У Сталина была своя разведка?

9

Эта тема привлекает многих, всерьез занимающихся или просто интересующихся историей, а в особенности — историей спецслужб. Ну а когда речь заходит о спецслужбах, то неизбежно опускается завеса секретности. С одной стороны, это вполне объяснимо: спецслужбы по определению не имеют права выставлять всю свою деятельность напоказ. С другой же стороны, завеса секретности порождает таинственность, загадки, а нередко и вовсе провоцирует непрерывное генерирование всевозможных версий и предположений. Недаром же главный вопрос данной темы сродни гамлетовскому — только с неизбежной для историка корректировкой во времени: «Было или не было?» Речь в данном случае о так называемой «тайной разведке» Сталина, упоминания о которой в прессе и литературе в последнее время появляются достаточно часто, несмотря на то, что наличие таковой решительно отрицают как многие специалисты-историки, так и ветераны спецслужб. С «гамлетовского вопроса» мы и начинаем разговор с бывшим сотрудником Внешней разведки, автором многих книг по истории Арсеном Мартиросяном.

У Сталина была своя разведка?

— У Сталина, — уверен он, — были собственные разведка и контрразведка! Между прочим, были с дореволюционных времен. Ведь еще в Закавказском бюро РСДРП он отвечал за партийную разведку и контрразведку…

— Точнее сказать, за «службу безопасности»?

— Да, а это, как вы понимаете, требовало установления определенных связей и с правоохранительными органами Российской империи. Так что у него еще тогда были хорошие связи с жандармерией и полицией. Недаром же некоторые из знакомых ему сотрудников спецслужб после революции остались в стране. Они спокойно проживали в СССР — другие же были беспрепятственно отпущены за границу, а вот дети их, которые достигли больших высот в некоторых странах, стали агентами «личной разведки».

— Без примера не обойтись…

— Пожалуйста. В свое время Сталин имел дело с гянджинским (Гянджа, ранее Кировабад, Азербайджан) полицмейстером Сари Имам Кули-оглы Мамедовым, являвшимся агентом большевиков в том регионе. Он отвечал за всю деятельность царской охранки, направленную против большевиков на территории Азербайджана. В ходе Гражданской войны этого полковника никто не тронул, а незадолго до того, как Закавказье стало советским, Сталин побывал там и встречался с полковником. Через него были организованы какие-то контакты — суть их не вскрывается, но, думаю, приход Красной Армии и в Баку, и в Тбилиси был обеспечен, в том числе и по каналам старых связей Сталина со спецслужбами.

— Хотите сказать, что именно Сталин обеспечил победу советской власти в Закавказье?

— Не только он! Но и он тоже, в том числе и через свои старые связи. Замечу также, что немалую роль в установлении советской власти в Азербайджане и Грузии сыграл еще и Лаврентий Берия, который по заданию партии внедрился в ряды мусаватистской разведки… Но главное, конечно, что сыграло роль в то время — это, повторю, старые связи Сталина.

— Арсен Беникович, но вы говорили и о детях сотрудников «охранки», которые…

— Именно об этом я и продолжаю рассказ. В 1920 году Сари Имам Кули-оглы Мамедов уехал в Турцию вместе со своим сыном, который впоследствии вошел в ближайшее окружение первого президента Турецкой Республики Кемаля Ататюрка, под патронажем которого стал руководителем турецкой военной разведки. Жена же и две дочери Мамедова до начала 30-х гг. спокойно проживали в СССР, откуда в 1931 г. Сари Имам без затруднений забрал их в Турцию. Очевидно, все это и было основой вербовки его сына — Сахида Окули. Он немало потрудился на нас: об этом уже написано, так что говорю совершенно спокойно. Хочу заметить также, что его деятельность сыграла значительную роль в удержании Турции от нападения на нас в 1941 году.

— То есть история «личной разведки» началась даже до октября 1917-го?

— Да, истоки ее уходят в дореволюционные времена. Когда же Сталин стал генеральным секретарем, возглавил партию, то естественно, учитывая обстановку в стране — оппозицию и прочее, он, опираясь на прежний опыт и структуры, стал создавать свою личную спецслужбу в новых условиях и на новых принципах.

— Единолично?

— Не совсем. В числе тех, кто создавал эту спецслужбу, был Амаяк Назаретян — один из секретарей Сталина. Для нее подбирались разные люди, немало было, так сказать, «бывших графьев, князьев» и прочих «бывших», но патриотически настроенных, обладавших колоссальными связями за рубежом. Сталин просто так себе агентуру не подбирал. Особое внимание уделялось интеллекту этих людей, их аналитическим способностям. Если сравнивать с чем-то более понятным для современников, то минимальное требование к интеллекту отбиравшихся для работы в его личной разведке кандидатур было равнозначно требованиям, предъявляемым к претендентам на ученое звание доктора наук. В особом почете были специалисты-гуманитарии.

— И никакие официальные структуры здесь ни при чем?

— Как сказать? В эту структуру были влиты некоторые сегменты бывшей военной разведки царской России, в частности, через братьев графов Игнатьевых. Главную роль играл Алексей Игнатьев, который впоследствии стал генерал-лейтенантом Советской Армии и был очень близок к Сталину. Вы помните его замечательную книгу «Пятьдесят лет в строю»?

— Конечно.

— Так вот, в руках Алексея и Павла сохранилась отличная агентурная сеть, которая так и не была раскрыта. Хотя еще до Февральской революции пара его агентов была засвечена небезызвестным Милюковым, случайно подсмотревшим один из докладов братьев Игнатьевых Николаю II. Тем не менее, абсолютное большинство их агентурных сетей, работавших по всей Центральной и Западной Европе, в том числе и с ориентацией на Германию, сохранилось…

— Алексей Алексеевич впоследствии вывез эти материалы в СССР?

— Нет, основные архивы до сих пор хранятся во Франции: Игнатьев сумел так удачно их спрятать, что к ним очень сложно подобраться! В СССР были сконцентрированы только те материалы, которые относились к его работе на Сталина, начиная с 1924 года. Но и они абсолютно недоступны, так как до сих пор неизвестно, где находятся. Сталинские разведчики умели прятать концы в воду…

— Могущественная, как вы говорите, спецслужба, очень серьезная, как можно понять, агентура, а почему об этом практически никто не имеет представления?

— Потому что подавляющая часть этой деятельности проходила мимо Лубянки. Но, поверьте, было бы просто бы удивительно, если бы Сталин вел эту деятельность официально, а сотрудников и агентуру брал на учет. У Сталина вообще была привычка, выработанная десятилетиями подпольной работы, кое-что всегда держать в секрете, так сказать, про запас…

Здесь надо правильно все воспринимать. Дело в том, что это нормальная практика всех руководителей больших государств. А нередко и малых тоже. Причем во все времена, эпохи и века. Чтобы было понятней, я примеры далеко искать не буду: ну кто из сотрудников госбезопасности в соответствующие годы знал, что, например, у Андропова есть своя личная разведка, которая работала, в частности, на установление нормальных отношений с Западной Германией?

— А что, разве была такая?

— Вот видите! Этим делом занимался генерал Вячеслав Кеворков. Имя его теперь на слуху, он автор нескольких интересных книг, но тогда ведь никто не знал, что он выполняет особо секретные личные приказания Андропова, который в свою очередь выполнял указания Брежнева. Никто ни по каким учетам или документам не видел результатов его деятельности. Все документы, которые готовил Кеворков, адресовались только к Андропову. В лучшем случае Андропов лично показывал тот или иной документ Брежневу — и все! Никто ведь не знал, как СССР сумел нормализовать отношения с ФРГ и как все дальше развивалось. И не узнали бы, если бы он уже в наше время не опубликовал свои очень интересные воспоминания. И это всего лишь частный пример из недавнего прошлого.

— И тут я задаю вопрос, который, как понимаю, интересует каждого из наших читателей: а вы лично откуда все это знаете?

— Частично — из литературы, из описаний, частично — от стариков. Ну и что-то установлено сугубо аналитическим путем.

— В одной из книг вы вспоминаете старинного друга своего отца, которого называете Константином Мефодиевичем. Расскажите о нем. Он жив?

— Нет, к сожалению, скончался в середине 1990-х годов — был уже в солидном возрасте. Он был одним из руководящих сотрудников «личной разведки» Сталина. В то время, когда я уже более-менее что-то понимал в этой жизни, он формально числился пенсионером. Открылся же он мне только под конец жизни моего отца, который скончался в 1988 году…

— Простите, а кем был ваш отец?

