Снаряд-попаданец
Голосом фрекен Бок – говорили же не смотреть на ночь телевизор, и вот полюбуйтесь….
Голосом попаданца – говорили же, не сиди на альт-форумах и не говори, что знаешь, как надо поступить. Вроде так там было: "Особому риску подвергаются завсегдатаи всяческих Интернет-форумов на историческую и альтисторическую тематику. Посему не стоит блистать своими выдающимися знаниями и спешить выдавать проекты того, как надо строить историю, начиная с какой-либо даты".
Нет, мы же люди умные, не верим во всю эту чушь, а втайне качаем гигабайты информации и примеряем на себя погоны адмирала. Или капитана. Или иную высокую должность – "кто тут крайний в цари?".
Результат закономерен в том, что высшие силы обладают чувством юмора – "Ах, так ты знаешь, как надо было сделать? Так делай!".
Засыпал я обычным человеком, а проснулся попаданцем. Точнее, вселенцем.
Говорю сразу, вселенцем я себя не сразу осознал. Думал, что сошел с ума и нахожусь в сумасшедшем доме. В лучшем случае, что попал в аварию и лежу себе весь парализованный (не могу пошевелиться), да еще и в темноте.
Но постепенно мое сознание (а чего хотите – сознание человека начала 21-го века!) подавило сознание местное. И когда осознал, в кого попал, версия о сумасшедшем доме мне даже показалась лучше.
Я в снаряд попал!
Нормальный такой снаряд, двеннадцатидюймовый или тристапятимиллиметровый снаряд отечественного производства….
"Вспомнил" всю свою жизнь – точнее жизнь предыдущего хозяина данного бренного… тела.
Родился в Санкт-Петербурге.
Родственники – есть, в виде братьев-близнецов, именуемые снарядами.
Солнца практически не видел.
Друзья – есть, другие снаряды.
Отношение к другим снарядам – "друзьям" (т.е. меньшего калибра) – снисходительное. Мол, вы малыши, а мы какие крутые!
Так началась моя жизнь здесь. Не знаю, радоваться или печалиться надо.
У большинства снарядов философия прям как у японского камикадзе (хотя лично философию камикадзе не читал): мы рождены, чтобы сгореть в пламени взрыва.
Впрочем, узнал, что не все снаряды (даже братья-близнецы) такие из себя бойцы. Были и другие – на любой лад.
– Стрельнут так стрельнут, попаду так попаду, нет так нет.
– Я против войны! Если стрельнут, я категорически не согласен умирать!
– Я таким героем буду, в отличие от тебя! Ты об броню, а я сразу корабль взорву.
– Я ненавижу вас, всех вас. Да я лучше покончу с собой и вас прихвачу!
И как начнется, то хоть уши затыкай. Людям-то ладно – им не слышно, о чем снаряды болтают. А другие снаряды как начнут… собственно такие же речи толкать. А затем и на других кораблях начинается – и даже с берега кричат. Причем и среди снарядов одного калибра нет единства – переходят на личности, а именно фугасные и бронебойные….. Потом осознал, что морские мины и торпеды тоже говорят и переговариваются. И все об одном и том же. Но, как я понял, снаряды, мины и торпеды не любят друг друга и между собой говорят крайне редко.
А вот корабельные речи так и не опознал – корабль считается домом. А дом по умолчанию "не живой". А с точки зрения человека, именно корабль представляет собой "жизнь" в отличие от бездушного снаряда. Корабль живет, ходит, двигается, болеет, лечится, стареет, проходит курс омоложения. Можно даже сказать, подтяжки делают, не говоря уже о замене внутренних органов – сердце, желудок, глаза. А снаряд – в основном полудрема. Это вам не анекдот про двух женщин, просидевших в камере 8 лет и потом 3 часа прощавшихся. Только полудрема и спасает от информационного вакуума. Это береговым хорошо, они больше о мире знают, чаще видят, а вот морские не знают, что творится в миру. Да и как сказать, биология такая… как у кошек. Немного общения, и главное поспать.
