Кольцо из кораллов. Часть V
Окончание интересного цикла статьей из жж уважаемого Николая Колядко ака midnike.
Содержание:
Пережить атаку и вернуться на «Хирю» смогли лишь три «Зеро» и пять пикировщиков. Они оставили «Йорктаун» неподвижным и с заглушенными машинами. Но уже в 14.00 ремонтные партии снова привели «Йорктаун» в движение. По кораблю пронеслось негромкое ликование, когда первые вибрации от запущенных винтов прошли по корпусу, и «Йорктаун» начал набирать скорость, доведя её до 19 узлов. Однако передышка была недолгой: радар обнаружил вторую группу вражеских самолётов, приближающуюся с запада. Снова все бросились по боевым постам. Мы едва успели занять свои места в комнате готовности, когда по громкой связи прозвучала команда: «Пилотам истребителей – по самолётам!».
Вторая атака
Я завозился со своим лётным снаряжением и планшетом, так что мне пришлось локтями пробиваться через толпу, блокировавшую люк. В результате я оказался одним из последних пилотов, кто покинул комнату готовности. Пока я бежал на корму, на лётной палубе уже запускали двигатели, а в каждом истребителе уже сидел пилот. Наконец, почти прямо за надстройкой я нашёл незанятый «Грумман» и вскарабкался в его кокпит. Пристегнувшись и убедившись, что механик показывает мне большие пальцы, я щёлкнул тумблером стартера. Двигатель дважды кашлянул и сразу заглох. В этот момент начали работать пятидюймовки, а я собрался попробовать запустить двигатель ещё раз, но тут на крыло забрался механик и прокричал: «Бензина нет!». К тому моменту к грохоту универсалок присоединились 28-мм зенитные автоматы, располагавшиеся на своих круглых платформах почти прямо надо мной. И я решил, что комната готовности будет более безопасным местом.
Когда я пробрался к своему месту у внутренней переборки и сел между Эвансом и Эппларом, помещение начало заполняться ещё и личным составом палубной команды. После того, как они увидели, что осколки бомбы сотворили с неприкрытыми расчётами зениток – их уже не нужно было уговаривать искать укрытие. На этот раз все люки были задраены, мы сидели и напряжённо слушали, как развиваются события.
Первые несколько минут все выглядело как повторение атаки пикировщиков: грохот зенитных батарей, шум от корпуса корабля, который, казалось, собирался развалиться. Но затем последовал взрыв, который подбросил нас со своих мест. На самом деле, конечно, меня приподняло над креслом на какие-то доли дюйма, но ощущение было такое, как будто взлетел под подволок. Весь корабль затрясся как крыса, которую дерёт терьер. Когда через доли секунды меня опустило обратно в кресло, в отсеке погас свет, а ещё я почувствовал, что мы с Эвансом схватили друг друга за руки. Едва мы в наступившей темноте успели устроиться на своих местах, как второй взрыв снова отправил нас в полёт.
Торпедное попадание в «Йорктаун»
Сразу же возникла неразбериха. Корабль резко накренился на левый борт, стулья и люди заскользили по палубе, и мы, сидевшие на переднем ряду кресел вдруг обнаружили, что наши ноги прижаты к бортовой переборке весом находившейся сзади мебели и тел. В этот момент зенитки замолчали и наступила тишина. Сначала я слышал только звуки тяжёлого дыхания и шевелящихся людей. Затем в темноте послышались голоса и проклятия тех, кто находился ближе к выходам и пытался теперь открыть люки.
Но тут раздался спокойный голос: «Фонарик у кого-нибудь есть?» Слабый луч показал, что задний люк перекошен и безнадёжно заклинен. Удары со стороны переднего люка направили луч фонарика в его сторону. Ручки задраек люка были неподвижны. Звук ударов кувалдой прекратился, затем начался снова. Тихие выдохи раздались по отсеку, когда одна за другой ручки стали разворачиваться в открытое положение. Когда люк распахнулся и свет хлынул в отсек, те, кто находился ближе к открытому проёму, начали быстро, но довольно организованно выходить наружу. По мере того, как народ выбирался, нас всё меньше прижимало к переборке. Наконец мы смогли высвободить ноги и выйти за остальными на свежий воздух и солнечный свет лётной палубы.
