Советский Багратион

1

К 120-летию со дня рождения К. К. Рокоссовского

Хмурый дождливый рассвет вставал 24 июня 1945 года над Москвой: словно природа вместе с людьми оплакивала миллионы павших в только что завершившейся войне. Куранты Спасской башни Кремля мерно отсчитывали секунды. Над Красной площадью, занятой парадными коробками, прозвучало: «Парад, смир-но-о!..» С десятым ударом от Мавзолея и Спасской башни устремились навстречу друг другу два всадника.

Командующий парадом Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский – на вороном скакуне, принимающий парад Маршал Советского Союза Г.К. Жуков – на белом. К ним прикованы завороженные взоры присутствующих на площади (наверное, даже земного бога, стоявшего в тот момент на трибуне Мавзолея). Дробь копыт резко оборвалась. В мгновенно наступившей тишине зазвучал рапорт командующего парадом. 

И вот уже сопровождаемые мощными звуками сводного оркестра-гиганта, объединившего 1400 музыкантов, всадники направились к построившимся для парада войскам. Молодцеватые (каждому нет и пятидесяти), внушительные, посадка выдает врожденных кавалеристов. Это был их триумф – двух виднейших полководцев Великой Отечественной. 

Вечером 25 июня в Кремле состоялся прием участников парада. В своей здравице Рокоссовский не смог, что вполне объяснимо, обойтись без возвышенного слога: «Командование Парадом Победы я воспринял как самую высокую награду за всю свою многолетнюю службу в Вооруженных Силах». Но каким же тернистым был путь к ней, этой награде… 

Рабочее происхождение, образование и воспитание, начало трудового пути, казалось, совсем не располагали Константина Рокоссовского к военной карьере.

«Родился в г. Варшаве в 1896 г. в рабочей семье. Отец – рабочий машинист на Риго-Орловской, а затем Варшавско-Венской жел дороге. Умер в 1905 г. Мать – работница на чулочной фабрике. Умерла в 1910 году… Самостоятельно начал работать с 1909 года. Работал рабочим на чулочной фабрике в г. Варшаве (предместье Прага) до 1911 г. и с 1911 г. до августа 1914 г. работал каменотесом на фабрике Высоцкого в г. Гройцы Варшавской губернии. Окончил четырехклассное городское училище в 1909 г. в г. Варшаве (предместье Прага)»,

– так писал Рокоссовский cам о себе. 

Его жизненный путь определила, как оказалось, Первая мировая война. Призванный в первые же дни в 3-й драгунский Каргопольский полк, Рокоссовский прослужил в нем рядовым, а затем младшим унтер-офицером вплоть до октября 1917 года. За отличия в боях с германскими войсками был награжден Георгиевским крестом и двумя георгиевскими медалями. С добровольного вступления в Красную гвардию начался его полувековой боевой путь в советских Вооруженных Силах. 

О том, что принес ему тридцать седьмой год, сам Рокоссовский, по сути, нигде не писал, ограни­чившись буквально несколькими общими словами. Есть в его автобиографии, датированной 4 апреля 1940 г., короткая фраза: «С августа 1937 по март 1940 гг. находился под следствием в органах НКВД. Освобожден в связи с прекращением дела». Из-за ее крайней лаконичности не обойтись без хотя бы небольшого комментария. 

В должности командира 5-го кавалерийского корпуса, дислоцированного в Пскове, Рокоссовскому довелось прослужить чуть больше года. Он был арестован и с 17 августа 1937 г. содержался во внутренней тюрьме УГБ НКВД Ленинградской области. «Били… Вдвоем, втроем, одному-то со мной не справиться! Держался, знал, что если подпишу – верная смерть», – поведал сам маршал на встрече со слушателями Военной академии им. М.В. Фрунзе в апреле 1962 года. По воспоминаниям генерала И.В. Балдынова, который находился в заключении вместе с Рокоссовским, Константин Константинович, возвращаясь в камеру после допросов, каждый раз упорно повторял:

«Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль умереть придется, так с чистой совестью». 

22 марта 1940 г. Константина Константиновича освободили из-под стражи «в связи с прекраще­нием дела» – ему посчастливилось попасть в число тех, кого коснулась «малая реабилитация» 1939–1941 годов. Исследователи сходятся во мнении, что свою роль сыграло настоятельное ходатайство командарма 1-го ранга (позднее – Маршала Советского Союза) С.К. Тимошенко перед И.В. Сталиным, которого он знал с Гражданской войны, а также Г.К. Жукова… 

Рокоссовский встретил Великую Отечественную войну в должности командира 9-го механи­зиро­ванного корпуса КОВО. К началу боев корпус был почти полностью укомплектован личным составом, однако материальной части остро недоставало.

