Прошлую часть заметок по Итальянским войнам мы завершили тем, что король Франции Карл VIII после периода предварительной подготовки, имея цель завладеть Неаполитанским престолом и с дальнейшими далекоидущими планами в конце августа 1494 года вторгся на территорию Италии. А что же сама Италия? Для начала, что, впрочем, для большинства читателей, полагаю, ясно и так – единая Италия в это время не существовала. Но, в то же самое время, даже с учётом раздробленности, у Италии уже был опыт отражения вторжений извне. Прежде всего, речь о городах Северной Италии, или Ломбардии. Некогда их хватило на то, чтобы объединиться перед лицом такого грозного и упорного врага, тотально превосходящего каждый из них в отдельности, как император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса.
Больше того – хватило чтобы одержать над ним верх. Созданная ими 7 апреля 1167 года в монастыре Понтида сроком на 20 лет Ломбардская лига с учредителями Миланом, Лоди, Феррарой, Пармой и Пьяченцей сумела в битве при Леньяно в 1176 году силами городских ополчений наголову разбить рыцарей Барбароссы. В 1183 году тот был вынужден признать самостоятельность городов Ломбардской Лиги. Позднее Лига была возобновлена в 1198 году на 10 лет. В противостоянии гвельфов и гибеллинов тоже очень существенную роль играл именно, так сказать, преднациональный фактор – далеко не все гвельфы были набожными сторонниками Папы и Матери Церкви – многие просто не желали признавать ни в какой форме господство заальпийских властителей и считали, что Папа наиболее успешно поспособствует им в этом.
Вообще многие годы до Итальянских войн Италию считали очень сильной: частично, конечно, ввиду пусть и смутной, но крепкой памяти о Риме в века его могущества, но не только – Италия действительно была куда богаче, населённее и, если на то пошло, образованнее и культурнее практически любой другой области Европы. И здесь мы подходим ещё к одному очень любопытному моменту, который придаёт совершенно особенное значение Итальянским войнам – к Возрождению. Про Возрождение, его роль, причины, формы написано и сказано очень много. Колоссальную известность имеют многие деятели эпохи, вроде того же Леонардо да Винчи – и как раз он станет хорошим примером. Он родился близ Флоренции в местечке Винчи, а умер… во Франции в замке Кло-Люсе. К чему я веду? Сейчас поясню. Школьный курс истории, да и не только он, говорит, что эпоха Возрождения пришла на смену Средневековью, что именно Возрождение и явилось тем полным перемен и творческого поиска, переоценки ценностей и внезапных озарений промежутком между Средними веками и Новым временем, больше того – именно возрожденческие идеи легли в основу культуры нового общества, а возрожденческое изобретательство положило начало великому техническому перевооружению. Всё это в сочетании с Великими географическими открытиями и перевернуло и внутреннюю жизнь Европы, и её роль на мировой арене. Но в это же время с точки зрения истории искусства Итальянское возрождение началось… в самом начале XIV столетия, т. е. в 1300-е годы. Нет, противоречия здесь нет, просто в течение почти двух веков Возрождение оставалось сугубо итальянским феноменом. Да это и не удивительно, в самом деле, ведь как оно начиналось? С интереса к наследию Рима – но, согласитесь, одно дело рассуждать о нём и на нём основываться, если у вас перед глазами стоит Колизей и колонна Траяна и совершенно другое, скажем, в Германии или, тем более Скандинавии или Польше, где ничего подобного или почти нет, или нет вовсе. Важнейшей частью ранневозрожденческих исследований был интерес к лингвистике – учёные мужи разных городов Италии пытались изучить, исправить и унифицировать латынь, что, в конечном счете, привело к вводу в оборот огромной массы античных текстов. Но зачем они это делали? В значительной своей части с целью “исправить” современный им итальянский, который казался сильно порченной великой латынью, а это в свою очередь мыслилось как начало культурного и духовного единения полуострова с дальнейшим политическим подтекстом. Конечно сейчас идеи в духе “если мы станем говорить как римляне, то будем великими как римляне” не могут не вызывать некоторой усмешки, но так ли уместна она, если вспомнить что в итоге подобные изыскания породили и чему дали старт? Однако, ведь и это – тоже сугубо итальянская проблема – вне зависимости от того, сколь чистой и правильной будет латынь у нескольких учёных мужей, идея заставить говорить на ней, скажем, всё ту же Германию, Скандинавию, или Англию была очевидно абсурдна даже для той эпохи. Больше того, там это никому и не приходило в голову по той простой причине, что было просто бессмысленным для уже тогда более практичных немцев: императорам Священной Римской империи Гогенштауфенам, или их преемникам не было нужды изучать стихи Вергилия дабы приобщиться к римскому величию – им хватало чисто формальных отсылок и величия собственного.
