Исаак Маркович Найман. Порох для Великой Отечественной

Винтажная статья из журнала «Наука и жизнь» (выпуск за июнь 1991 года), которая, думаю, заинтересует читателей и коллег.

Слова известной песни утверждают: «День Победы порохом пропах». Это не просто художественный образ. Достаточно сказать, что только за 50 дней Курской битвы наши артиллеристы произвели свыше 14 миллионов выстрелов, а солдаты израсходовали 500 миллионов патронов. Для того чтобы доставить эти боеприпасы, потребовалось около 11000 железнодорожных вагонов. Нам многое известно о том, как создавались самолеты, танки, стрелковое оружие, позволившие выиграть самую страшную в истории человечества войну, но мало кто знает, как удалось обеспечить порохом всю эту технику. Наверное, я один из последах участников тех теперь уже далеких событий, которым может рассказать, каким образом была решена столь важная для судьбы страны проблема.

Поскольку автор статьи в некотором смысле лицо заинтересованное, сошлюсь на свидетельство маршала артиллерии Н.Д.Яковлева, вступившего в трагическую ночь 22 июня 1941 в должность начальника Главного Артиллерийского Управления. В своей книге «Об артиллерии и немного о себе» он вспоминает: «А теперь о производстве боеприпасов в довоенный период. Сразу отмечу, что это производство было самым трудоемким и дорогостоящим в системе оборонной промышленности, поглощавшим 50% бюджетных ассигнований на производство вооружения…». И далее маршал поясняет: «Общее состояние изготовления боеприпасов определяло пороховое производство, а оно-то было едва ли не самым узким местом в мобилизационном плане».

Ну, а сколько пороха все же не хватало? Чтобы ситуация стала окончательно ясной, сообщу, что потребность русской армии в конце первой мировой войны составила 110 тысяч тонн в год, а фашистская Германия в 1941 году производила 250 тысяч тонн порохов. Так что во второй половине 30-х годов, когда в воздухе сильно «запахло порохом», оказалось, что у нас «пороха не хватает» в прямом смысле слова, пороховая промышленность страны в 1938 году имела мощность в 56 тысяч тонн, что, конечно, не обеспечивало потребности Армии в случае войны.

Прежде чем в этом рассказе двигаться дальше, скажу несколько слов о себе. В конце 1928 года я был направлен на один из подмосковных военных заводов, где прошел путь от лаборанта до начальника отдела реконструкции, изучил на практике сложнейшую технологию производства пироксилиновых порохов. Большое значение в моей судьбе сыграл тот факт, что несколько лет я был начальником хлопкоочистительного цеха, подготовляющего хлопковое сырье (линтер) для производства пироксилина.

Пироксилин, как известно, представляет собою нитроклетчатку — продукт воздействия на хлопковое волокно азотной и серной кислотами. Потом его долго варят в кипящей воде, измельчают, снова кипятят, добавляют эфир, затем тестообразную массу прессуют через матрицы определенного сечения, полученные жгуты после провяливают, режут, вымачивают для удаления избытка растворителя, наконец, сушат пороховые зерна и производят развеску. Малейшие отклонения от технологии неизбежно сказываются на качестве порохов и на меткости соответствующего оружия.

Когда я пришел на завод, хлопкоочистительный цех предстал перед моими глазами в том виде, в каком его построило акционерное общество Барановского в 1915 году, а импортное оборудование было еще более старым и соответствовало уровню прошлого века. Но главную беду составляла все же не изношенная техника, а нехватка сырья. К этому времен пироксилин изготовлялся не из текстильного хлопка, а из линтера, представляющего собой коротковолокнистые очесы с хлопковых семян, сильно загрязненные всякими включениями.

Конечно, линтер был не столь дефицитен и дорог, как текстильный хлопок, но на нашу беду в нем стало нуждаться развивающееся производство нитролаков и нитрокрасок. Цех работал в три смены, чтобы обеспечить свой завод и смежников, перешел на поточное производство, нарастил мощности, вдвое повысил производительность, но все равно еле-еле справлялся с заданием. Невольно возникала мысль: а как же будет обеспечиваться очищенным линтером пороховая промышленность в случае войны? Я гнал эту мысль от себя, считая, что где-то, наверняка, накоплены какие-то резервы, что начальству виднее, что столь важное дело не может быть упущено. Однако происшедший вскоре анекдотический случай камня на камне не оставил от моих оптимистических иллюзий.

Однажды сверху поступило секретное распоряжение — срочно произвести химическую очистку тополиного пуха с целью получения пироксилина. Прочитав эту директиву, я не поверил своим глазам, а потом громко рассмеялся, вызвав недоумение сотрудника секретной службы, знакомившего меня с этим документом. Но приказ есть приказ. И вскоре на завод прибыл целый вагон тополиного пуха. Провели опыты и получили заранее известный результат: выход целлюлозы 0,5 процента! Печальные результаты были зафиксированы в специальном секретном акте и переданы приехавшему представителю главка. Выглядел он довольно обескураженно.

