Воздушный экспресс

© «Техника Молодежи» №6, 1949 год

В затемненном салоне воздушного экспресса торопливо стрекотал киноаппарат. На небольшом экране мелькали кадры новой кинокомедии. Взрывы смеха то и депо раздавались в зале.

На одном из крайних мест сидел высокий человек в белом, костюме. Он мало интересовался кинофильмом. В поведении его чувствовалась настороженность. Он словно прислушивался к чему-то. Почти неуловимое изменение тона в гуле двигателей заставило его подняться с места. Он шагнул в темноту и вышел из салона.

На столике, в стеклянной бутоньерке, три розы — единственное яркое пятно в скромной по своим тонам каюте. Рядом глобус, обвитый блестящей полоской металла, идущей через оба полюса, начатой и завершенной в красной точке— Москве. Выше глобуса портрет улыбающегося Валерия Чкалова…

Человек в белом подошел к пульту с многочисленными циферблатами приборов, экранами телевизоров и радиолокаторов.

…Первый взгляд на линию маршрута и часы.

Рубиновая звездочка на зрительном индикаторе, указывающая местонахождение самолета, заметно ползла с запада на восток вдоль сибирской реки.

Трое часов показывали одновременно разное время — московское, владивостокское и местное… А вот и диаграммы, отражающие работу двигателей. В самом деле, один из дизелей работает ненормально: перегрев и повышенный расход горючего.

Сняв телефонную трубку, человек в белом костюме нажал кнопку автоматической телефонной станции. В трубке послышался голос:

— Не беспокойтесь, товарищ командир. Все будет в порядке… Родченко здесь. Неполадку найдем!

Повесив трубку, человек откинулся в кресло, ощутив усталость, накопившуюся за долгий трудовой день.

В этот хлопотливый и знаменательный день конструктор Киреев проснулся очень рано. Через открытую балконную дверь ярко светило июньское солнце. Спать не хотелось, и Киреев вскочил с постели. Вдыхая свежий речной воздух, он с удовольствием любовался раскинувшейся панорамой.

Перед ним расстилалось широкое Московское море. Водное зеркало лишь изредка покрывалось полосками ряби. Где-то вдали скользила одинокая яхта. Ее паруса, просвечивая на солнце, казались золотыми.

«Ветерок вдоль акватория, — подумал Киреев, — будет где разбежаться перед взлетом!»

Высокий, с серебряной шапкой волос и загорелым лицом, он казался сейчас значительно моложе своих пятидесяти пяти лет.

Завтракая в своем номере в гостинице Северного аэропорта, Киреев включил радио. Первые же слова диктора заставили его насторожиться:

— …отправление первого дальневосточного воздушного экспресса, — говорил диктор, — состоится сегодня, в шесть часов вечера. Впервые в истории воздушного транспорта самолет возьмет на борт столько же пассажиров, сколько перевозит транссибирский экспресс Москва — Владивосток…

— В первом рейсе, — продолжал диктор, — участвует сам конструктор нового самолета — известный деятель науки и техники Николай Николаевич Киреев. Вчера мы записали на пленку его беседу с нашим сотрудником. Внимание, включаем запись.

Киреев с невольной улыбкой слушал передачу, удивляясь чужому звучанию своего собственного голоса:

— …Мысль построить этот самолет явилась у меня до Отечественной войны. В дни войны мне пришлось работать над военными самолетами, громившими далекие тылы врага. Сразу же после окончания войны я приступил к разработке проекта транспортного самолета.

В работе над проектом этого гиганта меня вдохновляли славные традиции русских конструкторов, создавших первые в мире многомоторные воздушные корабли. Одним из наиболее совершенных типов подобного корабля был самолет-гигант «Святогор». Задумав построить «Святогор», Василий Адрианович Слесарев смело заявил в 1912 году: «Настало время пустить в воздух летающие вагоны».

Перефразируя замечательные слова Слесарева, я мысленно сказал себе: «А теперь пришло время пустить в воздух воздушные поезда!» 