Именно Итальянские войны “разнесли” Возрождение по Европе – сначала во Францию, потом в Испанию с её владениями, потом в Германию, объединившуюся с Испанией под габсбургской короной, а потом и повсюду! Помянутый Леонардо окончил свои дни во Франции по той причине, что получил в 1516 приглашение от короля Франциска I там поселиться. Король давал ежегодную ренту в 1000 экю – очень большие деньги по тем временам – потому что у него уже, в свою очередь, была потребность в человеке вроде Леонардо. Тому же поминавшемуся в прошлой части отцу Карла VIII Людовику XI с его скупостью и в жизни бы не пришло в голову тратить столько на подобные надобности!
Но вернёмся к политике. Некогда Барбароссу победили города Северной Италии, а не её владетельные князья, которые как раз куда чаще присоединялись к проимперской фракции гибеллинов – император мыслился той силой, которая наиболее надёжно гарантирует им их права, а в случае надобности придёт и вооружённой рукой приведёт к покорности своим верным вассалам эти наглые города. В итоге ситуация оказалась прямо противоположной и на некоторое время в Италии наступил период торжества… республик! С давних времён республикой была Венеция – но она со своим островным расположением и интересами на Востоке долгое время была для Италии “особым случаем” и сама не желала лезть в дела terra firma (твёрдой земли, или континента). В середине XI века полностью скопировав венецианское устройство (включая дожа и пр.) республикой стала Генуя, сразу превратившись в основного конкурента Венеции. Но это было лишь начало – в 1085 году республикой стала Пиза, в 1115 году республикой-коммуной становится Флоренция, в 1147 году – Сиена, а потом – и многие другие, особенно по факту – т. е. номинальным главой мог быть местный епископ, мог быть даже лично сам император СРИ, но реально города становились независимыми. Это очень сильно способствовало росту их благосостояния, культуры, расцвету искусств – ведь извечное соседское соперничество никто не отменял, но очень сильно и в крайней форме консервировало разрозненность. В основной Европе владения хитрыми путями династических браков и интриг то и дело переходили из рук в руки, что в краткосрочной перспективе делало их куда более разобщенными, чем монолитные и очень устойчивые, что было известно ещё со времён Античности, города-государства со своей сельской округой, но в отдалённой заставляло объединяться иными, внединастическими способами на основании торгово-экономических интересов, языка, традиций в то, что со временем станет нацией. В Италии же всё словно было перевёрнуто с ног на голову – то и дело различные учёные мужи высказывались в том духе, что Италию вообще говоря следует объединить, возродить Рим, повести к величию как самое могучее из государств Европы – подобных идей, например, придерживался знаменитый Петрарка, да и немало иных. На словах многие сочувствовали. В реальности же даже путём самого сурового насилия привыкший к независимости город трудно было инкорпорировать в свою область и государство – он просто ждал момента вашего ослабления, потом поднимал восстание и возвращался к прежней жизни.
Правда в определённый момент произошли изменения, которые будто бы могли перевернуть ситуацию – подлинно республиканские институты всё чаще стали сменяться диктатурой того или иного семейства. Не следует, впрочем, понимать диктатуру в современном смысле этого слова – почти всегда такие “диктаторы” пользовались широчайшей народной поддержкой – ведь все итальянские республики были республиками олигархическими. Простому гражданину равноправие всех, кроме повелителя казалось куда привлекательнее, чем целая здоровая правящая прослойка, в которую он всё равно не имел и шанса попасть, и которая то и дело устраивала склоки и борьбу фракций (в том числе и вооружённую), а так же стремилась перещеголять друг друга неправедно приобретённым богатством. “Диктаторы” давали порядок, обращали усилия на украшение и славу не своей собственности, а всего города, часто были образованны, смелы, интригами и деньгами легитимировали свою власть через получение титулов от императора СРИ (всё ещё остававшегося формальным верховным сюзереном Северной Италии!), но могли и подождать с этим – проблемой это не было. Семья Висконти успела проправить Миланом полторы сотни лет, прежде чем получила от императора титул герцогов Миланских. Эти диктаторы были честолюбивы, могли мобилизовывать своих подданных, а значит – готовы непрестанно воевать. Правда, довольно быстро место городских ополчений ввиду продолжительности