Так и подмывало сказать, что я, мол, из будущего. Мог бы многого рассказать. Например, что появятся авиабомбы и ракеты. Но правило попаданца – о себе не говорить. А послушать хотелось бы. Хотя нет, не хочется. Кто его знает, какие речи будут? Может, снаряды-расисты будут или снаряды-педофилы, снаряды….
Отвлекся, и возвращаюсь к философии (а то чувствую, что заносит) металлических берсеркеров. У каждого снаряда не так и много вариантов:
– умереть в результате сражения;
– доживать свои дни на каком-то складе;
– попасть в море и умирать от ржавчины на дне морском;
– оказаться на суше, попасть в землю и пролежать, может, под сотню лет.
Умирать, конечно, не хочется, но лежать и чувствовать, как тебя медленно пожирает ржа… Были казни в древние времена, когда человека приговаривали к медленному пожиранию (мог и месяц мучаться). А такая судьба уготована большинству снарядов, можно даже сказать 90% выпущенных снарядов окончат свои дни именно на дне морском.
Поскольку участвовать в дебатах, у кого что длиннее, было не интересно (вот где отсутствие модераторов сказывается…. или модератор тут беспощаден – ставит пожизненный бан и отправляет вон?), начал тренироваться. Зачем? Надо себя чем-то занять, и какой же я попаданец, если не буду менять историю? То, что снаряд может изменить историю, взорвавшись или не взорвавшись, я как-то не горевал. С одной стороны философия прежнего хозяина, а с другой стороны – уж лучше в пламени взрыва, чем быть таким. Конечно, хотелось бы дать важные советы, но как? Говорить с человеком не могу, как собака или лошадь ручку держать – не могу, могу… могу едва двигаться, на считанные миллиметры. В процессе тренировок узнал различные выражения от экипажа, которые страдали от моих действий….
Минутку, это что же получается – когда молоток / ключи / книга / пульт выскальзывают из рук, не находятся на месте, так в них тоже попаданец оказывается?!
* * *
В который раз, из полудремы пробудили частые звуки выстрелов орудий…. Нет, не учения, война идет уже полгода – даты экипаж говорит, о событиях матросы рассказывают. А тут еще и дому приходится. Дом – это броненосец "Цесаревич".
И вот свершилось — венец и цель существования моего металлического тела пришел: грузят на элеватор! Короткий подъем, лоток, на соседнем столе подачи лежит мой близнец. Досылание, в затылок упирается мягкий и теплый пороховой картуз, постоянный сосед по погребу. И вот наконец-то и за ними раздается слышимое в первый и последний раз в жизни влажное и сытое чавканье закрывающегося затвора. Прямо передо мной, в обрамлении спиралей нарезов кружок серого, облачного неба, калибром ровно в двенадцать дюймов.
БЛ…ТЬ!!!!!! ТЬ!!!!! ТЬ!!!!.
Это меня стукнули по заду. Больно-то как! Неделю же сидеть нельзя будет.
Готов поклясться чем угодно, но этот выстрел экипаж не забудет. Самый проблемный снаряд, "с нравом", вечно не на своем месте, и явный человеческий крик…..Самое время перекреститься.
Лететь очень красиво. Можно даже сказать – испытываю подлинный триумф полета: напор ветра, опьяняющее вращение и блаженство свободного падения. Рядом, в нескольких метрах по почти такой же траектории, вертясь и вереща от восторга сорванными медными поясками, летит "мой" товарищ и брат, еще один двенадцатидюймовый снаряд, выпущенный носовой башней "Цесаревича". Никогда не думал, что знание силуэтов японских кораблей так пригодится – условия уж очень специфичные. Уже пройдена верхняя точка траектории, и началось снижение, скорость не слишком потеряна, ведь дистанция довольно мала, и чувствую в себе силы продраться через любую вставшую на пути броню. Вот уже из туманной дымки неуклонно появляется серый корабль моего последнего пункта назначения – броненосец "Микаса"! Ну что, удастся отправить тебя на дно, если попать в башню – ведь тренировался же извиваться? Нет, лучше в другое место. Рывок, еще рывок, и чувствую, как траектория моего полета изменилась. Ну что тебе будет сниться, броненосец "Микаса"? – не знаю, но должно же сниться, я-то на другое место нацелился. А это место все ближе и ближе….
