Николай I Великий – нереализованная альтернатива великой России

России не повезло с государями под именем Николай. Про «достижения» Николая, под индексом два, думаю рассказывать ни кому не нужно. Но, гораздо меньше людей знает про аналогичные «достижения» самого первого Николая. Конечно, при нём, Российская Империя не перестала существовать, но, судя по всему, именно его «мудрое» руководство привело к старту процессов итогом которых был год 1917. А ведь Николай I, мог вполне стать Великим, если бы действовал несколько иначе. Но обо всём по порядку.

Содержание:

Весной этого года практически незамеченным никем кроме нескольких специализированных исторических изданий, прошла 155 годовщина Парижского мира – положившего конец Крымской войне и статусу Российской империи как единственной сверхдержавы. Миру, от которого начинается её закат, завершившегося отречением императора Николая II и крахом монархии в феврале 1917. Но сейчас разговор пойдет не об этом мире и не о Крымской войне, которая ему предшествовала – а о том, почему и как гегемон Европы пришел к столь печальному результату.

…Во второй четверти XIX века Россия была крупнейшим и сильнейшим в военном отношении государством Европы, а значит и мира, способным эффективно решать любые свои внешнеполитические вопросы. В начале правления Николая I военно-техническое отставание России от Европы еще не было так заметно, как впоследствии. Русская армия была многочисленной и считалась одной из самых лучших в мире. Морально-политический авторитет России был непререкаем.

«Спрашиваю, может ли кто состязаться с нами и кого не принудим мы к послушанию? Не в наших ли руках судьба мира, если только мы захотим решить её? Что есть невозможного для русского Государя? Одно слово – целая империя не существует, одно слово – стерта с лица земли другая; слово – и вместо них возникает третья от Восточного океана до моря Адриатического… Пусть выдумают русскому Государю какую угодно задачу, хотя подобную тем, кои предлагаются в волшебных сказках. Мне кажется, нельзя изобрести никакой, которая была бы для него трудна, если бы только на решение её состоялась его высочайшая воля… Да, будущая судьба мира зависит от России… Она может все – чего же более?» Сказал это русский историк и публицист Михаил Погодин в 1838 году.

А его современник Фридрих Энгельс несколько позже с боязливым почтением опишет ситуацию на востоке Европы: «Грозная действительность в лице Российской империи… той империи, которая за последние 150 лет ни разу не теряла своей территории, но всегда расширяла ее…».

Приведем хрестоматийный пример – что значило мнение русского царя. В 1844 году в Париже была поставлена пьеса Александра Дюма «Павел I». В ней, вопреки российскому официозу, открыто говорилось об убийстве императора Павла с ведома и согласия его сына Александра I — брата царствующего императора (да и сам Павел был выведен не лучшим образом).

Узнав об этом, Николай I вызвал к себе посла и сказал: «Передайте королю Франции, что если он не прекратит немедленно это представление, то я пошлю в Париж миллион зрителей в серых шинелях, чтобы они освистали его некоторым образом». (После чего пьеса, несмотря на существовавшую во Франции эпохи Луи-Филиппа II свободу слова, когда не возбранялось поругивать даже короля, была запрещена.)

Но уже тогда, незаметно многим «большая игра» за статус сверхдержавы столетия» Россией проигрывалась. Причем главным и по большому счету единственным виновником надвигающегося краха стал никто иной, как стоявший во главе России Николай I. Ибо его мышление и политика, насквозь пропитанные принципами легитимизма и Венского конгресса 1815 года, были крайне далеки и от державных целей России, и даже нередко от здравого смысла, будучи ориентированы исключительно на сдерживание «гидры революции» воистину во всемирном масштабе.

Ярче всего это проявилось в «Восточном вопросе» собственно и ставшем тем камнем, на котором споткнулась «самодержавнейшая в мире империя» (как выразился видный историк Василий Ключевский).