Андрей Петрович Родченко был, пожалуй, одной из центральных фигур киреевского коллектива. Бывший беспризорник, взятый на воспитание Киреевым, он окончил среднюю школу, а затем авиационный институт. Специализировавшись в области дизелестроения. он создал небывало экономичный дизель «Р-12», мощностью свыше 4 тысяч лошадиных сил. Четыре таких двигателя были установлены на гигантском самолете Киреева. Они размещались в передней кромке центральной части монопланного крыла. Это была двухфюзеляжная лодка, присоединенная к центроплану и огромному крылу. Первый этаж ее — трюм — предназначался под груз. В передних отсеках трюма размещалась шкиперская — такая же, как и на обычном корабле: с канатами, ведрами, якорями. Во втором этаже находились салон и спальные каюты, оборудованные каждая двумя удобными постелями. В киреевском воздушном экспрессе каждый пассажир имел достаточно воздуха, света, тепла и пространства, а в добавление к этим благам мог пойти в ресторан и даже принять ванну в полете. Наконец третий этаж внутри центроплана состоял из большого зала-салона, по бокам которого размещались каюты для экипажа. В передней кромке крыла, между центральными моторами, находилась «святая святых» воздушного корабля — центральный пульт управления. Причиной утреннего вызова в аэропорт явилось непредвиденное обстоятельство. Прибыло двадцать тонн груза государственной важности для одной из дальневосточных новостроек. Груз подлежал немедленной отправке.

—  Сколько занято мест? — спросил у диспетчера Киреев.

— Девяносто шесть спальных и сто пятьдесят четыре сидячих места.

— Учтем экипаж. Всего на самолете будет двести шестьдесят пять человек. Итак, мы имеем следующую нагрузку — считайте: двести шестьдесят пять помножаем на девяносто — сколько?

— Двадцать три тонны восемьсот пятьдесят килограммов, — быстро подсчитал диспетчер.

— Так. Это вес пассажиров и экипажа. Теперь горючее. Считаем сто граммов на лошадиную силу в час, умножаем на шестнадцать тысяч сил… Это в час тысяча шестьсот килограммов. Помножаем тысячу шестьсот на десять часов… шестнадцать тысяч килограммов. Всего получается?

— Тридцать девять тонн, восемьсот пятьдесят килограммов.

— Следовательно, в нашем распоряжении остается двадцать одна тонна и сто пятьдесят килограммов… Значит, можно погрузить все двадцать тони, — решил Киреев вставая.

Диспетчер почтительно проводил конструктора до выхода из здания управления.

У берега показалась «крыша» его самолета-гиганта, стоявшего в сухом доке.

У самолета Киреева встретил Соколовский, тоже одетый в белый комбинезон (такова форма экипажа). Он отрапортовал, слегка прикоснувшись пальцами правой руки к позолоте козырька фуражки:

— Все в порядке, товарищ командир. Вот только… — Соколовский замялся. — Не много ли груза берем?

— Гарантийная тонна еще остается.

— Нет, Николай Николаевич, только полтонны!..

— Но почему?.. Машина взвешена?

— Да, товарищ командир.

— Сколько?

— Семьдесят тонн пятьсот килограммов.

— Что?.. На полтонны выше расчетного? — удивленно поднял брови Киреев.

Соколовский, улыбаясь, показал на один из огромных иллюминаторов третьего этажа. В иллюминаторе, словно в рамке, виднелось добродушное лицо с седыми усами, похожее на только что вынутую из печи румяную пышку. Увенчивающий этого члена экипажа белый поварской колпак без слов говорил о профессии его владельца. Это был кок воздушного корабля, известный по своим зимовкам в Арктике, непревзойденный мастер кулинарии — Флегонтыч. Заметив Киреева, Флегонтыч исчез в своем камбузе. Послышалась характерная дробь поварского ножа.

Усмехнувшись, Соколовский сказал:

— Заготовляет полуфабрикаты. Очень озабочен кормежкой такой бездны народа. Я разрешил ему остаться и на время взвешивания.

— Хорошо, но разве Флегонтыч весит полтонны?

