Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать дополнительные материалы к циклу про Великую Испанию, и сегодня речь пойдет о кратком описании истории колоний Испании в XIX веке. Это вторая из трех статей, которые будут посвящены этой теме.
Содержание:
Уругвай (Рио-Гранде)
Победа Аргентины над Бразилией в войне не принесла спокойствие в Восточную Полосу. Гаучо остальных территорий Восточной Полосы, которые не имели широкой автономии как в Рио-Гранде и Санта-Катарине, и начало нарастать напряжение. Появились кружки сепаратистов, а так как обширный регион был населен практически исключительно одними лишь гаучо, не отличавшихся терпеливостью и хитростью, то почти сразу же возникли очаги сопротивления, и уже в 1838 году, спустя два года после победы в войне над Бразилией, раздались первые выстрелы. Фактически началась необъявленная война. Власти в Буэнос-Айресе пытались исправить ситуацию, проведя в 1840 году административную реформу по федерализации страны, но было уже поздно – джина выпустили из бутылки, и среди гаучо распространилась идея о «независимом государстве Рио-Гранде». Прекрасно осознавая, что такое положение грозит дестабилизацией всего региона, а также зная, что Бразилия не упустит шанс воспользоваться ситуацией для реванша, Испания вмешалась в события в Аргентине и настояла на созыве трехсторонней конференции, где Мадрид выступал в качестве третьей стороны. Собралась эта конференция в Монтевидео, и по ее решению в штатах Аргентины был объявлен плебисцит, по результатам которого те штаты, которые высказали бы желание отделиться от государства, сформировали бы новое королевство в составе Испанской империи – Рио-Гранде. Аргентинцы до конца сопротивлялись этой идее, но, в конце концов, вынуждены были смириться. По результатам плебисцита было создано новое государство, чьи западные границы достигали Верхнего Перу и реки Параны. В результате Аргентина лишилась общей границы с Бразилией, и, как ни странно, но это восприняли в Буэнос-Айресе достаточно вдохновляюще, в результате чего история все же закончилась вполне мирно, и с какой-никакой выгодой для всех сторон.
Одной из причин сепаратизма жителей Восточной Полосы оставался острый земельный вопрос, для решения которого требовалась масштабная аграрная реформа. Власти Аргентины, несмотря на наличие проектов, не спешили начинать реформу, но для Рио-Гранде этот вопрос оказался наиболее важным, даже более важным, чем определение новой столицы. В результате этого Кортесы были созваны в Монтевидео, крупнейшем городе, была принята земельная реформа, и лишь после этого подняли вопрос о государственных символах и столице. Несмотря на то, что Монтевидео был естественным портом и важнейшим городом страны, было решено разместить столицу в более укромном и спокойном месте – в Пуэрто-Алегре [1], защищенном с моря, и достаточно укрепленном с суши. В качестве флага была принята комбинация флага повстанцев-фаррапус и герба южных, испанских провинций Восточной Полосы. Под названием Рио-Гранде королевство просуществовало лишь до 1845 года, когда было решено изменить название государства на Уругвай. Будущее у Уругвая было достаточно безоблачным – развиваясь в качестве аграрного государства, экспортирующего мясомолочные продукты, он постепенно стал обрастать индустрией, а в конце XIX столетия в провинции Санта-Катарина были найдены большие залежи каменного угля, что дало толчок к развитию горнодобывающей промышленности. Интересной особенностью Уругвая стала его двуязычность – при преобладании испанского в жизни и делопроизводстве, в северных провинциях много населения продолжало общаться на португальском со времен Войны Фаррапус, хотя удельный вес португалоязычных граждан страны с каждым годом уменьшается.