— При жизни Сталина — его личным юрисконсультом по международно-правовым вопросам. Гвардии майором, он был отозван с фронта и назначен… Могу вам сказать, что он был занят международно-правовым сопровождением сотрудничества с зарубежными компартиями. Вот тогда и произошло его знакомство с Константином Мефодиевичем, потому что иногда справки на эти темы были нужны и сотрудникам личной разведки Сталина. Познакомились, подружились — и так потом по жизни и прошли.

— Понятно. Возвращаемся к Константину Мефодиевичу…

— Зная меня с детства, зная, естественно, что я сотрудник КГБ, он постепенно начал рассказывать о пережитом. Почувствовав опасности пресловутой «перестройки» Горбачева, Константин Мефодиевич стал все более откровенно и подробно рассказывать о своей работе у Сталина. Видимо, не хотел все унести в могилу. Конечно, далеко не сразу он объяснил мне, кто он, что и как делал… Многое вообще не рассказывал и не объяснял, потому что в практике спецслужб есть секреты, что называется, на века… Он мне это все на таких примерах рассказывал, что я просто не мог не поверить. При этом, несмотря на все мои профессиональные навыки, Константин Мефодиевич постоянно «дрессировал» меня на тщательность проработки и анализа информации с тем, чтобы впоследствии я мог восстановить все, что он мне рассказывал, но без ссылок на него…

— Почему так — без ссылок?

— Он же не хранящийся в архивах документ, чтобы на него можно было ссылаться. В частности, с согласия тогда еще живых сотрудников личной разведки Сталина, которые мне абсолютно неизвестны, он обучил меня пользованию уникальной по своей эффективности технологией разведывательно-исторического анализа особо острых проблем истории и современности. По содержанию моих книг нетрудно заметить, что их автор стремится как можно тщательнее прорабатывать любой вопрос — как правило, на стыке многих отраслей знаний, причем со всеми теми нюансами, которые можно увидеть в момент написания книг. Когда Константин Мефодиевич рассказывал о своей деятельности и событиях его времени, я всегда обращал внимание на то, с какой потрясающе выверенной точностью он произносит каждую фразу. Все у него было настолько выверено, что просто исключало двойное толкование. Хотя я уже был достаточно подкован, тем не менее всегда поражался этой абсолютной точности в смысловом построении фразы. Действительно, это была школа! Сталинская школа!

— Рискну спросить, чем же он в «личной разведке» занимался?

— Он специализировался на проникновении в особо секретные государственные архивы зарубежных стран. Эту работу начал еще до Второй мировой войны. Они, так сказать, «взламывали» эти архивы, получая доступ к наиболее важным документам, — фотографировали, снимали копии. Добытая таким образом информация позволяла осмыслить генезис тех или иных политических процессов в мировой политике на протяжении веков, изнутри и в деталях разобраться в механизмах мировой политики, подлинных взаимоотношениях различных политических и экономически сил, правильно понять движущие мотивы тех или иных их действий. Почему ни Черчилль, ни Рузвельт, ни кто-либо иной из современных Сталину политических деятелей ничего не мог противопоставить его принципиально жесткой позиции при защите коренных интересов СССР?! Да потому, что он настолько глубоко знал все проблемы и вопросы, что они и заикнуться-то не смели. А уступал он лишь тогда, когда это было выгодно СССР. Что тот же Черчилль и признал в своих мемуарах.

— Кто ж непосредственно руководил этой тайной спецслужбой после Сталина?

— Не знаю. Константин Мефодиевич никогда об этом не говорил, и я чувствовал, что спрашивать не надо.

— В печати сейчас появились сведения о «Спецотделе ЦК» — это и есть «личная разведка», ставшая в послесталинский период «партийной разведкой»?

— В Центральном Комитете КПСС действительно был отдел «К», но это не какая-то «партийная разведка» — это была, скажем так, контора для контрпропаганды. Некий мозговой центр, а совсем не то, что было в период Сталина. При Сталине спецотдел занимался — как бы это помягче назвать — в общем, тем, чем сейчас занимаются службы собственной безопасности в ряде министерств. Но это еще не личная контрразведка Сталина. Это известный для партийно-советской элиты предпоследний фильтр проверки, если так можно сказать.

— Так что, эта сталинская организация вообще не имела сколько-нибудь известных организационных структур?

— Нет, почему же? После войны, например, «личная разведка» частично базировалась на Государственном комитете по управлению имуществом за границей. Кстати, одно время этот комитет возглавлял бывший нарком госбезопасности Меркулов. А «личная контрразведка» Сталина частично держалась под «крышей» Министерства (до войны наркомат) госконтроля, который возглавлял Мехлис. Вы знаете, что сотрудники Госконтроля достаточно жестко держали всех под присмотром и имели право проверять кого угодно — хоть военных, хоть гражданских, хоть низового бухгалтера, хоть директора завода или министра. Может быть, поэтому не случайной была всеобщая ненависть к Мехлису? Просто невероятная злоба, буквально со всех сторон! Человек он был, скажем откровенно, резкий, нередко неуместно прямой, но, мне кажется, честный, принципиальный и, что самое удивительное, способный признать свои ошибки, если понимал, что ошибся.

— Ну, насколько я знаю, Лев Захарович уж слишком переусердствовал в 1942 году, будучи представителем Ставки на Крымском фронте, что привело к очень тяжелому поражению наших войск…

— Ну, это, скажем мягко, общеизвестная и устоявшаяся точка зрения: со времен Хрущева в общественном сознании появилось немало стереотипов, которые, скажу опять-таки мягко, неадекватны реалиям истории. К примеру, один из современных американских ученых — Говард Фрер — насчитал в пресловутом докладе Хрущева на ХХ съезде 61 положение, по которым Хрущев обвинил Сталина. И все фальшивые! Американец убедительно это доказал. Ни одно не является правдой! Фрер пришел к справедливому выводу, что весь доклад — глобальное мошенничество Хрущева! А в крымской катастрофе далеко не во всем был виноват именно Мехлис. Ныне документы рассекречены, и многое стало более понятно. Но это, к сожалению, выходит за рамки темы нашей беседы. Что же до «личных спецслужб» Сталина, то они были надежно прикрыты указанными конторами. Кстати говоря, Меркулов и Мехлис были достаточно осведомлены об их делах. Думаю, Мехлису очень повезло, что он скончался 13 февраля 1953 года, а потому был торжественно погребен у Кремлевской стены. Меркулова же ждала та же участь, что и Берию.

— Вы знаете, бытуют версии, что Лаврентий Павлович якобы был не убит, а выслан за границу, или что его казнили совсем не так и не тогда…

— Ну, это сказки. Они всплывают, что называется, с незапамятных времен… На сегодня есть только два вопроса. Был ли Берия расстрелян после объявления приговора суда или же без суда и следствия застрелен по приказу Хрущева? И когда состоялся расстрел — 26 июня или же в конце того самого 1953 года?

— Арсен Беникович, если в стране существовали две основные разведки — НКВД-НКГБ и военная, для чего были нужны иные спецслужбы, действующие, скажем так, в том же направлении?

— Любой государственный деятель высшего уровня — как Сталин, Рузвельт или Черчилль — всегда заинтересован в абсолютно беспристрастном канале получения абсолютно беспристрастной информации. Умышленно иду на тавтологию. И разведчики, и агентура — это в принципе обычные люди. Только обладающие специфическими знаниями и навыками, а потому умеющие делать то, о чем не сообщают на первых полосах газет или в выпуске теленовостей. Но они так же, как и все нормальные индивиды, подвержены каким-то эмоциям, страстям, слабостям. Иногда могут что-то и не заметить, причем случайно, и столь же случайно могут оказаться жертвой дезинформации, а затем, прошу обратить на это внимание, не злоумышленно дезинформировать свой центр. Здесь все достаточно просто: если противоборствующая спецслужба выявила ваши агентурные и иные информационные каналы, то по закону жанра в них потихоньку будут вбрасывать ложную информацию. Это обычная практика спецслужб.

— Опыт свидетельствует, что от подобных ситуаций не застрахована никакая спецслужба…

— Безусловно! Вот только в тех вопросах, которые стояли перед Советским Союзом с момента его возникновения, а это всегда были вопросы войны и мира, ошибаться было нельзя! Малейшая ошибка могла привести к тому, что нашу державу смели бы к чертям, и все! Поэтому необходимость такой разведки, которая бы сотрудничала с самыми лучшими специалистами, была острейшая… Главным образом для многократной проверки и перепроверки различными способами всей важнейшей информации, не говоря уже о ее добывании.