— Конечно, нет, — отвечал Соколовский.— Он весит девяносто килограммов, да четыреста килограммов весят его продукты. Вот и объяснение излишнего веса в полтонны.

На берегу показались члены инспекторской комиссии. Поздоровавшись с Киреевым и Соколовским, они приступили к осмотру «летающей лодки», уже разъединенной с контактами — опорами весов. Члены комиссии придирчиво осмотрели подводную часть фюзеляжей, прошли по хвостовому оперению и по «крыше» левого фюзеляжа на главное крыло. Скоро они исчезли внутри корабля.

В это время док, в котором находился самолет, стал наполняться водой, постепенно поднимавшей самолет кверху. Через несколько минут уровень воды дока поднялся до уровня поверхности водного простора. К доку подошел катер-цистерна. Моторист катера специальным краном подал второму механику конец широкого шланга. Механик Фунтов соединил шланг с отверстием я носу лодки, заработал насос, защелкал счетчик, и горючее полилось в объемистые баки самолета. Надо было перекачать шестнадцать тонн очищенной нефти, на которой работали дизели.

Утренний ветерок затих. Огромное зеркало водохранилища отражало редкие облака, плывущие в голубом небе. Солнце уже близилось к зениту, стоял жаркий полдень. В шестнадцать часов самолет-гигант стоял у пристани — железобетонной платформы, на которой лежал груз с надписями: «Не кантовать!», «Осторожно!», «Хрупкое!» Механик аэропорта, забравшись в будку передвижного крана, поднимал ящики на тросах и осторожно опускал их в люк, где двое рабочих и проводники, по указанию второго пилота, укладывали их в заранее намеченный отсек. Все двадцать тонн срочного груза были приняты на борт воздушного экспресса. До отлета оставалось сорок минут, когда приехали автобусы с пассажирами. Проводники, сияя белоснежной формой, встали у дверей, ведущих внутрь лодки с правой и левой стороны самолета. Они отбирали полетные билеты, выдавая взамен карточки с указанием мест. Вежливо козыряя, они пропускали пассажиров в самолет. Удивленно осматриваясь и поражаясь размерами воздушного корабля, его нарядностью и блеском, пассажиры усаживались в кресла или размещались в каютах.

Многие из них по внутренним переходам направились в ресторан, где их встречали нарядные буфетчик и официантка.

За отдельным столом уселись артисты одного из московских театров, отправляющиеся на гастроли на Дальний Восток. Около них суетился электрик самолета — Саша Перышкип, ои же по совместительству «массовик» самолета, ведающий культурным обслуживанием пассажиров.

Пермшкин сиял: артисты согласились дать концерт для пассажиров. Кроме того, запасливый электрик имел две новые кинокартины. Развлечений для пассажиров на весь путь было вполне достаточно.

Между тем в помещении пульта управления самолетом уже собралось вое командование во главе с Киреевым. Здесь были и прибывшие в последний момент Андрей Петрович Родченко, первый пилот Соколовский, штурман Липатов, механик Морозов и главный инженер Вяткин. Стрелка часов приближалась к цифре шесть.

Лица всех стали серьезными. Предстояло совершить тяжелый взлет при полном безветрии.

Вяткин в последний раз бегло осматривал циферблаты многочисленных приборов. Рядом в отдельной каюте настраивал радиоаппаратуру Яблочков. Скоро он доложил Кирееву:

— Все в порядке, включаю диспетчера!

— Сообщите о готовности к старту!— отчетливо послышался из репродуктора голос диспетчера.

Соколовский, уже занявший свое кресло в центре помещения, ответил в микрофон:

— Давайте катер!

Пассажиры, прощавшиеся на пристани, оглядываясь на своих близких и друзей, скрывались в дверях самолета. Раздался резкий звук сирены, и проводники закрыли двери в самолет. Механик Фунтов нажатием на кнопку убрал трапы, а затем, перейдя в носовую часть самолета, передал конец троса медленно и осторожно приблизившемуся к самолету буксирному катеру. Другой конец был подан вторым пилотом Лободой через носовое отверстие второй лодки фюзеляжа.

