0

Уолтер Джон Уильямс. Красный Элвис.

И вот он перед нами. Большой белый особняк – если ехать на юг из города по 51-му шоссе, то не заметить его трудно. Мемфисский Дворец Труда. Район, в котором он расположен, носит пафосное название Уайтхэвен, «Чистая гавань», но сам Дворец стоит напротив уродливых универсальных магазинов, лавок с запчастями для тракторов, закусочных и т.п.
     Красивый дом с высоким портиком построен из теннессийского плитняка; перед ним разбита лужайка, а позади него – флигели и хозяйственные пристройки. Зная, кто в нем жил, сложно себе представить, что этот дом был предназначен для такого человека. Куда легче представить, что в этом доме живёт какой-нибудь большой босс.
     Мы видим длинную очередь из людей, которые пришли отдать последние почести этому великому человеку. Вереница растянулась на добрый километр вдоль трассы. Из-за дверей слышны госпелы, которые исполняет негритянский хор.
     Давайте же присоединимся к этим людям, проходящим мимо гроба. Давайте вслушаемся в музыку, отдающуюся в сердце. Давайте вспомним, кем был этот человек и почему мы сюда пришли.

     Мальчик знает, что у него есть брат – точно такой же, как и он сам, только на самом деле он ангел. Они были близнецами – настоящими близнецами, поскольку у них обоих в одном и том же месте на пальцах ног были перепонки – только старший выжил, а младший родился мертвым. И мама мальчика говорит ему, что из-за этого он особенный – что еще до того, как он родился, он превратил своего брата в ангела.

     Но это не значит, что мальчик не может говорить со своим братом, когда захочет. Мама часто берет его с собой на кладбище, и они оба сидят у могилы брата, читают молитвы, поют ему песни и рассказывают обо всем, что случилось с ними со времени последнего их визита.
     Мальчику нравится кладбище. Там гораздо лучше, чем в их маленьком двухкомнатном домике в Восточном Тьюпело – где унылый ветер продувает серые фанерные стены и воет, как призрак, где вся мебель требует срочной починки, а из ведра под раковиной постоянно воняет.
     На кладбище мальчик может в любой момент говорить со своим братом и рассказать ему всё. И на кладбище всегда много цветов – наверное, кто-то их всё время приносит.
     Случилось что-то плохое – и мальчик потерял своего папу. Пришли какие-то мужчины со значками и увели его с собой. Мальчик узнает новые слова: «подделка», «арест» и, наконец, слово, просто наполненное страхом – «Парчмэн». «Парчмэн» – это то место, куда увозят папу. А посылает его туда человек по имени Орвиль Бин. Орвиль Бин – это хозяин папы.
     Мальчик кричит и плачет, и вцепляется в мамину ногу. Мужчины со значками говорят маме, что ей придется освободить дом. Мальчик всегда считал, что их дом принадлежит маме, но сейчас, оказывается, он принадлежит Орвилю Бину. И неожиданно их маленький серый домишко становится для мальчика самым лучшим местом на свете.
     Мама старается успокоить мальчика и ласково зовет его своим особым прозвищем, но мальчик безутешен. Дедушка и бабушка, приехавшие чтобы помочь маме перевезти мебель, смотрят на ревущего малыша с изумлением.
     — О, да, этот мистер Бин и впрямь жестокий человек, – замечает дедушка. – Хозяин никогда не жалеет, того, кто на него работает.
     Вечером мальчик молит своего брата о том, чтобы тот спас папу: унес бы его из тюрьмы на крыльях ангелов – но его брат почему-то не отвечает.

     * * *

     Настоящее имя мамы – Сэтнин, хотя все зовут ее Глэдис. Они с мальчиком никогда не расстаются. Она оберегает его и не дает ему делать ничего такого, чтобы могло как-то его поранить: например, прыгать в реку, нырять или играть с другими мальчиками вне её присмотра. Он спит рядом с ней каждую ночь – и поэтому ничто не способно причинить ему вред.
     Сэтнин учит его вещам, которые помогают остаться целым и невредимым. Если ты увидел черную кошку, то надо обязательно дотронуться до железа. Если на тебя кто-то наложил заклятье, то это заклятье можно сбросить с помощью амулета – мешочка из красной ткани, набитого угольной пылью и глиной, куда вложен серебряный десятицентовик. Мальчик узнает, что по большей части сны не сбываются, но некоторые все-таки сбываются, а те, что видит Сэтнин, сбываются почти всегда. Если она видит во сне что-то плохое, что должно случиться, то она отгоняет беду с помощью известного ритуала – она готовит пирожок со специальной начинкой и отдает его собаке, чтобы та унесла неудачу с собой.
     Из Парчмэна возвращается папа – и находит себе работу на военном заводе в Мемфисе, так что он бывает дома только на выходные. Все свое время мальчик проводит с мамой.
     Когда мальчик подрастает и ему приходит пора идти в школу, то Сэтнин каждое утро ведет его до школы за руку – и встречает после школы днём. Они постоянно посещают кладбище, чтобы мальчик мог говорить со своим братом, который на самом деле ангел.
     Иногда мальчику кажется, что он слышит голос брата: — Я всегда буду с тобой, — говорит его брат. – Я живу в раю и всегда буду присматривать за тобой.

     Мальчик христианин, и это хорошо, потому что, когда он умрет, он попадет в рай и увидит своего брата. Мальчик, Сэтнин и папа ходят в Церковь Ассамблеи Божьей, что в Восточном Тьюпело, и вместе поют в хоре. Настоятель церкви, преподобный Смит – добрый и тихий человек, он учит мальчика играть на гитаре и показывает ему несколько аккордов.
     В церкви мальчик, наконец, принимает крещение и раздает другим детям всё, что у него есть: свои книжки-комиксы, свои карманные деньги и даже свой велосипед. Его папа возвращает велосипед обратно, но мальчик опять отдает его друзьям. В конце концов, папа сдается и разрешает мальчику отдать его велосипед другому.
     — Это хорошо, что ты всем отдаешь свои вещи, — говорит мальчику брат. – Мы вместе будем жить в раю и будем всегда счастливы.