«Несчастье заключалось в том, – вспоминал маршал, – что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату. Эта треть составляла около 300 танков». 

В отличие от многих других высших командиров, растерявшихся в неразберихе начала войны, Рокоссовский с первых же минут проявил решительность и способность твердо управлять своими немногочисленными силами. Около 4 часов утра 22 июня 1941 г. дежурный доставил ему телефонограмму из штаба 5-й армии с предписанием вскрыть секретный оперативный пакет. Сделать это можно было только по распоряжению председателя Совнаркома СССР или наркома обороны, но комкор, узнав, что связь с Москвой и Киевом нарушена, взял ответственность на себя. 

Хранившаяся в пакете директива предписывала немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно–Луцк–Ковель. Быстро провели необходимую подготовку, затруднения возникли только с обеспечением автомашинами, горючим, боеприпасами. Командир корпуса приказал вскрыть находившиеся неподалеку склады с боеприпасами и автопарк. Формально он превышал свои полномочия, учитывая, что склады были центрального подчинения. Но в обстановке непрерывных налетов вражеской авиации, при отсутствии связи с вышестоящими штабами ждать разрешения было некогда, поэтому где расписками, а где и угрозой применения оружия сопротивление интендантов было сломлено. Зато корпус получил возможность для быстрого маневра. 

В первый же день войска прошли свыше 50 км, а 131-я моторизованная дивизия (т.е. пехота, посаженная на реквизированные автомобили) достигла Ровно, совершив 100-километровый марш. На следующий день 20-я и 35-я танковые дивизии также сосредоточились северо-западнее Ровно.

О том, насколько своевременными и единственно правильными были действия Рокоссовского, вспоминал бывший тогда начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И.Х. Баграмян: 

«Подходил к концу третий день войны. На Юго-Западном фронте складывалась все более тревожная обстановка. Угроза, в частности, нависла над Луцком, где 15-й механизированный корпус генерала И.И. Карпезо нуждался в срочной поддержке, иначе танковые клинья врага могли рассечь и смять его. Ждали помощи и окруженные врагом вблизи Луцка части 87-й и 124-й стрелковых дивизий. 

И вот когда мы в штабе фронта ломали голову, как выручить луцкую группировку, туда подоспели главные силы 131-й моторизованной и передовые отряды танковых дивизий 9-го мехкорпуса, которым командовал К.К. Рокоссовский. Читая его донесение об этом, мы буквально не верили своим глазам…» 

В разгар боев под Новоградом-Волынским, в ходе которых немцы пытались отбросить 9-й мехкорпус на северо-восток, чтобы обеспечить продвижение к Киеву, Рокоссовский получил указание убыть в Москву. Приказом Ставки ВГК он был назначен командующим армией на Западном фронте и, таким образом, встал в ряды непосредственных защитников советской столицы. 

16 июля Рокоссовский прибыл в Москву. Противник к этому времени высадил под Ярцево крупный воздушный десант и пытался окружить к западу и востоку от Смоленска 16-ю и 20-ю армии. Чтобы не допустить этого, Ставка спланировала контрудар, для нанесения которого создавались пять подвижных групп, каждая в составе нескольких танковых и стрелковых дивизий. Одну из групп для действий на главном, смоленско-вяземском, направлении и должен был возглавить Константин Константинович… 

Захватив Ярцево, соединения 3-й немецкой танковой группы стремились продвинуться по шоссе к Вязьме и одновременно развить наступление на юг к Ельне, в которую ворвались части 2-й танковой группы. Группа Рокоссовского получила приказ командующего фронтом на наступление. В условиях безраздельного господства вражеской авиации группа имеющимися силами сумела овладеть Ярцево. В течение нескольких дней она отражала ожесточенные атаки танковых частей противника. 27 июля С.К. Тимошенко доносил в Ставку:

«Ярцево твердо удерживается Рокоссовским». 

Это был крупный успех. Гитлер – впервые во Второй мировой войне (!) – был вынужден отдать группе армий «Центр» приказ о переходе к обороне. И хотя обстановка в районе Смоленска продолжала оставаться сложной, стало ясно, что гитлеровский план молниеносной войны затрещал. 

…Многие не без основания утверждают, что внутренней красотой, душевными качествами Рокоссовского был покорен даже Сталин, совсем не склонный к сантиментам. Генерал-лейтенант Н.А. Антипенко приводит рассказ самого Константина Константиновича о том, как в декабре 1943 г. он, находясь в Москве, был приглашен Верховным Главнокомандующим на ужин. Повод был более чем подходящий: и Сталин, и Рокоссовский родились в один и тот же день – 21 декабря. 