— С самыми лучшими специалистами — в какой области?

— Разве можно назвать те области человеческого бытия или те отрасли человеческих знаний, которые бы вообще никогда не интересовали разведывательную службу? Разведку может заинтересовать любой вопрос, конечно, в определенное время и при определенных условиях. Так, например, мне известно, что в отдельных случаях для оценки внешнеполитической информации «разведка» Сталина привлекала знаменитого академика Евгения Тарле. Это же был лучший специалист по истории европейских войн, до сих пор считающийся лучшим в мире наполеоноведом! Его знаменитый труд «Наполеон» — шедевр мирового наполеоноведения. К слову, и написан-то он был при активной поддержке Сталина, как непосредственный ответ с советской стороны на выданный Англией в начале 1935 года Гитлеру карт-бланш на агрессию в восточном направлении. Книга ясно напоминала, чем конкретно для Наполеона закончилась агрессия против России. И вот еще что: во время войны Евгений Викторович преподавал в разведшколе НКВД-НКГБ историю международных отношений.

— Даже из этого вашего примера об академике Тарле можно сделать вывод, что какие-то контакты и соприкосновения в разведывательном сообществе неизбежны. Скажите, были ли контакты между Лубянкой и «личной разведкой» Сталина?

— Скорее, было взаимодействие. Насколько я понял из рассказов, в ряде случаев было взаимодействие на уровне нелегальных резидентур. «Личная разведка» располагала такими подразделениями, которые при определенных обстоятельствах могли контактировать с резидентурами Лубянки и военной разведки на уровне резидентов, а при необходимости и с резидентурами Коминтерна. В основном это происходило на германском направлении — в частности, в январе 1933 года разведки сообща контролировали сговор между фон Папеном, Шахтом, германскими банкирами и их англосаксонскими покровителями и активно пытались ему противодействовать. Увы, не вышло! Примерно с 1939 года такое взаимодействие было налажено и в работе по англосаксам. С этими ухо надо было держать куда более востро, чем с тем же Гитлером.

— Вы, говоря о «личной разведке» Сталина, упоминали аналогичную службу при Андропове… «Спецслужба главы государства» — это отечественное изобретение?

— Нет, конечно! В истории многих государств подобное не раз имело место. Вспомните хотя бы того же кардинала Ришелье. Со времен прочтения легендарных «Трех мушкетеров» Александра Дюма у нас у всех сложилось к нему весьма негативное отношение. Но это несправедливо: Ришелье был выдающимся государственным деятелем Франции своего времени, обладал редкостной мудростью и знаниями. А они-то, его мудрость и знания, опирались в первую очередь на ту уникальнейшую информацию, которую добывала его личная разведка. Кстати, Дюма вполне недурно описал ее, хотя и растворил эти описания в общем тексте «Трех мушкетеров» и последующих книг. Наш канцлер Бестужев-Рюмин тоже обладал собственной личной разведкой и потому, как правило, выходил победителем во всех тайных политических интригах, особенно во внешней политике. Вспомните прекрасный киносериал выдающегося кинорежиссера Светланы Дружининой о гардемаринах. Ведь там же четко показаны действия бестужевской личной разведки. Английские короли с давних времен обладают собственной секретной службой…

— До настоящего времени?

— Ну да — именно по этим каналам происходил основной сговор с Гитлером по всем важнейшим проблемам. Кстати, у фюрера со времен партийной деятельности также была личная разведка. И свои личные — нет, не шпионы, а высококлассные агенты стратегического влияния. Он ее никогда не передавал в печально знаменитое Управление имперской безопасности (РСХА). А тот же Черчилль создал свою «личную разведку» еще в 1936 году. Подробных данных об этой организации нет, но в литературе проскальзывает информация, что именно тогда на него вышли представители таинственной организации «Фокус», костяк которой составляли очень влиятельные в Великобритании евреи — представители финансовой олигархии. «Фокус» и создал ему эту разведку, а сэр Уинстон перетащил туда из МИ-6 (британской разведки) и из других ведомств ряд особо квалифицированных специалистов, которые потом снабжали его суперинформацией. Аналогичной личной спецслужбой обладал и Рузвельт, а также его всемогущий министр финансов Генри Моргентау. Так что оснований заявлять, что Россия и в этом случае уникальна, нет.

— Интересно… Но вот мы все время говорим о «личной разведке», а ведь была еще и, как вы сказали, «личная контрразведка». Чем она занималась? Ловила тех же вражеских агентов, что и контрразведывательное управление НКГБ?

— Личная контрразведка Сталина работала по нашей, советской партийно-государственной элите. Что греха таить — далеко не все там были ангелами… Ведь, к примеру, и тогда воровали капитально. Со времен революции и НЭПа у многих наших деятелей капиталы вообще были за рубежом. Так что кое-кого приходилось к ногтю прижимать в прямом, физическом смысле, пока они не обратят в пользу государства свои валютные счета. Надо отдать должное Сталину: очень многих тогда заставили сдать наворованное. Была такая операция «Крест» по возвращению денег — еще с конца 1920 годов проводилась. Награбили? Извольте вернуть. Частично операция проводилась силами Лубянки, но в большей степени силами личной контрразведки и разведки Сталина. В сущности-то эта операция — аналог того, что недавно мы узнали из сообщений СМИ: как германская разведка с помощью своей агентуры раскрыла зарубежные счета многих вороватых государственных чиновников Германии.

— Но все-таки вопросами коррупции в большей степени занимается милиция…

— А разве у нее это получается? Скажите, почему у нас не эффективна борьба с коррупцией? Почему ничего не могут с ней поделать? Да потому, что все правоохранительные органы повязаны, и любой их успех в конечном итоге может бумерангом ударить по ним же, особенно если они заденут представителей элиты.

— То есть можно считать, что у Сталина был некий вариант даже «финансовой разведки»?

— Не совсем так. «Личная контрразведка» активно работала и по вражеской агентуре. К примеру, та же коррупция всегда идет рука об руку с предательством. И чем выше уровень коррупционера, тем страшнее могут быть последствия его измены. Вот, для сведения — хотя это прямо и не относится с советской истории. Мало кому известно, что престарелого президента Веймарской Германии вынудили назначить Гитлера рейхсканцлером благодаря убойной силы компромату о его коррупционных деяниях. Очень уж глубоко он запустил свою фельдмаршальскую руку в государственную казну. Тем и прижали его англичане совместно с заинтересованными силами внутри самой Германии, требуя назначить Гитлера рейхсканцлером. Вот так мир и получил свое проклятие в виде этого коричневого исчадия ада. А мы — самую страшную войну за всю историю России. Но, как говорят французы, вернемся к теме нашей беседы. Большое внимание уделялось и своевременному вскрытию особо опасных с точки зрения государственной безопасности политических процессов в советско-партийной элите. Если, например, внимательно приглядеться к тому же «ленинградскому делу», то нетрудно будет заметить за его кулисами реальный сепаратизм части партийно-советской элиты, угрожавший государственной безопасности Советского Союза. Кстати, удивительным образом совпадавший с тайными планами США по уничтожению Советского Союза, которые были изложены в ныне хорошо известных директивах Совета национальной безопасности США первых послевоенных лет…

— И все-таки, почему этими делами занималась именно «личная контрразведка»?

— Потому, что официальная контрразведка так или иначе связана с обществом. Эти люди ведь не отдельно живут и, естественно, подвержены каким-то пристрастиям — могут что-то недоговорить, не доложить своевременно, а могут и вовсе на тормозах спустить… Разве в современной жизни мы такого не видим?! А ведь есть ситуации, когда необходима абсолютно беспристрастная, многократно проверенная и перепроверенная информация.

Сотрудников личных спецслужб Сталина проверяли не просто очень тщательно, а, если так можно сказать, сверхтщательно. Поскольку на них возлагалась задача доскональной и беспристрастной проверки информации, полученной по другим каналам. Фактически они выполняли функцию предпоследней инстанции, потому как на основе результатов их деятельности Сталин принимал окончательное решение. К тому же они присягали на верность одному только Сталину, перед которым и несли личную ответственность, в том числе и головой. Если же говорить о качестве этой работы, могу сказать, что здесь не срабатывало обычное правило разведки (контрразведки) о трехкратном как минимум подтверждении информации. В «личной службе» Сталина подтверждение должно было быть три раза по три. Только в этом случае он начинал — только начинал! — с доверием относиться к полученной информации.

— А как это можно реально представить?