Восточный вопрос, напоминаем, это комплекс международных конфликтов XIX — начала XX веков, связанный с соперничеством великих держав (России, Австрии, Великобритании, Франции, позже Италии и Германии) за раздел слабеющей Османской Порты.

Австрийский посол в Константинополе барон Прокеш-Остен выразился конкретнее: «То, что по отношению к Турции принято называть восточным вопросом, есть не что иное как вопрос между Россией и остальной Европой».

Не раз и не два Россия могла бы разрешить его однозначно в свою пользу –причем даже без особых усилий, что называется «малой кровью».

И всякий раз не вражеские армии, а шелест дипломатических бумаг или замшелые предрассудки и косность верхов останавливали её.

Греческий дебют и проект Каподистрии

Вскоре после воцарения Николая I вспыхнуло национально-освободительное восстание в греческих владениях Оттоманской империи. Николай, по его собственным словам мечтавший в юности «выгнать турок в Азию» под влиянием идей «Священного союза» долго не решался вмешаться, ограничиваясь попытками дипломатического урегулирования. Только в 1827 году стало ясно, что дипломатия бессильна. В связи с этим русская, английская и французская эскадры вошли в бухту Наварин, где находился турецкий флот, и в результате короткого сражения полностью его уничтожили. Но лишь в апреле 1828 года Россия объявила войну Османской империи.

Военные действия разворачивались в Закавказье и на Балканах. В результате нанесения ряда военных поражений турецким войскам, русская армия взяла Андрианополь а на Кавказском фронте пал Карс — самая мощная крепость турок в Западной Армении. Вскоре был подписан Адрианопольский мир. Сразу после этого император Николай I приказал особому секретному комитету, под председательством князя Кочубея, изучить ситуацию вокруг Турции. Бывший министр иностранных дел России и первый правитель независимой Греции граф Янис (Иоанн) Каподистрия, предложил далеко идущий проект: ликвидировать державу османов что называется «как геополитическую реальность». Предполагалось создать в её европейских владениях пять второстепенных государств, а именно: 1) княжество Дакия — из Молдавии и Валахии; 2) королевство Сербия — из Сербии, Боснии и Болгарии; 3) королевство Македония — из Фракии, Македонии и ряда островов; 4) королевство Эпир в Албании 5) Греческое королевство на Пеллопонесе. Константинополь Каподистрия предполагал объявить вольным городом и центром конфедерации, которую должны были составить из себя означенные государства.

Результатом заседаний комитета стала резолюция Николая что, дескать, поддержание существования Турецкой империи в Европе гораздо выгоднее для России, чем её упразднение. В чем эти выгоды, правда, царь не удосужился изложить, отделавшись общими рассуждениями о «равновесии» и принципах Священного Союза. Однако первая из чреды роковых ошибок была совершена еще до войны 1828-29 годов и в отношении не Стамбула, а Тегерана.

Персидские проблемы.

16 июля 1826 года персидская армия под началом принца Аббас-Мирзы без объявления войны перешла границы России и вторглась в Закавказье, имея цель взять Тифлис и отбросить русские войска за Терек.

В начале компании, персы смогли потеснить русские силы, но командовавшему отдельным кавказским корпусом генералу Ивану Паскевичу удалось довольно быстро исправить положение и 17 сентября наголову разгромить 50-тысячную армию Аббас-Мирзы под Елисаветполем (ныне – Гюмри). В следующем году, в октябре русские взяли Эривань (за что Паскевич получил титул князя Эриванского) и Тавриз. 21-го октября Персия запросила мира. Военное ничтожество Тегерана стало очевидным, к тому же в стране вспыхнула смута.

Желая поскорее закончить войну и следуя указаниям из Петербурга, Паскевич был готов перенести войну на территорию противника. Паскевич настаивал на использовании возникшей борьбы за шахский престол для расчленения Персии. Он предлагал включить часть персидских земель в число российских владений, а из остальных образовать ряд вассальных государств. Однако император Николай – считавший себя не только «жандармом Европы» но и «блюстителем порядка и хранителем заветов Священного союза во всех частях света» (его собственные слова) – высокомерно отказался от подобной «неблагородной» идеи.