«Было далеко за полночь с 20-го на 21 декабря, – вспоминал маршал. – Присутствовали некоторые члены Политбюро. Обстановка за столом была самая непринужденная. Взяв меня за руку, Сталин отвел в сторону и тихо сказал: «Да, мы вас крепко обидели, товарищ Рокоссовский… Ну что ж, бывает… Извините…» (извинение, очевидно, относилось к факту довоенного ареста и тюремного заключения. – Ю.Р.). Потом мы возвратились к столу. Кто-то провозгласил тост за здоровье Сталина. Закусили. Встав из-за стола. Верховный подошел ко мне с полным бокалом «Хванчкары» (его любимого вина), произнес тост в мою честь и стал чокаться со мной так, чтобы верхний край его бокала был бы не вровень с моим, а чуть пониже. Я знал этот грузинский обычай, выражающий особое уважение, и сам поспешил опустить свою рюмку ниже. Сталин повторил свой прием, опустив руку с бокалом еще ниже, то же сделал и я. В конце концов наши бокалы оказались на полу. Это всех рассмешило». 

По некоторым воспоминаниям, вождь даже называл Рокоссовского «моим Багратионом». Было бы большой ошибкой, однако, думать, что все это давало основания для каких-то поблажек. Между Верховным и Константином Константиновичем случались, хотя и редко, размолвки. Когда в мае 1944 г. Рокоссовский приступил к разработке плана операции по освобождению южной части Белоруссии с последующим выходом в восточные районы Польши (в рамках предстоящей летом Белорусской стратегической операции), он пришел к нетривиальному выводу. Тщательное изучение местности, лесистой и болотистой, и особенностей обороны противника, убедили его, что необходимо нанести не один, а два удара равной силы: один – из района Рогачева на Бобруйск, Осиповичи, другой – из района низовьев Березины на Слуцк. 

Но на следующий день, 23 мая, на совещании в Кремле Сталин долго не соглашался на предложение командующего 1-м Белорусским фронтом. 

«Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложения Ставки, – вспоминал маршал. – После каждого такого «продумывания» приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили». 

Начавшееся 24 июня наступление войск Рокоссовского было успешным. За пять дней боев, прорвав оборону врага на двухсоткилометровом фронте, они окружили и уничтожили бобруйскую группировку и продвинулись в глубину на сто с лишним километров. Темп наступления составлял 22 километра в сутки! Так настойчивость Константина Константиновича перед лицом Верховного дала свои плоды. И оценена была по достоинству: 29 июня 1944 г. Рокоссовский стал Маршалом Советского Союза. 

Советский Багратион

Известный британский историк Б. Лиддел Гарт сумел, сравнивая успехи фронта Рокоссовского и достижения союзников, незадолго до этого высадившихся в Нормандии, зримо показать принци­пи­альную разницу между ними.

«Совершив прорыв линии фронта непосредственно севернее Пинских болот, войска Рокоссовского продолжали развивать наступление со средней скоростью 32 км в сутки… Удары русских привели к общему краху системы германской обороны».

Союзные же войска на западном фланге нормандского плацдарма под командованием генерала О. Брэдли за три недели боев (заметим в скобках: против куда менее грозного противника) продвинулись, как подсчитал Лиддел Гарт, всего на 8–13 км. 

Одним из самых драматичных в полководческой судьбе Рокоссовского событий стали боевые действия 1-го Белорусского фронта на варшавском направлении. После Белоруссии перед войсками лежала Польша. А ведь это была для него родная земля. 

Все советские энциклопедии указывали, что он русский, и место его рождения Великие Луки. В содержавшемся же в следственном деле личном листке по учету кадров приводились подлинные сведения: место рождения – Варшава, национальность – поляк. И вот он, варшавский каменотес, добровольно вступивший рядовым в полк каргопольских драгун и вместе с ним вынужденный уйти из Польши под напором германских войск, вернулся сюда спустя тридцать лет во главе войск фронта для освобождения своей родины от фашистского ига. 

В сентябре 1944 г., пройдя за 40 дней напряженных боев 700 километров, форсировав несколько рек, войска 1-го Белорусского фронта вышли к Висле. На ее западном берегу были захвачены три плацдарма, а на правом взята Прага – предместье Варшавы. Однако дальше наступление застопорилось; в окружение попал один из танковых корпусов. В это время в польской столице, начиная с 1 августа, разгоралось антифашистское восстание. Но продвижение советских войск в этот момент затормозилось, они не смогли прийти на помощь восставшим варшавянам. Причины этого – предмет многолетних споров военных историков. 

