Содержание:
В июле 1944 года вермахт оказался перед лицом тотальной катастрофы. На западе союзники медленно, но уверенно прогрызали немецкий фронт, на французские пляжи высадилось уже более миллиона солдат. Это означало, что поддерживать Восточный фронт перебросками с запада более невозможно.
На востоке в это самое время немецкие позиции просто разваливались. Основные силы группы армий «Центр» исчезли в котлах под Витебском, Минском и Бобруйском, и теперь фельдмаршалу Моделю предстояло собрать группу армий из обломков и осколков. Массовый ввод резервов позволял надеяться на восстановление фронта, но пока русские катились неостановимо, и наступление захватывало все новые и новые участки.
Между тем, РККА продолжала бешеное наступление. Ставка была сама изумлена тем, как быстро и на каком длинном фронте противник повалился в нокаут. Теперь предстояло использовать эти успехи.
Сражение в июле, по сути, разделилось надвое. Фронт Баграмяна зачищал северную Белоруссию и прорывался в Прибалтику, южнее наступали фронты Черняховского, Захарова и правый фланг Рокоссовского, ведя не столько битву, сколько преследование. Дальше на юг располагался циклопический массив болот Полесья, где условия местности сковывали любые маневры, а на северо-западе Украины, у Ковеля, готовилось еще одно большое наступление в рамках «Багратиона» – силами левого фланга войск Рокоссовского. То есть, в центре русские просто пожинали плоды успеха, занимая Белоруссию, а на флангах – били по тем силам вермахта, которые не попали под удар в июне.
Немцы могли оказывать серьезное сопротивление на флангах: там они имели хотя бы какие-то еще не побитые части. В Полесье это была 2-я полевая армия: фронт Рокоссовского в начале битвы прогромыхал мимо нее, наступая на Бобруйск. В Прибалтике – группа армий «Север» и уцелевшие части 3-й танковой армии: в Витебске погиб только один ее корпус, хотя и очень многочисленный. То, что осталось от 4-й и 9-й полевых армий, самостоятельной боевой ценности уже не имело.
Бег к морю
1-й Прибалтийский фронт Баграмяна вырвал кусок из построения немецкой 3-й танковой армии и теперь развивал успех. Следовало бить противника без пауз, не дожидаясь, пока неприятель опомнится. Первой остановкой на пути должен был стать Полоцк. Этот город Гитлер объявил очередной «крепостью», и надо сказать, фюреру не откажешь в логике: город нависает над правым флангом наступающих советских войск, через него идет железная дорога в Латвию и там же проходит замечательная рокада – дорога вдоль линии фронта. Для Белоруссии, где железных дорог и хороших шоссе тогда было не слишком много, это была настоящая драгоценность. Полоцк требовалось брать, и брать быстро.
Поначалу никакого сопротивления нокаутированная 3-я танковая армия не оказывала. Стиль боевых действий документы фронта описывают как
«уничтожение отдельных разрозненных групп».
Связист Николай Веселицкий замечал:
«Немцы уже другие стали. Уже поняли, что «Германия превыше всего, но моя жизнь немножко повыше».
Однако уже к началу июля немцы начали бросать навстречу фронту Баграмяна – вернее, под колеса фронта – резервы. После краха обычных пехотных частей группа армий «Центр» предсказуемо «обыскала сама себя» и поставила в первую линию свои скудные резервы, которые подпирала россыпь тыловых частей: охранные, строительные, штрафные. Эти отряды не имели нормальной тактической подготовки, психологически их солдаты также ломались куда легче закаленных бойцов. Исключение составляла разве что школа унтер-офицеров. Вдобавок, в бой их бросали с колес, без малейшей подготовки и разведки. Сопротивление этих частей даже не всегда оказывалось замечено.
Логика крупных военных катастроф одинакова что в 1941, что в 1944 году. В первое военное лето таким же образом ложились под танки советские отряды, на лету сводившиеся в боевые группы под началом решительных командиров. Теперь в таком же положении оказались немцы.
Вермахту удалось создать относительно устойчивый рубеж на подступах к самому Полоцку. Более того, используя еще не попавшие под удар силы, немцы даже начали готовить контрудар. Однако такая линия фронта имела очевидный недостаток: ничего не стоило найти в ней слабое место. В результате, русские сыграли на опережение: Полоцк слишком быстро охватывали, так что командовавший обороной «крепости» генерал Хильперт решил, что не имеет смысла терять в котле новые части, и самовольно сдал Полоцк 4 июля.
Эта неудача стоила должности командующему группой армий «Север», но русские получили только город, а не город и войска противника. Взяв Полоцк, войска Баграмяна по большей части просто потеряли неприятеля: тот отступал слишком быстро.
