Светило за окном давно перевалило через полуденную горку и уверенно катится куда-то в лузу на дальнем западе.
– Черноброва, белолица, ты протри меня тряпицей, донимают злые мухи… – начинаю я тихо.
– Обойдешься, мерзкое стекло, — зевает белолицая во весь нежный рот. Коралловые губы сердито кривятся. – Ты зачем разбудило меня так рано? Я тебе что — жаворонок?
Что ж, сова так сова. Сама сказала.
Начинаю перерывать кладовку отражений всех, кто в меня когда-либо смотрелся. Так, кустистые брови берём у канцлера, прическу у кикиморы, глаза навыкате у старой горничной, у неё же зоб подходящий… И гордость коллекции – бабка царя. Возьмем ее за основу и начнем лепить шедевр.
Пухлая ручка берёт меня за костистую и тащит вверх, к глазам.
– Я ль, скажи?..
– Ты прекрасна, спору нет, – перебиваю её, – но…
Из груди хозяйки вырывается придушенный стон. Рот перекошен, лоб прорезали глубокие морщины, на виске пульсирует вена, под выпученные глаза легли тёмные тени.
Аккуратно фиксирую это отражение и помещаю в кладовку. Чувствую, ещё не раз пригодится.
Рядом кладу свой свежесозданный шедевр. На досуге чуть расширю, дополню – и будет на что поменяться с грязным зеркалом в предбаннике…