Сам Рокоссовский объяснял сложившуюся ситуацию так: 

«Я в бинокль рассматривал город своей юности, где продолжал жить единственный родной мне человек – сестра. Но видел одни развалины. Войска были измотаны, понесли, конечно, немалые потери. Необходимо было получить пополнение, подвезти большое количество боеприпасов, создать резервы. Без этого ни о каком наступлении через Вислу не могло быть и речи. Но мы помогали восставшим всем, чем могли: с самолетов сбрасывали им так необходимые нам самим продовольствие, медикаменты, боеприпасы. За две недели было сделано пять тысяч вылетов. Высадили через Вислу крупный десант, но он успеха не имел и, понеся значительные потери, отошел на восточный берег». 

По признанию маршала, ни от руководителя восстания главнокомандующего Армии Крайовой Т. Бур-Коморовского, ни от польского эмигрантского правительства никакой информации о готовящемся восстании не поступало. И в дальнейшем с их стороны не было попыток связаться с советским командованием и скоординировать совместные действия. Когда же Рокоссовский послал к Бур-Коморовскому для связи двух офицеров-парашютистов, он не пожелал их принять. На обратном пути офицеры погибли. Не пытался он связаться и с нашим десантом. 2 октября гитлеровцы подавили восстание. Погибли 200 тысяч поляков, Варшава была полностью разрушена. 

12 октября 1944 г. состоялось решение Ставки, в соответствии с которым командование 1-м Белорусским фронтом Константин Константинович передал Г.К. Жукову, а сам принял войска 2-го Белорусского фронта. По признанию Рокоссовского, это было столь неожиданно, что он сгоряча даже спросил Сталина, чем объяснить такую немилость – перевод с главного направления на второстепенный участок. Полученный ответ: тот участок, на который его переводят, не относится к второстепенному, а входит в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов – 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского, не мог удовлетворить Рокоссовского, обида не только на вождя, но и на своего давнего сослуживца долго не оставляла его. По собственному признанию Георгия Константиновича, с тех пор их отношения были уже далеко не такими дружескими и сердечными, как раньше, вину за что он возлагал на Сталина, который по мере приближения конца войны все больше «интриговал между маршалами – командующими фронтами»

На войска фронта, которым теперь предстояло командовать Рокоссовскому, возлагалась задача отсечь группировку, действующую в основной части Германии, от восточно-прусской. Начав наступление 14 января 1945 г., 2-й Белорусский фронт последовательно форсировал реки Нарев и Вислу и успешно продвигался на запад. Но через неделю в первоначальный план пришлось вносить коррективы: отстали войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И.Д. Черняховский). Ставка сформулировала Рокоссовскому новую задачу – совместно с Черняховским окружить и уничтожить восточно-прусскую группировку противника… 

Газета «Британский союзник» 11 марта 1945 г. образно определила значение тех событий для дальнейшего хода войны:

«Большая часть прочного фундамента прусского милитаризма сломана».

В начале апреля 1945 г. Рокоссовского вызвали в Ставку, где ознакомили с планом участия войск его фронта в Берлинской операции, 2-й Белорусский фронт должен был наносить рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая тем самым правый фланг 1-го Белорусского фронта, и уничтожить силы врага севернее его столицы… 

Союзнические отношения с западными странами очень скоро сменились холодной войной. Маршал Рокоссовский попал в самый ее водоворот. В 1945 г. он возглавил Северную группу советских войск, дислоцировавшуюся на территории Польши. Так продолжалось до октября 1949 г., когда его вызвал к себе Сталин. 

– Обстановка такова, – сказал он, – что нужно, чтобы вы возглавили армию народной Польши. Все советские звания остаются за вами, а там вы станете министром обороны, заместителем председателя Совета министров, членом Политбюро и маршалом Польши. Я бы очень хотел, Константин Константинович, чтоб вы согласились, иначе мы можем потерять Польшу. Наладите дело – вернетесь на свое место. 

Вождь оказался отличным психологом. Хотя Рокоссовского обуревали смешанные чувства, он ответил:

«Я солдат и коммунист! Я готов поехать». 

