Украинство — наиболее вредоносная идеологическая инъекция американославизма в тело Русского мира
Когда речь заходит об идеологии панславизма, такой популярной в XIX веке, западный агитпроп тут же включает знакомую пластинку о том, что это всё – продукт московской пропаганды, скрывающий за собой далеко идущие цели. Конечно, по порабощению свободной Европы, стремящейся испокон веков к демократическим ценностям.
В действительности, предтечей панславизма следует считать хорватского философа и энциклопедиста Юрия Крижанича, который ещё в ХVII в. активно выступал за единство славянских народов под скипетром Русского царства и открыто писал об этом в своих многочисленных трудах. Сам же термин «панславизм» своим рождением в 1826 г. обязан чеху Яну Геркелю. В Центральной Европе в те годы панславистские идеи были необычайно популярны и среди первых панславистов мы встречаем много словацких и чешских выдающихся имён – Людевит Штур, Павел Шафарик, Йозеф Добровский. Даже автором гимна панславистского движения «Гей, славяне!» был словак – Самуэль Томашик. Зачинатель панславистского течения в словацкой поэзии Ян Коллар писал: «Голова – Россия величава. Польша – стан. За ними чередом, чехи – руки и, двойным столбом, сербы – ноги. Так стояла б Слава…и взнеслась бы ввысь до облаков, и Европа на колени б пала, вняв всемирный гром её шагов!».
Панславистский посыл, изданный чешско-словацкой интеллигенцией, был с восторгом подхвачен в России. Словак Людевит Штур с горечью описывал неспособность славян договориться друг с другом, и именно этим объяснял слабость славянских государств Европы, павших одно за другим под натиском более организованных германцев. Из мозаики славянских народов он особо выделял русских, сумевших создать самое большое в мире славянское государство: «Совершенное исключение составляют русские, и при этом, в высшей степени замечательное, что не сами славяне закладывают Русское государство, и с самого его начала развивают всеподчиняющую силу, единящую разрозненные части в одно великое целое. Эта из чужа привитая Руси сила принялась в способном русском народе и перешла в наследство к носителям высшей в нем власти. Она существенно содействовала тому, что Русское государство не только пережило все другие славянские государства, но и сложилось так, что своею величественною громадою представило единственный и могущественный оплот против дальнейшего напора чужеземных стихий в нашем мире и отразило этот напор на всех точках».
Но слова Людевита Штура не все принимали с радостью. Уже тогда наметился раскол в панславистском движении: некоторые из чешско-словацких деятелей надеялись объединить славян с опорой на австрийскую монархию (австрославизм Франтишека Палацкого) и были противниками ориентации на Россию («Русские называют все русское славянским, чтобы потом назвать все славянское русским», — фраза австрослависта Карела Гавличек-Боровского). Австрославизм превратился в альтернативную идеологию западного и центрально-европейского славянства, противостоящую русофильским тенденциям. Таким образом, с самого начала в панславизме выступали два абсолютно разных с цивилизационной точки зрения полюса притяжения – Австрия и Россия. К австрийцам тянулись представители польского панславизма, исключавшие любую возможность дружбы с русскими. Они считали, что центром единения всех славян должна служить Польша, а залогом успешности таких планов – восстановление великой Польши в прежних границах 1772 г. Но это была задача-максимум. Задачей-минимумом для польских панславистов было найти в Вене опору для противоборства с Москвой. Поэтому геополитическая дуальность панславистской идеи была свойственна ей с самого рождения, что является исторической данностью, а слова Людевита Штура и Яна Коллара так и остались нереализованными грёзами.
Славянство упорно отказывалось превращаться в самостоятельную геополитическую категорию, разрываемое внутренними противоречиями. В таком состоянии оно находится до сих пор. Только вместо Вены подавляющее большинство славянских государств ориентируется на Вашингтон с той же целью – помешать самой мощной славянской державе, т.е. России, выступить консолидирующим ядром славянского мира. Австрославизм заменён на американославизм. Поменялось название. Суть – та же.
Успехи американославизма более впечатляющи, чем у его предшественника в ХІХ в. В орбиту австрославизма попадали центрально-европейские и западноевропейские страны. В орбиту американославизма попали православные государства Восточной Европы – Украина и Белоруссия. Последняя, правда, быстро нашла в себе силы выскользнуть из цепких лап Вашингтона, но поплатилась за это экономической изоляцией, беспрестанным давлением не только со стороны США, но и коллег по славянскому цеху – Польши и Чехии, где американославизм превратился в господствующую идеологию.
Отдельного разговора заслуживает Украина, как республика №2 в восточнославянской триаде Советского Союза. Киев, как это ни прискорбно, настырно отказывается вспоминать собственную историю и свои русские корни. Украина задумывалась изначально как антирусский и даже антиславянский проект, выгодный исключительно Западу. Положенная в республике во главу угла идеология украинства, как государствообразующая мировоззренческая платформа, представляет собой пустышку, чучело, набитое всяким историческим хламом – от образа Мазепы и Бандеры до более прилизанной версии «культурного украинства» в виде современных украинских политиканов, заискивающих перед откровенно профашистским электоратом западно-украинских областей. В украинстве нет места нашим общим героям. У украинства свой пантеон, состоящий из сомнительных личностей, неумело драпировавшихся в ризы научности и патриотизма, но низводивших при этом Украину до роли политического объекта. Хромающая идеология украинства была здесь очень кстати, ведь украинство не является автором оригинальных геополитических теорий, и предпочитает пользоваться зарубежными «заготовками».