То же самое происходило южнее. В последних числах июня пал Слуцк, и в начале июля директивы Рокоссовского армиям и корпусам 1-го Белорусского фронта запестрели словами «преследовать» и «стремительно продвигаться». Немецкие силы на карте выглядели довольно внушительно: по дороге к Барановичам захватывались пленные из самых разных частей, но на практике тактический значок «дивизия» на карте не мог заменить вермахту реальных солдат и реального вооружения. Тем временем Баграмян у себя на севере начал сталкиваться со все возрастающим сопротивлением.
Проблемой 1-го Прибалтийского фронта стало то, что теперь он наступал, по сути, на свежие силы нацистов из группы армий «Север». Избежать столкновения с ними Баграмян не мог: дивизии неприятеля, накапливающиеся на фланге, могли испортить ему всю обедню. Поэтому, посовещавшись с генералом Алексеем Антоновым, курировавшим операцию из Генштаба, Баграмян решил пройти в Прибалтику по хладным трупам дивизий группы «Север».
Перед фронтом маячила заманчивая перспектива – вырваться к Балтике и в дополнение к уничтоженной группе армий «Центр» изолировать всю группу армий «Север» на побережье или, по крайней мере, вынудить ее быстро отступать. Однако первые попытки пробиться на Даугавпилс быстро забуксовали.
При помощи резервов Баграмяну удалось вторично вспороть немецкие редуты. Группу «Север» медленно, но уверенно оттесняли к морю. В конце июля русские добрались до Шяуляя, в прорыв вступил механизированный корпус. Шяуляй находится строго к югу от Рижского залива, и подвижное соединение повернуло под прямым углом на север. Это был пик операции «Багратион» на северном фланге: танки, мчащиеся по лесам Литвы и Латвии, быстро достигли моря у Тукумса. В Кремль отправили бутылку с водой из Балтийского моря.
Однако Сталин тут же отдал приказ вылить ее назад. Прорыв к Балтике вызвал небольшую бурю в немецких штабах, и к месту прорыва устремились все резервы, какие вермахт мог вбросить на поле боя. В конце концов, мешанина контрударов подходящих одна за другой танковых дивизий вермахта увенчалась оттеснением 1-го Прибалтийского фронта от воды. Это был единственный их успех, но на тот момент весьма важный: отсечение группы армий «Север» от основных сил оказалось отложено.
Вильнюс. Война и политика
Черняховский действовал южнее Баграмяна и должен был не отстать от соседа. 5 июля, пока под Минском еще добивали окруженцев, 3-й Белорусский фронт двинулся на запад. Целью стала столица Литвы, город Вильнюс. Черняховскому сразу пришлось противостоять контрударам прибывающих танковых дивизий, однако в его руках имелся мощнейший контраргумент – 5-я танковая армия. 7 июля бронированная армада Ротмистрова вышла к предместьям Вильнюса.
Этот район имел свою специфику, резко выделявшую его в общем ряду. В центральной и восточной Белоруссии советские партизаны действовали практически монопольно, но на западе дела обстояли иначе. В районе Вильнюса и в самом городе имелось мощное польское подполье. Это были бойцы Армии Крайовой, партизанской организации, созданной во время оккупации Польши вермахтом.
В отличие от белорусов, для поляков советские войска вовсе не были дорогими освободителями. Они подчинялись эмигрантскому польскому правительству в Лондоне, и с точки зрения польской стороны, СССР был врагом, пусть и менее злобным, чем нацисты.
Отношения польских и советских партизан были далеки от идиллических. В документах сохранились упоминания даже о расстрелах поляками бежавших русских пленных, прибившихся к польским отрядам. Степень сотрудничества или, наоборот, антагонизма зависела от взглядов того или иного командира, но в целом подпольные армии и до лета 1944 года глядели друг на друга волком. Мало того, в Литве действовали еще и партизаны-евреи, но их взгляды на мир были предельно просты: любой, кто убивал нацистов, с их точки зрения был достаточно хорош для союза.
Приближение фронта к старым польским территориям побудило поляков к действию. Лидеры Армии Крайовой разработали план под названием «Буря». Суть его состояла в том, что перед подходом советских войск в тех местах, где присутствовали ячейки АК, следовало поднимать восстания.
Момент требовалось выбирать так, чтобы немцы уже не имели возможности подавить повстанческие отряды, а советские войска еще не успели вступить в город. Инструкция звучала недвусмысленно:
«Если по счастливому стечению обстоятельств в последний момент отхода немцев и до подхода красных частей появится шанс хотя бы временного овладения нами Вильно, Львова, другого большого города или определенной хотя бы небольшой местности, это надо сделать и в этом случае выступить в роли полноправного хозяина».