— В качестве примера могу сослаться на малоизвестный, если вообще известный пример на очень широко эксплуатируемую тему. Уж сколько десятилетий антисталинская пропаганда эксплуатирует «дело врачей», особенно его еврейский аспект. Но мало кому известно, что истинная позиция Сталина в этом вопросе коренным образом отличалась от стереотипа, который десятилетиями нам навязывают. В связи с якобы выявившимся сильным еврейским акцентом в «деле врачей» Сталин всерьез заподозрил неладное. Тем более что он прекрасно знал по информации разведки о решении сессии совета НАТО способствовать разжиганию антисемитизма в странах Восточной Европы и СССР. Эта информация была добыта разведкой в конце 1952 года. Как и всегда в особо сложных и щепетильных случаях, Сталин в целях организации тщательной и объективной проверки информации по «делу врачей» пошел весьма необычным путем. Он, вообще-то, нередко прибегал к подобным действиям и ранее. Так вот, не увидев реальной и ясной картины в пресловутом «деле врачей-отравителей», Сталин поручил его тщательную проверку и перепроверку не сотрудникам ЦК и даже не сотрудникам «личной разведки и контрразведки». Парадоксально, но факт: в этом случае он предложил своей контрразведке подобрать несколько лиц, которые хорошо знали бы оперативную практику не понаслышке, но какое-то время уже не работали в органах госбезопасности. В результате ему были представлены кандидатуры В. Зайчикова, П. Колобанова и Н. Месяцева. О первых двух ничего не известно, кроме фамилий, а вот третий в 1943 — 1945 годах был начальником следственной части ОКР «СМЕРШ» 5-й гвардейской армии. К моменту представления его кандидатуры Сталину он был аспирантом Высшей партийной школы. Именно этим трем лицам Сталин и поручил через каналы личной контрразведки осуществить дополнительную, всестороннюю и очень тщательную проверку «дела врачей» и доложить свои выводы. Причем поручил порознь, чтобы иметь три варианта результатов такой проверки и соответственно три варианта выводов. Личная же контрразведка Сталина осуществляла лишь оперативное прикрытие этих людей, не вмешиваясь в их действия. А параллельно шла работа и по каналам «личной разведки» и контрразведки, Лубянки и партийного аппарата. То есть Сталин хотел досконально и объективно разобраться с этим вопросом, дабы примерно наказать тех, кто злоумышленно и фактически в интересах НАТО разжигал пожар антисемитизма в стране. Но довести задуманное до конца Сталин не успел. Напомню: «дело врачей» набрало обороты, когда Н.С. Хрущев курировал органы госбезопасности по партийной линии…

— Так что обязательно имело место дублирование информации, получаемой от различных спецслужб?

— Вы правы, действительно было так. Особенно характерно это было для разведок, потому что функционально все разведки выполняли одни и те же задачи. Как раньше писали в постановлениях правительства и Политбюро: «В целях своевременного вскрытия интервенционистских планов империалистических держав…» Но «личная разведка» вскрывала их по тем каналам, по которым другие разведки этого сделать не могли или не всегда могли. Эти каналы никогда не имели отношения ни к Коминтерну, ни к компартиям… В основном опирались на агентурные каналы в рамках деловой, финансовой и политической элиты — на людей, которые были далеки от советских, тем более коминтерновских дел. Агентура была именно там — в элите.

— Почему вы так уверены?

— Потому, что уровень информированности был просто невероятный! Я даже представить себе не мог, что такие вещи могли быть известны советскому руководству сталинского периода… Кстати, как я понимаю, именно этим объясняется столь непонятное для окружения поведение Сталина в какие-то определенные моменты.

— Например?

— Самый хрестоматийный пример — поведение Сталина накануне начала Великой Отечественной войны. Известно, что до 24 мая 1941 года он вел себя относительно спокойно, хотя и разрешил переброску армий к западным границам из глубины страны. И вдруг 24 мая Сталин произносит на Политбюро: «В ближайшее время мы подвергнемся внезапному нападению со стороны Германии!» Да еще и открыто сказал, что этим делом дирижируют Англия и США. Заявление прозвучало на заседании расширенного состава Политбюро — при Тимошенко, Жукове и прочих. После этого последовали всякие команды в округа, и началось движение… С одной стороны, причина такого заявления кроется в том, что незадолго до этого разведка НКГБ доложила Сталину строго документальные данные о том, что с 22 мая график воинских перевозок вермахта переводится в режим максимального уплотнения. Так на языке германского генштаба назывался график отсчета времени «Х». С другой же стороны, Сталин даже документальным данным верил не сразу. Тем более когда это касалось вопросов войны и мира. Уж слишком тяжелые последствия могли быть в случае мгновенного доверия к разведывательной информации. Естественно, что последовала проверка по каналам «личной разведки». И когда та тоже подтвердила сей факт, Сталин и произнес на Политбюро те самые слова.

— По-моему, у нас принято считать, что Сталин был спокоен вплоть до 22 июня, верил Гитлеру и больше всего боялся провокаций…

— Поверьте, всю получаемую информацию Сталин проверял вплоть до каждого сегмента, каждого слова, в самом прямом смысле до последней закорючки. Полагаю, никто спорить не будет, что разведывательная информация по вопросам войны и мира автоматически предполагает соответствующую реакцию высшего руководства страны, в том числе и в плане «игры мускулами», то есть войсками, в том числе и на границе.

— Если начать подобную «игру» не вовремя, можно здорово «подставиться»…

— Конечно! Это та реакция, оборотной стороной которой могут стать обвинения в агрессивности. Вот откуда проистекало его недоверчивое отношение к разведывательной информации и боязнь провокаций. Это не психоз, не пренебрежение к разведке и ее информации, которые без устали приписывают Сталину. Надо четко понимать: на нем ведь лежала беспрецедентная, колоссальнейшая ответственность за судьбу страны и государства, за судьбу советского народа. Слишком много было желающих уничтожить дотла Советский Союз — в их числе и наши будущие «союзники» по антигитлеровской коалиции, те же Черчилль, Рузвельт и их ближайшее окружение, подавляющее большинство из которого страдало неизлечимой патологией в форме оголтелой русофобии и антисоветизма. Да и сами они не очень-то скрывали это. Особенно тот же Черчилль. Так что Сталин был просто обязан держать ухо особенно востро и все проверять досконально. А что касается провокаций, то он и здесь был прав. Гитлеровцы-то, как впоследствии выявилось, вплоть до 22 июня горько сетовали, что Сталин и СССР не дают ни малейшего повода для обвинений в агрессивности, дабы Германия под этим предлогом могла оправдать свое нападение на Советский Союз.

— То есть, скажем так, вариант «Гляйвиц» — повторение в каком-то виде знаменитой провокации с захватом радиостанции на германо-польской границе, с чего началась Вторая мировая война, — на этот раз у Гитлера не получился?

— Не получился. Хотя имейте в виду, что у нас практически неизвестно о том, что и в ночь с 21 на 22 июня война началась с провокаций гитлеровцев. На отдельных участках границы гитлеровские диверсанты применяли огнестрельное оружие еще в два часа ночи, пытаясь спровоцировать пограничников и регулярные воинские части на ответный удар по германской территории до официально утвержденного времени нападения на СССР. Так что правота Сталина в этом вопросе абсолютна. И не надо по этому поводу иронизировать. Нет повода.

— Ну а по поводу тех же англичан — мол, они хотели столкнуть СССР с Германией… Возможно, и хотели, но ведь реально для этого ничего не сделали!

— Вы ошибаетесь. Сталин знал практически все, что они делали, дабы сорвать любые договоренности о ненападении между Советским Союзом и Германией — даже на этапе предварительного зондажа перед заключением договора о ненападении. Мало кому известно, что еще до заключения советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года — еще 20 марта — в структуре британской разведки МИ-6 было создано Управление специальных операций (УСО). И с того же момента британская разведка вплотную занялась провоцированием немцев на нападение на СССР, а чуть позже, уже после заключения договора о ненападении, и провоцированием СССР на нападение на Германию. А что творили так называемые будущие «союзники» весной и летом того же 1939 года?! Они только тем и были заняты, что разрабатывали планы, как втянуть СССР в войну с Германией, на развязывание которой все время толкали и Гитлера. Причем занимались этим не только политики, но и генштабовские комиссии Англии и Франции.

— Откуда это известно?