Геополитика украинства – импортированный продукт, «интеллектуальный дубликат» западной геополитики, прежде всего, польской (Юзеф Пилсудский, Юлиуш Мерошевский, Влодзимеж Бончковский). Среди разработчиков геополитических теорий украинства были этнические поляки – М. Колодзинский, Н. Сциборский. Аналитические центры и политические органы украинствующих геополитиков размещались за рубежом — Черноморский институт Ю. Липы располагался в Варшаве, Союз освобождения Украины Д. Донцова — в Вене. К тому же, геополитика украинства кишит концептуальными противоречиями. С одной стороны, украинство объявляет поход против имперской России. С другой – призывает к строительству своей империи, «от Сяна до Кавказа». В таком случае украинство служит продолжением (эпигоном) западного империалистического импульса, стремящегося проникнуть вглубь Евразии. При этом роль Украины на международной арене не меняется. Она по-прежнему остаётся окраинным государством на границе двух миров без перспективы превращения в сильную державу. Это не удаётся Варшаве с её вековыми традициями польской государственности, и нет предпосылок, чтобы это удалось Киеву.
В соответствии с геополитическими теориями украинских националистов Украине по умолчанию отводится роль Польши в противостоянии стран коллективного Запада с Россией. Смещение цивилизационной «линии фронта» с польской территории на территорию Украины освобождает Польшу от необходимости быть постоянной ареной столкновений двух миров, поскольку основные коллизии будут разыгрываться непосредственно на украинских землях. Польша останется в тылу этой борьбы. Это превратит Украину в «бедного родственника», во всём полагающегося только на Запад. Сегодня этим «родственником» является Варшава.
Геополитика украинства ментально опирается на западную культуру и западную логику отношений человека и пространства, и является трансляцией западной социологии пространства на земли всей Украины. Понятие пространства как количественной категории, т.е. простой совокупности километров или гектаров, закрепилось в научном сообществе благодаря французскому мыслителю и учёному Рене Декарту, который ввёл философские понятия res cogitans (вещь мыслящая) и res extensa (вещь протяжённая). Именно в таких категориях мыслил Рене Декарт соотношение человека, как мыслящей вещи, и пространства, как вещи протяжённой. По Декарту, человек видел перед собой некую пространственную протяжённость и воспринимал её сугубо количественно, как совокупность математических данных (общая площадь пространства, его длина и ширина). Европейская наука той эпохи отличалась крайним рационализмом, поэтому Декарт воспринимал отношение человека к пространству сквозь количественную оптику. Такой взгляд характерен для мировоззрения западного человека, подходящего ко всему, в т.ч. к географическому пространству, с позиции рационализма. Западный человек приходит, чтобы подчинить пространство себе, покорить его и переделать на свой лад. Политика во многом формируется, опираясь на культуру. Для Запада покорение пространства имеет количественное измерение. Здесь даёт о себе знать философия накопления, столь свойственная западному мышлению. Запад, в лице США, как единственной супердержавы, «собирает» в свою «копилку» всё большее количество стран, в т.ч. на территории бывшего СССР — Эстония, Литва, Латвия, Молдавия, Киргизия, Грузия, Украина. О «качестве» этих стран вопрос не стоит: на государственном уровне в некоторых из этих стран прославляется фашизм, ультранационализм и расовая нетерпимость. В социологическом срезе геополитика украинства выражает мнения максимум 15% населения (Западная Украина) против остальных 85% (центр и юго-восток страны). Геополитика украинства – антитеза евразийства и континентализма.
Между украинской идеей и пронацистскими взглядами пролегает чрезвычайно короткая идеологическая дистанция. Строго «украинский» формат мышления, где бы ни жил носитель этого формата – на Западной Украине или в другом регионе страны, подразумевает хотя бы частичное оправдание коллаборационизма и противостояния с Красной Армией во времена ВОВ.
Украинская идея подвержена мутациям. Она балансирует между двумя полюсами — официальной идеологией Украины, как суверенного славянского государства и идеей «Украина для украинцев!». В современной Украине уживаются оба толкования, поскольку даже официальная идея суверенного украинского государства подразумевает отдельность от России и Белоруссии в политическом, культурном и экономическом плане. Властям необходимо поддерживать и закреплять условный ментальный водораздел между великороссами, малороссами и белорусами, иначе дойдёт до естественного тяготения восточных славян друг к другу и утери смысла украинства как основы для собственной государственности. Поэтому, вольно или невольно, даже самая пророссийская украинская власть бережно охраняет ростки украинской идеи, параллельно заглушая рост идеи общего Русского мира. Из соображений политкорректности официальное украинство Киева, которое есть лишь смягчённый и прилизанный вариант украинской инаковости, из которой убрали расистские элементы, но оставили их как «секретное оружие» для низового пользования, не подвергается критике. Поэтому всегда в положении атакующего находится пассионарный украинский национализм. Русская идея – всегда в обороне.
Приходим к выводу, что украинство является наиболее вредоносной идеологической инъекцией американославизма в тело Русского мира. Украинство работает на заокеанский полюс силы, ослабляет панславистские идеи непосредственно у границ России и Белоруссии. Параллельно с этим в Белоруссии западными фондами спонсируются творцы «белорусской идеи» как мифа-близнеца украинства, а в России подвергается обструкции сама идея славянского единения. Американославизм пришёл на наши земли. Он не угрожает нам издалека, как это делал австрославизм. Нет, он вторгся непосредственно в пределы православно-славянской ойкумены, орудует на нашей территории и находится в положении атакующего. Отступать дальше некуда, потому что за Россией нет иного полюса силы, с опорой на который славянство могло бы попытаться изменить свою геополитическую судьбу.
Владислав Гулевич