Достойно пройдя испытание войной, Константин Константинович принужден был проходить проверку большой политикой. Началась его напряженная работа по строительству современной армии в союзном СССР государстве. Именно в те годы была полностью модифицирована организационно-боевая структура армии. К моменту завершения Рокоссовским его миссии в Войске Польском имелись реорганизованные сухопутные войска, ракетные соединения, войска ПВО, авиации и Военно-Морского флота. Организационные изменения шли параллельно с напряженной боевой подготовкой войск, командиров и штабов, совершенствованием взаимо­дей­ствия родов войск в рамках новой структуры вооруженных сил. Практически заново была создана система мобилизационных мероприятий страны, интересам обороны страны подчинялась модерни­зация сети железных и автомобильных дорог, системы государственной связи. При активной помощи Советского Союза началось создание собственной оборонной промышленности. 

И на всем лежала печать интеллекта маршала Рокоссовского, его высокой организованности и необыкновенно тактичного, душевного отношения к подчиненным. Уже через два года работы в ПНР он имел все основания заявить, что

«никогда еще в Польше не было такой армии, как наше народное войско». 

И в те годы, и много позднее объективность не позволяла польским историкам говорить о вкладе маршала в реформирование Войска Польского иначе, как в позитивном плане. 

22 октября в письме, направленном в ЦК ПОРП и подписанном Н.С. Хрущевым, советская сторона выразила согласие на отзыв из Войска Польского офицеров и генералов советских Вооруженных Сил. В их числе был и маршал двух народов Рокоссовский. 13 ноября он подал в отставку со всех государственных постов ПНР и через два дня возвратился в Москву. 

По возвращении в СССР Рокоссовский был назначен заместителем министра обороны СССР Г.К. Жукова. Его сдержанная речь на октябрьском (1957 г.) пленуме, где был осуществлен политический расстрел Г.К. Жукова, делает честь его человеческим качествам. Из числа маршалов и генералов он оказался единственным, способным на объективность и сочувствие к своему товарищу и старому сослуживцу. 

СОЛДАТСКИЙ ДОЛГ 

Для Рокоссовского после выхода на пенсию бездеятельность была невыносима. Поэтому главным его делом стала книга воспоминаний. Писалась она, по воспоминаниям его близких, трудно, а подчас и мучительно. 

Когда рукопись вчерне была готова, естественно, встал вопрос о названии. Маршал деликатно, но твердо отклонил десятка два вариантов, показавшихся ему излишне пафосными, выспренними, и остановился на том, который лег на обложку книги – «Солдатский долг»

Надо признать, что «Солдатский долг» Рокоссовского выгодно отличается от многих мемуаров выдержанностью, откровенностью, в них даже предвзятому человеку трудно найти отступления от истины, тем более злонамеренные. Честно воюя, маршал имел полное моральное право отстаивать историческую истину, что называется, невзирая на лица…

Следует признать распространенное заблуждение, будто Рокоссовский отличался чрезмерной мягкостью и чуть ли не застенчивостью. Ссылаются при этом на случай, когда, освободившись из тюрьмы, Константин Константинович опоздал к поезду. Поскольку надвигалась холодная весенняя ночь, а переночевать было негде, он, чтобы никого не стеснять своей просьбой, вернулся на ночлег в застенок. 

В том-то и секрет именно ему присущего полководческого стиля: такт и внимание к окружающим Рокоссовский, как никто другой, удачно сочетал с требовательностью, взыскательностью и волевым напором. 

С несвойственной ему в обычной обстановке резкостью он пресекал панику, дезорганизующую войска и обрекавшую их на заведомое поражение. «Всех, замеченных в проявлении трусости и паникерстве, взять под особое наблюдение, а в необходимых случаях, определяемых обстановкой, применять к ним все меры пресечения… вплоть до расстрела на месте», – такое категорическое требование встречаем в его приказе войскам Брянского фронта. Другое дело, что Рокоссовский не опускался до грубости и рукоприкладства, к которым были склонны многие другие маршалы и генералы. 

Вместе с тем, как отмечали многие знавшие его, одной из прекрасных черт К.К. Рокоссовского

«было то, что он в самых сложных условиях не только умел оценить полезную инициативу подчиненных, но и вызывал ее своей энергией, требовательностью и человеческим обхождением с людьми». 

Юрий РУБЦОВ


ОБ АВТОРЕ: РУБЦОВ Юрий Викторович (20.06.1955, станица Мигулинская, Ростовская обл.) – доктор исторических наук, профессор, действительный член Академии военных наук России.

Источник: http://www.sovross.ru/articles/1496/29354

redstar72
Показать весь профиль

redstar72

Живу в Минске. Инженер-конструктор МЗКТ. Интересуюсь историей техники, особенно авиации. Убеждённый коммунист.

Подписаться
Уведомить о
guest

17 комментариев
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Альтернативная История
Logo
Register New Account