А между тем подобное решение позволило бы не только получить заметные территориальные приращения, а в недалекой перспективе и выйти к границам Индии, но и давало России возможность действий против Османской империи на весьма важном операционном направлении: в районе Месопотамии, Курдистана и Южной Анатолии.

Не прошло и нескольких лет как ситуация повторилась: на этот раз в роли поддерживаемого законного монарха выступил турецкий султан.

Битвы на египетском направлении

В начале 1830х годов Турция оказалась на грани краха и исчезновения с политической карты мира.

Политика египетского правителя-хедива Мухаммеда Али привели к созданию державы, де-факто независимой, хотя формально входившей в состав Османской империи. С 1811 по 1818 г. была завоевана большая часть Аравийского п-ова и разгромлено первое государство Саудидов, с 1819 по 1822 г. завоеван Восточный Судан. В войне с османским султаном Махмудом II египетская армия захватила в 1831—1833 гг. Палестину, Сирию и Киликию и вступила в Анатолию. В мае 1833 г. испуганный султан издал хатти-шериф (указ), по которому Мухаммед Али получил в управление всю Сирию с Палестиной и Аденский пашалык. Однако это не помогло: войска египетского владыки, разбив турецкую армию, заняли большую часть Малой Азии и приблизились к Константинополю. Султан Махмуд II обратился за помощью к правительствам Англии и Франции, но тщетно. Франция, пользовавшаяся заметным влиянием на Мухаммеда Али и рассчитывавшая с его помощью укрепить свои позиции на Ближнем Востоке, отказала султану. Англия также воздержалась от вмешательства в конфликт, который её не касался.

Однако, на помощь туркам внезапно пришла Россия, которая по мнению официальных историков «не хотела допустить усиления французского влияния в Турции».

И вместо того чтобы ударить по агонизирующей Оттоманской империи с севера и запада всеми имеющимися силами, русский император приказал высадить русский десант в Константинополе в марте 1833 года — для «защиты законной власти от мятежников». Более того, в беседе своей с австрийским посланником в Петербурге фон Фикельмоном император Николай сказал, «Если Турция падёт, я ничего не желаю от её развалин; мне ничего не надо» (это было, преувеличением, мягко говоря -– другое дело что царю хотелось еще и монархические принципы не нарушить).

В августе 1833 при посредничестве Англии и Франции в Кютахье было достигнуто соглашение между султаном и хедивом, по которому Муххамед Али получил под своё управление Палестину, Сирию и Киликию и отзывал свои войска из других частей Малой Азии.

После Кютахийского соглашения русские войска ушли из Стамбула а Россия и Турция заключили Ункяр-Искелесийский договор, которым Босфор и Дарданеллы закрывались для прохода военных кораблей третьих стран.

Договор был для России, в общем, выгоден, но нельзя не увидеть что в данном случае Петербург уподобился военачальнику, который, вместо преследования и добивания уже фактически уничтоженного врага, принимается грабить обозы.

На этом дело не кончилось. В 1839-41 – возник новый турецко-египетский кризис в результате соперничества держав, особенно Англии и Франции, за гегемонию в Египте и на Ближнем Востоке. Летом 1839го года султан Махмуд объявил Мухаммеда Али, 1839 «изменником и мятежником». Турецкие войска вторглись в Сирию, находившуюся под властью египетского паши, но были разгромлены в первом же сражении. Турецкий флот перешёл целиком на сторону Мухаммеда Али. Но на выручку султану пришли Англия, Австрия и… опять таки Россия. Они активно вмешались в конфликт.

Это притом, что Николай уже начал отрыто говорить о «разделе наследства больного человека», имея виду державу османов.

Англо-австрийская эскадра блокировала побережье Сирии и Ливана, бомбардировала Бейрут. Севернее Бейрута высадился английский десант. 10 октября 1840 г. в сражении при Джунии войска египтян потерпели поражение.