— Сталин своевременно узнавал обо всем, что за рубежом замышляли. Только англо-французские генштабовские комиссии соберутся — он уже на следующий день, максимум через сутки, имеет все материалы. Кстати, хотя я и знал об этом от Константина Мефодиевича, открытую информацию пришлось разыскивать в английских источниках — долго пришлось искать, но, слава Богу, нашел… Эти материалы приведены в двух моих книгах — очень интересно, что и как они мыслили. Но то, что они замышляли тогда, простите, ни в каких парламентских и даже просто цензурных выражениях не описать — настолько это было подло, гнусно и варварски. Судите сами. Вот что они замышляли, исходя из тех документов, которые добыла «личная разведка» Сталина:

1. Секретный меморандум британского МИДа от 22 мая 1939 года, направленный правительству Франции. В меморандуме открыто признавалась нецелесообразность заключения тройственного пакта о взаимопомощи между Великобританией, Францией и СССР, зато совершенно четко было прописано, что «в случае войны важно попытаться вовлечь в нее Советский Союз».

2. Секретный доклад британского министра по координации обороны лорда Чэтфилда от 27 мая 1939 года об итогах проходивших в апреле — мае 1939 года секретных англо-французских штабных переговорах (на уровне генштабов). В этом докладе черным по белому и с невероятной циничностью англо-французские генштабовские деятели откровенно показали, как они намерены проигнорировать свои же гарантии безопасности Польши: «Если Германия предпримет нападение на Польшу, то французские вооруженные силы займут оборону по линии Мажино и будут сосредоточивать силы для наступления на… Италию»?! Что же касается Англии, то она, видите ли, «сможет осуществить эффективное воздушное наступление в случае… если в войну вступит Бельгия»?! То есть совершенно открыто расписались, что выданные ранее гарантии безопасности Польше являлись преднамеренным обманом последней! Зато «в случае войны важно попытаться вовлечь в нее Советский Союз»! Они, значит, будут отсиживаться и сосредоточиваться неизвестно для чего, а СССР — иди и отдувайся за них!

3. Запись секретной беседы от 29 июля 1939 года политического деятеля Великобритании Родена Бакстона с влиятельным германским дипломатом — сотрудником службы дипломатической разведки германского МИДа Т. Кордтом. Содержание этой беседы свидетельствовало о том, что Англия намеревалась осуществить «польский вариант» Мюнхенской сделки с Гитлером. То есть сдать ему «в аренду» территорию Польши для нападения на СССР в обмен на очередной пакт о ненападении с Германией, ради чего Бакстон от имени правительства Англии наобещал прекратить идущие в то время переговоры о заключении пакта о взаимопомощи с СССР, начатые под давлением Москвы. Проще говоря, Великобритания намеревалась по аналогии с Мюнхенской сделкой отдать Польшу Гитлеру, дабы тот получил бы наконец столь желанный для него плацдарм для нападения на СССР в лице Восточной Польши. То есть именно тот плацдарм, с которым фюрер и его генералы еще на рубеже 1936-1937 годов открыто увязывали грезившийся им успех в блицкриге «Дранг нах Остен». Одновременно такой же вариант готовился и для прибалтийских государств-лимитрофов.

Ну а завершилось это тем, что именно Черчилль гарантировал Гитлеру полную безнаказанность однофронтового разбоя вплоть до 1944 года! И — ну ведь это ж надо было до этого додуматься! — у Черчилля «хватило ума» проболтаться об этом советскому послу Ивану Майскому, о чем свидетельствует запись в его дневнике от 4 сентября 1941 года. Да и после нападения Германии на СССР так называемые «союзники», мягко выражаясь, вели себя не самым приличным образом, но это уже выходит за рамки нашей беседы. Скажу лишь одно: нашим разведслужбам приходилось напрягать все свои силы не только для того, чтобы заблаговременно вскрывать планы гитлеровского командования, но и чтобы не проморгать всевозможные фокусы антисоветского характера со стороны англосаксов. Так что не надо делать из них «белых и пушистых». Перефразируя знаменитые слова Франклина Рузвельта о никарагуанском диктаторе Сомосе, Гитлер действительно сукин сын, но…

— Вы очень уж мягко выражаетесь…

— Согласен! Но это цитата. Так вот, он — их, англосаксонский, сукин сын. И Сталин знал обо всем этом в мельчайших деталях. Потому и заставил Англию и США все-таки стать на нашу сторону, но одновременно внимательно приглядывал за ними. И, между прочим, был более чем прав. Англосаксы и в начале войны, и тем более в середине уже всерьез подумывали, как бы сговориться с немцами да и поделить ими награбленное. Хуже того! Они уже тогда активно закладывали основы всего того, что впоследствии назовут «холодной войной». Только ответственность за нее припишут Сталину.

— Вернемся, однако, к предыстории 22 июня…

— Хорошо. Говоря об этом, нужно назвать двух агентов «личной разведки» — Ольгу Чехову и Сергея Алексеевича Вронского.

— Знаменитого астролога?

— Да, именно его. Судя по всему, он был завербован по каналам Коминтерна, на что указывает присутствие рядом с ним в молодые годы знаменитого латышского писателя Вилиса Лациса, который занимался тогда больше коминтерновской деятельностью, нежели литературной. К Вронскому присматривались, проверяли, а потом он был передан на связь в «личную разведку» Сталина. И вот в 1938 году он получил информацию, которая свидетельствовала о том, что Гитлеру открыто рекомендуют напасть на СССР весной 1941 года.

— Откуда же пришли такие сведения?

— 15 марта 1938 года в старинном замке Вартбург прошло совещание самых именитых астрологов третьего рейха. СС тайно установило там микрофончики, астрологи догадались о подслушивании, но их убедили в обратном. Ну это ладно! Так вот, во время этой конференции астрологи и выработали рекомендацию Гитлеру напасть на Советский Союз не позднее весны 1941 года.

— Известно, что фюрер прислушивался к подобным рекомендациям…

— Не только он. Вронский говорил, что составлял какие-то астрологические прогнозы для Гесса, и тот на базе этих прогнозов решил рвануть в Англию, дабы согласовать с ней вопрос о нападении на СССР и получить гарантию, разбой на Востоке. То есть получить гарантию, что рейх будет хотя бы в относительной безопасности с запада. Такое решение Гесс принял в самом начале апреля и начал готовиться. И едва ли он пошел бы на это без согласования с Гитлером. Точнее, без прямого указания Гитлера. Не говоря уже о том, что в то время Гесс был единственным в рейхе руководителем высшего ранга, который имел право принимать решения общегосударственного характера от имени фюрера. К тому же он единственный знал точную дату нападения на СССР задолго до того, как Гитлер ее, так сказать, озвучил. До 30 апреля 1941 года этого не знали ни германский генеральный штаб, ни его оперативное управление. Официально же на бумаге дата 22 июня была отражена только 10 июня, а в войска была передана 12 июня, когда англичане уже более месяца возились с Гессом…

— Самое обидное, что м-м Тэтчер отложила рассекречивание материалов о полете Гесса до 2017 года. До сих пор о его причинах можно только гадать.

— А чего обижаться-то?! Все материалы у них в руках. Гесса прикончили, когда тот и так был уже беспомощным стариком. И подоплека этого беспрецедентного события еще долго будет оставаться в секрете — не факт, что они и тогда все откроют.

— Как вы думаете, Сталин знал о неотвратимости войны?

— Безусловно. Тогда все наши разведки, как говорится, «стояли на ушах». Однако даже сам факт такого знания тогда должен был оставаться в секрете. Ну вот смотрите: апрель 1941-го, началась первая фаза переброски войск к западным границам. В апреле то и дело всплывает дата: 15 мая… 15 мая… 15 мая… Никакой реакции! Даже когда один из лучших агентов ГРУ — АВС в начале мая сообщил эту дату, никакой реакции! Вечером 10 мая на английскую территорию вдруг сваливается Гесс. А 13 мая Сталин «вдруг» дает команду на выведение следующей группировки войск в сторону границы. Здесь, конечно, в первую очередь сыграл роль непосредственно факт миссии Гесса. Но не только. Откуда он мог получить информацию о ее сути? Только из ближайшего окружения Гитлера и из Англии — от своей «личной разведки». Точно так же произошло и с директивой от 12 июня о выдвижении дивизий приграничных округов из глубины округов в сторону границы.

— Вы сказали, что Сталин пытался разобраться в причинах трагедии 22 июня и даже проводил тщательное расследование…

— Да, оно шло всю войну, начиная с самого первого ее дня, и было завершено только в конце 1952 года. Перед теми генералами, которые были в приграничных округах и уцелели, Верховный поставил ряд вопросов, свидетельствующих о том, что он всерьез подозревал предательство. Основания для этого у Сталина были. Это видно даже по донесениям некоторых партийных секретарей в июне 1941 года, которые я привел во 2-м томе — «Трагедия 1941 года» — нового пятитомника «200 мифов о Великой Отечественной войне», недавно вышедшего из печати.

