Как оно было на самом деле. Неведома зверушка
— «…Из этой страны совершают путешествия в Бактрию, где живёт злобный и коварный народ, и в том краю есть деревья, дающие шерсть, как если бы они были овцами, и из неё делают ткани. Есть в этом краю ипотаны, которые живут то на суше, то в воде, они наполовину люди, наполовину лошади и питаются только человечиной, когда удается её раздобыть…»
Дьяк читал отчётливо и с выражением, водя скрюченным пальцем по строкам фолианта. Царь подался вперёд и сидел не шевелясь, с приоткрытым ртом. Воевода слушал вполуха и недоверчиво кривился. Наконец он не выдержал и решительно прочистил горло.
— Если дозволишь слово молвить, государь, — провозгласил он, не обращая внимания на недовольного дьяка, — я тебе так скажу. Злодеи-то они злодеи, спору нет, но не анчихристы же какие, чтоб человеков глодать почём зря! Как по мне, так один из них — просто желторотый недоумок, а другой — коняка и коняка, только недорослая и по-человечьи говорить как-то выучилась. А чего, ну правда: рассказывают, у немчина, что через речку живёт, какая-то несуразная зелёная курица в клетке по-евойному тарахтит без умолку, а чтоб такой смышлёный жеребчик да по-нашему не сумел? Если даже мой племянник Парамошка внятно изъясняется иной раз… редко, правда… ну да пёс с ним. А всякую выдумку в книжку любой написать сможет, коли попыхтит часок…
— Цыц! — стукнул царь скипетром по подлокотнику. — Много ли ты видал из своей караульни, чтобы вякать супротив учёных людей! Сказано тебе — ипотаны, значит — ипотаны!
— Дело он говорит, — небрежно заметила Царь-девица. Она сидела в углу и чинно ела лущеные орехи из глубокой миски. — Посмотри сам — это который же из них наполовину конь?
Все уставились на стену напротив. Царь подхватился с места, сунул ноги в шлёпанцы, проворно доковылял до стены и придирчиво оглядел узников с близкого расстояния.
Руки Ивана соединяла цепь, продетая через широкое кольцо. Такие кольца в изобилии висели вдоль подвальных стен; к одному был прикован и Конёк-Горбунок, вокруг его шеи обвился ошейник из небесного железа — так, на всякий случай. На столе, за которым сидел дьяк, были в изобилии разложены пытошные инструменты, в яме у подвального трона булькал огромный котёл для особо вредных лиходеев. Возле котла с черпаком наперевес стоял толстомясый стражник, в чьи обязанности входило время от времени набирать кипятку и бережно подливать его в тазик с царскими ногами — непоседливый старик вечно маялся мозолями.
— Да, похоже, не ипотаны, — наконец вынес приговор царь. — Ванька — так точно. А жаль, я бы такого жручего полуконя на службу себе поставить не отказался.
Все, включая Ивана и стражников, красноречиво переглянулись.
— При чём тут Ванька? — выразила общее мнение невозмутимая Царь-девица. — Мы же зверя верхового определить пытаемся, а не задницу рассматриваем, которая на нём сидела.
Царь покраснел, надулся и окинул Горбунка сердитым взглядом.
— Тоже не ипотан, сдаётся, — изрёк он после минутного осмотра, возвращаясь на место. — А пусть и не он, всё одно этот недомерок в звании коня мне сомнителен. Слышь, вояка, рази у лошадей такие ноги? Это ж лапы скорее. Ты на бабки, на бабки ещё погляди! А ноздри как вывернуты! Где ты такие у коней видал?
Воевода с опаской ткнул Горбунка около хвоста, вытер палец о кафтан и озадаченно пожал плечами.
— Царь-батюшка, а это, часом, не верблюдец такой недоразвитый? — предположил дьяк. — Эй, зверь подозрительный, ты плеваться могёшь? Ну-ка, ляпни мне… вот этому, с черпаком, промеж глаз, да посмачнее! Не боись, позволяем!
Конёк задрожал с перепугу.
— Не умею я! — придушенно пискнул он.
— Точно? Странно, всем только в радость на ближнего плюнуть, а этот — как не от мира сего, — расстроился дьяк и ловко поддал ногой полено, свалившееся прямо под котёл. Красивые, чуть раскосые глаза маленького коня с ужасом смотрели на злобного стряпчего.
— Оставь дрова в покое и возвращайся за книгу, — приказала Царь-девица. — С каких это пор у тебя верблюды по небу летают?
Дьяк досадливо стукнул себя по лбу, бросил на прикованного малыша раздражённый взгляд и засеменил к столу.
— Так, хорошо… что не ипотан — выяснили, и не китоврас, значитца… — продолжал он бегло листать толстый бестиарий. — Слейпнир восьминогий? Да нет, ног-то всего четыре… Кэлпи — холодные и гладкие, тоже не пойдёт… Что тут у Плиния?.. «В Индии охотятся ещё за другим зверем, единорогом, который туловищем схож с лошадью, головою с оленем, ноги как у слона, а хвост кабаний. Ржёт он басистым голосом, посреди лба торчит длинный черный рог…»
Горбунок испуганно ойкнул «Мамочки!» и зажмурился. Все повернулись к нему, скептически прищурились, одновременно замотали головами и опять воззрились на сопящего дьяка. Тот перелистывал страницы, как заведённый, еле успевая бегло просматривать картинки.
— Ага, кажись, нашёл — тоже летучий и тоже вроде бы объясняться умеет! Где тут… «…символом божественной любви…», «…был вознесён на седьмое небо…» Вот оно: «…мусульмане Индии обычно изображают его с человеческим лицом, ослиными ушами, туловищем лошади и хвостом павлина…» — Дьяк оторвался от книги и уставился на Конька с откровенной враждебностью. — То ли хвост ему повыдергали («Ага, и морду заместо лица приделали!» — хихикнула Царь-девица), то ли этот мерзавец всё-таки не Бурак.
