Филипп Филиппович несколько раз прошёлся по кабинету, заложив руки за спину и тряся головой, что служило у него признаком крайнего раздражения. Бородка профессора как никогда напоминала клюв хищной птицы. Борменталь беспокойно ёрзал в кресле; осоловевший от плотного обеда Шарик расположился на тапочках доктора, его неудержимо клонило в сон.
— Ну-с, любезный Иван Арнольдович, — наконец заговорил Преображенский, — надеюсь, вы хотите мне что-нибудь сказать?
— Филипп Филиппович, мне ужасно стыдно, но я до сих пор ничего не понимаю. — Борменталь закусил губу. — Мы трижды перепроверили все расчёты. Методика генного анализа, которую мы с господином Морганом разработали для вашего случая, не могла привести к такому досадному сбою. Клянусь честью, профессор, я не зря потратил деньги на командировку!
— Я вам верю, голубчик, верю, но мне вроде было обещано, что доминирующими будут совсем другие гены, — вкрадчивым голосом напомнил профессор, неторопливо ступая по ковру.
— Ну вы же знаете, что я дневал и ночевал в моргах! — взмолился доктор. — Я копался в таком генетическом мусоре, что стошнило бы даже вас! И в результате выбрал напрочь рецессивный вариант, там нечему было доминировать! Результат абсолютно необъясним. Если… если только не…
Старик резко обернулся.
— Вы хотите сказать, что…
Борменталь помолчал несколько секунд и выдавил из себя:
— Боюсь, Филипп Филиппович, другого объяснения не существует.
Преображенский остановился перед креслом и впился взглядом в доктора. Молодой человек напрягся, нервно сглотнул, но глаз не отвёл. Профессор сгорбился и с отвращением поглядел на Шарика. Пёс громко сопел, подёргивая во сне лапами. Внезапно старик выругался и пнул Шарика в жирный бок. Разбуженный пёс спросонья попытался вцепиться ему в лодыжку, но быстро опомнился, с визгом полез под кушетку, укрытую простыней, и начал оттуда порыкивать на озверевшего хозяина.
Преображенский прислушался к рычанию, угрожающе склонил голову набок, подскочил к кушетке, сорвал с неё простыню и зашипел прямо в испуганные собачьи глаза:
— С каким водолазом?! Ты, мерзкий ублюдок, ещё будешь мне рассказывать, с кем путалась эта потаскуха, твоя бабка?
— Профессор, да как вы можете такое говорить о своей… — пробормотал Борменталь.
— Как я могу?! — взревел Преображенский. – А чего она ещё заслуживает? Эта блудливая сука умудрилась так испоганить нашу кровь случайными связями, что своего правнука, законного наследника клана я нахожу в грязной подворотне в совершенно непотребном виде! Его гены не могут возобладать над генами даже самого завалящего человечишки, его кровь утратила силу! Теперь это просто животное!
Во рту разъярённого профессора блеснули клыки, мясистый загривок на глазах покрывался жёсткой седой щетиной. Швы халата затрещали под напором могучих плеч, из прорех показалась густая шерсть. Издав полный муки вой, Преображенский провёл по стене когтями; дорогие венские обои разошлись в стороны бумажными спиралями, обнажив глубокие борозды на кирпичной кладке.
В углу, сидя прямо на полу и вцепившись пальцами в заострившиеся уши, тихо поскуливал Борменталь.