Перу
После восстания Тупака Амару II в 1780-1781 годах и реформ габриэлиносов вице-королевство Перу, включив в свой состав регион Верхний Перу, превратилось в сонное царство. Местные европейцы и креолы оставались целиком лояльными Испании, во многом из-за значительного удаления от Европы вкупе с боязнью нового восстания индейцев. При этом общество формировалось во многом схожим на мексиканское – точно так же замкнутое на себя, со своими правилами, своим менталитетом и высокой самостоятельностью. Основой экономики оставалось сельское хозяйство и горная промышленность. Последняя была в особенности выгодной и важной для метрополии – в Перу добывались в больших количествах серебро и золото, свинец, ртуть и медь, а после присоединения Боливии еще и олово [2]. Всю руду переправляли в Испанию. Когда в колониях начались волнения, а в Европе наступил славный 1808 год, вице-королевство не осталось в стороне. После отправки волонтеров в метрополию в самой колонии начала формироваться собственная регулярная армия. В самом Перу ей пока не находилось применения, но вот соседним вице-королевствам перуанская пехота пригодилась, оказывая поддержку Рио-де-ла-Плате и Новой Гранаде. В знак признательности за высочайшую лояльность Перу и помощь колонии соседям и метрополии, в 1814 году вице-королевству были дарованы особые привилегии, схожие с теми, что получила Ла-Плата, а в 1828 году Перу одному из первых был дарован статус полноценного королевства. Для государства это не ознаменовалось какими-либо серьезными изменениями в политическом плане – оно продолжало следовать строго в кильватере метрополии, обогащаясь от торговли с ней.
А торговать Перу было чем, и не только с Испанией. Помимо драгоценных металов, а также олова, свинца и ртути, на территории государства оказались большие залежи гуано, которое с середины XIX столетия стали активно использовать в качестве удобрения или источника добычи селитры. Также были обнаружены месторождения новых полезных ископаемых – цинк, сурьма, уголь, которые также стали добывать. Для доставки всего этого к торговым портам стали строить железные дороги, а вскоре появилась идея перерабатывать часть сырья на месте – и в Перу появились собственные металлургические и машиностроительные заводы. Кроме того, развивалась текстильная промышленность, производя весьма специфические ткани из шерсти лам, увеличивались рыбные ловы, с началом каучуковой лихорадки в стране появилось большое число плантаций гевеи. Полученные с добычи и продажи всего этого деньги шли на развитие государства, но значительная часть доходов все же тратилась на содержание одной из самых сильных армий в Южной Америке. Аргентина гордилась своим флотом, Бразилия гордилась всем, Колумбия гордилась чем угодно, только не вооруженными силами, в Чили гордились своими медными рудниками – а гордостью Перу оставалась пехота. Ее организация и тактика применения чем-то напоминала испанский Легкий корпус (Корпус Смерти), но его идеи были развиты и усовершенствованы. Несмотря на скромные размеры (к 1850 году – около 30 тысяч, с учетом кавалерии, артиллерии и инженеров), перуанская армия формировалась из лучших, профессиональных частей, специализирующихся в боях в горной местности. В будущем эта особенность пригодится самому патриархальному и происпанскому государству Южной Америки, когда настанет время воевать со вчерашними союзниками.
Калифорния
Алехандро Маласпина умер в 1809 году, оставив после себя достаточно успешную колонию Калифорния. После его смерти какое-то время на должность генерал-капитана назначались обычные управленцы, пока в 1821 году правительство дона Фернандо Мадридского не назначило новым главой колонии Мигеля де Перальту [3]. Он был потомком Педро де Перальты, испанского губернатора Колорадо XVII века, основателя города Санта-Фе и крупного землевладельца. К XIX веку семейство владело обширными землями к западу от Скалистых гор, и веками разрабатывало здесь месторождения благородных металлов. Его глава, дон Мигель, за успехи в горном деле получил титул сначала барона Аризоны, а в 1821 году, вместе с постом генерал-капитана – и графа Колорадо. Передача власти в Калифорнии в его руки была во многом вынужденным решением, так как из-за малочисленности местного населения было слишком мало людей, из которых было сложно выбрать кого-то подходящего на столь важную роль, а из метрополии важных чиновников в колонии уже старались не назначать. Этот выбор имел свои негативные последствия – дон Мигель был прежде всего дельцом, и управлял генерал-капитанством как своим большим предприятием, порой весьма жестко и деспотично. При нем процветали кумовство, коррупция на местах, конкуренты по бизнесу часто были вынуждены продать свое дело кому-то из сыновей генерал-капитана, которых было целых трое – Педро, Рамон и Мануэль. Но при этом эпоха правления Мигеля де Перальты (1821-1853) превратилась в период неудержимого прогресса и стремительного развития колонии. К тому у него были все необходимые навыки – организаторские, ораторские, дипломатические. Последнее положительно сказывалось на отношениях с индейцами – несмотря на наличие воинственных племенных союзов апачей и команчей, даже с ними существовал диалог, и имелись промыслы на их территориях, а с навахо и более мирными племенами и вовсе были заключены договоренности о протекции, в результате чего те стали стремительно поглощаться формирующейся местной народностью, получая испанское образование [4].