Уловив десяток недоумённых взглядов, он слегка стушевался и пояснил:
— Животина такая, на которой предводитель сорочинов на небо летал.
— Видать, у предводителя работодавец посуровей мово был — туда меня ещё не посылали, — язвительно пробурчал под нос Иван, но его, к счастью, никто не услышал.
— Отец-надёжа, а за каким нечистым мы вообще что-то гадаем, коль их самих допросить можно? — дошло тут до воеводы.
— Наконец в тебе государственный ум прорезался! — упомянутый надёжа с воодушевлением огрел скипетром многострадальный трон и, подбоченясь, развернулся к Ивану.
— Злодей, а злодей! Ответствуй сейчас же: кто это у тебя под седлом бегал? Правду молви, иначе… — царь ухватил свободной от скипетра рукой большие катовы щипцы, которыми ему как раз обкусывали ногти на ногах, и с усилием ими помахал.
— Конь это. Взаправдашний, — с отчаянно героическим выражением на лице выдавил Иван. — Только упал неловко в детстве… в жеребячестве, вот таким маленьким и вырос. А что говорить умеет, так это я его со скуки научил, чтоб было с кем в дороге перемолвиться.
— Да что ты его пытаешь, батюшка-царь! Он же известно, что дурак, мне евонные братья всё обсказали, такого сопляка любая говорящая скотина вкруг пальца обведёт! — гаркнул дьяк с ненавистью. — Этот и взаправду ничего не знает, другого допросить надо! С пристрастием! Признавайся, уродец, кто ты есть, чей лазутчик, откуда к нам прибыл и с какими злодейскими целями? Сосунка он из себя строит… Рассказывай, как супротив государя нашего злую ворожбу умышлял и пособщиков себе готовил из наших дураков! — рычал он, нависая над трясущимся Коньком.
Но не успел тот слова сказать, как сверху раздался ужасающий грохот, с потолка полетели камни и в пролом просунулась громадная голова, похожая одновременно и на лошадиную, и на собачью. Короткая белая шерсть дыбилась, глаза пылали синим огнём, горячее дыханье окатывало подвал, будто наступил разгар летнего зноя.
— Страница сорок пятая, китайский конеглавый дракон… — проблеял дьяк и посерел со страху.
Конеглавый дракон чихнул, распрямился во всё своё длинное и грациозное тело и начал ожесточённо отряхиваться от пыли. Оглушительное хлопанье висячих драконьих ушей послужило сигналом к общему бегству. Дьяк вжался в стену и начал шарить по камням позади себя; нащупав какой-то тайный выступ, он нажал на него, решётка для стока звякнула и откинулась, и тощий дьяк змеёй проскользнул в открывшийся узенький лаз. Ошарашенная Царь-девица чуть не подавилась орехами и в панике попыталась заслониться от дракона кружевным зонтиком от солнца, неведомо для чего понадобившимся ей в подвале. Стражники бросились к тайному ходу, позади них, задыхаясь, топал воевода. До смерти устрашённый царь схватился за сердце, закатил глаза и, уже бездыханный, кулём свалился в кипящий котёл. Большой кусок потолка над котельным углублением просел и рухнул, окончательно похоронив под собой незадачливого старика.
— Мама! — радостно завопил Конёк.
— Сяо Лунь, маленький мой! — Драконица опять просунула голову в потолочную дыру и аккуратно прикусила ошейник, тот скрежетнул и лопнул пополам. Оставив без внимания застрявших в проёме потайной двери воеводу и толстяка с черпаком, она нагнулась и ласково потёрлась лохматой головой о спутанную гриву Горбунка. Тот встал на задние ноги, а передними обнял мать за шею. Только сейчас изумлённый Иван заметил, что ноги его друга заканчиваются не копытами, а маленькими и крепкими кулачками, из четырёх когтей каждый.
— Познакомься, это моя мама, — счастливо промурлыкал дракончик. Голова матери вежливо качнулась и мелодичным голосом сообщила юноше, что вся её прежняя жизнь прошла в ожидании встречи с таким совершенным, затмевающим Луну и Солнце существом, каковым, безусловно, является стоящий у стены отрок.
— Мам, это Ваня, он хороший, он мой друг! — продолжал Горбунок. — У них рис не растёт, так он мне разрешал свою пшеницу кушать! Он и тебе даст попробовать!
Драконица непроизвольно сморщила нос, но тут же смутилась и занялась Ивановыми оковами. Быстро пришедшая в себя Царь-девица опустила зонтик и теперь храбро выглядывала из-за колонны, переводя заинтересованный взгляд с драконов на Ивана и обратно, — явно просчитывала обстановку.
Конёк-Горбунок заметил это, повернулся к Ивану, подмигнул ему и расплылся в широкой улыбке, обнажив четыре небольших, но острых клыка.
— Вань, а царь-то теперь — ты-ы… — хитро улыбаясь, протянул он.
Царь-девица тут же уставилась на юношу во все глаза и кокетливо заморгала.
P.S. «Дракон обладает способностью принимать различные облики, которые, однако, для нас непостижимы. Обычно его представляют с головой лошади, хвостом змеи, большими крыльями по бокам и четырьмя лапами, каждая с четырьмя когтями. Говорят также о его девяти подобиях: рога его подобны оленьим, голова — голове верблюда, глаза — глазам демона, шея — шее змеи, брюхо — брюху моллюска, чешуя — чешуе рыбы, когти — когтям орла, лапы — лапам тигра и уши — ушам быка. У некоторых экземпляров нет ушей, и они слушают рогами».