* * *
Я подскочил с кровати. Сон! Реальность? Сон? Реальность!
Вроде ничего не изменилось (ага, 3 часа ночи, со сна-то в квартире может измениться, к тому же свет не включаю) – надо срочно…. проверить историю. Извечный русский вопрос – что делать? Компьютер – все спят. Включить свет и осмотреться? – нет, мы не ищем легких путей. Тогда к шкафу! Хватаю одну из серых книжек… знаю, что тут (или до этого?) Степанов "Порт-Артур" стоит, а рядом "Цусима" Новикова-Прибоя. Открываю (Степанова) и начинаю читать…. нет, лучше на кухню, ни черта же не видно (свет не включил), да и разбужу всех.
* * *
На адмиральском мостике оба адмирала с командиром «Цесаревича» и флагманскими специалистами разбирали различные способы маневрирования эскадры, чтобы поставить неприятеля в невыгодное положение.
Начавшаяся перестрелка прервала совещание. Русская эскадра продолжала идти прежним курсом в кильватерной колонне, увеличив ход до пятнадцати узлов.
Японцы начали стрельбу с сильных перелетов по флагманским кораблям «Цесаревич» и «Пересвет». Но затем постепенно пристрелялись и стали засыпать русских снарядами. Русские очень энергично отвечали, так что бой шел с равным успехом для обеих сторон.
После пяти часов вечера в «Цесаревича» стало попадать особенно много снарядов. Воздух был буквально насыщен свистящими осколками. Но Витгефт упрямо продолжал оставаться на открытом нижнем боевом мостике. Поскольку здесь находился адмирал, рядом с ним поместился и весь штаб. Лица почти у всех побледнели и приняли то особенное, сосредоточенное выражение, которое бывает у людей, подвергающихся смертельной опасности.
Даже Матусевич перестал напевать и, стоя на правом крыле мостика, внимательно наблюдал за тем, что происходит на японской эскадре. Флаг-офицер мичман Эллис украдкой крестился при каждом новом попадании. У Азарьева тряслись от волнения руки. Оба сигнальщика испуганно шарахались в сторону при близких разрывах Один Витгефт продолжал спокойно стоять, облокотившись на спинку своего кресла. Временами он в бинокль смотрел на шедшие в кильватер «Цесаревичу» броненосцы. Но тучи дыма, окутывавшие всю эскадру, мешали что-либо разглядеть как следует. Видны были лишь облака черного дыма, сквозь который иногда проступали трубы и мачты.
Адмирал отошел к левому крылу мостика и погрузился в наблюдение за происходившим на «Пересвете». Броненосец был опоясан зеленоватыми огнями выстрелов.
– Молодцами отбиваются, – вполголоса проговорил подошедший к адмиралу Эллис.
– Сегодня наша эскадра ведет стрельбу более выдержанно, чем японцы. Они явно нервничают и зря бросают много снарядов, – заметил стоявший тут же лейтенант Азарьев.
– Через час начнет темнеть, и если мы продержимся, то это будет равноценно выигранному бою, – произнес Витгефт.
– Конечно, продержимся! Смотрите, «Микаса» горит и стреляет все реже, на «Асаме» пожар, «Якумо» на время совсем вышел из строя. Адмирал Того, верно, чувствует себя весьма неважно, – ответил Эллис.
Страшный взрыв поблизости сильно толкнул Витгефта в спину. Сзади раздался негромкий крик, и адмирал непроизвольно оглянулся. Рядом с рубкой корчился в предсмертной агонии горнист Зубов, все еще держа в руке исковерканный горн. Эллис исчез, Азарьев зажимал рукой раненый бок. Сам адмирал Витгефт, если не считать кровавых пятен на мундире, не пострадал.