В Калифорнии при Мигеле де Перальте стремительно стали развиваться инфраструктура и сельское хозяйство. Первое было необходимо для связи между столицей генерал-капитанства, города Сан-Франсиско, и районами в глубине континента, второе оказалось связано с благоприятными условиями некоторых регионов колонии, где весьма выгодно было выращивать зерно, разводить сады и виноградники. Перальта приложил все усилия для того, чтобы привлечь мигрантов в свою колонию, которые были так необходимы для освоения земель, и уже в 1824 году, действуя с разрешения короны, принял вслед за Техасом «Акт о свободной земле» — всем новоприбывшим поселенцам бесплатно выдавалась земля определенной площади, а за деньги – дополнительные акры. Стали основываться новые города и ранчо. Наибольший поток переселенцев в Калифорнию брал начало в Испании, однако велико оказалось количество итальянцев и французов, встречались также ирландцы, англичане, немцы и даже русские. Всех их ждали с распростертыми объятиями в Калифорнии, что позволяло достаточно быстро осваивать территории. Но самым большим достижением, конечно же, стало обнаружение в 1833 году в Калифорнии крупных залежей золота, что вызвало настоящий демографический бум за счет мигрантов, желавших принять участие в золотой лихорадке. Генерал-капитан умело организовал работу так, что самородное золото намывали сами старатели, но они были вынуждены или перепродавать металл правительственным структурам, или платить особую пошлину при его вывозе за границу. Благодаря этому значительная доля металла попала в руки самого Перальты, а от него, в обмен на привилегии для колонии и его семьи, а также титул герцогов Калифорнии золото попадало в Испанию, где становилось основой все более усиливающегося влияния испанской финансовой системы, основанной на золотом стандарте. Вкупе с иными источниками драгоценных металлов это позволило испанским золотым запасам считаться самыми большими в мире, а развитие экономики метрополии, куда вкладывались огромные средства, еще более ускорилось.
С 1840-х годов в Калифорнии активизировалось строительство железных дорог, которые были весьма высоко оценены правительством. Дабы облегчить задачу их постройки, метрополия даровала Калифорнии в 1841 году статус вице-королевства, и поспособствовала созданию собственного рельсового производства, благодаря которому сеть стала строиться быстро. Из-за отсутствия легкодоступных залежей железа и угля нужное сырье стало импортироваться из Перу, а вскоре и вовсе богатый перечень металлов стал ввозиться из-за границы в обмен на золото. Для форсирования строительства дорог было решено привлечь китайскую рабочую силу, которую стало возможным нанимать с 1860 года. Занимался этим уже Педро де Перальта, старший сын умершего в 1853 году дона Мигеля. Благодаря его усилиям дороги вскоре были проложены во все важные районы, что облегчило доступ к их богатствам, но, что самое главное – в 1864 году, на границе с Техасом, железнодорожное полотно соединили с аналогичной веткой, которая тянулась с самого побережья Мексиканского залива. Это означало, что отныне желающим попасть в Калифорнию не надо было отправляться вокруг Южной Америки на кораблях или пересекать по суше Мексику – достаточно было прибыть в Техас, и там сесть на поезд до Сан-Франсиско или любого другого важного города. Это было высоко оценено метрополией, и потому в 1865 году Калифорния получила высший статус королевства, получив собственную выборную систему и символику. Тем не менее, влияние семейства Перальта продолжало до конца XIX века оставаться значительным, в качестве президентов постоянно избирались его ставленники, а большинство в Кортесах было куплено на деньги герцогов Калифорнии. Лишь в начале XX века их влияние ослабло, но к тому времени само государство достаточно окрепло, чтобы жить своей жизнью, без регулирования со стороны представителей древнего рода, так и оставшимися хорошими управленцами.