войн заняли наёмники-профессионалы, которые в свою очередь скоро стали подлинной бедой Италии. Война всегда была в их интересах – новая, или затягивание уже имеющейся. Ради этой цели – одинаковой и обоюдной для всех из них, они превращали сражения в спектакли, то и дело меняли стороны, поддерживая и не давая слабому совсем упасть, а сильному – получить слишком большую силу. Хорошим примером может послужить известный наёмник Франческо Буссоне по прозвищу Карманьола, который много лет работал на Миланского герцога Джан Галеаццо Висконти и его сына герцога Филиппо Мария Висконти, который сделал Карманьолу своим генералом и даже за верную службу отдал в жёны свою родственницу, Антонетту Висконоти. Карманьола завоевал для своего господина Пьяченцу, Брешию, Бергамо и другие города. Тут Каманьола смекнул, что его господин становится слушком уж сильным, а значит, скоро услуги наёмников могут ему не понадобиться. Он стал демонстративно много и нагло требовать от хозяина, а когда тот решил избавиться от Карманьолы, то тот мгновенно узнав об этом, по всей видимости, ожидаемом им событии, бежал к его врагам – венецианцам. В январе 1426 года, когда сенат Венеции объявил войну Миланскому герцогству, Карманьола был назначен генералом венецианской армии. Он разбил миланские войска и захватил провинцию Брешия, которую за пять лет до этого покорил для Висконти. В 1427 году Карманьола вновь разбил армию герцога. Но теперь слишком сильными становились уже венецианцы – и вот Карманьола уже заводит секретную переписку со своим бывшим патроном, явно затягивает наступление, а потом и вовсе начинает внезапный отход. Всё это время – в тайной переписке с герцогом и открытой – с венецианским Советом десяти и дожем он нещадно торговался и ждал, кто предложит больше. Персонально Карманьола сделал фатальный промах — при солдатах – таких же наёмниках в своей массе, любивших своего командира, предпринимать какие-либо действия против него было опасно, поэтому Карманьолу вызвали на совет в Венецию – и он опрометчиво согласился. Представ перед Советом десяти, он был обвинён в измене, арестован, заключён в тюрьму, подвергнут пыткам и приговорён к смерти. Но куда чаще именно наёмники выходили победителями и выгодоплучателями из любой – не важно кого и с кем, войны.
Войны были, конечно, не бескровными, но не ожесточёнными – за мертвецов не платят, а так наёмники имели возможность постоянно продавать друг другу пленных – за счёт своих нанимателей. Многие владетели понимали всю неприемлемость положения, очень много и толково писал о наёмниках и знаменитый Макиавелли, но не могли ничего поделать – войны уже шли, и отказаться от их услуг означало проиграть, а попытки в мирное время сформировать собственное сильное войско немедленно приводило к новым войнам. Всё это, в конечном счете, привело к началу Итальянских войн к двум парадоксам. Первый – в Италии было полно войск – и ни одной настоящей армии. Второй – итальянские властители вполне сознавали, что им стоит проявлять единство перед лицом внешних угроз, но в решающий момент оказались совершенно к этому не готовы.
Середина XV столетия в Италии ознаменовалась серией Ломбардских войн, где разные государи поочерёдно пытались стать гегемонами региона – ближе всего к этому были миланцы, но получали отпор от объединившихся всех остальных. После этих войн был подписан 9 апреля 1454 года т. н. Лодийский мир, развитием идей которого стало создание в Венеции 30 августа 1454 года Итальянской лиги. Подписанты соглашения обязались приходить на помощь в случае угрозы территориальной целостности одного из них – в том числе из-за действия внешних сил. Это соглашение зафиксировало существующие границы, и было подписано всеми государствами полуострова. На 25 лет мир воцарился на итальянской земле. Наёмники злились, нищали и подавались на службу воюющим с османами венецианцам и начавшим подготовку к войне с Гранадским эмиратом государями Испании. Казалось, что беды Италии во многом позади…
В действительности союз Итальянской лиги был крайне непрочным, но не производил такого впечатления, что долгое время не давало катастрофе произойти. Но практически одновременно с тем, как король Карл VIII получил в свои руки реальную власть, сразу два важнейших члена Лиги показали, что в действительности её больше нет. Первым из них был Людовико Мария Сфорца, известный как Людовико Моро (по одним версиям от слова мавр, как намёк на смуглую кожу, по другим – от латинского Morus — шелковица за его масштабные меры по заведению в герцогстве производства шёлка).