     Семья переезжает в Мемфис, потому что папа нашел там постоянную работу. Мальчику очень грустно оставлять своего брата одного на кладбище, но его брат говорит ему, что на самом деле он живет в раю, а не на кладбище, и он может с ним говорить всегда, когда захочет.
     Семья живет в Лодердейл Кортс, это коммунальный проект, который находится в управлении Жилищной Администрации. Все, кто живут в этих кварталах – работают. Кроме Сэтнин – она посвящает всё свое время мальчику. Папа работает на заводе «Юнайтед Пэйнт» — но он не может зарабатывать много денег, потому что тогда Жилищная Администрация потребует, чтобы семья переехала из их квартала.
     — Они никогда не позволят работающему человеку подняться, — говорит папа.
     Мальчик ходит в школу Хьюмс-Хай. Мама каждый день провожает его до школы, но теперь у мальчика есть своя постель и он спит один. Его мучают кошмары – почти каждую ночь – и он не может понять почему.
     Иногда он берёт свою гитару, садится на улице на ступеньки и поет. В этот момент соседи всегда прекращают свою работу, подходят к нему и слушают его пение. Они стоят полукругом и слушают, как заворожённые. Их реакция настолько смущает мальчика, что он теперь поёт только, когда наступает темнота – чтобы не видеть их изумленно-восхищенных взглядов.
     Мальчик смотрит на себя в зеркало. Он видит там подростка из нищей южной семьи – совсем не то, что он представляет себе в мечтах. Как-то раз Сэтнин завивает его длинные светлые волосы в красивую прическу. В другой раз он выстригает себе всё, оставляя только узкую полоску-ирокез посреди головы.
     Однажды летом мальчик идет в кино, на картину «Город за рекой», с новым актёром, которого зовут Тони Кёртис. Он в восхищении смотрит историю о пареньке из бедной рабочей семьи, который принадлежит к банде «Герцоги из Эмбоя». Этот парень носит яркие одежды и зачесывает волосы как-то по-особому. Мальчик никогда не видел никого с такой прической. У Тони Кёртиса великолепные волосы, длинные и блестящие, они зачёсаны с боков, спереди они уложены в завиток, а сзади гладко причёсаны. Он говорит на особом языке, забавном и певучем. Это очень похоже на то, как говорит брат мальчика.
     Мальчик смотрит эту картину три раза.
     На следующий день мальчик идет к дамскому парикмахеру. Он знает, что в обычной парикмахерской для мужчин ему никогда не сделают такую прическу, какую он хочет. – Сделайте мне прическу как у Тони Кёртиса, — говорит он изумленной парикмахерше. Мальчик рассказывает ей, что он хочет, и женщина поясняет, что эта прическа называется D.A. Она подстригает мальчика, но предупреждает, что его волосы слишком мягкие и светлые для того, чтобы они лежали так, как хочет мальчик. Она продает ему баночку помады для волос Royal Crown. От помады волосы мальчика становятся существенно темнее – но зато они лежат так, как хочется мальчику, и блестят на солнце.
     Мальчик знает, что единственное место, где он может найти одежду ярких цветов, находится на улице Бил-стрит. Она расположена в цветных кварталах – там, где каждую неделю убивают кого-то, а трупы потом оттаскивают, чтобы их нашли в другом месте. Мальчик нервничает – он побаивается идти туда в одиночку – но вокруг стоит светлый день и, в общем, всё выглядит достаточно спокойно. Он идет по улице, он видит цветных людей, одетых так же, как хочется и ему, в атласных ярко-зеленых или нежно-голубых куртках с отложными воротниками, задранными вверх.
     Мальчик находит то, что ему нужно в магазине братьев Лански. Блестящие черные брюки с защипами и высоким поясом и ярко-красными или ярко-желтыми лампасами и кантами. Огромные двубортные блестящие пиджаки с большими шлицами и вшитыми искрами.
     Все свои деньги мальчик тратит в магазине братьев Лански.
     Когда он в следующий раз смотрится в зеркало – ему очень нравится то, что он там видит.
     Возможно, думает он, в раю все выглядят именно так.

     * * *

     В своих кошмарах мальчик постоянно окружен толпой врагов. Они все кричат и смеются над ним. Он дерется с ними, он бьет их кулаками – и часто просыпается оттого, что его костяшки разбиты в кровь: ночью он спрыгнул с кровати и бил кулаками в стену.
     Но когда кошмары превращаются в реальность, то он не дерётся. Он не может – потому что врагов слишком много. Это самые большие и самые крутые парни в школе. Они постоянно его обзывают. Они говорят, что он одевается как ниггер-сутенёр. Они называют его «неженкой» и «слабаком», и говорят, что он «педик». Он не знает, что значит «педик», но чувствует, что это что-то плохое. Они грозятся насильно его постричь. Они каждый день пинают его и смеются – большие парни в комбинезонах и простых рубашках, под рукавами которых топорщатся мускулы. Они представляют собой тот мир, от которого мальчик стремится навсегда убежать, то, чем он быть никогда не хочет.
     В своих кошмарах он дерется с ними, дико крича. Иногда он вскакивает во сне и бежит по коридору, прежде чем успевает проснуться. Мама вешает ему на шею особый амулет – но и он не помогает. Мама говорит мальчику, что он унаследовал кошмары от папы – время от времени, и он от них страдает.
     Как-то раз парни в школе загоняют его в мужской туалет. Воздух там синий от табачного дыма. Его пинают от стенки к стенке и, наконец, один из парней, футбольный нападающий школьной команды, крепко захватывает мальчика, не давая ему дернуться. Другой парень размахивает ножницами над его головой – смеясь и угрожая постричь мальчика наголо.
     — На вашем месте, я бы этого не делал, — раздается голос откуда-то сзади. Он принадлежит одному из новичков в их школе, крупному парню с крепкой шеей спортсмена и сильным акцентом северянина. У этого парня тяжелый подбородок и странный загадочный взгляд – как будто его глаза все время чуть-чуть смотрят в разные стороны. Его зовут Шмидт, и он недавно переехал сюда из Детройта.
     — Срежете ему волосы, — говорит Шмидт, — придется тогда и меня постричь.
     Парни отпускают мальчика и отходят, бормоча что-то неразборчивое. Мальчик поправляет свою растрепанную одежду и пытается поблагодарить Шмидта за то, что тот вмешался.
     — Зови меня Леон, — говорит его новый приятель.
     Мальчик и Леон быстро становятся друзьями. Леон немного играет на гитаре и поет. Как-то раз они приходят на вечеринку. Леон поет песню Вуди Гатри, а мальчик ему аккомпанирует на гитаре. После этого мальчик берет гитару и поет песню Эдди Арнольда «Скажи мне, Молли, дорогуша». Шум смолкает и все, кто присутствует на вечеринке, слушают, как поёт мальчик. Он заканчивает выступление и передает гитару Леону.
     — Твоя очередь, — говорит он ему.
     — Э, нет, братишка, — говорит тот. – После такого я выступать точно не буду.
     Мальчик поёт целый вечер. Леон подыгрывает ему на гитаре и подпевает вторым голосом. Наступившая темнота радует мальчика – он все еще смущается того, как на него смотрят. Другие парни внимают пению в тишине – прерываясь только на аплодисменты.
     Может быть, думает мальчик, рай именно так и выглядит.