— Где же вы их нашли?

— Все предельно просто: эти вопросы и часть ответов на них еще в 1989 году публиковал — начиная со своего 3-го номера — «Военно-исторический журнал». Однако в ЦК КПСС быстро спохватились и дальнейшую публикацию запретили. Пропагандой тогда командовал небезызвестный Александр Яковлев…

— По-моему, не все так однозначно. В то время, когда начали усиленно «раскачивать корабль», нужен ли был еще и такой «огонь по штабам»?

— Менее всего мне хотелось бы, чтобы у уважаемых читателей сложилось впечатление, что подобными сведениями бросается жирная черная тень на генералитет! Это было бы в корне неверно. Но мы должны, мы вправе знать о том, как на самом деле произошла трагедия 22 июня, почему, а также кто и в чем был виноват. Пусть самую горькую, самую нелицеприятную, но мы имеем право знать всю правду! Ведь скоро уже 70-летие трагедии 22 июня, а она до сих пор незаживающей раной ноет в исторической памяти общества.

— Извините, а не выглядите ли вы сейчас этаким правдоискателем-одиночкой, который вдруг вознамерился всем открыть глаза?

— Э, нет! Я далеко не первый и совсем не единственный! Вот генерал Николай Червов в книге «Провокации против России» указал, что внезапности нападения в обычном понимании не было, и эта формулировка «была придумана в свое время для того, чтобы взвалить вину за поражение в начале войны на Сталина и оправдать просчеты высшего военного командования в этот период»! А задолго до него маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев, пострадавший при жизни Сталина, с мужеством истинного солдата заявил: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941 г., черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии только на И.В. Сталина. В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый период войны. Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев — от командующих фронтами до командиров взводов — обязаны держать войска в боевой готовности. Это их профессиональный долг, и объяснять невыполнение его ссылками на И.В. Сталина не к лицу солдатам».

— То есть, той самой пресловутой внезапности не было?

— О какой внезапности может идти речь и тем более на каком основании можно ею объяснять причины трагедии 22 июня 1941 года, если, во-первых, 18 июня Сталиным была санкционирована директива Генштаба о приведении войск первого стратегического эшелона в полную боевую готовность (и это не говоря о предупреждении Сталина еще 24 мая!), во-вторых, если в тексте известной директивы № 1 — той, что была передана в войска в ночь с 21 на 22 июня, — было прямо указано, что возможно внезапное нападение Германии, и более того, если четко было указано, что необходимо «быть в полной боевой готовности». Еще раз подчеркиваю, что в переводе с военного на гражданский язык «быть» в документе такого ранга означает, что до этого уже была соответствующая директива. По крайней мере для войск первого оперативного эшелона первого стратегического эшелона. В противном же случае должно было быть только «привести в полную боевую готовность».

— Тогда поясните, почему же все-таки произошла эта кровавая трагедия 22 июня 1941 года?

— В то, о чем пойдет речь, очевидно, трудно будет поверить, однако придется: против фактов и документов нелегко возражать. Так вот, в первом полугодии 1941 года с подачи руководителей военного ведомства в советском военном планировании, на мой взгляд, произошло нечто немыслимое, невероятное…

— Звучит зловеще…

— Да, ибо произошла негласная и незаконная подмена смысла и духа официально утвержденного Правительством СССР плана отражения агрессии, в том числе и принципа обороны. Вместо четко указанного в официальном плане принципа активной обороны, предусматривавшего при необходимости организованный отход войск в глубь своей территории, но с арьергардными боями — чего, к слову, Гитлер очень опасался и требовал от своих генералов не допустить этого, у нас появилась жесткая (упорная) оборона прямо на линии государственной границы.

— То есть в далеко не всегда выгодных для нас условиях?

— Конечно, особенно если учесть, что граница не везде еще была оборудована в достаточной степени. Но самое главное, конечно, что негласно и незаконно был подменен смысл официального плана. Согласно этому плану войска первого стратегического эшелона сдерживали и отражали первый удар, под прикрытием чего наши основные силы должны были быть отмобилизованы и сосредоточены, и затем — но только при благоприятной обстановке — переходили в решительное контрнаступление и уничтожали врага. Вместо этого войска основных приграничных округов на западных границах были жестко переориентированы на отражение агрессии методом немедленного, то есть по факту нападения, встречно-лобового контрблицкрига. То есть отражение агрессии гитлеровской Германии стали готовить, выражаясь языком военных, методом осуществления стратегических фронтовых наступательных операций.

— Действительно, разобраться непросто…

— Подмена именно тем и была опасна, что она фактически незаметна! Ее и сейчас-то не так уж легко заметить. Не меняя ни единой строчки в официальном документе, а всего лишь за счет переакцентировки усилий приграничных округов на подготовку к немедленному контрнаступлению, которое действительно официально предусматривалось…

— Но ведь не сразу же?

— Правильно, именно в этом все дело. Но тогдашнее руководство наркомата обороны, как мне видится, практически полностью выхолостило суть официального плана. А ведь никакого другого плана, кроме того, который был утвержден 14 октября 1940 года, в СССР не было. Любая информация о всяких иных, якобы официально действовавших планах, не более чем сказки, к тому же далеко не безобидные.

— «Корректировка» очень походила на довоенные кинофильмы, когда коварный враг нападал и его тут же сметали с нашей земли.

— Еще раз подчеркну, что и в официальном плане контрнаступление планировалось, но только после сдерживания и отражения первого удара гитлеровцев. К тому же после сосредоточения наших основных сил и при наличии благоприятной обстановки. А вот «безграмотный сценарий вступления в войну» — так, кстати, в послевоенное время Тимошенко охарактеризовал произошедшее 22 июня, — составленный не без его активного участия, предусматривал немедленный лобовой встречный удар, как эффективный метод отражения агрессии. Более того! Эта негласная и незаконная подмена произошла в основном на принципах концепции «пограничных сражений» расстрелянного в 1937 году маршала Тухачевского.

— Арсен Беникович, все-таки объясните, чем был бы плох немедленный встречный удар?

— Войска, изготовившиеся отражать агрессию методом немедленного встречно-лобового контрнаступления, с точки зрения обороны находятся в крайне неустойчивом положении, и малейший удар по ним автоматически приведет к кровавой трагедии. Ударивший первым будет, что называется, «в дамках». Первым ударил Гитлер — СССР ни о какой агрессии не помышлял!

— Из ваших слов можно прийти к выводу, что трагедия 22 июня — результат не просто ошибок высшего военного командования…

— Так ставить вопрос и тем более категорически утверждать что-то подобное я не стану — это за пределами моей компетенции. Но, как и у любого другого историка-исследователя, у меня есть право обратить внимание на некоторые важные моменты. 18 июня 1941 года Сталин разрешил привести войска первого стратегического эшелона в полную боевую готовность. Однако эта директива Генштаба, санкционированная Сталиным, оказалась невыполненной. Во всяком случае далеко не везде выполненной, тем более в полном объеме!

— Как понимаю, вы начисто отвергаете предположение, что Сталин готовил нападение на Германию? Ту самую «Операцию «Гроза», о которой писал небезызвестный Резун-Суворов, объясняя ею причины трагедии 22 июня?

— Я имею все документальные основания заявить, что написанное Резуном — подлая ложь. Вся его концепция легко опровергается строго документальными данными. Еще в 1974 году в советской исторической литературе был обнародован тот факт, что слово «Гроза» исполняло функцию общегосударственного пароля, по которому командующие войсками приграничных округов обязаны были вскрыть так называемые «красные пакеты» и немедленно ввести в действие находившиеся в них планы прикрытия государственной границы. Указывалось даже архивное дело, подтверждающее этот факт. Далее. На местах, то есть в округах, действовали пароли-аналоги. Например, в Киевском округе — «КОВО-41», в соответствии с которым командование округа вводило аналогичный режим действий. Если, например, спуститься по иерархической воинской лестнице еще ниже, то есть непосредственно в армии, корпуса и дивизии, то там были свои паролианалоги — в Западном округе, в частности, для командиров частей и соединений существовали такие пароли, как «Кобрин-41», «Гродно-41». То есть в зависимости от места дислокации того или иного соединения. Для стрелковых и артиллерийских полков этого округа существовал пароль «Буря», по которому командиры должны были немедленно вскрыть так называемые «красные пакеты» своего уровня и действовать в соответствии с находившимися там инструкциями. Так что никаких планов нападения на кого бы то ни было в СССР не было и в помине.