* * *
Во время первого боя в японские суда попало несколько крупных снарядов, причинивших значительные повреждения. Для исправления их адмирал Того временно вышел из боя. Русская эскадра уже почти скрылась из виду, когда наконец японцы смогли последовать за ней.
Второй бой шел на параллельно сближающихся курсах на дистанции пятьдесят один кабельтов. Сражение велось с необычайным ожесточением. Невзирая на численное превосходство японцев в тяжелой и особенно в средней артиллерии, русские упорно продолжали идти вперед, нанося нам весьма значительные повреждения».
Адмирал Того находился в боевой рубке головного флагманского броненосца «Микаса». Он напряженно следил за ходом боя в подзорную трубу, временами отдавая отрывистые распоряжения. На его бледно-желтом, продолговатом, почти европейского типа лице, с небольшой коротко стриженной полуседой бородкой, застыло сосредоточенное выражение. Внешне он сохранял полное спокойствие, ничем не выдавая все сильнее нараставшую тревогу за исход сражения.
Никогда еще русские не проявляли в бою столько выдержки и упорства, как сейчас. «Микаса» весь был окутан дымом от взрывов и возникающих на нем пожаров; из-за дыма временами русских почти не было видно. Грохот стрельбы смешивался с шумом разрывов попадавших в «Микасу» русских снарядов.
Почти все верхние надстройки были разрушены и снесены, на исковерканной палубе валялись неубранные трупы. Одно из орудий носовой башни было подбито, другое могло действовать с трудом. Кормовая двенадцатидюймовая башня тоже была выведена из строя, половина средней артиллерии левого борта не действовала. Не хватало прислуги для орудий.
Давно выбыл из строя командир броненосца капитан Хирота, были отправлены на перевязочный пункт почти все чины адмиральского штаба. В командование броненосцем вступил третий по старшинству капитан-лейтенант. От главного врача пришло донесение, что уже выбыло из строя десять офицеров и около двухсот матросов.
Адмирал вышел на мостик и оглянулся на идущие сзади корабли. Стоящий рядом юнга-горнист поспешил подать цейсовский бинокль. Вслед за адмиралом из рубки вышли флаг-офицеры и два сигнальщика. В это время русский снаряд попал в одну из дымовых труб, осколки застучали по броневой рубке и палубе. Адмирал поморщился и, приказав перейти на левое крыло мостика, стал разглядывать идущие сзади свои суда.
Горел «Асахи». Сквозь дым пожара были видны наполовину снесенная грот-мачта и развороченные верхние надстройки. Тем не менее броненосец продолжал интенсивно вести огонь. За «Асахи» чуть выступал «Фуджи». По медленной стрельбе можно было судить о наличии на нем значительных разрушении. На концевом крейсере «Якумо» еще были видны языки пожара. В это время четвертый от мателота броненосец «Шикишима» сильно метнулся влево и на мгновение стал отчетливо виден. Передний мостик был разрушен. Из кормовой башни сиротливо выглядывало лишь одно двенадцатидюймовое орудие, трубы были сильно помяты. Вскоре «Шикишима» опять лег на курс и скрылся за идущими впереди кораблями.
Адмирал оторвался от трубы и взглянул в сторону русских. Склонявшееся к западу солнце хорошо освещало эскадру. Несмотря на разрушения и пожары, она продолжала двигаться прежним курсом и не снижала интенсивности своего огня.
Того в задумчивости направился обратно в рубку.
Вдруг двеннадцатидюймовый снаряд ударил точно в рубку. Вслед за оглушительным грохотом все заволокло дымом. Когда дым рассеялся, в рубке были раненые, умирающие и контуженные. Раненые, раненые и контуженные были и рядом с рубкой. Но были и те, кто ни в каком состоянии на палубе не был обнаружен. Адмирал Того оказался в числе тех, кто частично был обнаружен на палубе…..
АВТ. Проверить надо.
