Виталий Пенской. Един в трех лицах
Интересная статья историка-медиевиста Виталия Пенского ака thor-2006.
Несколько слов за Ивана Грозного, идеального Tyrann’a и архимегазлодея – что-то вроде Бармалея из детской сказки или …
В общем, есть проблема – о ком мы все-таки ведем речь? О Иване IV, который царь и великий князь, о реальном политике 2-й половины XVI в. со всеми его достоинствами и недостатками, сыне своего времени и своего народа? Или же о некоем идеальном образе, сферическом тиране-убийце и том самом образцовом архимегазлодее, который если кровушки людской не изопьет с утра, то, считая, и день у него пропал – куда там до него легендарному Дракуле? Или же о пряничном дедушке, сочиняющем и распевающем религиозные гимны, книжнике и пр.?
Почему-то многие, кто читает мой ЖЖ, полагают, что я типа оправдываю этого архимегазлодея. Не скрою, что мне Иван симпатичен как историческая фигура. Но чем мне он симпатичен? А тем, что он персона яркая неординарная, в которой и гений, и злодейство перемешаны самым причудливым образом и совершенно неразделимы. Хорошо это или плохо? Ни то и ни другое. Еще раз подчеркну, что Васильевич был сыном своего века, века отнюдь не вегетарианского и не толерантного и тем более не политкорректного (кстати, почему я всегда против того, чтобы переносить наши с вами моральные оценки на политиков прошлого – это глупость по меньшей мере), и действовал в соответствии с теми правилами и нормами, которые были характерны для этого века (и не стоит рассказывать о том, что он де был кровав и жесток не по-детски – политика вообще дело кровавое и грязное, а те времена, пожалуй, то и в особенности).
Кстати, насчет времени – эпоха, в которую довелось жить и действовать Ивану – это «долгий XVI век», переходная эпоха от Средневековья к Новому времени, время, когда происходила ломка традиций и обычаев, сквозь которые прорастали «новины», и процесс это был чрезвычайно болезненным и кровавым. Он затронул весь континент – только в разное время. Но досталось всем, никто не ушел обиженным, ни императоры и короли, ни знать, ни прочие нобили и уж тем более ни простонародье – всем раздали по серьгам.
Но вернемся же к Васильевичу. С ним есть проблема – по заложенной давным-давно традиции оценка его деятельности строится прежде всего на том негативном нарративе, который был создан еще при жизни самого Ивана, причем преимущественно извне. Если же вести речь о продукте внутреннего потребления то я совершенно согласен с мнением Виппера о том, что у Ивана была масса хулителей-книжников, но не нашлось защитника-книжника с той лишь поправкой, что таковые защитник у царя таки есть, вот только они были неинтересны создателям и развивателям «черной легенды» об архимегазлодее. Недоволен Иваном был «политический народ», с которым у царя были принципиальные разногласия, и именно в этой среде и рождается эта легенда (Курбский – один из ее авторов, но не единственный).
Но есть и другой нарратив, благожелательный по отношению к Ивану – и когда я говорю об этом нарративе, тоя имею в первую очередь народную историческую память, которая в общем характеризует первого царя положительно – да он горяч, суров, даже жесток, о отходчив и справедлив. Одним словом, архетипичный настоящий царь, каким он и должен быть. Кстати, еще раз поставлю вопрос – почему при Тишайшем страна все время бурлила и ходила ходуном, а при Иване, когда положение и внутри, и снаружи было как бы не тяжелее, чем столетием спустя, за исключением одного случая в общем и в целом в это м отношении «бысть тишина». Уж не потому ли, что ивановы репрессии и казни затрагивали прежде всего «политический народ» и его окружение, «глубинный» же народ ивановы злоупотребления если и касались, то лишь краем – как буря, которая крушит выдающиеся деревья, а последние при падении увлекают за собой стоящие рядом малые деревца и кустарники?
И потом, если мы ведем речь о политике, так, значит, надо оценивать деятельность Ивана как политика в первую очередь. А для этого нужно обраться не к нарративу, а к документам, а актовым материалам, всмотреться в жизнь и государства, и общества. И если уж на то дело пошло, то Иван как монарх, как самодержец, несет полную ответственность (от которой он, кстати, никогда не пытался укрыться или переложить ее на чужие плечи – с того самого момента, когда его до глубины души потряс московский пожар и бунт лета 1547 г.) не только за все плохое, но и за все хорошее в том числе. Если уж считать его автократом , тогда по полной мерке, а не разделять – плохое сделал он, и хорошее – его умные советники, путавшие свою личную шерсть с государственной. Да, есть у нас опричнина с ее злоупотреблениями, есть новгородский погром, есть проигранная Баториева война и усиление гнета со стороны власти на простой народ. Но есть и Третья Казань, и Астрахань, и ликвидация крымского имперского проекта, и, как ни странно, бомба, заложенная под устои Речи Посполитой (точнее, даже две бомбы – ливонская и «русская»), и устроение земско-служилого государства (которое, кстати, сделает возможными петровские преобразования), и сотворение приказной системы, и легитимизация и встраивание в политическую систему государства земского самоуправления. И если бы у меня спросил, в какой пропорции находились в Иване злодейство и гений, то я бы сказал – 40% первого и 60% второго, а, может даже, и 35 на 65.