В ночь на 6 июля примерно 5,5 тысяч польских партизан вышли из подполья и атаковали немцев в Вильнюсе. Однако плохо вооруженные повстанцы набросились на превосходящий их числом и сокрушительно превосходящий огневой мощью гарнизон. Поляков быстро отбросили и перебили бы до последнего человека, но снаружи к воротам города уже подходила РККА, окружавшая Вильнюс. С 8 числа русские вели жестокий штурм Вильнюса. По советским оценкам, внутри находилось 12-15 тысяч немцев, защищавшихся с мужеством отчаяния.
Танковый ас Ион Деген рассказывал:
«Наши тылы отстали за Березиной, мы остались без горючего и боеприпасов. И когда бригаде дали приказ повернуть на Вильнюс, то жалких остатков снарядов и горючего в обескровленной бригаде хватило только на то, чтобы экипировать три танка, один взвод. Этим взводом мне и пришлось командовать, представляя нашу бригаду в июльских боях за Вильнюс.
Предоставили «возможность отличиться». В качестве офицера связи с нами вызвался поехать парторг батальона старший лейтенант Варивода, хоть политрук, но порядочный человек. По грунтовым дорогам и песчаным проселкам прошли без привалов более двухсот километров, сжигая резиновые бандажи катков и выгоняя всю душу из дизелей и из людей.(…)
Утром 8 июля я получил приказ проследовать в распоряжение командира одного из полков 144-й стрелковой дивизии. Проехали мимо кладбища и в районе вокзала нашли командный пункт. Меня проводили к комполка. Этот подполковник с замашками полководца сказал, что у противника держат оборону всего человек сто пехоты, пара немецких танков и несколько орудий – раз-два, и обчелся. Мол, плевое дело тебе, лейтенант, поручаю, давай, быстро разгони немцев, долго с ними не цацкайся. И мы, три танка, поползли по городским улицам, не видя друг друга.
Обещанные подполковником два немецких орудия, видимо, размножались неполовым делением, по нам стали бить из орудий со всех сторон. Едва успевали их уничтожать. Перебило правую гусеницу. Механик-водитель включил заднюю передачу, и машина по крутой дуге, оставляя разбитую гусеницу, вползла в палисадник, оказавшийся, по счастливой случайности, в нужном месте. Снаряд искорежил ленивец и передний каток.
Я оставил экипаж ждать ремонтников, поскольку сами, своими силами с таким повреждением мы не могли справиться. Пошел разыскивать другие танки. Один из танков взвода без признаков жизни прижался к многоэтажному зданию. Экипаж был на месте, и я залез в этот танк. Командиру танка приказал отправиться к моей подбитой машине, занять круговую оборону и ждать с экипажем ремонтников.
Бой с немцами в городе, кроме советских подразделений, активно вели поляки с красно-белыми повязками на руках и большой еврейский партизанский отряд. У них на рукаве были красные повязки. Группа поляков подошла к танку. Я соскочил к ним и спросил: «Помощь нужна?». Командир, кажется, полковник, чуть ли не со слезами на глазах пожал мне руку и показал, откуда по ним наиболее интенсивно стреляют немцы. (…)
Нашел в полуподвале НП комбата. Комбат ознакомил меня с обстановкой и поставил задачу. В батальоне у него оставалось семнадцать человек… Я усмехнулся: ну, если три танка считаются танковой бригадой, то почему 17 бойцов не могут быть батальоном… Батальону была придана одна 76-мм пушка. У расчета осталось два бронебойных снаряда. Это был весь боекомплект. Орудием командовал молоденький младший лейтенант. Поддержать огнем батальон артиллеристы, естественно, не могли. Их головы были забиты одной мыслью: что они будут делать, если по улице пойдут немецкие танки?!
Я нашел третий танк своего взвода, которым командовал мой друг и однокурсник Ваня Соловьев. Ванюша поддерживал штурм соседнего батальона. На следующий день Соловьев сгорел в танке вместе с экипажем. Мы похоронили его прямо на той же улице. Начиная с 9 июля, мой танк трое суток не выходил из боя. Мы полностью потеряли ориентацию в пространстве и времени. Снаряды мне никто не подвозил, и я был вынужден тысячу раз подумать, прежде чем позволить себе еще один выстрел из танкового орудия. В основном поддерживал пехоту огнем двух пулеметов и гусеницами. Не было никакой связи с бригадой и даже с Вариводой.
