История большого предательства: монголо-русское иго.

Нашествие монголов на Русь в 1237-1241 годах не стало большой бедой для некоторых русских политиков того времени. Наоборот, они даже улучшили свое положение. Летописи не скрывают особенно имен тех, кто, возможно, был прямым союзником и партнером пресловутых «монголо-татар». Среди них – и герой России, князь Александр Невский.

Представляем вашему вниманию статью саратовского историка, члена партии «Единая Россия» и депутата Саратовской областной Думы, Дмитрия Чернышевского «Русские союзники монголо-татар», написанную им еще в 2006 году.

Сразу оговариваемся, что не разделяем «евразийский» подход исследователя (он последователь фольк-историка Л.Н. Гумилева), а также ряд его выводов, но хотим лишь отметить, что Чернышевский после В.В. Каргалова был одним из немногих российских историков, всерьез поставившим вопрос о реальной численности армии степняков в походе на Русь.

После распада СССР отношения между славянскими и тюркскими этносами в РФ стали этнической доминантой, определяющей судьбу государства. Закономерно вырос интерес к прошлому русско-татарских отношений, к истории великого тюркского государства на территории нашей родины – Золотой Орды. Появилось много работ, по новому освещающих различные аспекты возникновения и существования государства Чингизидов, отношения между монголами и Русью(1), школа «евразийства», рассматривающая Россию как наследницу державы Чингисхана, получила широкое признание в Казахстане, Татарии и в самой России(2). Усилиями Л.Н.Гумилева и его последователей поколеблено в самых основаниях само понятие «монголо-татарского ига», многие десятилетия извращенно представлявшее средневековую историю Руси(3). Приближающееся 800-летие провозглашение Чингисхана (2006 г.), широко отмечаемое в Китае, Монголии, Японии и уже вызвавшее лавину публикаций в западной историографии, подогревает интерес к всемирно-историческим событиям XIII века, в том числе и в России. Уже в значительной степени пересмотрены традиционные представления о разрушительных последствиях монгольского вторжения(4), пришло время поставить вопрос о пересмотре причин и характера монгольского завоевания Руси.

Давно ушли в прошлое времена, когда думали, что успех монгольского нашествия объяснялся громадным численным превосходством завоевателей. Представления про «трехсоттысячную орду», кочевавшие по страницам исторических книг со времен Карамзина, сданы в архив(5). Многолетними усилиями последователей Г.Дельбрюка историков к концу ХХ века приучили к критическому подходу к источникам и применению профессиональных военных знаний при описании войн прошлого. Однако, отказ от представлений о нашествии монголов как о движении бесчисленных полчищ варваров, выпивающих реки на своем пути, сравнивающих с землей города и превращающих населенные земли в пустыни, где единственными живыми существами оставались только волки и вороны(6), заставляет задать вопрос – а как вообще малочисленный народ сумел завоевать три четверти известного тогда мира? Применительно к нашей стране это можно сформулировать так: каким образом монголы смогли в 1237-1238 гг. осуществить то, что оказалось не под силу ни Наполеону, ни Гитлеру – завоевать Россию зимой?

Полководческий гений Субудай-багатура, главнокомандующего Западного похода Чингизидов и одного из крупнейших полководцев в мировой военной истории, превосходство монголов в организации войска, в стратегии и самом способе ведения войны, конечно, сыграли свою роль. Оперативно-стратегическое искусство монгольских полководцев разительно отличалось от действий их противников и напоминало скорее классические операции генералов школы Мольтке-старшего. Ссылки на невозможность феодально-раздробленым государствам противостоять объединенным железной волей Чингисхана и его преемников кочевникам тоже справедливы. Но эти общие посылки не помогают нам ответить на три конкретных вопроса: зачем вообще монголы зимой 1237-1238 гг. пошли на Северо-Восточную Русь, как многотысячная конница завоевателей решила главную проблему войны – снабжения и фуражировки на вражеской территории, каким образом монголы умудрились так быстро и легко разгромить военные силы Великого княжества Владимирского.

