Вот многие альтернативщики (и не только) зачастую сетуют: СССР встретил ВОВ, имея чудовищно устаревший танковый парк. Даже выпущенные незадолго до войны БТ и Т-26, по сути – танки разработки рубежа 20-30-х годов, и категорически не годились в соперники немецким основным танкам Т-3 и Т-4. И вооружение слабое, и бронезащиты никакой… На весь списочный, за 20-тысячный танковый парк РККА, танков новых типов с противоснарядной бронёй и сильным вооружением имелось всего-то 1836 штук. Т. е. меньше одной десятой! Да и те – едва ездящая сырятина, хромая на все лапы от «детских болезней», к тому же не освоенная экипажами. Всё прочее в подавляющем большинстве – жестянки, выбиваемые первым же попаданием практически любого снаряда.
После этого стоит ли удивляться столь громкому успеху панцерваффе на востоке летом 41-го?
Многие альтернативщики (в т. ч. ваш покорный слуга), пытаясь решить проблему адекватного танка для РККА 30-х, постоянно сталкивались с препятствием, образно описываемым: «не получается каменный цветок» (ну, или плохо получается) из тогдашних серийных шасси Т-26 и БТ, которые наша промышленность штамповала тысячами, ПОД КОТОРЫЕ была изначально заточена и менять ничего не только не хотела, но и физически не могла.
Когда в конце 30-х, волею правительства, на вооружение принимались танки новых типов, все наши заводы танкопрома, чтоб освоить их серийный выпуск, требовалось подвергнуть тотальной модернизации. Простые примеры: для выпуска КВ на ЛКЗ были построены сразу пять новых цехов, для выпуска Т-34 на ХПЗ создавались новые производственные мощности под выпуск танков массой до 30 тонн. Даже 174-й з-д, выпускавший прежде самый массовый довоенный танк Т-26, для выпуска нового лёгкого Т-50 требовалось почти два года реконструировать сверху донизу!
Вот это и есть плата за строительство узкоспециализированных танковых заводов, изначально заточенных под сверхмасштабный выпуск сугубо одной конкретной модели. И плата за чрезмерно долгий выпуск одних и тех же моделей, когда для перехода на современную машину, кардинально отличающуюся от прежней, требуется фактически слом всего предыдущего технологического цикла и освоение нового.
Буржуям в этом отношении было проще – они имели высокотехнологичные производства, которые хоть и не могли гнать столь мощный вал серийной продукции, зато были гораздо гибче и не требовали столь глобальной реконструкции при смене основного изделия. Да от такого понятия, как ВАЛ, они не страдали, выпуская небольшие партии танков, регулярно сменяемых на всё более новые и сложные модели, параллельно подтягивая и технологические возможности. Т. е. никакие технологические революции с остановкой производства им не грозили.
А вот нам в начале 30-х был нужен именно вал. Причём вал самого простейшего технологического уровня. Это было объективно неизбежно. И, возможно, этот самый ВАЛ спас нашу страну и во время ВОВ? Остаётся только сожалеть, что его величество ВАЛ продолжал неизменно царствовать над нашей промышленностью, а кое-где и над здравым смыслом, вплоть до крушения СССР, отчасти приложив свою рученьку и к этому самому крушению.
А если для «промежуточного» решения этой проблемы зайти с другой стороны – сделать ход конём, так сказать?
Вот есть у нас замечательный во всех (ну, или почти во всех) отношениях быстроходный колёсно-гусеничный танк БТ. Есть механизированные бригады, вооружённые этими БТ. Есть даже целых 4 механизированных корпуса, в каждом из которых было две таких бригады.
(Ударная мощь РККА, сконцентрированная в танковых бригадах и мехкорпусах танков БТ)
Но бригада и тем более корпус – это не только танки, это ещё и пехота (разумеется моторизованная), артиллерия (в идеале тоже моторизованная) и прочие боевые и вспомогательные части и подразделения.
А как наладить их взаимодействие, если вся моторизация – это, по сути, грузовики ЗиС-5 и ГАЗ-АА, которые по дороге ещё могут двигаться в темпе БэТэшек, а вот вне дорог – никак! А ведь дороги – это, по сути, оперативная подвижность. Тактическая же подвижность – это уже далеко не всегда и не совсем дороги…
Да и с дорогами сложно. Пехоту возим в кузовах. Это нормально.
Но и артиллерию тоже приходится загружать в кузова, поскольку пушек и гаубиц, годных для буксировки за тягачами (включая грузовики) на скоростях хотя бы за 20 км/ч, у РККА первой половины и середины 30-х просто нет от слова вообще.
Вот и приходилось брать пушки и гаубицы мехбригад и мехкорпусов «под белы рученьки» и теми же рученьками бережно погружать, а потом, уже поближе к месту действия, разгружать из кузовов грузовиков на землю. Что, согласитесь, крайне неудобно!