Техас
Несмотря на выделение Техаса в отдельное генерал-капитанство, он так и оставался малоосвоенной территорией. Численность европейского населения была невелика, оно целиком сосредотачивалось в прибрежной зоне Мексиканского залива. Чем дальше от берега, тем опаснее становилось жить – так как равнины были целиком во власти племенных союзов апачей и команчей, которые, несмотря на все усилия испанской администрации, чаще всего встречали европейцев враждебно. Кроме того, вскоре после продажи Луизианы США ухудшились отношения с американцами, которые из года в год становились все более сложными. Пользуясь слабым присутствием испанской колониальной администрации в Техасе, американцы постоянно нарушали границу колонии, выпасали в испанской степи свой скот, торговали с теми же апачами и команчами, продавая им оружие, и тем самым способствуя борьбе с испанцами. Наконец, в Техасе появились американские поселенцы, которые не признавали суверенитета Испании над территорией, и продолжали оставаться американцами. На все попытки испанских дипломатов как-то повлиять на американцев, чтобы те приструнили своих поселенцев, федеральное правительство отвечало стандартными фразами о том, что США – свободная страна, и ее люди что хотят, то и делают, а правительство не может отвечать за подобные поступки своих граждан. Отчасти, конечно, оно так и было, но при случае американцы не постеснялись бы развязать конфликт ради своей экспансии в Америке за счет испанской колонии, которая все более населялась англоязычными поселенцами.
В этой сложной обстановке, в 1812 году в Техас прибыл Мануэль О’Коннор, испанский чиновник ирландского происхождения, до того бывший одним из главных помощников дона Фернандо Мадридского, сына инфанта Габриэля. Он родился и вырос в Испании, но воспитал был в ирландских традициях, знал в совершенстве гаэльский язык, и всегда сочувственно относился к судьбе своей родины. В Техас его отправили в качестве очередного генерал-капитана, наделив широчайшими полномочиями для выполнения одной цели – отстоять Техас, форсировать его развитие, не дать американской «ползучей экспансии» захватить эти земли. В первую очередь он силой захватил американские колонии на территории Техаса, пользуясь тем, что США были заняты в войне с Великобританией, и были вынуждены смириться с подобным из-за опасения начать войну еще и с Испанией. Кроме того, требовалось решить вопрос освоения земель, а для этого нужны были поселенцы. Испанцев для этих целей было немного, и О’Коннор, как истинный ирландец, вспомнил о своих соотечественниках из Европы, которые, находясь под контролем английской короны, жили в нищете и не могли нормально развиваться, потихоньку эмигрируя из своей родной страны в Америку, предпочитая при этом США. Дабы завлечь их в Техас, генерал-капитан установил особый статус для ирландских поселенцев, и принял «Акт о свободной земле», благодаря которому ирландцы могли получить бесплатно земельные наделы в Техасе. Кроме того, устанавливалось постоянное пассажирское сообщение с портами Корка и Дублина в Ирландии, а цены на билеты для переселенцев устанавливались весьма низкие. Это позволило перенаправить основные маршруты эмиграции ирландцев из США в Техас. Особенно увеличился напор ирландских мигрантов с началом голода в 1840-х годах, в результате чего к 1860 году население Техаса стремительно перемахнуло через отметку в миллион человек, и продолжало расти. Американские колонисты оказались в меньшинстве, и уже не могли представлять серьезной угрозы.