Ганс Дельбрюк доказал, что изучение истории войн должно базироваться прежде всего на военном анализе кампаний, и во всех случаях противоречия между аналитическими выводами и данными источников решительное предпочтение должно быть отдано аналитике, какими бы аутентичными не были древние источники. Рассматривая Западный поход монголов 1236-1242 гг., я пришел к выводу, что в рамках традиционных представлений о нашествии, опирающемся на письменные источники, нельзя дать непротиворечивое описание кампании 1237-1238 гг. Для того, чтобы объяснить все имеющиеся факты, необходимо ввести новых действующих персонажей – русских союзников монголо-татар, выступивших «пятой колонной» завоевателей с самого начала вторжения. К такой постановке вопроса меня побудили следующие соображения.

Во-первых, монгольская стратегия исключала бессмысленные с военной точки зрения походы и огульное наступление по всем азимутам. Великие завоевания Чингисхана и его преемников были осуществлены силами немногочисленного народа (специалисты оценивают население Монголии в диапазоне от 1 до 2,5 млн. человек(7)), действовавшими на гигантских, удаленных друг от друга на тысячи миль театрах военных действий против превосходящих противников(8). Поэтому их удары всегда хорошо продуманы, избирательны и подчинены стратегическим целям войны. Во всех своих войнах без исключения монголы всегда избегали ненужного и преждевременного расширения конфликта, вовлечения новых противников до сокрушения старых. Изоляция врагов и разгром их поодиночке – краеугольный камень монгольской стратегии. Так они действовали при покорении тангутов, при разгроме империи Цзинь в Северном Китае, при завоевании Южной Сун, в борьбе с Кучлуком Найманским, с хорезмшахами, при вторжении Субудая и Джэбе на Кавказ и в Восточную Европу в 1222-1223 гг. При вторжении в Западную Европу в 1241-1242 гг. монголы небезуспешно пытались изолировать Венгрию и использовать противоречия между императором и папой. В борьбе с Румским султанатом и походе Хулагу на Багдад монголы изолировали своих мусульманских противников, привлекая на свою сторону христианские княжества Грузии, Армении и Ближнего Востока. И только поход Бату на Северо-Восточную Русь в рамках традиционных представлений выглядит немотивированным и ненужным отвлечением сил с направления главного удара и решительно выпадает из обычной монгольской практики.

Цели Западного похода были определены на курултае 1235 г. Восточные источники говорят о них вполне определенно. Рашид-ад-Дин: «В год барана (1235 – Д.Ч.) благословенный взгляд каана остановился на том, чтобы из царевичей Бату, Менгу-каан и Гуюк-хан сообща с другими царевичами и многочисленным войском отправились в области кипчаков, русских, булар, маджар, башгирд, асов, Судак и те края для завоевания таковых»(9). Джувейни: «Когда каан Угетай во второй раз устроил большой курилтай (1235-Д.Ч.) и назначил совещание относительно уничтожения и истребления остальных непокорных, то состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были еще окончательно покорены и гордились своей многочисленностью»(10). Перечисляются только народы, находящиеся с монголами в состоянии войны со времени похода Джебе и Субудая в 1223-1224 гг., и их союзники. В «Сокровенном сказании» (Юань Чао би ши) вообще весь западный поход назван посылкой царевичей в помощь Субеетаю, начавшему эту войну в 1223 г. и вновь назначенного командовать на Яике в 1229 г(11). В письме Бату-хана венгерскому королю Беле IV, отобранном Юрием Всеволодовичем у монгольских послов в Суздале, объясняется почему в этот список попали венгры (мадьяры): «Узнал я, что рабов моих куманов ты держишь под своим покровительством; почему приказываю тебе впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя»(12).