     Леон сирота. Его отец погиб после рождения сына, участвуя в забастовке против Генри Форда. Когда мать Леона вторично вышла замуж за водителя грузовика, чья компания располагалась в Мемфисе, то семья переехала на Юг.
     Мальчик слушает рассказ Леона о том, как его отца насмерть забили штрейкбрехеры. И в его голове эхом откликаются слова дедушки: – Хозяин никогда не жалеет, того, кто на него работает.
     Леон постоянно читает. У мальчика никогда еще не было друга, который бы все время читал. Авторы этих книг, с незнакомыми именами типа Стрэчи, Хильфердинг и Штернберг, наверное, пишут очень интересно.
     — Ты уже слышал Нэта Ди? – спрашивает Леон. Он настраивается на волну станции WDIA и прибавляет громкость, потому что у WDIA довольно слабый передатчик, всего лишь 250 ватт.
     Голос, который слышит мальчик, принадлежит цветному. Человек говорит настолько быстро, что едва можно разобрать слова. Ди-джей объявляет следующую песню, записанную Баккой Уайтом в тюрьме Парчмэн, в Миссисипи.
     Тюрьма Парчмэн, думает мальчик.
     То что говорит Нэт Ди понять сложно – но вот музыку мальчик понимает прекрасно.

     * * *

     Певец хватает стойку с микрофоном, как будто это его злейший враг. Он опускает ее вниз и перехватывает у самого верха, как будто сворачивает микрофону шею. Певец одет в полупрозрачную розовую рубашку и блестящий розовый пиджак с черными бархатными кантами. Тушь для ресниц и тени под глазами придают его лицу мистический оттенок. Сегодня певец выступает в концертном зале Гатор Боул, перед полуторатысячной аудиторией.
     В ту секунду, как он появляется на сцене, в зале возникает странный звук, необычный и жутковатый, от которого у некоторых зрителей бегут мурашки по коже. Это визг сотен молодых девочек, доводящих себя до исступления.
     Иногда этот визг мешает певцу слышать его группу, но он всегда может обернуться и убедиться, что они все здесь, стоят рядом, за его спиной, как стена. Леон, копирующий гитарные обработки студийного музыканта Скотти Мура; Билл Блэк, щелкающий контрабасом и ударник Ди Джей Фонтана, отстукивающий четкий ритм, на котором выстраивается вся песня.
     Наконец, микрофон побеждён. Певец, изгибаясь, опасно отклоняется назад – кажется, что он в следующую секунду потеряет равновесие и упадёт – но затем подается вперед, резко выпрыгивая. Он вздымает микрофонную стойку, подобно джазисту, размахивающему своим саксофоном. Он вращает тазом и вихляет бедрами перед зрителями – и кусок резинового шланга, специально засунутого в брюки, отчетливо проступает сквозь ткань.
     Вопли девочек сливаются в какофонию, заглушающую всё вокруг. Кордон из полиции штата, выставленный перед сценой, пытается отразить натиск девичьих орд. По всему Югу старшее поколение плюётся от возмущения и осуждает поведение певца, как непристойное.
     Невероятно, но выступление певца – это всего лишь «разогрев» аудитории перед концертом Хэнка Сноу. Но другие певцы, как например Сёстры Дэвис или Братья Уилбурн уже начинают жаловаться, что после певца они уже выступать не могут. Поэтому певца обычно ставят последним, перед самым антрактом.
     После перерыва, звезды концерта Слим Уитман и Хэнк Сноу пытаются привести разбушевавшийся зал в порядок. Иногда им это даже удается.
     Певца до сих пор мучают кошмары по ночам. Сэтнин убеждает его нанять на работу кузенов Джина и Джуниора Смитов – к тому же они могут спать в одной комнате с ним, и, в случае чего, уберечь его от того, чтобы он себя как-то случайно не поранил во сне.
     Когда певец заканчивает своё выступление, то пот с него катится градом. Он ухмыляется в микрофон, отбрасывает назад свои длинные волосы и говорит: — Благодарю вас, леди и джентльмены. – Затем он лукаво подмигивает: — Девочки, увидимся за кулисами.
     Визг женской части аудитории становится едва ли не вдвое громче. Певец машет на прощание рукой, поворачивается, чтобы уйти со сцены и в этот момент, краем глаза он замечает, как оцепление из полицейских не выдерживает напора, и стражи порядка рушатся на пол, сметаемые лавиной девичьих тел.
     Певец и его группа в панике бегут. Они мечутся по длинным коридорам под концертным залом, и эхо от девичьих воплей неумолимо несется за ними по пятам. Хлипкая дверь гримёрки для буйных поклонниц не преграда. Джин и Джуниор отчаянно отбиваются от девиц. Певец в ужасе запрыгивает на стенку душевой кабинки – но даже там одна из девушек умудряется достать его и сорвать с него ботинок. Певец в изумлении глядит на нее, на то, как она прижимает к груди свой трофей, на её искаженное лицо с каким-то нечеловеческим блеском в глазах – и пытается понять, что за зверь в ней проснулся и прорвался сквозь весь этот нейлон и кринолин.
     Он не знает, что он в ней разбудил – но понимает, что ему это нравится.
     Наконец, прибывает подкрепление, и поклонниц выгоняют из гримёрки. Комната похожа на поле боя, по которому, вдобавок, прошелся ураган. Джуниор Смит, ветеран войны в Корее, выглядит так, как будто в одиночку освободил высоту Порк Чоп Хилл. Певец бродит в одном ботинке и в изумлении оглядывает разгромленную комнату.
     Прижимая к груди гитару, входит Леон. Когда случился этот кошмар, то первой мыслью музыкантов было сохранить свои драгоценные инструменты – а не своего вокалиста.
     — Я бы таких обещаний больше бы не давал, — протяжно говорит он. Леон все больше и больше становится похож на южанина – по речи и по манерам.
     В гримёрку заходит Хэнк Сноу с бутылкой газировки в руке. Вместе с ним протискивается какой-то его деловой компаньон – толстый лысый мужчина с тростью, набалдашник которой выполнен в виде головы слона.
     — Никогда такого не видел, — говорит Сноу. – Парень, я тебе точно говорю: ты далеко пойдешь… если конечно, твои поклонники тебя не прикончат раньше.
     — Слушай, Джуниор, — говорит певец, — посмотри вокруг, можешь найти пару подходящих ботинок?
     — Конечно, босс, — отвечает тот.
     Хэнк Сноу показывает на толстяка: — Познакомься, это мой приятель. Он ведет все дела «Хэнк Сноу Продакшнс». Его зовут полковник Том Паркер.
     У полковника железное рукопожатие и цепкий взгляд холодных голубых глаз. Он смотрит на певца и тому становится немного неуютно. Как будто полковник хочет получить от певца больше, чем тот может дать.
     — Я много о тебе слышал, — говорит полковник. – Возможно, мы сможем вместе поработать?