Еще одним источником лояльного населения стали индейцы «пяти цивилизованных племен». Ранее эти племена (чероки, чикасо, чокто, крики и семинолы) проживали на территории США, но в 1830-х годах началось их планомерное выселение на запад. Начались стычки и сражения между федеральными войсками и индейцами, многие из них погибли в сражениях или во время сложного переселения – только одни чероки потеряли от 2 до 8 тысяч человек погибшими. Новые территории, предназначенные для их поселения, были гораздо хуже старых, и не подходили для традиционного ведения хозяйства. При этом представители этих пяти племен были в значительной мере вестернизированы, приняли европейские обычаи и культуру, христианство, порядки США – но все равно должны были покинуть свои родные земли по указу правительства. В Техасе внимательно следили за этим переселением, и практически сразу же были установлены контакты со всеми пятью племенами. Им было сделано простое предложение – переселиться на территорию испанской колонии, получив равные права и обязанности с обычными колонистами, правда, с добавлением особого условия – «цивилизованные» индейцы должны будут оказать поддержку правительству Техаса с борьбой против апачей и команчей. Не сразу, не все, но индейцы согласились, и расселились широкой полосой вдоль северной границы колонии. Американское правительство не препятствовало подобному переселению, и даже более того — заключило договор с О’Коннором, который брал на себя часть дорожных расходов индейцев. По прибытию в Техас им пришлось привыкать к новым реалиями – в частности, они более не жили в резервациях, а вынуждены были смешиваться с другими поселенцами, учить испанский язык вместо английского, освободить чернокожих рабов, которые переселились вместе со своими господами, и т.д. Тем не менее, перемены были восприняты ими достаточно легко. Всего в Техас переселилось около 60 тысяч индейцев, к которым также добавились около 5 тысяч чернокожих рабов, в том числе и беглых.
Стремительное увеличение численности населения Техаса позволяло сосредоточиться на его развитии. В 1815 году генерал-капитан основал новый город на берегу залива Гальвес новый город, который тут же был объявлен столицей Техаса вместо Сан-Антонио, имевшего уязвимое и неудобное расположение в глубине континента [5]. Поселение получило название Сан-Габриэль – официально в честь Архангела Гавриила, но фактически в честь инфанта Габриэля Мадридского, пользовавшегося большим авторитетом в колониях. Вслед за этим на берегу был основан еще ряд поселений, которые в дальнейшем быстро росли и развивались. С 1840-х годов в Сан-Габриэле появился металлургический завод, работавший на привозном сырье, главной задачей которого стало изготовление рельсов для строительства железных дорог. Сами дороги в это время строились весьма активно, так как именно благодаря им удавалось связать все огромные просторы суши между собой, а также обеспечить вывоз в порты всей сельскохозяйственной продукции. Несмотря на наличие промышленности и добычи полезных ископаемых (в основном серы и калийной соли), страна оставалась преимущественно сельскохозяйственной, быстро выйдя на полную самодостаточность и начав экспортировать продовольствие в другие страны. Лишь в конце XIX века в Техасе были обнаружены огромные запасы нефти, и ее начали добывать в промышленных масштабах. Но к тому времени государство уже имело полную независимость – в 1855 году Техас получил статус вице-королевства, а уже спустя пять лет – полноценного, самостоятельного королевства в составе Испанской империи, одного из самых верных и стойких приверженцев Испании во всем мире.
Отдельно стоит указать на некоторые особенности формирования нации техасцев. Первоначально население колонии состояло из испаноязычных поселенцев с вкраплениями американцев, а также индейцев, находившихся в различных отношениях с центральными властями. Но с началом эмиграции в Техас ирландцев демография и этнический состав стали стремительно меняться. К 1850 году около 75% населения составляли ирландцы, что не могло не сказаться на развитии государства. Язык ирландцев был принят в качестве второго основного, а с 1860 года в Техасе были установлены два государственных языка – испанский и гаэльский, с несколькими региональными. Это делало страну мультиязычной и мультикультурной, но все же слияние особенностей каждой отдельной культуры в едином котле продолжалось стремительными темпами. В результате этого к концу XIX века техасцы уже вполне сложились как нация, причем нация весьма своеобразная – созданная на основе ирландской культуры, она впитала в себя испанские и индейские элементы, и создала такую гремучую смесь различных качеств, которые некоторые весьма ценили, а некоторые – проклинали [6]. Так, у техасцев сложилась весьма сильная кавалерия, и крайне выносливая и боеспособная легкая пехота, отличавшаяся плохой дисциплиной, и при этом – крайней степенью безбашенности и упорства. По характеру техасцы в большинстве своем оказались эмоциональными, вспыльчивыми, временами жестокими, но в то же время верными, отчаянными и честными. Благодаря ирландским корням Техас стал одной из самых «песенных» стран Америки, как, впрочем, и одной из самых выпивающих. Национальным символом Техаса постепенно стал белоснежный жеребец и ирландская арфа, изображенная на гербе королевства. Кроме того, на его территорию переселялось большое количество негров – в основном беглых или освобожденных в США, а затем и КША. Некоторые из них оставались в Техасе на постоянной основе, но большая часть предпочитала использовать страну как временное прибежище и место, где можно заработать несколько эскудо на билет до Гаити, Ямайки или других колоний, где чернокожие имели больше прав, чем в Конфедерации.