Уличные бои – это настоящий кошмар, это ужас, который человеческий мозг не в силах полностью охватить. Рушащиеся здания. Трупы на мостовой. Истошные вопли раненых. Обрывки пересыпанной матюгами солдатской речи. И потери, дикие и жуткие.
Пригнали в батальон из полковых тылов писарей, поваров, связных, ездовых. Вот эти люди, в конечном итоге, и брали Вильнюс. 12 июля я чуть было не распрощался с жизнью. Раздавили зенитное орудие, успевшее выстрелить по нам. К счастью, снаряд только чиркнул по башне. Метнулись на другой перекресток, чтобы не попасть под огонь соседней зенитки, выставленной на прямую наводку, и заблудились в лабиринте улиц.
Обычно я не закрывал заднюю крышку своего люка. Чтобы открыть его, надо было одной рукой потянуть вниз ремень, прикреплённый к двум защёлкам, а другой рукой толкать вверх довольно тяжёлый люк. Но в городе, когда в тебя стреляют сверху, нельзя было люк оставлять открытым. Чтобы не закупоривать себя, я стянул защёлки ремнём. Таким образом, люк был только прикрыт. Я рассказываю это так подробно потому, что сквозь рёв дизеля и грохот траков почувствовал, как что-то скребёт по крыше башни. На корму взобрались два немца, которые пытались открыть люк. Я ухватился за ремень и приказал Васе перерезать его. Так я оказался в положении, не очень приятном для танкиста.
Не знаю, сколько времени мы метались по улицам. И тут я увидел церковь, наш старый ориентир. Мы выскочили под прямым углом к месту, где стояло наше одинокое 76-мм орудие с двумя снарядами. Артиллеристы с лихорадочной быстротой стали разворачивать орудие на танк! До пушки оставалось метров сорок, когда Борис, остановив машину и открыв свой люк, выдал такую матерную тираду, что, наверное, от стыда и смущения покраснели все улицы Вильнюса. Артиллеристы сразу поняли, что этот танк – свой. Немцев на корме мы привезли уже мёртвыми. Их расстреляли пехотинцы из окрестного дома. Мы кинулись обниматься с артиллеристами.
13 июля в городе прекратились бои. Немцы группами сдавались в плен. Помните, о каком количестве немцев предупредил меня подполковник? Сто человек. Так вот, только пленных немцев оказалось пять тысяч. Зато двух танков тоже не было».
Немцы не собирались ждать, пока с гарнизоном покончат, и все же сумели организовать прорыв. Остатки гарнизона смогли бежать через коридор, пробитый силами 6-й танковой дивизии. Когда-то это соединение пыталось выручить Паулюса в Сталинграде, теперь немцы оказались более удачливы. Однако основная масса солдат гарнизона погибла в котле.
Поляки Армии Крайовой поначалу были тепло встречены русскими, по Вильнюсу даже ходили совместные патрули, но вскоре командование АК в этом районе было арестовано, а рядовые интернированы. Вскоре согласившиеся солдаты отправились в Войско Польское (лояльные СССР польские части).
Пока шел штурм Вильнюса, южное крыло фронта совершенно спокойно и «негероично» промаршировало к Неману. Лида и Гродно оказались взяты быстро и с умеренными потерями, а за Неманом появились плацдармы. Контрудар, направленный в тыл наступающим у местечка Вроблевиж, последовал быстро, однако против немцев сработали все те же факторы, что против русских в 1941-м.
Контрудар пришлось организовать поспешно из наличных сил, как следует провести разведку немцы не успели, русские же благодаря господству в воздухе успели заметить сосредоточившиеся для атаки танки. В результате вместо податливого тыла стрелковых частей танки наступающей «Великой Германии» и 6-й танковой дивизии напоролись на готовую к бою артиллерию. Контрудар захлебнулся после того, как более 60 немецких танков были выведены из строя в течение суток. По наступающим «Пантерам» били даже гаубицы прямой наводкой.
Эти операции положили конец полководческой карьере Ротмистрова. Генерал-танкист не совсем хорошо зарекомендовал себя уже во время боев под Минском, а теперь на него возложили ответственность за прорыв остатков гарнизона Вильнюса. Ротмистров больше не возглавлял войска в боевых действиях.
Сменивший его Василий Вольский почти неизвестен широкой аудитории, а между тем, это был весьма компетентный командир, сыгравший очень заметную роль в окружении Паулюса в Сталинграде и позднее – парировании попыток немцев выручить окруженных. Он успешно довел армию почти до самого конца войны.
источник: https://vk.com/@catx2-operaciya-bagration-chast-iii-russkii-parovoi-katok