Южно-русские князья стали врагами монголов с 1223 г., вступившись за половцев. Владимирская Русь в битве на Калке не участвовала и в войне с Монголией не находилась. Угрозы для монголов северные русские княжества не представляли. Интереса для монгольских ханов лесные северо-восточные русские земли не имели. В.Л.Егоров, делая выводы о целях монгольской экспансии на Руси, справедливо замечает: «Что же касается населенных русскими земель, то к ним монголы остались совершенно равнодушны, предпочитая привычные степи, идеально отвечавшие кочевому укладу их хозяйства»(13). Двигаясь на русских союзников половцев – черниговских, киевских и волынских князей и далее на Венгрию – зачем было совершать ненужный рейд на Северо-Восточную Русь? Военной необходимости – обеспечения от фланговой угрозы – в нем не было, поскольку Северо-Восточная Русь таковой угрозы не представляла. Главной цели похода отвлечение сил на Верхнюю Волгу нисколько не помогало достичь, а чисто грабительские мотивы могли и подождать до завершения войны, после чего опустошить Владимирскую Русь можно было бы не торопясь, основательно, а не галопом, как произошло в текущей реальности. Собственно, как показано в работе Дмитрия Пескова, «погром» 1237-1238 гг. сильно преувеличен тенденциозными средневековыми памфлетистами вроде Серапиона Владимирского и некритически воспринявшими его плачи историками(14).

Поход Бату и Субудая на Северо-Восточную Русь получает рациональное объяснение только в двух случаях: Юрий II открыто стал на сторону врагов монголов или монголов на Залесскую Русь позвали сами русские, для участия в своих междоусобных разборках, и поход Бату был рейдом на помощь местным русским союзникам, позволяющим быстро и без больших усилий обеспечить стратегические интересы Монгольской империи в этом регионе. То, что нам известно о действиях Юрия II говорит, что он не был самоубийцей: он не помогал южным князьям на Калке, не помог волжским булгарам (об этом сообщает В.Н.Татищев), не помог Рязани, и вообще держался строго оборонительно. Но тем не менее война началась, и это косвенно свидетельствует что она была спровоцирована изнутри Владимиро-Суздальской Руси.

Во-вторых, монголы вообще никогда не начинали вторжения, не подготовив его разложением противника изнутри, нашествия Чингисхана и его полководцев всегда опирались на внутренний кризис в стане врага, на измену и предательство, на переманивание на свою сторону соперничающих групп внутри вражеской страны. При вторжении в империю Цзинь (Северный Китай) на сторону Чингисхана перешли жившие у Великой Китайской стены «белые татары» (онгуты), восставшие против чжурчженей племена киданей (1212 г.), и нерасчетливо заключившие союз с захватчиками китайцы Южной Сун. При вторжении Джебэ в государство Кара-Китаев (1218 г.) на сторону монголов встали уйгуры Восточного Туркестана и жители мусульманских городов Кашгарии. Завоевание Южного Китая сопровождалось переходом на сторону монголов горных племен Юннани и Сычуани (1254-1255 гг.) и массовыми изменами китайских генералов. Так, неприступная китайская крепость Санъян, которую армии Хубилая не могли взять в течение пяти лет, была сдана ее командиром.