История здесь довольно печальная. В Миланском герцогстве в 1476 году было совершено убийство герцога Галеаццо Мария Сфорца. Убийцами были отдельные недовольные представители знати, которые сами погибли либо непосредственно во время убийства, либо вскоре после. Далекоидущих планов у них не было, действительно масштабных сил за ними не стояло, но вот беда – герцог был всё же мёртв. Корона официально перешла к его 7-летнему сыну — Джан Галеаццо Сфорца, фактическим же правителем герцогства стал Лодовико Сфорца. Человеком он был неглупым, небесталанным и, вообще говоря, до поры принёс большую пользу своему отечеству. В период его правления (1480—1499) был завершён ряд культурных и художественных проектов, что подчеркнуло политические и экономические успехи Миланского герцогства. Добившись, благодаря своим дипломатическим усилиям, политического равновесия с Флоренцией, Венецией и папским Римом, Лодовико оказался после смерти повелителя Флоренции Лоренцо Медичи Великолепного самым влиятельным государственным деятелем Италии. В конце XV века Милан инвестировал значительные капиталы в освоение земель и строительство каналов, а также выделил большие площади под выращивание шелковицы, льна и риса, которые вывозили за границу наравне с оружием, стеклом, тканями и сельскохозяйственными продуктами. В 1482 году герцог Лодовико пригласил к себе в Милан на службу в коллегию герцогских инженеров всё того же великого Леонардо да Винчи, прежде всего в качестве архитектора, гидротехника, инженера гражданских сооружений и конструктора военных машин. В 1493 году Моро даже с почетом принял посольство из Москвы – так далеко простёрлись его связи и слава. Однако, судя по всему, все эти годы он боялся, что в какой-то момент прямой наследник убитого герцога достаточно возмужает, чтобы потребовать своё – и тогда Лодовико придётся уйти. И тут наследник Джангалеаццо внезапно умирает в 1494 году! 22 октября миланская знать вручила герцогскую корону Лодовико – казалось бы, полный успех… И тут вдруг претензии предъявляет король Неаполя Альфонсо II, который едва ли представлял себе последствия этого шага и просто рассчитывал выбить у нового правителя Милана некоторые уступки. А вот Лодовико изменил его ум. Он слишком долго ждал, слишком был рад пришедшему облегчению, чтобы теперь терпеть претензии неаполитанца. Он решил устранить эту угрозу. Он напомнил Карлу VIII Французскому о его претензиях. Разумеется, французский король помнил о них и сам. В действительности истинный смысл слов Лодовико был в том, что ни Лиги, ни каких-либо взаимных защитных обязательств итальянских государств можно не бояться – и Карл очень хорошо его понял.
А теперь напомню – в сентябре 1494 года в городе Асти французские войска соединились с пьемонтскими, в результате чего силы союзников возросли до 60 тысяч человек и двинулись далее. Милан почти не дал собственных войск, но выступил именно как союзник французов, позволил им пройти свою территорию, обеспечил снабжение. Вместо единого итальянского фронта государств неаполитанский король Альфонсо II был вынужден направить на север два довольно скромных отряда, которые должны были угрожать флангам наступающего противника: один отряд двигался в Романью, другой плыл морем с задачей высадиться в Генуэзской Ривьере. Уже изначальные перспективы обоих этих отрядов были крайне сомнительными. Морской отряд неаполитанцев едва успел высадиться, как доставивший их флот был разгромлен французами, а это значит, что они оказались совершенно отрезанными, в куда меньшем числе и практически полностью враждебном окружении. Надежды на помощь Генуи оказались эфемерными – после проигрыша в торговом противостоянии с венецианцами она переживала период длительного упадка. Не удивительно, что 10-тысячного отряда герцога Орлеанского, выделенного Карлом VIII для взаимодействия с флотом и охраны фланга, оказалось более чем достаточно для того, чтобы разбить неаполитанский десант, высадившийся в Рапалло восточнее Генуи (к слову, том самом, где несколько веков спустя будут договариваться Германия и Советская Россия). Французский флот, возможно впервые в истории, оказал с моря деятельную артиллерийскую поддержку. Реально в битве от французов участвовало и вовсе 3000 человек швейцарцев, а планы командующего неаполитанцев Джулио Орсини получить реальную помощь Генуи путём провоцирования в ней же восстания для смены власти на более решительную, не могут вызвать иного, кроме горькой усмешки. Орсини был взят в плен, а вот его армия, попытавшаяся капитулировать, была в значительной мере вырезана швейцарцами, что вызвало страшный шок среди привыкших к “полубескровным” войнам итальянцев.
Но был и другой человек, который в куда большей степени, чем Лодовико Моро, подорвал возможность объединённого итальянского сопротивления – папа Александр VI, который до своего избрания в 1492 году носил имя Родриго Борджиа. О его интересах и непосредственном ходе Первой Итальянской войны – в следующей части.
Источник — https://dzen.ru/a/Y7-p1AWoFTI6a0fT