— Да, Резун лукавил…

— А ведь он не мог не знать, что задолго до него британский историк — авторитетнейший Б. Лиддел Гарт в своей книге «Вторая мировая война» открыто признал, что едва войска вермахта пересекли границу СССР, как германские «генералы убедились, сколь далеки были русские от агрессивных намерений, и поняли, что фюрер их обманул»! Не менее известный западногерманский историк Г.-А. Якобсен еще в самый разгар «холодной войны», полвека назад, столь же открыто признал в книге «1939-1945. Вторая мировая война», что «при внезапном нападении летом 1941 г. не было захвачено никаких документов, которые бы, несмотря на сосредоточение советских войск у границы, давали основания для выводов о вражеских наступательных намерениях»! Какие еще, чьи нужны доказательства, чтобы бросить в мусорное ведро вымыслы беглого предателя, оплачиваемые британской разведкой?!

— Кстати, расследованием причин трагедии 1941-го как раз и занималась «личная контрразведка» Сталина?

— Скорее всего так… Но и она опиралась на информацию особых отделов, а затем и СМЕРШ. По документам видно, что эта работа непрерывно шла даже во время войны…

— Но если так, тогда почему 22 июня по радио выступил Молотов? Может, Сталин действительно впал в прострацию и укрылся на даче?

— Учтите, уже двадцать лет кряду прекрасно известно, что на протяжении всего периода работы Сталина в Кремле его помощники тщательно вели «Журнал посещений И.В. Сталина в его кремлевском кабинете», который ранее хранился в «Особой папке Политбюро», а ныне — в Архиве Президента Российской Федерации. Журнал свидетельствует, что Сталин с раннего утра 22 июня 1941 года находился в Кремле, в своем кабинете, и напряженно работал. В среднем — по 14-16 часов в сутки. Записи в журнале свидетельствуют, что в период с 22 по 28 июня включительно Сталин принимал от 20 до 30 человек в день из числа высших должностных лиц, в том числе и военных, партийных работников, руководителей различных гражданских ведомств, ученых, конструкторов, испытателей самолетов, танков, другой военной техники, деятелей культуры и дипломатов. С ними он решал бесчисленное количество вопросов организации обороны, материально-технического снабжения ведущей тяжелые бои Красной Армии, массовой эвакуации населения, промышленных объектов, различных материальных и иных ценностей из зон возможной оккупации, организации партизанского движения на оккупированной территории и т.д.

Даже известный историк-диссидент и антисталинист Рой Медведев в конечном итоге признал, что версия об исчезновении Сталина является «чистой выдумкой» Хрущева. Но что интересно — об этом говорится в его книге, написанной совместно с братом Жоресом Медведевым, THE UNKNOWN STALIN для Запада. Однако при переиздании того же труда на русском языке сведения о «чистой выдумке» Хрущева были опущены. Почему-то он счел, что нет необходимости рушить чистейший миф, столь удобный для всех антисталинистов.

-То есть версия возникла на пустом месте?

— На первый взгляд кажется, что одна «зацепка» есть. В журнале отсутствуют записи за 29 и 30 июня. Но должно ли это означать, что в эти два дня Сталин пребывал в прострации или что-нибудь в подобном роде? Отнюдь. Он принимал посетителей еще и по адресу: улица Кирова (ныне Мясницкая), дом 33, где была его резиденция, на пункте управления Генштаба, а также на своих дачах. Наконец, с какой стати задним числом Сталина лишают возможности уединиться в одной из своих резиденций, чтобы сосредоточенно обдумать сложившуюся обстановку и наметить конкретные пути выхода из нее и меры по их реализации? Ему же крайне необходимо было уединиться, чтобы детально обдумать тяжелейшую ситуацию. Ведь накануне, 28 июня, стало известно о взятии гитлеровцами столицы Белоруссии — Минска. Кстати, узнал он об этом из сообщений иностранных радиостанций, а не от Генштаба, а также о катастрофическом разгроме войск Западного фронта, который, по сути-то, рухнул менее чем за неделю боев. А это было самое опасное направление удара вермахта, потому как это самая короткая дорога к столице: Минск — Смоленск — Москва.

— Эта дорога была истоптана многими потенциальными завоевателями. Получилось, что советское командование словно бы игнорировало в своих планах этот вариант гитлеровской агрессии. Что же предпринял Сталин?

— Сталин пришел к выводу о явной неспособности высшего военного командования организовать достойный отпор агрессору. В такой ситуации необходимо было коренным образом и немедленно менять всю структуру государственного и военного управления в целях максимальной концентрации власти в едином государственном органе. Иначе было бы невозможно мобилизовать все силы и ресурсы для отпора врагу. Ведь в первые дни войны, когда Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) от 23 июня была создана Ставка Главного Командования во главе с наркомом обороны маршалом С.К. Тимошенко, дело доходило, скажем мягко, до странностей. Являясь официально утвержденным председателем Ставки, Тимошенко ставил такую подпись: «От Ставки Главного Командования народный комиссар обороны С. Тимошенко». Ну и что же должна была означать такая подпись на важнейших директивах?! Одним только фактом столь несуразной подписи он, по сути, расслаблял командующих сражающихся с врагом войск, потому как резко понижал уровень исполнительской дисциплины! Ведь получалось, что не председатель Ставки Главного Командования требует исполнения директив, а всего лишь Тимошенко «от ее имени». Военные, к слову, вообще очень чувствительны к атрибутическому оформлению приказов, тем более в военное время и особенно в период боевых действий. По этим признакам они определяют степень обязательности и срочности выполнения тех или иных приказов вышестоящего командования. А тут всего лишь «От Ставки»…

— Чем вы объясняете такую позицию Семена Константиновича?

— Не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что в первые дни войны он инициативно стал нарываться на отставку самим тоном в телефонных разговорах со Сталиным. Его ближайший зам тоже вел себя вызывающе, когда Сталин жестко требовал объяснить, что же на самом-то деле происходит с нашими войсками. К тому же с первых дней войны Генеральный штаб вообще потерял управление и связь с войсками и по большей части не знал, что конкретно творится на фронтах.

— Получилось, что ближайшие сподвижники растерялись больше Сталина…

— Подобное положение никак не могло устроить главу государства! Вот потому-то он и уединился на пару дней, чтобы разработать новую систему управления государством в создавшейся критической обстановке. В результате было разработано положение о Государственном Комитете Обороны, которое уже 30 июня было опубликовано. До этого 29 июня Сталин завершил разработку и подписал директиву Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей — о развертывании партизанского движения. Надеюсь, хоть теперь-то стало понятно, куда и, главное, зачем он пропал на двое суток?

— Ну, мне-то известно, что в действительности он никуда не пропадал. Это у вас с другими оппонентами спор.

— Да, 29 июня он дважды посещал наркомат обороны и Генеральный штаб, у него произошел еще один резкий разговор с Тимошенко и особенно с Жуковым. Что же до бессовестных утверждений Хрущева о том, что-де Политбюро гуртом ездило к Сталину на дачу, дабы уговорить его вернуться к активной деятельности, так это ложь. Даже невзирая на то, что их «подтвердил» Микоян. Да, они наведывались к нему на дачу, но лишь потому, что он сам их вызвал к себе, поскольку 30 июня он, как указывает Рой Медведев, созвал на даче совещание членов Политбюро, на котором ознакомил их с тем самым решением о создании Государственного Комитета Обороны.

— Кстати, такой деликатный вопрос… 22 июня с первым обращением к народу выступил не Сталин, и даже не Молотов, а — с амвона — Местоблюститель Патриаршего престола Русской Православной Церкви митрополит Московский и Коломенский Сергий. Почему он?

— Мне кажется, что, понимая всю иллюзорность возможности возврата к статус кво по состоянию на 4.00 утра 22 июня, Сталин тем не менее зарезервировал для себя возможность такого возврата. В высшей политике это норма. Лидер всегда оставляет себе возможность не принимать окончательного решения, изучить ситуацию до конца. Это обычная, испокон веку существующая политическая практика. И не только в нашей стране, а во всем мире.

— Все же выходит, что митрополит Сергий на многое отважился раньше Сталина?