     Полковник Паркер становится для певца настоящим благодетелем. Он приводит в порядок запутанную бухгалтерию, берёт на себя все организационные вопросы, организовывает эксклюзивный контракт, добивается того, что записи певца попадают в эфир на Севере и выбивает из фирмы RCA огромный аванс – что позволяет певцу купить маме «Кадиллак». Затем певец покупает еще несколько машин – себе и своей группе.
     — Я хочу хорошо выглядеть в этой машине, — говорит Сэтнин. – Мне надо сбросить вес.
     Неожиданно получается так, что певец становится главным источником дохода для всей семьи. Его отец бросает свою работу, и более ни к какой не возвращается. Кузены певца, Джин и Джуниор Смиты уже работают на него. Бабушка переезжает жить к его родителям. Порой певец задумывается об этой ситуации и ему становится немного страшно.
     Но, как правило, времени думать о чём-то у него нет. Он и его группа постоянно гастролируют – в основном, по Югу. Ночи проходят в переездах из одного места в другое – по шоссе на огромной скорости летит вереница разноцветных «Кадиллаков» с хромированными бамперами. Иногда их останавливают полицейские – только для того, чтобы взять автограф.
     — Этот полковник, он снег эскимосу продаст, уж будь уверен, — говорит Леон. Он сидит рядом с певцом, тот ведет машину. На часах три утра, они едут где-то по Джорджии. – Ты смотри, будь с ним поосторожнее.
     — Я не дам ему себя обжулить, — отвечает певец. Спидометр показывает 125 км/ч. Певец смеется: — Как вот так у него получается с этим гипнозом? То есть, ты точно видел, как он загипнотизировал Джина и тот стоял на четвереньках, лая как собака?
     Леон пристально глядит на певца: — Слушай, сделай мне одолжение. Никогда не позволяй ему загипнотизировать тебя.
     Певец бросает на друга удивленный взгляд, потом опять смотрит на дорогу. – Да он никак и не сможет меня никогда загипнотизировать, — отвечает он, думая о том, какой силой на самом деле обладает ледяной взгляд полковника.
     — Вот и не давай ему возможности. Ну да, он тебе здорово помог, не вопрос. Но это всего лишь бизнес. Он тобой не владеет.
     — Он мне обещал кинопробы у Хэла Уоллиса.
     — И хорошо. Но не позволяй полковнику или Уоллису или ещё кому-нибудь говорить тебе, что ты должен делать. Ты сам знаешь, что тебе лучше.
     — О’Кей.
     — Ты и только ты выбираешь себе репертуар. Ты и только ты решаешь вопросы с аранжировкой. Ты должен настаивать на этом, потому что, эти все люди… — Леон неопределенно машет рукой, как будто пытается разогнать что-то, плавающее в воздухе. – У тебя ведь есть эта магия, так? Они даже не в курсе, что это за магия такая. Они просто хозяева. Они тебя используют, выжимая из тебя все до последнего цента.
     — Хозяин никогда не жалеет, того, кто на него работает, — говорит певец.
     Леон улыбается: — Именно так, приятель. Никогда не забывай об этом.

     Певец покупает большой белый особняк на 51-м шоссе, в месте, которое называется Грейсленд. Поскольку он практически все время проводит на гастролях, сам он там редко бывает. Туда переезжают его родители. На заднем дворе они устраивают маленькую ферму: курятник и свиной загон – чтобы им было чем заняться.
     Певцу нравится ночь. Во время своих гастролей он выступает в маленьких южных городишках – оплотах морали и порока одновременно: Феникс-Сити, Норфолк, Боссье-Сити и других. У него нет проблем с тем, чтобы снять там девушку и провести с ней время в каком-нибудь из дешевых мотелей.
     А вот в Мемфисе у него нет возможности никуда пойти – Бил-стрит до сих пор считается цветной улицей. Поэтому он договаривается с полицией, чтобы та перекрыла на некоторое время отрезок шоссе – чтобы он мог погонять с приятелями на мотоциклах. Он натягивает свои кожаные «доспехи», нахлобучивает на голову кожаную фуражку и разгоняет свой «Харлей» до 120 км/ч. На бешеной скорости он развлекается самыми немыслимыми трюками: он бросает руль и встает на сиденье, они с напарником разгоняются и едут на бешеной скорости, держа друг друга за руки. Каждый раз он оказывается на волосок от смерти или тяжелой травмы – но всё заканчивается благополучно.
     Он вспоминает тех парней из школы, которые когда-то называли его «маменькиным сынком» – и глухо рычит. Он разгоняет свой «Харлей» и тот с бешеным рёвом несется в ночь. Ветер свистит в ушах – но певец знает, что на самом деле это голос его брата, который зовет его домой.