Нашествия монголов на Вьетнам происходили при поддержке южновьетнамского государства Чампа. В Средней Азии и на Ближнем Востоке монголы искусно использовали противоречия между кыпчакскими и туркменскими ханами в государстве Хорезмшахов, а затем между афганцами и тюрками, иранцами и хорезмийскими воинами Джелаль-эд-Дина, мусульманами и христианскими княжествами Грузии и Киликийской Армении, багдадским халифом и несторианами Месопотамии, пытались привлечь на свою сторону крестоносцев. В Венгрии монголы умело разожгли вражду между католиками-мадьярами и отступившими в Пушту половцами, часть которых перешла на сторону Бату. И так далее, и тому подобное. Как писал выдающийся русский военный теоретик начала XX века генерал А.А.Свечин, ставка на «пятую колонну» вытекала из самой сущности передовой стратегии Чингисхана. «Азиатская стратегия, при огромном масштабе расстояний, в эпоху господства преимущественно вьючного транспорта была не в силах организовать правильный подвоз с тыла; идея о переносе базирования в области, лежащие впереди, лишь отрывочно мелькающая в европейской стратегии, являлась основной для Чингисхана. База впереди может быть создана лишь путем политического разложения неприятеля; широкое использование средств, находящихся за фронтом неприятеля, возможно лишь в том случае, если мы найдем себе в его тылу единомышленников. Отсюда азиатская стратегия требовала дальновидной и коварной политики; все средства были хороши для обеспечения военного успеха. Войне предшествовала обширная политическая разведка; не скупились ни на подкуп, ни на обещания; все возможности противопоставления одних династических интересов другим, одних групп против других использовались. По-видимому, крупный поход предпринимался только тогда, когда появлялось убеждение в наличии глубоких трещин в государственном организме соседа»(15).

Была ли Русь исключением из общего правила, принадлежавшего к основным в монгольской стратегии? Нет, не была. Ипатьевская летопись сообщает о переходе на сторону татар болховских княжат, поставивших завоевателям продовольствие, фураж, и – очевидно – проводников(16). То, что было возможным в Южной Руси, несомненно, допустимо и для Северо-Восточной. И действительно, перешедшие на сторону монголов были. «Повесть о разорении Рязани Батыем» указывает на «некоего от вельмож рязанских», советовавшего Бату что лучше потребовать от рязанских князей(17). Но в целом источники молчат о «пятой колонне» завоевателей в Залесской Руси.

Можно ли на этом основании отвергнуть предположение о существовании русских союзников монголо-татар в ходе нашествия 1237-1238 гг.? По моему мнению – нет. И не только потому, что при любом расхождении данных источников с выводами военного анализа мы должны решительно отвергнуть источники. Но и по известной скудости источников о нашествии монголов на Русь вообще и фальсифицированности русских северо-восточных летописей в этой части – в особенности.

Как известно, первым предшественником «красного профессора» М.Н.Покровского, провозгласившего, что «история – это политика, опрокинутая в прошлое», был Нестор Летописец. По прямому указанию великого князя Владимира Мономаха и его сына Мстислава он фальсифицировал древнейшую русскую историю, изобразив ее тенденциозно и однобоко. Позднее русские князья поднаторели в искусстве переписывать прошлое, не избежали этой участи и летописи, рассказывавшие о событиях XIII века. Собственно, подлинных летописных текстов XIII века в распоряжении историков нет, только позднейшие копии и компиляции. Наиболее близко восходящими к тому времени считаются южно-русский свод (Ипатьевская летопись, составленная при дворе Даниила Галицкого), Лаврентьевская и Суздальская летописи Северо-Восточной Руси и новгородские летописи (в основном Новгородская Первая). Ипатьевская летопись донесла до нас ряд ценных подробностей о походе монголов 1237-1238 гг. (например, сообщение о взятии в плен рязанского князя Юрия и имя полководца, разгромившего на Сити князя Юрия Владимирского), но в целом плохо осведомлена о том, что происходило на другом конце Руси. Новгородские летописи страдают крайним лаконизмом во всем, что выходит за пределы Новгорода, и в освещении событий в соседнем Владимиро-Суздальском княжестве зачастую не более информативны, чем восточные (персидские и арабские) источники. А что касается владимиро-суздальских летописей, то относительно Лаврентьевской имеется доказанный вывод о том, что описание событий 1237-1238 гг. было фальсифицированно в более поздний период. Как доказал Г.М.Прохоров, страницы, посвященные Батыевому нашествию, в Лаврентьевской летописи подверглись кардинальной правке(18). При этом вся канва событий – описание нашествия, даты взятия городов – сохранены, так что резонно возникает вопрос – что же тогда вымарано из летописи, составленной накануне Куликовской битвы?