Мухаммед Али капитулировал в январе 1841 г. Турция была в очередной раз спасена – в огромной степени стараниями Николая I.

До Крымской войны оставалось чуть больше десятка лет.

И на французском…

В 1844 году во время визита в Лондон царь Николай, при личной конфиденциальной встрече с министром иностранных дел Джорджем Абердином и премьером Робертом Пилем предложил им ни больше ни меньше как полюбовный раздел Турции — России Стамбул и проливы; Англии — Египет, Крит и Кипр.

Но Великобритания категорически не хотела усиления России; что до Египта и Кипра, то она рассчитывала получить их и без содействия Петербурга (что Лондону позже вполне удалось).

Однако в случае большой войны британцы мало чем могли помочь Стамбулу — ибо Англия была совершенно неспособна к ведению масштабных боевых действий на суше.

Обычно Англия решала эту проблему, отыскивая континентального союзника. Вот и сейчас она принялась его искать и довольно быстро нашла: им стала Франция. Парадокс в том, что Франция все предыдущие годы довольно таки ощутимо конфликтовала с Англией – например по упоминавшемуся выше египетскому вопросу. Но… Случилось так, что сам император Николай активно и успешно толкнул Париж в объятия британцев. Причем конфликт между Россией и Францией произошел, что называется, на ровном месте.

После прихода к власти во Франции племянника Бонапарта Луи-Наполеона, тот решительно взял курс на восстановление монархии, формально считаясь президентом республики.

Это намерение будущего Наполеона III было сочтено императором Николаем пресловутым «нарушением европейского равновесия». Но поддержки в европейских столицах он не нашел – обветшалые догмы времен пресловутого Венского конгресса мало кого вдохновляли. Барон Бруннов, русский посланник в Англии, доносил, что в Лондоне боятся войны, которую может начать новый полновластный самодержец Франции, «начиненный, как бомба, наполеоновскими идеями». Бруннов предупреждал Петербург что если Луи Бонапарт объявит себя императором, то Англия первая признает за ним этот титул, не желая обострять ситуацию. Австрийский министр иностранных дел, князь Шварценберг, тоже советовал России признать Вторую империю, чтобы не создавать почву для конфликта.

Но Николай был непреклонен и поручил русскому послу в Париже Киселеву «отклонить принца Луи от пагубной мысли об императорском титуле». Аналогичную ноту он лично вручил французскому послу при своем дворе графу Кастельбажаку.

Когда же к концу 1852 года стало известно, что Луи Бонапарт твердо и бесповоротно решил принять корону, то максимум на что был согласен Николай — это именовать в личной переписке Наполеона III отнюдь не «mon frere» («мой брат») как было принято согласно дипломатическому этикету, а только: «Его величество, император французов».

По-европейски прагматичный и хитрый Луи-Наполеон, разумеется, вряд ли бы стал всерьез ссориться с Россией из-за титулов. Но куда важнее было другое: как раз в эти годы усилились противоречия (завершившиеся в конечном итоге войной 1858 года) между Австрией и Францией в Италии, которую обе страны рассматривали как свою законную добычу.

Россия всецело стала на сторону Вены. Не случайно уже тогда говорили, что стараниями небезызвестного Нессельроде российский МИД стал филиалом австрийской имперской канцелярии, а сам Нессельроде – еще одним заместителем канцлера Меттерниха. Однако не следует валить все на в общем-то заурядного столоначальника. И Нессельроде, и ему подобные, действовали с полного одобрения русского монарха и в духе его идей.

Факт тот, что Россия создала новому императору французов немало проблем. Это в ситуации, когда именно Франция была естественным союзником России на Ближнем Востоке, где обе страны были недовольны усилением Англии.

Но слепота официального Петербурга привела к тому, что вместо союза русско-французского, направленного против Англии, на международной арене возник во многом противоестественный союз между Лондоном и Парижем, направленный против России.

Венгерский поход

Однако еще до того состоялась возможно самая роковая из геополитических ошибок николаевской России.