 — Я не понял, это-то тут при чем? – спрашивает певец. – Какой-то комик из бурлеска? Ирландский тенор? Представление лилипутов???
     — «Гейдельбергская труппа актеров-лилипутов» — ухмыляется полковник, жуя своя вечную сигару. – Потрясающее шоу. Я их помню еще по тем временам, когда работал на ярмарках.
     — Работал на ярмарках? – переспрашивает Леон. – Ты что, хочешь сделать из нас паноптикум уродов?
     Полковник морщится. Он знает, кто внушает певцу такие бунтарские настроения.
     – Да почему мы должны приглашать на первую половину концерта какую-нибудь рок-звезду? – спрашивает он. – Джонни Кэш и Карл Перкинс стоят денег – да и к тому же они всего лишь бледная копия нашего парня. Мы можем заполучить какую-нибудь водевильную труппу за гораздо меньшие деньги. Чорт возьми, да они будут вне себя от радости, еще и сами приплатят.
     — Я во всем этом карнавале выгляжу как идиот, — отвечает певец. Его светлые волосы теперь покрашены в чёрный цвет – поскольку он снимается в картинах Уоллиса. Певец мечтает о славе Джеймса Дина – но пока критики сравнивают его разве что с Сонни Тафтсом.
     Полковник перекатывает во рту сигару. – Ну, мы же не можем обойтись без первого отделения с клоунами. Поскольку на них все равно никто внимания не обращает, то имеет смысл нанимать тех, кто подешевле. Нам больше денег достанется.
     — Вот это то, что… — начинает певец. Внезапно он делает паузу, кидает взгляд в сторону Леона и опять поворачивается к полковнику. – У меня есть идея. А зачем нам вообще первое отделение с какими-то неизвестными певцами?
     В голубых глазах полковника поднимается удивление. – Они должны быть. Иначе зрители посчитают, что их обманули – не дали им за их деньги, что они просили. Ну и перерыв между отделениями также необходим – надо же продавать программки, прохладительные напитки и сувениры.
     — Ну, так мы дадим аудитории то, что она хочет без первого отделения и всей этой ерунды, — говорит Леон. – Мы отыграем два сета – с перерывом между ними. – Он глядит на певца. – Это его пожелание.
     — Именно так, — кивает певец.
     — Так что ты сэкономишь деньги на первом отделении, — говорит Леон. – И к тому же у тебя нет столько денег, чтобы возить эту труппу карликов по стране вместе с нами.
     Полковник задумывается. Он смотрит на певца. – Ты точно хочешь, чтобы так и было?
     Певец пожимает плечами: — Ну да. Мне же нравится быть на сцене.
     — Имей в виду, тебе придется петь вдвое больше, чем те пять-шесть песен, которые ты поешь сейчас.
     — Да с песнями-то проблем не будет.
     Полковник довольно щурится. Все знают, что он получает хорошие взятки от авторов песен, предлагающих свои произведения для певца. Он медленно кивает.
     — Ну, хорошо, — говорит он. – Это действительно неплохая идея.
     Затем он переводит взгляд на Леона и его глаза подергиваются льдом.
     Настанет день, когда кому-то придется платить по счетам.

     В статье, опубликованной в журнале Billboard, говорится, что певец заключил с армией договор – когда его призовут, то он пойдет служить в части Специальных служб и выступать перед военнослужащими с концертами. Пишут, что ему даже позволят оставить свою прическу.
     Это ложь. Певец действительно попросил призывную комиссию об одолжении – но только насчет того, чтобы его уведомили заранее, если вооруженные силы решат его призвать, только и всего.
     Он даже не получал пока приглашения пройти медкомиссию.
     — Откуда идет эта чушь? – спрашивает он.
     Леон задумывается. – Это Billboard, серьезное издание, а не какой-то фанатский журнальчик, — говорит он. – И кто-то им наговорил этой ерунды.
     — Да кто мог им сбросить эту пакость?
     Леон, похоже, хочет что-то сказать, но решает хранить молчание. У певца и так проблем выше крыши.
     Сэтнин больна. Она вся пожелтела, и никто не может понять почему. Она продолжает набирать вес, несмотря на десятки таблеток для похудания, которые она принимает каждый день. Когда сына нет с ней рядом, она прикладывается к бутылке и это только ухудшает ее состояние. Мысль о том, что она может умереть, доводит певца до судорог.
     История с будущим призывом и тайным соглашением набирает обороты. На гастролях певца осаждают репортеры, постоянно расспрашивающие его об армии. Он не может понять, почему это их так интересует.
     Он все время звонит домой. Когда он узнаёт, что Сэтнин увезли в больницу, он отменяет все концерты и мчится в Мемфис.
     Увидев сына, Сэтнин приободряется и ей вроде бы становится лучше. Но проходят ещё сутки и она умирает.
     Звук, который доносится из её палаты, ещё более странный, чем тот дикий визг, что издают девочки на концертах певца. Врачи и посетители больницы сначала застывают в шоке, а затем в панике ретируются.
     Семья оплакивает Сэтнин. Это старая Аппалачская традиция, но добропорядочные жители Мемфиса в большинстве своем о таком и не слыхивали. Мощный голос певца ведет сольную партию, к которой присоединяются все члены семьи. Эхо от этих воплей отдается в коридорах больницы. Леон ожидает друга снаружи, но когда он слышит этот плач, то у него в буквальном смысле слова волосы на голове встают дыбом. Ничего более жуткого в своей жизни он не слышал.
     Прощание с Сэтнин проходит в особняке на 51-м шоссе. Это не похороны, это какой-то цирк. Ворота открыты, по дому и прилегающей лужайке бродят какие-то незнакомцы, украдкой прихватывающие сувениры. Полковник пытается навести порядок, но на него никто не обращает внимания. Репортеры заняли лучшие места и снимают на камеры все, что только можно.
     Певец находится в состоянии какого-то исступления. Он постоянно подводит всех к гробу с телом Сэтнин, чтобы они попрощались с ней. Он проводит часы, говоря с ней на одном им ведомом языке. Леон вызывает доктора, чтобы тот дал певцу успокоительное – но даже доктор не может пройти через плотную массу людей, столпившуюся у ворот. Зевак собралось столько, что полицейские вынуждены закрыть автостраду для транспорта.
     Когда гроб опускают в землю, певец не выдерживает и кидается на крышку гроба, крича, чтобы его похоронили вместе с матерью. Друзья вынуждены силой его оттащить от места погребения.
     В это время неизвестно откуда появляется журналист и, улучив самый неподходящий момент, спрашивает певца о его будущей службе в армии. Певец таращит глаза, пытаясь понять, о чем, собственно идет речь.
     — Да в гробу я видал всю эту вашу чортову армию!!! — кричит он в истерике. Друзьям удается затолкать его в лимузин и увезти. Наконец-то доктору удается прорваться сквозь толпу и дать певцу снотворное.
     На следующий день, газеты взрываются заголовками.