Вывод Г.М.Прохорова о промосковской правке представляется справедливым, но нуждается в более расширенном объяснении. Как известно, в Москве правили наследники Ярослава Всеволодовича и его знаменитого сына Александра Невского – последовательных сторонников подчинения монголам. Московские князья добились главенства в Северо-Восточной Руси «татарскими саблями» и раболепным послушанием завоевателям. Поэт Наум Коржавин имел все основания презрительно отозваться об Иване Калите:

«Ты в Орде по-пластунски лазил
И лизал сколько было сил.
Подавлял ты тверского князя
Чтобы хан тебя отличил.
Усмирял ты повсюду восстанья
Но ты глубже был патриот –
И побором сверх сбора дани
Подготавливал ты восход».

Однако, при митрополите Алексии и его духовных соратниках Сергии Радонежском и нижегородском епископе Дионисии (непосредственном заказчике Лаврентьевской летописи) Москва стала центром национального сопротивления Орде и в итоге вывела русских на Куликовом поле. Позднее, в XV в. Московские князья возглавили борьбу с татарами за освобождение русских земель. По моему мнению, все летописи, оказавшиеся в пределах досягаемости московских князей и впоследствии царей, были подвергнуты редактированию именно в части изображения поведения родоначальников династии, явно не вписывавшихся в благостную картину героической борьбы с Золотой Ордой. Поскольку же одному из этих родоначальников – Александру Невскому – выпала посмертная судьба стать национальным мифом, возобновлявшимся в российской истории по крайней мере трижды – при Иване Грозном, при Петре Великом и при Сталине – то все, что могло бросить тень на безупречную фигуру национального героя, было уничтожено или отброшено. Отблеск святости и непорочности Александра Невского, естественно, ложился и на его отца, Ярослава Всеволодовича.

Поэтому доверять молчанию русских летописей – невозможно.

Учтем эти предварительные соображения и перейдем к анализу ситуации и доказательствам тезиса о том, что вторжение монголов в 1237-1238 гг. на Северо-Восточную Русь было вызвано междоусобной борьбой русских князей за власть и направлено на утверждение в Залесской Руси союзников Бату-хана.

Когда эта статья уже была написана, мне стало известно о публикации А.Н.Сахарова, в которой выдвинут аналогичный тезис(19). Известный историк А.А.Горский увидел в ней «тенденцию к развенчанию Александра Невского, оказавшуюся настолько заразительной, что один автор дошёл до предположения о сговоре Александра и его отца Ярослава с Батыем во время нашествия последнего на Северо-Восточную Русь в 1238 г.»(20). Это вынуждает меня сделать важное уточнение: никаким «развенчанием» Невского я заниматься не собираюсь, а подобные оценки считаю отрыжкой политизированной мифологии прошлого, о которой указал выше. Александр Невский не нуждается в защитниках подобных А.А.Горскому. По моему принципиальному убеждению тот факт, что он и его отец были последовательными союзниками монголов и сторонниками подчинения Золотой Орде ни в малейшей степени не может быть поводом для моральных спекуляций современных «патриотов».

По той простой причине, что Золотая Орда – такое же наше государство, предшественник современной России, как и древняя Русь. А вот отношение некоторых современных историков России к татарам как к «чужим», «врагам», а к русским княжествам как к «своим» – есть недопустимая ошибка, несовместимая с поиском истины, и оскорбление миллионов русских людей, в жилах которых течет кровь предков из Великой Степи. Не говоря уже о гражданах РФ татарской и других тюркских национальностей. Признание непреложного факта, что современная Россия есть столько же наследница Золотой Орды, сколько и древнерусских княжеств – краеугольный камень моего подхода к событиям XIII века.