Конечно, с этой неприятностью пытались бороться! Выдумывали различные подкатные тележки для скоростной возки старых пушек и гаубиц. Выдумывали САУ на шасси грузовиков и самых массовых, а потому дешёвых танков Т-26… Но для бригад и мехкорпусов, оснащённых БТ, это подходило плохо. Скорость и проходимость были недостаточны.
(Артсамоходы СУ-5 и СУ-12)
И вот в 1935 году, практически сразу же вдогонку за линейным был создан т.н. «артиллерийский» танк БТ-7А, вооружённый короткостволой трёхдюймовкой КТ для артиллерийского сопровождения в атаках обычных бэтэшек.
Возможно, для кого-то это «очередная победа советского танкостроя», но по сути – это унылая реакция на сокрушительное, но грамотно замалчиваемое фиаско.
А суть вот в чём. Новая модификация танка БТ – БТ-7 изначально виделась со специальной башней оригинальной формы, вооружённой 76,2-мм танковой пушкой ПС-3. Той самой, что ещё с начала 30-х должна была красоваться в башнях Т-28 и Т-35А. Это кардинально увеличило бы огневую мощь танка – более того, это сделало бы танк БТ-7 сбалансированным. Согласитесь, глупо вооружать 45-мм пушкой и одним, ручным по сути своей пулемётиком, танк, оснащённый двигателем М-17 мощностью 450 л.с.! Такого дикого перекоса не было, наверное, ни у одного серийного танка 30-х в мире. К тому же мощная трёхдюймовка могла отчасти компенсировать и нехватку бронезащиты.
В общем, появись у РККА в 35-ом году БТ-7, вооружённый ПС-3 – это была бы, наверное, наиболее сбалансированная и, соответственно, эффективная боевая машина наших бронетанковых войск того времени.
(Макет прототипа танка БТ-7. Выделяются курсовой пулемёт, новая оригинальная башня и трёхдюймовая пушка)
Но ПС-3 тихо убили саботажники Кировского завода во главе с расстрелянным впоследствии за вредительство начальником артиллерийского КБ завода Махановым, который под видом работ по адаптации для серийного выпуска принятой на вооружение ещё в 1932 году ПС-3 просто извращался над пушкой, используя отпущенные на её освоение в серии средства на создание собственного «инициативного» орудия Л-10. Не зря специальная комиссия, рассматривавшая материалы «убийства» ПС-3, констатировала, что хотя эталонные пушки ПС-3 работали нормально, НИ ОДНА прошедшая через КБ Маханова «серийная» ПС-3 эталонам НЕ соответствовала, отчего хромала работой полуавтоматики и завод, соответственно, всячески тормозил её выпуск, демонстративно ожидая завершения разработки собственной Л-10 (которая в конечном итоге тоже оказалась «условно боеспособной»).
Как бы там ни было, но ПС-3 РККА так и не дождалась и в серию БТ-7 пошёл с башней от БТ-5, вооружённый опять-таки дохленькой «сорокапяткой».
(БТ-7 с башней, полученной в наследство от БТ-5)
А в качестве утешения, на базе БТ-7 сделали «артиллерийский танк» БТ-7А, установив на него модифицированную башню от «артиллерийского» Т-26-4 – так и не запущенного в серию. Основное вооружение – «окурок» перезаточенной под танк короткостволой полковушки под маркой КТ (Кировская Танковая).
Эта пушка имела маленькую дальность прямого выстрела, и чтоб поразить цель, не будучи при этом подбитым, «жестяному» БТ приходилось использовать её по-гаубичному, что при калибрике всего в 76,2 мм делало «арттанк» не слишком эффективным.
Вернувшийся из Испании командир интернациональной танковой бригады Павлов, получивший Звезду героя и ставший большой шишкой (сперва заместителем, а потом и начальником АБТУ), прямо потребовал у конструкторов танковую пушку-трёхдюймовку со значительно лучшей баллистикой – именно затем, чтоб танк с противопульной бронёй мог поражать цели, не суясь под огонь противотанковых орудий.
В конце 30-х, в качестве эксперимента, был создан БТ-7А с мощной и длинностволой пушкой Ф-32 конструкции Грабина (разработана с широким использованием конструктивных решений и технологий дивизионной Ф-22 – запомните этот факт!), но в серию этот танк не пошёл, а пушка по наследству досталась Т-34 и даже тяжёлому КВ.
Так вот. Вернёмся в достопамятный 36-й и предположим, что мехбригады и тем более мехкорпуса совсем-совсем не устраивает артсопровождение пушками и гаубицами, катаемыми в кузовах обычных грузовиков… Руководство РККА и АБТУ это ПОНИМАЕТ, не просто констатируя сей факт и уповая, что всё когданить и какнить наладится (ведь работы над САУ и арттанками ведутся!), а осознавая ответственность перед механизированными войсками за их оснащение (ведь это они, по сути – «ударный кулак» РККА), готово принимать самые кардинальные меры для скорейшего решения проблемы.