Оставить корабль!
Корабль сильно кренился на левый борт. Глядя через лётную палубу мы вместо далёкого горизонта видели серо-голубое море. Ходить было трудно – стоило ступить на скользкое место, и ты оказывался уже пятой точкой на палубе. Стояла необычная тишина. Все говорили очень тихо и чуть ли не вздрагивали, когда падающая сверху латунная гильза звенела, как расколотый колокол, ударяясь о деревянный настил палубы. Корабль медленно качало, и с каждым качком крен на левый борт понемногу увеличивался. Глядя на лица окружающих было ясно, что все думают об одном и том же: корабль в любой момент может перевернуться. Однако не было никаких криков, только тихий гул голосов, когда дребезжащий голос из динамиков подал, наконец, команду: «Внимание всем! Оставить корабль!»
Лётная палуба «Йорктауна» после торпедных попаданий. За надстройкой виден «Уайлдкэт», на котором не удалось улететь Тому Чику
Нас атаковали десять торпедоносцев и шесть истребителей с «Хирю», и только половине этой группы удалось вернуться на свой авианосец. «Йорктаун» же получил два торпедных попадания в левый борт и снова замер на воде, готовый в любой момент опрокинуться. Несколько дней спустя мы узнаем, что в 17.05 «Хирю» был атакован пикировщиками с «Энтерпрайза». Четыре попадания 1000-фунтовых [454-кг] бомб в середину корабля превратили японский авианосец в пылающий остов, который недолго оставался на плаву. Первое ударное авианосное соединение перестало быть эффективной боевой силой. А ещё к концу дня двадцать две сотни имён были вычеркнуты из списков личного состава Императорского флота Японии.
Когда большой звёздно-полосатый боевой флаг «Йорктауна» соскользнул с мачты, люди на лётной палубе начали пробираться на корму, где с правого борта уже спускали канаты с узлами и грузовые сетки. Мы с Эппларом пошли за ними. На полпути, где-то на середине надстройки, мы прошли мимо открытого люка в голову лётной палубы. Эпплар вдруг повернул к нему и сказал: «К черту всё, я туда!». Я пошёл дальше, но пройдя надстройку я остановился, посмотрел на собравшуюся на корме толпу – и пошёл обратно к носу. В голове стучала мысль, что, если корабль опрокинется, то надо быть подальше от надстройки и всего остального, что может оказаться надо мной, включая массу людей, собравшихся на корме.
За носовой орудийной галереей правого борта, на одну палубу ниже лётной, я заметил небольшую группу матросов, спускающих два линя за борт. Но это оказались не тросы, как я сначала подумал – это были длинные резиновые шланги, что использовались для заправки самолётов на лётной палубе. Я присоединился к ним, когда первый человек уже перелез через леер и начал спускаться по этому шлангу, а остальные встали в очередь за первопроходцем. Я снял ботинки, бросил на палубу ремень с сорок пятым в кобуре, надул спасательный жилет и тоже встал в очередь. Скользнув в покрытую слоем мазута воду, я повернулся, чтобы сразу оплыть подальше от болтающегося заправочного шланга на случай, если кто-то из спускающихся потеряет хватку или в панике отпустит его и упадёт. Мне и без этого хватало проблем с выедающими глаза испарениями растёкшегося по воде мазута.
Правый борт накренившегося «Йорктауна», экипаж оставляет корабль
«Ну и что дальше делать?» Этот вопрос задал молодой матрос в белом шлеме палубной команды, плывший в капковом спасательном жилете рядом со мной. Указав на эсминец в камуфляжных полосах, ярдах в 75 [69 м] от нас, я ответил: «Греби к этой жестянке, парень!». В соответствии с собственным советом, я направился в ту сторону, а мой новообретённый приятель шлёпал рядом со мной. Он оказался неплохим пловцом, но в громоздких спасжилетах ни один из нас не поставил бы рекорд в заплыве на 100 ярдов вольным стилем.