Революционное движение 1848 года, начавшись во Франции, перекинулось почти во все германские государства — Баварию, Пруссию, Баден; затем революция подняла венгров против династии Габсбургов, сначала в самой столице Австрии — Вене и тут же сразу в Будапеште; охватила Галицию, Воеводину, Хорватию…

Такое положение в Европе, сперва, даже несколько остудило воинственный пыл Николая I. Напуганный размахом революционных событий, он, думая на первых порах лишь об обороне, писал командующему войсками на западе империи, одному из немногих своих друзей – генерал-фельдмаршалу князю Паскевичу-Эриваньскому: «Мы должны оставаться в оборонительном, почти кордонном состоянии… обращая самое бдительное внимание на собственный край, дабы все попытки дома укрощать в самом начале».

Тем временем восстание в Венгрии поставили габсбургскую империю на грань катастрофы. Дальнейшее продвижение революционных сил к Вене грозило полным крахом австрийскому абсолютизму. Положение австрийских войск, деморализованных неудачами, было критическое. Последнее, что еще можно было предпринять Габсбургам — это обратиться за помощью к российскому императору, предлагавшему еще в 1846 году создать «единый фронт» в европейском масштабе «для борьбы с революцией». И Николай I, вопреки мнению ряда сановников, благосклонно воспринял просьбу, отрядив спасать пошатнувшийся трон Австрии армию в составе четырех корпусов, общей численностью в 150 тысяч человек, расположенных на западной границе. В письме Паскевичу 8 апреля он писал, задним числом оправдываясь перед своим любимцем: «…Верно, не вмешивался бы… ежели б не видел в Беме и прочих мошенниках в Венгрии не одних врагов Австрии, но врагов всемирного порядка и спокойствия… которых истребить надо…».

Это притом, что уже тогда было очевидно, что для успеха военно-политических планов России на Балканах и в Юго-Восточной Европе, непременным условием является, как отметил еще историк Александр Янов «устранение Австрии с линии дунайских коммуникаций». Эту работу готовы были сделать за Россию венгерские лидеры Гергей и Кошут. Царю же достаточно было просто не делать ничего! Вместо этого штыками русских солдат Австрия – старый недруг России была избавлена от верной (и добавим: вполне заслуженной) гибели.

Все драматические последствия этого решения —как и надежд Николая на благодарность «спасенной Австрии», ярчайше проявились в Крымскую войну а затем – в русско-турецкую 1877-78 годов и в Первую Мировую…

Впрочем – умные люди с обеих сторон понимали всю ошибочность монаршего решения уже тогда.

По воспоминаниям полковника Исакова, бывшего парламентером на переговорах о капитуляции остатков венгерской армии, генерал Клапка, один из руководителей венгерского восстания, с горечью сказал ему: «…Император Николай нас погубил, а зачем? Неужели вы верите в благодарность Австрии? Вы спасли ее от совершенной гибели, они же вам заплатят за это, поверьте, мы их знаем и не в силах верить ни одному их слову…»

К этому следует добавить что, чрезвычайные расходы на военную операцию, составили около 47,5 миллионов рублей золотом. Военные расходы не только вынудили правительство уменьшить в 1849 году золотой запас России в два раза, но и прибегнуть к иностранному займу в лондонском банке «Беринг и K°» на сумму в 5 миллионов фунтов стерлингов (35,2 миллиона рублей).

Печальный итог

…Отрезвление от упоения всемогуществом и сверхдержавностью, понимаемой как возможность распоряжаться репертуаром парижских театров, последовало в 1854-56 годах – с затоплением Черноморского флота и горящими руинами Севастополя, Свеаборга и Бормазунда, с маневрирующими на виду Кронштадта англо-французскими эскадрами. И с презрительно-угрожающими нотами из Вены и Берлина, еще недавно раболепно взиравших на русского царя.

Как с горечью напишет упоминавшийся выше фельдмаршал Паскевич в послании императору всероссийскому, «не французы, не англичане и не турки, а австрийцы и пруссаки нам всех опаснее».