Аргументами в пользу предположения о союзе Ярослава Всеволодовича с Бату-ханом как о причине похода монголов на Северо-Восточную Русь являются, кроме вышеизложенных:

— характер князя Ярослава и его отношений со старшим братом Юрием II;
— характер действий Юрия II при отражении нашествия;
— характер действий монголов зимой 1237-1238, который невозможно объяснить без предположения о помощи местных русских союзников;
— характер действий монголов после похода во Владимирскую Русь и последующего тесного сотрудничества с ними Ярослава и его сына Александра Невского.

Разберем их подробнее.

Ярослав Всеволодович – третий сын Всеволода III Большое Гнездо, отец Александра Невского и родоначальник ветви Рюриковичей, правившей в России до конца XVI века. Поскольку потомки его сына стали московскими царями, а сам Невский – национальным героем и политическим мифом России, отблеск их славы невольно лег и на этого князя, к которому отечественные историки традиционно относятся с большим уважением. Факты же свидетельствуют о том, что он был беспринципным честолюбцем, жестоким феодальным искателем престолов, всю жизнь рвавшимся к высшей власти.

В молодости он стал главным вдохновителем междоусобной войны среди сыновей Всеволода III, закончившейся печально известной битвой при Липице (1216), в которой его и брата Юрия войско было разгромлено с огромными потерями. Послы Мстислава Удатного к Юрию II, перед сражением пытавшиеся уладить дело миром, прямо указывали на Ярослава как на главную причину войны: «Кланяемся тебе, брате, нам от тебя никакой обиды нет, а есть обида от Ярослава – и Новгороду, и Константину, старейшему брату твоему. Тебя же просим, примирись со старейшим братом, отдай ему старейшинство по правде его, а Ярославу вели отпустить новгородцев и новоторжан. Да не прольется напрасно кровь людская, за то взыщет с нас Бог»(21). Юрий тогда отказался мириться, но позднее, после разгрома, признал правоту новгородцев, упрекая брата что он довел его до столь печального положения(22). Поведение Ярослава до и после Липицкой битвы – его жестокость, выразившаяся в захвате новгородских заложников в Торжке и в приказе уже после битвы перебить их всех, его трусость (из Торжка при приближении Мстислава Ярослав бежал, на Липице удирал так, что оставил в кустах свой золоченый шлем, позже найденный историками, после битвы он первым из братьев сдался победителям, вымаливая себе у старшего брата Константина прощение и волости, а у тестя Мстислава – возвращение жены, будущей матери Александра Невского), его беспощадное честолюбие (по наущению Ярослава Юрий отдал приказ в битве пленных не брать; уверенные в своей победе братья заранее поделили между собой всю Русь вплоть до Галича) – позволили А.Зорину назвать его «наиболее отталкивающей личностью Липицкой эпопеи»(22).

Вся его последующая жизнь до нашествия – сплошной поиск власти. Удельный Переяславль не устраивал Ярослава, он долго и упорно боролся за власть над Новгородом, из-за своей жестокости и упрямства, склонности к наушничеству и бессудным расправам постоянно вызывая восстания против себя. В конце концов в начале 1230-х гг. он утвердился таки в Новгороде, но нелюбовь к нему горожан и ограниченные права призванного князя толкали его на поиск более привлекательного «стола». В 1229 г. Ярослав устроил заговор против брата Юрия II, ставшего в 1219 г. великим князем Владимирским. Заговор был раскрыт, но Юрий не захотел – или не смог – наказать брата, ограничившись внешним примирением(23). После этого Ярослав ввязался в борьбу за Киев, который даже захватил в 1236 г., но под давлением черниговского князя Михаила вынужден был оставить и вернуться перед нашествием в Суздаль.

Здесь начинаются летописные загадки: южная Ипатьевская летопись сообщает об уходе Ярослава на север, об этом же пишет В.Н.Татищев, северные же летописи молчат и изображают события так, как будто Ярослав вернулся в Залесскую Русь только весной 1238 г. после нашествия. Принял наследство погибшего брата Юрия, похоронил убитых во Владимире и сел на великом княжении(24). Большинство историков склоняются к северным известиям(25), я же считаю, что правы В.Н.Татищев и Ипатьевская летопись. Ярослав во время нашествия находился в Северо-Восточной Руси.