Через несколько гребков мой надувной лётный спасжилет начал подниматься вверх, острые края его пройм, врезались мне в подмышки. Верхняя часть жилета огибала шею, а нижняя обхватывала грудь. На спине две его части сходились и соединялись коротким ремешком с одной стороны и пряжкой с другой. Перевернувшись на спину, я завёл руки назад, расстегнул пряжку и продел ремешок за пояс брюк. Но только собрался застегнуть пряжку, как жилет рванул вверх к шее. Я судорожно вернул его на место, застегнул и перевернулся.
«Я уж думал, у тебя проблемы и придётся брать тебя на буксир». – прокомментировал мои трепыхания молодой матрос. Я ответил, что всё в порядке, хотя в те секунды, когда я потерял контроль над жилетом – я совсем не был в этом уверен.
Спасение
Когда мы приблизились к носу эсминца, то увидели уже сброшенные людям в воде лини с большими петлями на концах. В эту петлю нужно было продеть голову и руки, а потом тебя, подцепленного за подмышки, поднимали на борт. Один из тросов упал в воду совсем рядом с нами, но прежде чем мы успели за него уцепиться, он внезапно ушёл вверх. Резко набиравший скорость корабль «присел» на корму, а по его громкой связи мы услышали команду: «Всем занять боевые посты! Воздушная тревога, воздушная тревога!»
Ошеломлённые, мы смотрели, как эсминцы и крейсеры набирали скорость и вставали в защитное кольцо вокруг дрейфующего «Йорктауна». Перевернувшись на спину и глядя в небо, матрос рядом со мной спросил: «Господи, им что, ещё мало?». «Двигай, парень», – ответил я и поплыл прочь от неподвижного авианосца. Но каждый раз, когда я на него оглядывался, то казалось, что расстояние до него никак не увеличивалось. Воздушной атаки не последовало, но прошла, казалось, целая вечность, прежде чем кордон кружащих кораблей замедлил ход, и эсминцы снова сблизились с «Йорктауном». Схватившись за первый линь, что плюхнулся в воду рядом со мной, я проскользнул в петлю и был поднят на бак эсминца «Балч».
Один из матросов на эсминце крикнул: «Помоги нам, парень!». Присоединившись к группе на одном из линей, я начал тянуть вместе с остальными, поднимая людей на борт. В последний раз я видел своего напарника по заплыву, когда он уже перелезал через леер – он тоже благополучно добрался до палубы. Прошло немного времени, прежде чем холод от мокрой одежды и внезапно навалившаяся усталость привели к решению свалить оттуда, и я направился на корму.
Когда я поднялся на главную палубу прямо за надстройкой, меня встретили два матроса. Один держал здоровенный кофейник, а другой протягивал мне большую белую миску, наполненную горячим кофе. «Выпейте это», – приказал он. Взяв миску в обе руки, я поднёс её ко рту, но, когда она коснулась губ, руки начали неудержимо трястись, так что лишь несколько капель горячего напитка попали в рот, а остальное пролилось на подбородок и дальше под расстёгнутый воротник рубашки. «Чёрт, как же здóрово!» – промелькнуло у меня в голове. Я не запомнил вкуса этого кофе, но его тепло не забуду никогда!
Спасённые моряки на палубе эсминца «Бенхэм». Позади виден оставленный «Йорктауна»
В районе надстройки палуба была тёплой. Другое дело – стальная палуба ближе к корме, где её прогревало котельное отделение внизу. Стоять в одних носках было горячо, и мне пришлось переминаться с ноги на ногу, наблюдая, как команда «Балча» поднимает на борт все новых спасённых с «Йорктауна». Некоторые подплывали к борту на спасательных плотиках или толпились в вельботе «Балча», но большинство добралось до линей и грузовых сетей, висевших по левому борту, как и я – вплавь. Некоторых, уставших или раненых, тащили за собой другие пловцы.