     — Мы ни с кем не воюем, — удивляется певец. – Почему всех так волнует, пойду я служить в эту чортову армию или нет? Почему они не могут оставить меня в покое?
     Прошло два дня после похорон Сэтнин – и эти дни певец провел в медикаментозном ступоре. Он сидит в большом кресле, обитом велюром, в комнате, стены которой задрапированы красным бархатом. Вокруг него валяются газеты с кричащими заголовками статей.
     — Кто-то специально скармливает им все эти истории, — говорит Леон. – Мы все это понимаем. И если ты хорошенько подумаешь, то поймешь, кто это.
     Певец утыкается в него невидящим взглядом.
     — Это полковник, — говорит Леон. – Это может быть только он.
     Певец пытается задуматься.
     — Чепуха какая-то получается, — говорит он. – Если я пойду на службу, то полковник ничего на мне не заработает.
     — Но контроль-то останется у него, — замечает Леон. – Если тебя пошлют за тридевять земель, то ты же не сможешь присматривать за всеми своими делами, верно? Ты должен будешь оставить его тут, и доверить ему все свои дела. Он будет договариваться о продлении твоего контракта с RCA, о твоем контракте с киностудией. Когда ты вернешься, именно он будет вершить всеми делами.
     Певец молча смотрит на Леона.
     — Братан, пойми полковник – это всего лишь мелкий ярмарочный зазывала, — говорит Леон. – Всё, чем он сейчас занимается – это договаривается о сборах. Любой может это сделать. Он даже не всамделишный полковник. Он просто хочет быть большим боссом и сидеть в большом доме – а ты до конца жизни будешь гнуть спину на его хлопковых плантациях.
     — Орвиль Бин, — медленно произносит певец. Леон не понимает, о чем идет речь, но, тем не менее, соглашается.
     — И шла бы эта армия куда подальше, — продолжает Леон. – Они и без тебя прекрасно обойдутся. Всё зачем нужна армия – это для защиты таких вот боссов, типа полковника, и их капиталов. Вот тебе лично армия сделала что-нибудь хорошее?
     — В гробу я видал всю эту чортову армию, — говорит певец.
     — Ну, призывная комиссия, теперь будет просто обязана тебя призвать. Газеты им не дадут поступить иначе. Что ты на это скажешь?
     — Пусть полковник придумает что-нибудь.
     — Полковник как раз и хочет, чтобы ты шел служить.
     Певец закрывает глаза и откидывает голову. Он так хочет, чтобы все куда-нибудь бы сами собой испарились и оставили бы его в покое. Он пытается найти ответ.
     Сделай так, чтобы полковник тебя послушался.
     Певец открывает глаза. Он ясно слышал голос, но он знает, что это не Леон.
     Он понимает, что это голос его брата, говорящего с ним с небес.

     Певец звонит полковнику по телефону и предупреждает, что как только он получит повестку, то первое что он сделает – уволит Томаса Эндрю Паркера. Полковник ошеломлён. Он говорит, что уже слишком поздно что-либо предпринимать. Певец повторяет своё требование и вешает трубку.
     Почти целую неделю ему удается избегать встречи с полковником, но тот настаивает на том, чтобы увидеться. Наконец певец соглашается. Единственное, о чем он сожалеет – это о том, что Леон в это время уехал из города, чтобы повидать маму.
     Приходит полковник. Он тяжело дышит и опирается на свою трость с набалдашником в виде головы слона. Полковник устало падает в кресло. Он очень бледен, пот с него катит градом, и он постоянно массирует свое левое плечо. Он объясняет, что лично говорил с каждым из членов призывной комиссии. Публика настоятельно требует от них призвать певца в армию. Полковник говорит, что предлагал им колоссальные взятки, но, похоже, что они все оказались честными гражданами.
     — Я своего решения не меняю, — говорит певец. – Ты делаешь всё, чтобы я не пошел служить – или мы расстаемся.
     — Я не могу, — протестует полковник. Его голубые глаза, когда-то подчинявшие всех вокруг своим магнетическим взглядом, сейчас запали и потухли.
     — Тогда наши дела прекращаются – ровно в тот момент, когда сюда доставят повестку.
     — Послушай. Есть еще один шанс. Медицинская… — внезапно полковник начинает задыхаться. Он хватается за свое левое плечо, его открытый рот сводит судорогой. Он пытается что-то сказать, но слова застревают.
     Инфаркт, слышит певец голос брата. Ничего не предпринимай.
     Певец знает, что у полковника уже был один инфаркт – несколько лет назад. Паркер пожилой человек, с излишним весом – и заслуживает именно того, что с ним сейчас происходит.
     В глазах полковника бьётся мольба. Певец молча наблюдает за агонией. Полковник начинает сползать на пол и тянется к своей трости, которую он прислонил ранее к столу.
     Возьми трость, слышит певец. Он берет увесистую трость и держит ее в руках. Полковник сваливается с кресла и пытается ползти по полу по направлению к двери. Внезапно он дергается, его тело обвисает, и он больше не двигается.
     — Я больше никогда не позволю никому мной руководить, — произносит певец.

* * *

     — Я не собираюсь идти и сражаться за богатеев, — говорит певец репортёрам.
     Ему плевать на бурю возмущения, которая разразилась после этих слов. Он садится на свой мотоцикл и на полной скорости летает по ночным автострадам, пытаясь услышать голос своего брата.
     Певец часто и много говорит с Леоном. Леон читает ему выдержки из книги, которая называется «Капитал». Он рассказывает певцу о рабочих и капиталистах, и как капиталисты наживаются на труде рабочих. Певец узнает о его семье, о том, как отец Леона был вынужден вкалывать на компанию. Леон объясняет, как он стал марксистом-ленинистом.
     — Разве это не то же самое, что и коммунист? – спрашивает певец. Леон начинает долго и путано объяснять, приводя исторические примеры. Но ангельский голос, который певец слышит внутри себя, объясняет все одной простой фразой: — Неважно, как это называют люди, важно только то, что это правда.