Гватемала
Генерал-капитанство Гватемала оставалось одним из самых богом забытых мест в обеих Америках до реформ габриэлиносов, и таковым осталось даже после повышения до статуса вице-королевства. Туда обычно отправлялись не самые лучшие управленцы, от Гватемалы ничего особого не требовали, но ничего при этом и не давали. Изменения начались, когда в 1801 году вице-королем назначили Антонио де Молину и Кордобу, весьма посредственного военного командира и организатора, но в то же время умелого оратора, не лишенного воображения. Он был габриэлиносом, причем не совсем типичным, свято веря в то, что Богом ему предназначен путь великих свершений, и надо лишь не упустить свой шанс. Потому, появившись в Гватемале, он тут же развил бурную деятельность, пытаясь привести в порядок местное сельское хозяйство. Попутно пришлось решать уже ставший большой проблемой вопрос британской колонии Белиза. Де-юре эта принадлежала Гватемале, а значит и Испании, но де-факто там находилась британская колония, которая, впрочем, имела полное самоуправление, и не подчинялась ни испанским властям, ни британским. При этом 80% населения колонии составляли чернокожие рабы, работавшие на плантациях белых господ. Проблема заключалась в том, что это уже не единожды пытались делать, и каждый раз попытки оборачивались провалом, потому мысли об избавлении от подобного враждебного поселения вызывали у испанцев смешанные чувства.
Когда в 1804 году настало время воевать с Великобританией, Молина решил взять под свой контроль Белиз. В голову вице-королю пришла необычная идея – в Белизе было много черных рабов, а Испания уже давно отказалась от рабства, и даже оказывала протекцию единственному ныне независимому негритянскому государству, Гаити. Связавшись с вице-королем Гаити, Франсуа Домиником Туссен-Лувертюром, Антонио де Молина предложил захватить британскую колонию и освободить рабов, которые находились там. Туссен-Лувертюр никогда не отказывался от подобных предложений, и потому им был быстро составлен план захвата колонии. Около полутора тысяч чернокожих солдат должны были на небольших гребных судах, вдоль берега, вторгнуться в британскую колонию, взбунтовать рабов, и захватить столицу колонии. План этот целиком удался, белое население было изгнано или перебито, а само поселение Белиз стало первым на континенте целиком черным городком. Правда, большая часть негров предпочла отправиться на Гаити вместе с войсками Туссена-Лувертюра, и Молина тут же прислал на их место новых поселенцев-испанцев. Когда Британия уже в 1815 году подняла вопрос о принадлежности и статусе Белиза, Испания попросту предложила провести плебисцит и опросить жителей колонии, какой стране они хотят присягнуть. Прекрасно зная, за кого будут голосовать новые поселенцы в Белизе, англичане были вынуждены пойти на попятную, и смириться с потерей одного из самых важных источников красного дерева для мебельной промышленности Британии. Любопытно, что виновными в потере колонии назначили…. Рабовладельцев, так как без бунта рабов колония смогла бы отразить очередную попытку захвата, что в дальнейшем активно использовалось английскими аболиционистами в качестве одной из причин отказаться от рабства.