Вскоре мне удалось ознакомиться с мобилизационным планом. Оказалось, что в случае войны пороховая промышленность сможет обеспечить очищенным линтером лишь десятую часть своей потребности. На что же возлагались надежды? На тонкую гофрированную бумагу (алигнин), которую размельчали на разрыхлительных волчках. Этот метод уже использовался на некоторых предприятиях. Результат, правда, достигался. Но какой ценой! Во-первых, слишком велик был процент брака, так как практически невозможно было получить рваную бумагу одинаковых размеров. Во-вторых, резко возрастали при этой технологии расходы кислот, пара и время обработки. И, наконец, плотный туман целлюлозной пыли, застилавший цеха, создавал угрозу взрыва и пожара.

Нужно сказать, что найти решение пороховой проблемы было далеко не просто. Даже такие опытные специалисты как немецкие химики также пошли «бумажным путем». Когда после войны наши комиссии побывали в Германии, они убедились, что и там не придумали ничего лучшего. Хотя альтернативная идея уже была известна: использовать древесную целлюлозу. Прежде всего подкупало то, что сразу отпадала проблема дефицита — существовало налаженное высокомеханизированное производство. Был достаточно хорошо изучен и описан процесс химической очистки этого сырья от ненужных примесей. За чем же дело стало?

Сложность заключалась в том, чтобы подготовить физическую структуру древесной целлюлозы к нитрации. Все сведения об этих методах тщательно засекречивались, нужно было начинать, как говорится, «с яйца». Однако я был убежден, что это самый рациональный путь. Без специального разрешения начальства, «нештатно», пользуясь своим служебным положением, в свободное от работы время я у себя в цехе начал проводить исследования.

Так называемая еловая сульфитная беленая целлюлоза поставлялась как товарный продукт в виде картона. Использовать его для нитрации непосредственно было невозможно: кислота не могла свободно циркулировать через плотный материал. Чтобы она получила доступ к каждому волокну, необходимо было тщательно разрыхлить картонный лист. Больше года не удавалось добиться успеха. Но в конце концов победило человеческое упорство. Удалось выявить необходимые требования к состоянию материала и к скорости его движения, а также сконструировать столь удачный рыхлительный агрегат, что уже можно было выходить «из подполья». С определенной степенью технического риска я решил официально сообщить начальству о своих работах и предложил заменить хлопковое сырье древесной целлюлозой. Дальнейшие исследования проводились мною уже в Военнохимическом научно-исследовательском института, куда я был переведен для организации специальной лаборатории по данной проблеме.

Мое предложение о переориентации сырьевой базы было в принципе одобрено Наркоматом боеприпасов, но в целлюлозно-бумажной промышленности оно вызвало переполох. Дело в том, что руководство этой отрасли уже заканчивало переговоры о поставке большого количества дорогих импортных машин для обеспечения пороховых заводов гофрированной бумагой. А тут новая идея, более привлекательная, но все же новая. Никто не осмеливался брать на себя ответственность за Окончательное решение проблемы, серьезной как масштабами мероприятия, так и ее оборотным значением: неудача грозила потерей драгоценного времени, возвратом к «разбитому корыту» с одновременным обвинением в авантюризме и неизбежными репрессиями.

В таких случаях ответственность стараются распределить на возможно большее количество людей, то есть созывают совещание. Оно состоялось в июле 1933 года в Центральном Доме Красной армии. В нем участвовали представители ЦК партии и военно-мобилизационного отдела Наркомтяжпрома, военпреды Главного артиллерийского управления, сотрудники Наркомата боеприпасов, инженеры с пороховых заводов и, конечно, «бумажники».

Три дня шли ожесточенные споры, но в итоге большинством голосов прошло мое предложение: создать опытную заводскую установку и выпустить первую партию материала «ЦН» (целлюлоза Наймана). Такая установка вскоре была смонтирована на целлюлозном заводе им. Я.М.Свердлова, испытания ее прошли успешно, мы получили необходимые данные для промышленной технологии, и Шосткинский пороховой завод с участием военных начал проводить отработку метода для серийного производства.

Не могу здесь не вспомнить замечательных людей, без помощи которых вряд ли удалось бы добиться столь быстрых результатов. Это директор порохового завода Нефедов, переведенный в Шостку с должности председателя Московского городского совета профсоюзов из-за «связи с делом М. Томского», прекрасный организатор, начальник Вохимтреста Д.Я. Котт, погибший позднее в застенках НКВД; ленинградский инженер Г.М. Орлов, спроектировавший первые цехи нового сырья; сподвижник Л.К. Рамзина, также проходивший по «процессу Промпартии» профессор М.Ю. Лурье, предложивший оптимальную систему сушки. И конечно же внимательно следил за ходом работы, оказывал ей всемерную поддержку Г.К. Орджоникидзе. Он высоко оценил инициативу автора этих строк, премировав его автомобилем «Форд».