     Вдоль 51-го шоссе горят костры – бывшие поклонники певца сжигают его пластинки. Для американской публики картина выглядит на редкость мрачно – похоже, что сбылись самые ужасные и мрачные прогнозы и ожидания: певец, доводивший девочек до сексуального исступления своей дебильной негритянской музыкой, оказался агентом Москвы и посланцем Сатаны. За воротами поместья стоят рыдающие поклонницы, умоляющие певца одуматься. Кто-то осквернил могилу его брата в Восточном Тьюпело – так что певец организует перезахоронение брата и матери в Грейсленде.
     Все концерты певца отменены. Киностудия разрывает контракт. Но певца это не волнует – впервые за долгие годы он спит спокойно и кошмары его не мучают. Певец ходит на партсобрания – но других членов партии это смущает, потому, что за певцом постоянно таскается хвост из репортеров, снимающих всех и вся.
     Джонни Кэш и Джерри Ли Льюис наперебой рассказывают всем, кто желает их выслушать, что на самом деле они кантри-певцы и всю жизнь ими были. Рикки Нельсон перепевает бархатные песенки Дина Мартина. Литтл Ричард ударяется в религию. С рок-н-роллом покончено.
     — В Европе полно мест, где можно выступать, — говорит Леон.
     Певец уезжает в Европу и поёт там. Но теперь он играет не в огромных аудиториях или на стадионах, а в маленьких прокуренных клубах. Его отец и бабушка остаются дома – кому-то надо приглядывать за особняком. Аудитория певца теперь состоит из девочек-подростков и худосочных интеллектуалов, которые носят очки и курят тонкие сигареты. Джин и Джуниор Смиты по-прежнему работают с певцом – они охраняют его, смотря, чтобы какой-нибудь фанатик не накинулся на него с ножом. Или ещё того хуже – от интеллектуалов, которые пытаются вести с ним дискуссии о классовом происхождении его обаяния. Певец ощущает, что левые не понимают смысл рок-н-ролла. На что Леон отвечает, что рано или поздно до них это дойдёт.
     Поэты и композиторы, которые раньше снабжали его материалом для выступлений, бросили певца. Так же его оставили Скотти Мур и другие музыканты, помогавшие с аранжировками. Теперь он сам выбирает себе репертуар. У него новая группа – британские парнишки из рабочих семей, готовые боготворить землю, по которой он ходит. Руководство партии хочет, чтобы певец пел фолк-репертуар и песни протеста. Он соглашается, но исполняет эти песни в рок-н-рольной манере. Партии это не очень нравится, так что певец возвращается к своему традиционному репертуару.
     Он записывается в маленьких студиях в Италии и Германии. Аппаратура там ещё примитивнее, чем та, на которой он писался в студии «Сан» в Мемфисе. Он учит звукоинженеров разным маленьким хитростям – он знает, например, как воспроизвести фирменный «сановский» звук: надо один из микрофонов поставить сзади и разнести запись с секундной задержкой. Тогда и получится «знаменитый неповторимый звук Сэма Филипса».
     Его пластинки проникают в Америку контрабандой – в трюмах сухогрузов. На них там, оказывается, существует огромный спрос. В газетах даже пишут об одном матросе с военного корабля, которого отдали под трибунал, после того, как в рундуке обнаружили несколько синглов певца.
     Его голос растет. Теперь диапазон составляет три с половиной октавы – и певец использует его на всю мощность. Он может петь как низким грудным голосом, так и брать чистые высокие верхние ноты. Певцу искренне хочется, чтобы его аудитория разрослась – поскольку теперь он знает о музыке гораздо больше.
     Если ты поешь правду, то неважно, сколько людей тебя слушают – говорит ему брат. Певец знает, что брат никогда его не обманывает.

     * * *

     Певец в шоке от своих гастролей в социалистическом лагере. На то, чтобы получить разрешение на серию концертов у него ушла целая вечность – и то, если бы не случай, то он бы так и продолжал стучаться во все двери. Товарищ Хрущёв только-только возвел берлинскую стену и потребовал объединения всех коммунистов и социалистов во всем мире. Пропагандистам срочно потребовался какой-то ход.
     Певец не может поверить, что ради него устраивают целое шоу, с первым отделением и специально приглашенными артистами. Жонглеры. Дрессированные тюлени. Пара клоунов. Военные музыканты-барабанщики Чешской армии. Пара каких-то народных певцов – настолько дряхлых (и настолько же нетрезвых), что они с трудом могут стоять на сцене.
     Ну, по крайней мере, это не лилипуты.
     Певца постоянно сопровождает большая группа людей в мешковатых костюмах. Ему говорят, что это необходимо для защиты его от контрреволюционеров и врагов социализма – но все чем они занимаются на самом деле, это изолируют певца от любого общения.
     Ровно как полковник Паркер, шепчет ему брат.
     Зрители принимают его вежливо, но по ним видно, что жонглеры им нравятся куда больше. Певец выкладывается на сцене на 101 процент, чтобы как-то завести аудиторию – но его настоящие поклонники, то есть молодежь, на концерты, похоже, не допускаются. В один момент он не выдерживает и взрывается – оборвав песню, он кричит Леону: — Посмотри, во что ты меня втравил!!!
     Леон молчит, поскольку знает, что сказать ему нечего.
     По возвращении на Запад певец публично заявляет, что выходит из партии. Его аудитория постепенно уменьшается.
     Но его вокал становится еще лучше. Он тесно общается с английским и французскими поклонниками блюза – людьми, у которых есть огромные коллекции пластинок, купленных у американских моряков. Он внимательно слушает песни, изданные микроскопическим тиражом на безвестных лейблах. Он знает, как сделать конфетку из мусора: найти забытую запись, обработать ее, вдохнуть в нее новую жизнь и раскалить ее так, чтобы она начала ослепительно сиять. Известные музыканты типа Дилана или Фарины специально приезжают к нему из Америки, чтобы рассказать, как много он для них значит, и сколько они от него научились.
     Он не порывает полностью с левым движением. Он изучает работы Маркса и Ганди, Стрэчи и Хильфердинга. Вместе со своей группой и поклонниками он обсуждает левые идеи. Его слушают американские горцы и пролетарские дети Йоркшира. Леон предлагает ему привлекать к дискуссиям интеллектуалов, но певцу эта мысль не нравится.
     Проходят годы. Аудитория певца стареет. Он разочарован тем, что на его концертах уже нет молоденьких девочек, которых он когда-то сводил с ума своими движениями.
     Неожиданно рок-н-ролл возвращается – из душных и прокуренных европейских клубов, где он варился все эти годы, он вырывается на простор и новое молодое поколение с жадностью его впитывает.
     В первый раз за все эти годы, певец слышит, как его брат говорит ему: — Пришло твое время.