Катер медленно забуксировал тяжелый самолет к центру гидродрома, уже очищенному от яликов и катеров.

Стоявшие на берегу люди видели, как крошечный по сравнению с гигантским самолетом катер с натугой тянул самолет.

— Ну, точь-в-точь «Слон и Моська»,— сострил кто-то из провожающих.

Стоя перед большим окном, сделанным из чистого, словно хрусталь, прозрачного плексигласа, смотрели вперед Киреев, Соколовский, штурман Липатов, Морозов…

«Вот бы ветерок сейчас!» — подумал Соколовский, поглядывая на блестящую поверхность воды, но, как назло, нигде не было заметно ни одной полоски ряби.

Высокий берег южной оконечности гидродрома приближался. Катер стал медленно поворачиваться в сторону, поворачивая одновременно и самолет. Вот уже нос самолета направлен на север. Именно в эту сторону простирается длинная ось акватория.

С шумом падают в воду тросы, втягиваемые обратно в самолет, и герметически задраиваются люки. Катер отходит в сторону и быстро убегает к пристани аэровокзала. Соколовский еще раз осматривает поверхность воды и подает команду:

— Включить дизели!

Морозов слегка передвигает свешивающиеся с потолка рычаги. Двигателей почти не слышно: все шумы на корабле поглощаются звуконепроницаемыми переборками, но каждый находящийся в самолете человек ощущает легкую дрожь. Огромные трехлопастные винты, неподвижно стоявшие перед моторами, исчезают в ослепительном блеске.

Соколовский смотрит одновременно и на зеркальную поверхность воды и на указатели приборов моторной группы. Изредка он приказывает Морозову: «Прибавить обороты правой группы», «Левой — убавить…»

Самолет точно устанавливается по линии взлета.

И Киреев командует:

— Старт!

Морозов одновременно перевел рычаги — и… «летающая лодка» помчалась, разбрасывая по сторонам пласты воды.

Скорость неуклонно растет, однако она еще недостаточна, чтобы оторвать самолет от воды. Секунды кажутся часами. Расстояние до противоположного берега быстро уменьшается…

— Дать форсаж! — командует пилот, и Морозов нажимает кнопки всех четырех рычагов.

Рев дизелей превращается в могучий гул, и шестнадцать тысяч лошадиных сил отрывают самолет от воды…

Вздох облегчения вырвался из груди Киреева.

Набрав высоту, воздушный гигант описывает круг над гидродромом. Воздушным путешественникам кажется, что это не обычный крен самолета, а сама золоченая игла высокого шпиля наклонилась, приветствуя их.

Рядом с Соколовским уже стоит штурман Липатов, он дает пилоту новый компасный курс. Соколовский кладет машину на курс, выдерживает направление и включает автопилот.

Низко под самолетом проплывают освещенные вечерним солнцем поля, луга, перелески. Вот уже и Загорск о его розовыми монастырскими стенами и золоченой главою колокольни. Проходит еще несколько минут, и впереди показывается индустриальный Александров, а вслед за ним огромное Иваново.

Самолет постепенно набирает высоту. Он пересекает Волгу на высоте 4 тысяч метров. Соколовский дает команду:

— Включить герметизацию и нагнетатели воздуха!

Через час после вылета из Москвы самолет минует город Киров, оставив его южнее. Еще через час воздушный экспресс на высоте около 6 тысяч метров миновал реку Печору. Именно здесь и проходила кратчайшая прямая, соединяющая Москву с Дальним Востоком. Далее эта прямая следовала через Уральский хребет, лесные массивы северной Сибири и снова «опускалась» к трассе Великой Сибирской железнодорожной магистрали.

Более 7 тысяч километров пути предстояло покрыть пассажирскому воздушному гиганту в течение нескольких часов. 

На центральном пункте управления находилось лишь трое людей, напряженно и внимательно следящих за ходом полета,—первый пилот Соколовский, штурман Липатов и механик Морозов. В соседней каюте сидел, ловя очередные радиограммы, радист Яблочков. Фунтов поочередно осматривал двигатели.