— Да нет же, это не так! До 12 часов в открытом радиоэфире последовало санкционированное Сталиным обращение Молотова к правительству Японии с просьбой выступить посредником в урегулировании вспыхнувшего вооруженного столкновения между Германией и СССР. Хотя в том, что это война, ни Сталин, ни Молотов уже не сомневались. Тем более что германский посол Шуленбург еще ранним утром официально передал соответствующее объявление об этом. Однако, во-первых, Сталину было важно на весь мир показать, что СССР действительно подвергся вероломному, ничем и никак не спровоцированному подлому нападению. Это было до чрезвычайности важно, имея в виду перспективы создания антигитлеровской коалиции с США и Великобританией, предварительные принципиальные договоренности о которой имелись еще до начала войны. Во-вторых, не менее важно было и продемонстрировать на весь мир, что даже в такой ситуации СССР до последней секунды пытается решить все мирным путем…

— А не получалось ли, что он просто хватается за соломинку? Вдруг Гитлер действительно остановит войска?

— Нет, Сталин надеялся, что войска первого стратегического эшелона — а это 3,5 миллиона человек с более чем достаточным количеством вооружений и боеприпасов, предупрежденные за четыре дня до агрессии, — уж как-нибудь, но сдержат врага до объявления всеобщей мобилизации. И, наконец, в-третьих, Сталину до чрезвычайности важно было лишить Берлин любых возможностей требовать от Японии немедленного вооруженного выступления против Советского Союза. Проще говоря, Сталину чрезвычайно важно было ликвидировать саму угрозу двухфронтового нападения на СССР!

— Каким же образом?

— У Японии действительно было обязательство выступить на стороне Германии, но только в том случае, если Германия подвергнется нападению. Однако своим обращением-предложением к официальному Токио выступить в роли посредника Сталин совершенно ясно и однозначно сообщил японскому руководству, что истинный агрессор Германия, а не СССР. И Япония так и не рискнула напасть на СССР, хотя пакостила нам всю войну.

— Но вернемся к воззванию митрополита Сергия…

— Сейчас, слава Богу, известно, что Местоблюститель Патриаршего престола Русской Православной Церкви митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский) обратился с мобилизующим воззванием к русскому народу 22 июня 1941 года, в День Всех Святых, в земле Российской просиявших. Но мало кто знает, что с этим воззванием он обратился сразу же после утренней службы. Более того. Никто никогда не обращал внимания на то, что он собственноручно написал и собственноручно же отпечатал это обращение, которое потом зачитал перед прихожанами с амвона после утренней литургии.

— Так рано?

— Да, до 12.00 22 июня никто в Москве — естественно, кроме высшего государственного руководства, — не знал о начавшейся войне. Каким же образом митрополит узнал о войне, успел написать, да еще и собственноручно, одним пальцем, отпечатать это обращение?! Ведь утренняя служба заканчивается примерно в 10-10.30 утра.

— Значит, о произошедшем он узнал раньше многих. Но откуда, от кого?

— О нападении Германии, уверен, местоблюститель узнал непосредственно от Сталина. А знаете, для чего Иосиф Виссарионович ему об этом сообщил? Чтобы именно он, Местоблюститель Патриаршего престола Русской Православной Церкви в судьбоносный для страны момент лично подвел черту под противостоянием государства и церкви. Кстати, напомню, что со своей стороны Политбюро эту черту подвело еще в 1939 году, отменив все постановления о гонениях на церковь.

— Но почему именно в тот момент церковь должна была «повернуться лицом к государству»?

— Подведя эту черту и обозначив более понятную для всего народа религиозно-цивилизационную сущность нагрянувшей страшной беды, Местоблюститель Патриаршего престола инициировал бы исконно русский патриотизм, необходимый для массированного отпора врагу! Причем, хочу отметить это особо, не только в этническом смысле. За рубежом нашу страну, при всей ее многонациональности, всегда называют Россией. И любых представителей нашей страны — русскими. Так вот, вопрос тогда стоял именно о всеобщем, общероссийском патриотизме — при естественно главенствующей роли русского. Только после такого обращения митрополита Сергия у Сталина появились основание и возможность произнести в речи от 3 июля знаменитые слова — «Братья и Сестры!» — и реальный шанс рассчитывать на то, что эти проникновенные слова будут правильно поняты народом! Так и произошло!

— А почему Сталин так жестоко расправился с командованием Западного фронта?

— А вы знаете, что этого в первую очередь требовало руководство наркомата обороны, а вовсе не Лубянка, которой это приписывают? Но это ладно. Обвинение Павлова и других сначала базировалось на аналоге знаменитой 58-й статьи УК в белорусском уголовном кодексе. Однако в ходе судебного следствия обвинение было переквалифицировано на 193-й статью УК РСФСР — то есть на воинские преступления. И суровый приговор вынесен по этой же статье. То есть Сталин вовсе не желал устраивать кровавые разборки с генералитетом, наподобие 1937 года. Потому как воевать надо было, а не стрелять в своих. Но в то же время ясно продемонстрировал, что спокойно может обойтись и без пресловутой 58-й статьи. Уж кому-кому, но ему-то было более чем ясно, что на войне все может произойти. И потому всем был дан шанс самоотверженной борьбой против ненавистного врага исправить прежние, даже тяжелые, на грани, а то и за гранью преступлений по уголовному законодательству того времени, ошибки. И многие, надо сказать, доказали, что ошибки исправлять умеют. Убедительно доказали, были произведены в маршалы, стали символом Победы.

Кстати, в этой связи не могу не привести слова выдающегося российского философа, бывшего ярого диссидента и антисталиниста, к сожалению, ныне покойного Александра Зиновьева. В интервью 23 апреля 2005 года вашей газете он заявил: «Наши военачальники стали выдающимися полководцами только потому, что они были при Сталине — подобно тому, как Даву и Мюрат были великие маршалы при Наполеоне. Без него их не было бы! Это говорю я, антисталинист бывший! Как исследователь, утверждаю, что рассказы про «вопреки» — ерунда!»

— Арсен Беникович, историкам известно, что далеко не все «судьбоносные» решения оформляются документально. Однако даже самая секретная и могущественная организация не в силах полностью скрыть документальные следы своей деятельности. Существуют ли архивы той самой «личной службы», о которой мы вели речь?

— Насколько я знаю, они были. Один документ я имел честь видеть — буквально в течение часа, под непосредственным надзором упоминавшегося выше Константина Мефодиевича. Это был глобальный историко-геополитический анализ — с разведывательно-исторической точки зрения — причин многовекового противостояния между Западом и Россией. Кстати говоря, пользуясь переданной мне технологией разведывательно-исторического анализа «личной разведки» Сталина, я в немалой степени его восстановил, пользуясь открытыми источниками. Наиболее полно он отражен в моей книге «Кто привел войну в СССР?» В документе же, который я видел, все было показано на таких примерах, которые ни при каких обстоятельствах назвать не могу.

— Где этот архив сейчас?

— Не могу знать. Есть, очевидно, какие-то хранители, но где, кто, что — мне этого никогда не говорили. А документы там, насколько понимаю, интересные!.. По целому ряду косвенных признаков могу сказать, что они свидетельствовали о выходах сталинской «личной разведки» на высшие круги и закулисные силы Европы и мира… Занимаясь историческими исследованиями, я неоднократно поражался, насколько детально знал Сталин механику всяческих политических событий, действующих на мировой арене сил, и тому, насколько его действия отличались исключительной выверенностью. Это могло быть следствием только глубочайшего знания. Он ведь буквально за горло держал очень многих — и они ничего сделать не могли ни против самого Сталина, ни против нашей страны. Они его просто боялись, в прямом смысле слова! Как в свое время английский король Георг I боялся Петра Великого.

— Какова же дальнейшая судьба «личной разведки»? Досталась «в наследство» Хрущеву, как-то трансформировалась?

— Нет, она существовала вплоть до смерти Сталина, а потом… исчезла. Ее сотрудники занялись кто чем. Кто стал писателем, кто исследователем, естественно, помалкивая о своем прошлом… А что, разве ушедшие в запас сотрудники органов безопасности всем известны? Точно так же и тут. Никого не расстреляли, не репрессировали — их просто не знали по именам и делам.

— Не может ли помочь в поиске таких людей, скажем, журнал посещения кремлевского кабинета Сталина? Думается, Иосиф Виссарионович мог и там общаться с какими-то своими агентами?

— Не может. Там же не все фиксировалось — только официальные лица, а неофициальные не фиксировались. Да и не ходили они в Кремль. Для этого существовали более конспиративные места встреч, а Сталин был мастером по этой части…

Беседу вел Александр БОНДАРЕНКО («Красная звезда»), отвечал Арсен Мартиросян.

Источник — http://stalinism.ru/Stalin-i-Armiya/U-Stalina-byila-svoya-razvedka.html

Теги:

Подписаться
Уведомить о
guest

9 комментариев
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Альтернативная История
Logo
Register New Account