Чего Паскевич не писал, но что явно читалось между строк — причина всех российских бед коренилась в трагических ошибках верховной власти.

Точнее -– самодержца всероссийского, который с безумной неосторожностью доверил свои планы Англии, без всякого смысла ссорился с Наполеоном III, и который считал очевиднейшей из аксиом «нерушимую дружбу» Австрии и Пруссии с Россией…

Сам Николай пусть и слишком поздно, но понял это. Умирающий, тяжело больной, духовно сломленный император напутствовал наследника – будущего Александра II горькими словами, образно и кратко описывающими положение, в котором благодаря забвению реальной политики оказалась Российская империя: «Сдаю тебе команду… не в порядке…».

Да – общим местом давно стало то, что крепостническая Россия отстала от переживающей промышленную революцию Англию и идущей за ней следом Франции; все знают про нарезные ружья и паровой флот наших противников. Никто с этим и не спорит. Но при этом надо помнить, что большая часть французской армии была вооружена такими же как у русских гладкоствольными кремневыми ружьями образца 1777 года, а пароходы составляли менее одной пятой численности флота «владычицы морей». Целые тома исписывались на тему того, что Россия практически не имела шансов выиграть Крымскую войну. Но почему никто не видит, что Россия могла бы её легко избежать, если бы на протяжении предыдущих двух десятков лет власть не жертвовала реальными интересами страны во имя химер?

В начале статьи проводилось аналогия между «восточным вопросом» и камнем, о который споткнулась Россия.

Но, как сказал нобелевский лауреат Генрик Сенкевич: «Если слепой, споткнувшись о камень, упадет на дороге, он всегда ругает камень, хотя виною его слепота».

Именно слепота верхов России, и привела к катастрофе Восточной войны 1853-55 годов, с которой и начался закат державы, созданной Петром Великим.

А между тем все могло быть совершенно иначе!

1828-29 – завоевание Ирана, 1833 —вместо помощи Турции в решении египетского вопроса — помочь Турции умереть, 1848 – позволить венграм окончательно решить австрийский вопрос; конец 1840х начало 50х -– заключение союзного договора с Наполеоном III. И наконец — 1857 год -– помочь умереть Британской империи, послав русских солдат из персидских провинций в помощь восставшим сипаям…

После чего Россия становилась абсолютным гегемоном Евразии-Хартленда, имея на западных и южных границах лимитрофный барьер из вассальных государств бывшей Австрии и Турции, дружественную независимую Индию, и подпертую с тылу штыками дружественной Франции беспомощную Пруссию. И уже звезда Британии неизбежно идет на закат…

Все это могло бы произойти при жизни Николая I, ставшего Николаем Великим.

Но это, впрочем, лишь предположения.

Важнее другое: какие именно уроки можем мы извлечь из большого проигрыша первой половины ХIХ века?

Думается, урок может быть лишь один – никогда не следует жертвовать геополитической выгодой и интересами «разумного национального эгоизма» ради всевозможных абстракций, будь то «легитимизм», или «сдерживание стран-изгоев» и «борьба с международным терроризмом».

В конце ХХ начале ХХI века СССР и Россия слишком часто во внешней политике ориентировалась не на собственное благо и не на свои — пусть как угодно понимаемые интересы, а на пресловутое мнение международного сообщества.

К сожалению и до сих пор это проявляется то во внезапном отказе от поставок Ирану не попадающих ни под какие санкции С-300, то в бесконечных и бессмысленных усилиях по «денуклеризации» Корейского полуострова (хотя большинству экспертов очевидно что КНДР от ядерного оружия не откажется ни при каких условиях).

И по сию пору иногда для того чтобы Россия отступила со своих позиций бывает достаточно не угроз или окриков – но просто уговоров и дипломатического похлопывания по плечу. И крайне важно помнить: чем может закончиться подобная политика и чем обернуться для страны и её властей…

Источник — http://novchronic.ru/6621.htm