Начинался следующий этап — перевод всех пороховых заводов на новое сырье и новую технологию. О ней, пожалуй, пора сказать подробней. Дело в том, что использование «ЦН» не снимало окончательно пороховой проблемы. Мощности самих наших заводов даже при изобилии сырья обеспечивали только около 40 процентов потребности армии, фактически нужно было построить еще одну пороховую промышленность. Между тем, каждый пороховой завод — это огромный комплекс, куда входят крупная ТЭЦ, водное хозяйство и очистные сооружения, цехи азотной и серной кислоты, спирторектификационный и эфирный заводы, зарядный цех, артиллерийский полигон и многое другое. На удвоение мощности пороховой промышленности нужны колоссальные средства, огромное количество стройматериалов и оборудования, но главное — время. Вот его-то как раз уже и не было. Поздно спохватились.

Новая технология спасала положение. Во-первых, более плотный «ЦН» позволял в те же самые аппараты загружать в 1,4 раза большую массу. Во-вторых, «губчатая» структура древесной целлюлозы с коротким, узким и тонкостенным волокном позволяла снизить в процессе переработки вязкость растворов полученной нитроклетчатки. В итоге сократилось время нитрации, стабилизации и прессования. И, наконец, плотный, но хорошо фильтрующий кислоту и воду слой «ЦН» позволил экономить на каждой тонне пироксилина 0,25 тонны азотной кислоты, 0,6 серной, сотни кубометров воды, 10-12 кубометров пара, около 750 киловатт-часов электроэнергии, резко снизить потребности в рабочей силе. Если вспомнить, что за четыре года войны было израсходовано свыше полумиллиона тонн порохов, то станет ясно, что в итоге дала новая технология.

Огромная работа по переводу промышленности на новое сырье и новую технологию была закончена осенью 1940 года. Проходила она в невероятно трудных условиях. В пороховой промышленности арестовывались лучшие специалисты. Даже нарком Б.Л. Ванников перед самой войной оказался в застенках Лубянки. Когда я возвращался из командировки в Москву, сослуживцы шарахались от меня, как от призрака, — уже циркулировали слухи, что я взят. Только молодость и увлеченность работой позволяли как-то избавляться от состояния подавленности. Пожалуй, самым страшным эпизодом во всей истории стало расширенное совещание по режиму новой технологии порохов, которое проводил начальник Главного артиллерийского управления маршал Г.И. Кулик.

Почуяв недоброе, мои руководители, выдав мне все полномочия, на совещание не пришли. Таким образом, в качестве ответ ственных и компетентных лиц От промышленности оказались только я и мой помощник Г.В. Туриков. Вводное сообщение сделал консервативно настроенный ветеран Главного артиллерийского управления В.С. Тихонович. Не отрицая положительных результатов наших работ, он предупреждал, что порох — вещество коварное, и всякие изменения в принятой технологии чреваты неожиданностями.

Сначала, когда докладывал я, казалось» что все кончится благополучно. Кулик задумчиво перекладывал из руки в руку пачку цветных карандашей. Но когда речь зашла о наиболее эффективной новинке предложенного метода, и я упомянул, что мы отказались от многочисленных варок пироксилина, при которых с кипящей водой в канализацию сбрасывались сотни миллионов калорий, маршал вскочил и закричал: «Во, бачите, такие умники нашлись! Прачка, и та белье в трех-четырех водах полоскает».

Затем он обрушил свой гнев на своих подчиненных, заводских военпредов за то, что «под их носом такие дела делаются, а они только ушами хлопают» и закончил категорической фразой: «Не нужен нам ваш способ. Все!» Чувство горькой обиды и полной беспомощности охватило меня. При гробовом молчании, не глядя Друг на друга, все стали расходиться. Наши работы на пороховых заводах были прекращены, институтские бригады были Отозваны, а я и мои ближайшие сотрудники, потеряв сон, Стали ждать ареста.

Через три недели, показавшиеся нам вечностью, из Кремля поступило неожиданное распоряжение: продолжить работы! То ли кто-то сумел трезво оценить критическое положение с боеприпасами, то ли к мнению Кулика, уже прославившегося необдуманными решениями, на этот раз не прислушались. В 1946 году по представлению Председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского и наркома боеприпасов Б. Л. Ванникова нашей группе «За разработку и внедрение в промышленность нового вида сырья для производства пороха, обеспечившего значительное увеличение выпуска боеприпасов» была присуждена Сталинская премия. Принимая награду, я вновь вспомнил свои «пороховые, роковые», тридцатые-сороковые, когда совершил, наверное, самое главное дело всей жизни.

Автор статьи кандидат химических наук, генерал-майор в отставке Исаак Маркович НАЙМАН.

источник: https://t.me/it_vatnik/3072