Во-первых, очевидно, что южный летописец был более осведомлен о южнорусских делах, чем новгородские и суздальские коллеги. Во-вторых, именно поведение Ярослава во время нашествия, по моему мнению, и являлось главным объектом правки в Лаврентьевской летописи: версию Ю.В.Лимонова об исправлениях связаных с причинами неприбытия Василько Ростовского на Калку(26) невозможно признать серьезной. Василько погиб в 1238 г., а Ростовское княжество к моменту правки летописи было давно разграблено и присоединено к Москве, и до древних ростовских князей никому не было дела. В-третьих, сторонники версии Карамзина о пришествии Ярослава во Владимир весной 1238 г. из Киева не в состоянии внятно объяснить, каким образом это могло произойти. Ярослав явился во Владимир с сильной дружиной, и очень быстро – когда еще трупы убитых горожан не были похоронены. Как это можно сделать из далекого Киева, когда на всех путях в Залесье двигались монгольские войска, уходившие от Торжка в степи – непонятно. Равным образом как непонятно, зачем к Ярославу – в Киев – посылал за помощью с Сити его брат Юрий(27). Очевидно, Ярослав был гораздо ближе, и Юрий рассчитывал, что сильная дружина брата успеет подойти к месту сбора великокняжеского войска.

Ярослав Всеволодович по складу характера был способен на заговор против брата, привлечение для этого кочевников было обычной практикой на Руси, он находился в эпицентре событий и ухитрился выйти из войны невредимым, сохранив дружину и почти всю семью (только в Твери погиб его младший сын Михаил, что вполне могло быть военной случайностью). Монголы, всегда стремившиеся уничтожить живую силу противника, ухитрившиеся поразительно быстро и легко найти в заволжских лесах на р.Сить лагерь Юрия II, на дружину Ярослава, вступившую во Владимир, не обратили никакого внимания. Впоследствии Ярослав первым из русских князей поехал в Орду к Бату-хану и получил из его рук ярлык на великое княжение … над всей Русью (в т.ч. Киевом). Если учесть, что Бату раздавал русским князьям ярлыки только на их собственные княжества, то естественно возникает вопрос – за что Ярославу такая честь? Даниил Галицкий тоже не сражался с татарами, а бегал от них по всей Европе, но ему «пожаловали» только его Галицко-Волынское княжение, а Ярослав стал великим князем всея Руси. Видимо, за большие заслуги перед завоевателями.

Характер этих заслуг станет понятнее, если мы разберем действия великого князя Юрия II по отражению нашествия.

Историки обвиняют князя в различных прегрешениях: и рязанцам не помог, и сам оказался не готов к вторжению, и просчитался то он в расчетах, и феодальную гордыню проявил «сам хоте особь брань створити»(28). Внешне действия Юрия II действительно похожи на ошибки человека, захваченного нашествием врасплох и не имевшего ясного представления о том, что происходит. Он не сумел ни собрать войска, ни эффективно ими распорядиться, его вассалы – рязанские князья – погибли без помощи, лучшие силы, отправленные на рязанский рубеж, полегли под Коломной, столица пала после короткого штурма, а сам князь, уехавший за Волгу собирать новые силы, ничего не успел и бесславно погиб на Сити. Однако неувязка в том, что Юрий II был прекрасно осведомлен о надвигающейся угрозе и имел достаточно времени чтобы встретить ее во всеоружии.