     Певец взбегает на сцену и скользит по ней на коленях. Из-под полуприкрытых век он внимательно наблюдает за девушками в зрительном зале.
     — Well… — начинает он.
     В зале возникает тот самый дикий пронзительный звук – молодые девушки, страстно желающие чего-то, чего они сами не могут понять, вопят во все горло.
     — Well… — продолжает он, как будто позабыв, о чём он собирался петь. Вопль превращается в сплошной рёв.
     Когда он, наконец, начинает песню, то ему кажется, что он поет в унисон со своим братом.
     Большая часть его нынешних зрителей не знакома с его старыми песнями, с его старыми уловками и приёмами – для них это как откровение. А новый материал, который он исполняет, исключительно хорош. Это песни, написанные Ленноном, Маккартни, Диланом, Ричардсом, Джеггером – они наперебой предлагают ему свои лучшие произведения, в знак уважения к своему кумиру. Они выстраиваются в очередь, чтобы поприсутствовать на его записи в студии – спеть бэк-вокалом или подыграть на гитаре. Конечно, сегодня он не так популярен, как это было ранее – до сих пор шоу-бизнес ставит ему палки в колеса: его стараются поменьше крутить по радио и не пускают на телеэкран. Но его новые поклонники считают, что пикеты реакционеров из «Американского Легиона» на его концертах – это полная чушь. Да и старые поклонники не забыли певца.
     Он, впрочем, тоже ничего не забыл. Он помнит, кто публично от него открестился, а кто помог ему, когда он оказался на дне. Он благодарен тем немногим, которые рискнули тогда открыто его поддержать. Певец посвящает себя делу гражданского протеста. Он не только участвует в маршах, идя плечом к плечу с доктором Мартином Лютером Кингом – он дарит ему ярко-желтый «Кадиллак», чтобы доктор Кинг больше не ходил пешком. Он выступает на митингах протеста против войны во Вьетнаме, срывая овации. Агенты ФБР в своих темных костюмах и нелепых шляпах следуют за певцом по пятам и прослушивают его телефонные разговоры. Но они ничего не могут с ним сделать – поскольку он не нарушал закона. В суматохе, которая разразилась после его скандальных заявлений и его отбытия в Европу, призывная комиссия просто не успела выписать ему повестку.
     Но кроме агентов за певцом следует другая армия – его почитателей. Они разбивают палаточные городки напротив его особняка – как и десять лет назад. Они счастливы просто находиться в его тени, для многих это является смыслом существования. Для них он стал богом.
     Есть только один способ стать богом, говорит ему брат.
     Он понимает истинный смысл этих слов.
     Когда становится известно, что доктор Кинг приехал в Мемфис, то, вполне естественно, что певец тут же садится на свой мотоцикл и едет на встречу с этим великим человеком.
     Может быть, его магия сумеет сработать в последний раз.

     Многие позже задавались вопросом: а что он, собственно, делал на том балконе? Валял дурака, демонстрировал свои развязные телодвижения, прыгая, как козел, вокруг своего гостя, изумленного его поведением? Или же что-то такое все-таки было, некий загадочный шепот, указавший ему на то место, куда ударит пуля?
     Окровавленный, с пробитыми легкими, он успевает втолкнуть ошеломленного доктора Кинга с балкона мотеля в комнату, где он будет в безопасности. Певец падает, кашляет кровью, воздух со свистом выходит из опадающих легких, его дыхание слабеет.
     Лицо певца приобретает странное выражение, как будто он вспоминает какой-то дорогой его сердцу эпизод. Доктор Кинг будет помнить этот момент всю оставшуюся жизнь.
     Певец вспоминает свое крещение в церкви и то, как он раздал другим всё, что у него было. И сейчас он снова отдает всё, что у него есть. Он слышит голос своего брата.
     Добро пожаловать в рай, говорит его брат, где мы будем жить вечно.

     Мы стоим в длинной очереди тех, кто пришли попрощаться с певцом. Завещание, им составленное, удивило многих: он пожелал основать образовательный фонд, а особняк переименовать в Мемфисский Дворец Труда. Он станет библиотекой и центром изучения вопросов, связанных с трудовой деятельностью.
     На пути к месту, где покоится гроб с телом, мы проходим через вереницу комнат. Каждая комната отделана по-своему – и, проходя по ним, мы лучше начинаем понимать характер погибшего. Вот комната Джо Хилла, комната Ганди, комната Карла Маркса. В последней, в нише из дымчатого стекла и алого бархата, стоит бюст Маркса из розового камня. В комнате Джо Хилла стоит его статуя в натуральную величину – скромный благородный человек в рабочей кепке и комбинезоне с вызовом глядит на задрапированные бархатом стены и роскошное пианино, отделанное настоящим золотом.
     Возникает ощущение, что распорядители фонда переделают интерьер при первой же возможности.
     Гроб, где лежит певец, расположен под огромным портретом Ганди. Стены комнаты отделаны чем-то, что напоминает белый пластик. Церемонию прощания ведет доктор Мартин Лютер Кинг – как самый близкий друг усопшего. Он же зачитывает торжественную надгробную речь. Хор из местной негритянской церкви негромко поет госпел – и неожиданно взрывается зажигательной мелодией. Пришедшие проститься с певцом подхватывают ритм и хлопают в такт.
     Наконец, наступает момент, когда тяжелый бронзовый гроб закрывают – и несут к месту последнего упокоения. Теперь певец, Джесси Гарон Пресли, всегда будет лежать в небольшом саду, рядом со своими ближайшими родственниками. По одну сторону от него – могила его мамы. По другую – могила его брата-близнеца, Элвиса Арона Пресли, с которым он теперь вечно будет пребывать в раю.

 

Перевод — С.Карамаев

 

Источник — http://tiomkin.livejournal.com/878437.html

Подписаться
Уведомить о
guest

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Альтернативная История
Logo
Register New Account