После Наполеоновских войн Молину сменил Гонсало Чакон и Каррилья, личность не менее творческая, но уже обладавшая определенными организаторскими талантами. Он был рожден в простой крестьянской семье, попал в армию во время войны с Революционной Францией, и там получил какое-никакое образование и опыт. Войну с Наполеоном он уже закончил полковником, дважды раненным, отмеченным наградами и личным знакомством с Фернандо Мадриским, который высоко оценил «мирные» навыки крестьянского сына, отправив того в Гватемалу. Уделив достаточно много времени осмотру колонии и оценке ее потенциала, Чакон, уставший от войны, решил, как говорится, пороть отсебятину, а точнее – построить из достаточно бедной и небольшой Гватемалы пацифитстский рай для ветеранов. Первым делом он перенес столицу из города Антигуа, который периодически страдал от буйного местного климата, в Тегусигальпу – высокогорный небольшой городок, который, тем не менее, выгодно отличался своей защищенностью от большинства природных несчастий, которые обрушивались на Центральную Америку с завидной частотой. Из Тегусигальпы были проложены хорошие дороги к двум портовым городам – Пуэрто-Кортес на берегу Карибского моря, и Ла-Уньону на берегу Тихого океана. Кроме того, стимулировалось строительство дорог в остальных горных частях Гватемалы, а также создавалась благоприятная обстановка для роста каботажного флота. Дабы освободить средства и ресурсы для дальнейших реформ, Гонсало Чакон добился от метрополии освобождения от любых выплат налогов в пользу Испании, и распустил регулярную армию, оставив вместо нее военизированную Гражданскую Гвардию, созданную по образу и подобию испанской. Вслед за этим началось усиленное развитие сельского хозяйства, тем более, что Гватемале было что предложить в этом плане – на ее земле можно было выращивать самую дорогую пряность в мире (кардамон), кофе, бананы, сахарный тростник. К началу 1850-х годов Гватемала уже стала одним из ведущих поставщиков сахарного тростника и кофе в мире. Кроме того, развивалась горная промышленность – в вице-королевстве стали добывать золото и серебро, а такое огромное количество сурьмы. Белиз после заселения в него испаноязычными колонистами превратился в источник драгоценных пород дерева, которые поставлялись в том числе в Великобританию по, само собой, несколько завышенным ценам.
За достигнутые успехи в экономическом развитии колонии Испания даровала Гватемале в 1845 году статус королевства, хотя его привилегии не то чтобы были востребованы местной элитой. Гонсало Чакон и Каррилья к тому времени уже покинул этот мир, но дело его жило и развивалось. Гватемала превратилась в достаточно крепкую аграрную страну, которая пользовалась большим успехом у испаноязычных ветеранов, желавших мирной жизни. Здесь они могли получить ее, ведь государство практически не воевало, да и не имело регулярной армии, занимаясь лишь эффективным сельским хозяйством, горной промышленностью, да экстремальной архитектурой – регион часто страдал от ураганов, и многие дома за сто лет успевали пережить десятки реконструкций после стихийных бедствий. При этом в плане личной безопасности Гватемала прославилась на весь мир, став одним из самых безопасных мест в мире – преступность благодаря большому количеству ветеранов-отставников и эффективной работе полиции практически отсутствовала. Все преступники предпочитали уезжать в другие страны, а желающие воевать отправлялись в Испанию, и становились там вполне успешными военными. В каком-то плане Гватемала так и осталась богом забытым местом, но, в отличие от былых времен, место это было теперь вполне обустроено и благополучно.
Примечания
- Реальный бразильский город Порту-Алегри.
- Вместе с чилийской медью перуанско-боливийское олово делало бронзу для Испании весьма дешевым металлом, в отличие от других стран.
- Реальный исторический персонаж, но о нем известно так мало, что пришлось придумывать на ходу.
- Опять же, суровый реал – весь бизнес семейства Перальта базировался на хороших отношениях с индейцами. При этом, правда, приходилось не единожды воевать с самыми воинственными из них – апачами и команчами.
- Речь о городе на месте современного Хьюстона.
- Действительно, испанцы + латиносы + ирландцы + индейцы – это настолько ядреная смесь, что Техас в условиях АИ грозит стать моей любимой испанской колонией, а техасцы – самой моей любимой получившейся нацией!