Нашествие монголов в 1237 г. вовсе не было для русских князей внезапным. Как заметил Ю.А.Лимонов, «вероятно, Владимир и Владимиро-Суздальская земля были одними из наиболее информированных районов Европы». Под «землей», очевидно, надо понимать князя, но констатация абсолютно справедливая. Суздальские летописцы фиксировали все этапы продвижения монголов к границам Руси: Калку, вторжение 1229 г., поход 1232 г., наконец, разгром Волжской Булгарии 1236 г. В.Н.Татищев, опиравшийся на не дошедшие до нас списки, писал, что болгары бежали на Русь «и просили, чтоб им дать место. Князь великий Юрий вельми рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие». От беглецов князь мог получить исчерпывающую информацию о масштабе угрозы, намного превосходившей прежние передвижения половцев и других кочевых племен – речь шла об уничтожении государства.

Но в нашем распоряжении есть и более важный источник, прямо свидетельствующий, что Юрий II знал все – вплоть до ожидаемого времени нашествия. В 1235 и 1237 гг. венгерский монах Юлиан посетил Владимирско-Суздальское княжество в своих путешествиях на восток в поисках «Великой Венгрии». Он был в столице княжества, встречался с великим князем Юрием, видел монгольских послов, беженцев от татар, сталкивался в степи с монгольскими разъездами. Его сведения представляют большой интерес. Юлиан свидетельствует, что зимой 1237 г. – т.е. почти за год до нашествия – монголы уже изготовились к нападению на Русь и русские знали об этом. «Ныне же (зимой 1237 г. – Д.Ч.) находясь на границах Руссии, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руссии с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж, так же княжества русских. Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разгромить всю Русь, всю страну Русских»(29). Ценность этого сообщения очевидна ибо указывает что русские князья были хорошо осведомлены не только о масштабах угрозы, но и об ожидаемых сроках нашествия – зимой. Надо отметить, что долгое стояние монголов на границах Руси – в районе Воронежа – зафиксировано большинством русских летописей, как и имя замка, у которого располагался лагерь Бату-хана.

В латинской транскрипции Юлиана это Ovcheruch, Orgenhusin – Онуза (Онузла, Нузла) русских летописей. Недавние раскопки воронежского археолога Г.Белорыбкина подтвердили как факт существования пограничных княжеств в верховьях Дона, Воронежа и Суры, так и их разгром монголами в 1237 г(30). У Юлиана есть и прямое указание на то, что великий князь Юрий II знал о планах татар и готовился к войне. Он пишет: «Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днем и ночью совещаются, как бы придти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение идти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он (хан Бату – Д.Ч.) отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо .. он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными»(31). Из приведенного отрывка очевидны усилия Юрия дипломатически повлиять на европейцев, но для нас важнее во-первых, осведомленность русского князя не только об оперативных планах монголов (атаковать зимой Русь) но и о направлении их дальнейшего стратегического наступления (Венгрия, что кстати полностью соответствовало действительности). И во-вторых, арест им послов Бату означал провозглашение состояния войны. А к войне обычно готовятся – даже в Средние Века.

История с монгольским посольством на Русь сохранилась очень смутно, хотя она имеет ключевое значение для нашей темы: возможно, именно в этот момент решалась судьба Руси, велись переговоры не только с рязанскими князьями и Юрием II Суздальским, но и с Ярославом Всеволодовичем. В «Повести о разорении Рязани Батыем» сказано: «присла на Резань к великому князю Юрью Ингоревичю Резанскому послы безделны, просяще десятины въ всем: во князех и во всяких людех, и во всем». Собравшийся в Рязани совет рязанских, муромских и пронских князей, не пришел к однозначному решению воевать с монголами – монгольские послы были пропущены в Суздаль, а к Батыю отправлен с посольством сын рязанского князя Федор Юрьевич «з дары и молении великиими, чтобы не воевал Резанския земли»(32). Сведения о монгольском посольстве во Владимир, кроме Юлиана, сохранились в эпитафии Юрию Всеволодовичу в Лаврентьевской летописи: «безбожныя Татары, отпущаше, одарены, бяху бо преж прислали послы свое: злии ти кровопиици, рекуще – мирися с нами, он же того не хотяше»(33).