Управление самолетом и двигателями было полностью автоматизировано. Разумные приборы контролировали каждое уклонение самолета от курса полета, мягко перекладывая рули, устанавливая самолет на заданный курс. Такие же автоматы следили за температурой горючего, поступающего в дизели, режимом их работы, отмечая малейшие отступления от нормы.

Через три часа после вылета из Москвы самолет пересек реку Обь, розовевшую в лучах заходящего солнца. Под самолетом еще различалась однообразная щетина лесов, темнеющая глубоко внизу.

Во всех помещениях сияло электричество: самолет вошел в надвинувшуюся с востока ночь.

Автопилот сам управлял самолетом. Опасность столкновения со встречными самолетами была исключена. Специальный радиолокационный прибор не тольКО мог сигнализировать о приближении других самолетов, но и автоматически изменять курс.

Изредка проверяя истинный курс полета, Липатов включал приводный радиомаяк, ведущий самолет точно на селение Верхне-Имбатское, Убеждаясь, что все в порядке, штурман усаживался в кресло дочитывать заинтересовавшую его статью в журнале.

В это время воздушный экспресс летел над извивами реки Подкзменная Тунгуска, уклоняясь на юго-юго-восток. Вдали за мутным от облаков горизонтом вставало солнце нового дня.

Самолет по кратчайшей прямой стремился к цели, и внизу уплывали назад ночные просторы сибирской тайги.

Около двенадцати часов по московскому времени и в шесть по местному воздушный экспресс миновал ярко освещенную солнцем реку Амур.

Киреев посмотрел на экран: красная точка — самолет — рисовалась, словно рубин, вблизи от голубой поверхности озера Ханко. Владивосток был рядом.

Яркое солнце слепило глаза Соколовскому, сменившему Лободу и занявшему его место. Самолет, теряя высоту, скользил к далеким сопкам Сучана. Вот уже впереди показались Тихий океан и город-красавец, рассыпавший по холмам свои белоснежные дома.

Сделав огромный круг над городом, Соколовский повел машину к бухте Золотой Рог. Направление посадки было уже указано по радио с земли.

Едва самолет миновал первый подводный радиомаяк, как рявкнула сирена. Это значило, что высота полета в этот момент не должна была превышать ста метров. Второй сигнал, полученный от другого маяка, предложил выключить дизели. Это моментально сделал Морозов.

Вскоре гидроплан прикоснулся к воде и, поднимая огромные столбы воды, помчался по заливу. Но все медленнее и медленнее становился его бег.

К самолету быстро идет катер. Он берет самолет на буксир. Скоро гигантская машина была пришвартована у специальной пристани около здания аэровокзала. Сотни людей встречают воздушный экспресс, как встречают на вокзалах железнодорожные поезда. Репортеры газет стремятся получить интервью у Киреева и у других членов экипажа.

Не избежал общей участи и Флегонтыч, вышедший на берег без своего головного убора. Он вытирал лысину огромным зеленым платком, когда к нему подскочил дотошный репортер.

Флегонтыч с важностью покрутил седые усы и словоохотливо начал:

— Ну-с, летели мы, молодой человек, можно сказать, нормально. Первых было дано два: суп колхозный и борщ черноморский, вторых четыре… Но, позвольте, товарищ, куда же вы?..

Во Владивостоке всем предстояло немало работы. Надо было сделать визиты властям, осмотреть самолет и подготовить его к обратному рейсу. При первой возможности Вяткин, Родченко, Соколовский и Киреев направились в город.

Автомобиль, минуя Орлиную сопку, мчался по главной улице города. Слева развертывались оживленная океанскими кораблями, панорама порта и изумрудные воды Амурского залива.

Киреев внезапно обернулся к друзьям:

— Я думаю, товарищи, что недолго осталось до осуществления мечты незабвенного Валерия, нашего богатыря. На этом корабле мы совершим беспосадочный кругосветный полет без пополнения горючим в пути. После возвращения в Москву подумаем над этим как следует…