Василий Иванович разработал блестящую военную операцию и наголову разбил врага. После этого в штабе надолго притихли.
Как поется в песне, «шла дивизия вперед…» – с максимальными успехами и с минимальными потерями. Наводя страх на противника и… на красных руководящих товарищей. Чапай был отважным и инициативным командиром, таких боготворят подчиненные, но недолюбливают процветающие бездарности наверху, объявляют их строптивыми и вредными для общего дела. Первая попытка удалить Чапаева от дел была предпринята в ноябре 1918-го: его отозвали с фронта и направили на обучение в Академию Генерального штаба РККА. Академия – дело нужное, но получается, что при дефиците командирских кадров на фронте Чапай без войска был милее бюрократам от революции, нежели «впереди на лихом коне». Они в свободное от борьбы за освобождение трудящихся время преследовали свои интересы, решали какие-то свои задачи, делили власть и славу, кроили будущее страны кто во что горазд.
Чапаев вытерпел-высидел в академии только год, попросился на фронт, принял командование 25-й стрелковой дивизией. Она сыграла ключевую роль в контрнаступлении Красной армии на колчаковцев. За храбрость и блестящее руководство дивизией Чапаев был награжден орденом Красного Знамени.
В штабе дивизии у командира были персональный самолет (для военных целей, разумеется), несколько автомобилей. Так что на коня Василий Иванович садился нечасто. А уж шашкой точно не махал – мешала простреленная в Первую мировую рука. Да и не надчивское это дело – скакать впереди войска на горячем коне.
Герой становится легендарным, когда в его биографии есть белые пятна и каждому угодно «заштриховать» их по своему усмотрению. Существовала красноармейская легенда, согласно которой Чапай не погиб, а, переплыв Урал, спасся и явился в штаб 4-й армии пред ясные очи командарма Фрунзе, дескать, вот он я, готов служить трудовому народу. На что Фрунзе только и смог вымолвить: «Как служить?! Мы же тебя уже похоронили!». И якобы пришлось Василию Ивановичу зашифроваться и провести остаток дней до глубокой старости в полной изоляции. Это, понятное дело, романтическая выдумка, да и Фрунзе осенью 1919-го уже не был командующим 4-й армией. Тогда уж возможно и такое ответвление данной легенды: пусть не к Фрунзе, а к командарму Лазаревичу явился бы Чапай и спросил: «Как же ты, Владимир Саламанович, «крыса штабная», объяснишь, что, наступая по твоему приказу на Лбищенск, я не получал подкрепления и боеприпасов, топлива и разведданных, хотя просил о них в донесениях? А ведь дивизия полторы тысячи бойцов потеряла и три тысячи лошадей – орудия не на чем перевозить, кавалеристам в пешем строю воевать приходится… Как же это твои авиаторы не заметили окрест Лбищенска две тысячи белоказаков?! почему они в ходе боя к белым перелетели? Да и вообще, как Бородин узнал, где я расположу штаб дивизии и кто ночью снял караульные посты?»… И не было бы ответов на эти вопросы, остались бы только предположения… Хотя с такими вопросами прямой путь под трибунал, хрен редьки не слаще…
Официальной легендой стал фильм братьев Васильевых. Они хотели «сделать красиво», показав в кино настоящих однополчан Чапаева, реально существующих командиров. Однако сценаристу всех времен и народов эта идея не понравилась, и он повелел более выпуклыми сделать образы Фурманова, Петьки, Анки и самого Чапаева. Этот фильм, хоть и вошел в сотню лучших за всю историю кинематографа, породил великое множество беззлобных, а все-таки анекдотов. Романтичной легенды из него не получилось. Детям Василия Ивановича фильм не понравился – в нем многое не соответствовало действительности, придуманный образ начдива далек от личности Чапаева и даже в чем-то принижает ее.
…Работая подмастерьем, юный Чапаев однажды упал со строительных лесов, с 15-метровой высоты. Сжал зубы от боли, но виду не подал, встал, отряхнулся… Дед Степан Гаврилович только и выдохнул: «Ну, Васька, ты у нас живуч!».
Большинству из нас, воспитанных по причесанным советским учебникам, всегда хотелось, чтобы Чапаев не погиб и переплыл Урал. И это желание было не от пропаганды, а от души. Наверняка противоположные чувства испытывают те, кто прежде молчал, а с открытием информационного ящика Пандоры вдруг прозрел и резко «побелел». Это, наоборот, не от души, а от пропаганды. Но ничего уже не изменишь. А эти противоположные желания и чувства, увы, есть бесконечное эхо трагедии, обрушившейся на Россию сто лет назад.
Дмитрий Орлов
Источник: http://vpk-news.ru/articles/35114