Двое из плавающих спасателей были членами экипажа «Балча». Одетые только в трусы плюс привязанные к поясу лини, они раз за разом отплывали от корабля, чтобы взять на буксир тех, кто не мог догрести самостоятельно. В какой-то момент я услышал голос с юта – их звали подняться на борт, чтобы отдохнуть и согреться. Но они лишь помахали в ответ и продолжили свою работу. Позже я узнал, что операции, за которыми я наблюдал, были тщательно продуманной процедурой, основанной на опыте «Балча», полученном во время спасения экипажа авианосца «Лексингтон» в Коралловом море.
Раненых быстро поднимали на борт на специальных носилках из металлической рамы с проволочной сеткой. Их опускали в воду, а затем заводили на них пациента. Один из раненых доставил наблюдавшим немного веселья. Когда его перекантовывали на сетку носилок, одна из его ног вывернулась в сторону под неестественным углом. «Осторожно, у него сломана нога». – раздался голос с мостика. На бледном лице раненого появилась ухмылка, и он в ответ заорал: «Да хрен с ней, с ногой – вы, главное, задницу мою на борт поднимите!».
Мои наблюдения прервал наткнувшийся на меня санитар. Он отвёл меня в кают-компанию, где первым делом вытер мазут с моих век и из ушей. Затем другой член экипажа отнёс мою одежду сушиться в котельное отделение, пока я и еще пять человек пытались отмыть остатки мазута с наших лиц, волос и рук в ближайшем душе. Выйдя из душа, я надел комплект выданного нижнего белья, завернулся в предложенное мне одеяло и вернулся в кают-компанию.
Назад в Пёрл
Первые минуты 5 июня 1942 г. застали меня завёрнутым в одеяло и сидящим с пятью аналогично одетыми фигурами на диване в кают-компании. Полусонно, как в тумане, мы наблюдали за командой врачей и санитаров, которые прямо на обеденном столе резали, зашивали и перевязывали сменявших друг друга раненых.
С первыми лучами рассвета на палубе «Балча» было многолюдно – спасшиеся с «Йорктауна» ждали, что принесёт им новый день. Вскоре основную часть выживших – тех, кто мог самостоятельно передвигаться – без происшествий переправили на корабль побольше «по угольной схеме». В мешках, скользящих на роликах по тросам, натянутым между эсминцем и крейсером «Портленд».
Спасённых моряков с «Йорктауна» переправляют c крейсера «Портленд» (справа) на плавбазу подлодок «Фултон»
На крейсере я позавтракал яичницей с беконом и тостами – это была моя первая еда за более чем тридцать часов. А ещё мне выдали новую одежду: пару ботинок, три рубашки и двое штанов. Правда это была повседневная форма морской пехоты – цвета хаки и штаны без карманов. Через два дня, 7 июня, мы – опять «по-угольному» – переправились на плавбазу подлодок «Фултон», которая и доставила нас в Пёрл-Харбор, где нас встретили развевающиеся флаги и приветствие главнокомандующего Тихоокеанским флотом.
И только тогда пришло полное осознание того, что нам удалось сотворить. А сделали мы, казалось бы, невозможное – победили знаменитое Первое ударное авианосное соединение и заставили могучий Объединённый флот Японии поджать хвост и бежать!
Эпилог
После Мидуэя старший мичман Том Ф. Чик получил лейтенанта, а в октябре 1942 г. до него добралась и заслуженная награда – Военно-морской крест, ставший к тому времени высшей наградой ВМС США. Поскольку сам он наблюдал дальнейшую судьбу лишь первого из подбитых им над Первым мобильным соединением самолётов, то официально за ним был записан только он, что отражено в приказе о награждении. Вместе с тем его ведомый Дэн Шиди видел взрыв самолёта, расстрелянного Чиком в лобовой атаке, а общее количество «Зеро», что по японским данным были потеряны в данный промежуток времени, позволяет предположить, что и третий атакованный им японец тоже был сбит. После Мидуэя Чик продолжил службу и вышел в отставку в 1956 г. в звании капитана 2-го ранга, а дальше прожил долгую жизнь – он умер в 2004 г. в возрасте 87 лет.