Ну, а поскольку рулит оборонкой у нас по-прежнему товарищ Ворошилов, давно набивший руку на удовлетворении потребностей РККА исходя из нынешних возможностей промышленности и сугубо в рамках её развития, именно ей он ставит задачу разработки реально мощного средства артиллерийского сопровождения мехбригад и мехкорпусов, вооружённых быстроходными танками.
Поскольку собственно КБ ХПЗ уже завершило работу над БТ-7, на его базе создаётся специальная группа, в которую дополнительно включаются такие известные товарищи, как Сячинтов (как раз уже закончивший возню с триплексом СУ-5 на шасси Т-26, параллельно курировавший создание едва не всех САУ в стране и адаптацию под них артсистем) и «гений советской артиллерии» Грабин, уже сдавший в серию свою дивизионную трёхдюймовку Ф-22, а сейчас активно транжирящий драгоценное время своего КБ на сотворение оказавшихся никому не нужными батальонных суррогатов Ф-23.
Прежде всего, этой компании следовало решить, чем вооружать перспективную систему артподдержки.
Трёхдюймовка отпадала сразу. Если всё пойдёт хорошо, то и обычный линейный БТ-7 получит-таки в качестве основного вооружения трёхдюймовую ПС-3. Да и эффективность применения артсистемы, годной скорее для вооружения линейных машин, в качестве артподдержки, сомнительна. Нужна гаубица. Однозначно!
Но какая? Кандидатов на эту должность рассматривалось три:
1. Обычная лёгкая 122-мм гаубица обр. 1910/30 г. – серийно выпускавшаяся для пехоты и на сей день самая многочисленная в РККА (на 1936 год – более 2,3 тыс. орудий).
Достоинства: налаженный серийный выпуск и орудий и боеприпасов. Простая конструкция. Мощный снаряд.
Недостатки: Большой вес. Длинный откат. Огромная сила отдачи при стрельбе (при установке на СУ-5 для её компенсации потребовалось введение специальных сошников-упоров). Большой вес больших снарядов и, соответственно, на любой мобильной установке крайне маленький БК (на СУ-5-2 всего 8 выстрелов, а изначально и вовсе 4!). А ведь нам нужна артсистема для механизированных соединений, которым, возможно, придётся воевать в отрыве от баз снабжения!
2. 114-мм лёгкая гаубица «Виккерс» обр. 1910/30 г., состоящая на вооружении кавалерийских дивизий РККА (на 1936 г. 211 орудий в боевых и 7 в учебных частях из 400 закупленных ещё во время ПМВ).
Достоинства: Умеренный вес (на 100 кг меньше, чем 122-мм гаубица 10/30 г.). Достаточно мощный боеприпас. Налаженный выпуск запчастей и боеприпасов. Клиновый затвор, обеспечивающий высокую скорострельность. Встроенный механизм приведения на фиксированный угол заряжания – чрезвычайно полезная функция в тесном БО любой бронетехники.
Недостатки: Отсутствие серийного выпуска. Сравнительно большие длина отката и импульс отдачи при стрельбе. Большой, даже по сравнению со 122-мм гаубицей, вес качающейся части. Достаточно сложная (по сравнению со 122-мм гаубицей обр. 10/30 г.) конструкция.
3. 105-мм горная гаубица Шнейдера (при длине ствола в 9,5 клб. – скорее мортира). Была получена по русскому заказу из Франции в 1915 году, прошла цикл испытаний и усовершенствований специально для потребностей горно-пехотных и горно-кавалерийских войск русской армии, но принятие на вооружение и выпуск были отложены как несвоевременные. Единственный образец хранился при Путиловском заводе, откуда был передан в Артиллерийский музей.
Достоинства: вес и длина отката практически соответствовали таковым у полкового 76,2-мм орудия обр. 27 г., из которого была создана танковая пушка КТ. Удовлетворительно мощный боеприпас, возимый запас которых мог быть достаточно велик. Простая и лёгкая конструкция.
Недостатки: Не слишком мощный боеприпас. Не слишком высокая надёжность разборной и чрезмерно облегченной конструкции. Невысокие ТТХ (опять-таки ставшие заложниками чрезмерного облегчения, превратившего гаубицу в мортиру). Отсутствие производства и орудия и боеприпасов. Отсутствие данного калибра в линейке отечественных калибров. Общая устарелость конструкции (ЕМНИП в самой Франции последняя модернизация этого орудия состоялась в 1919 году).
Для сравнения, приведу вес ствола с затвором, длину ствола и максимальную длину отката каждой из «кандидаток»:
122-мм гаубица обр. 1910/30 г. – 426 кг при длине ствола 12,8 клб.
Длина отката до 1115 мм.
114-мм гаубица «Виккерс» – 442 кг при длине ствола 15,6 клб.
Длина отката до 1000 мм.
105-мм гаубица/мортира «Шнейдер» – 240,4 кг при длине ствола 9,5 клб.
Длина отката до 800 мм.
Представители ХПЗ (изготовителя шасси) в один голос ратовали за самую лёгкую 105-мм гаубицу Шнейдера – что понятно, эту артсистему можно было поставить на новенький БТ-7, практически ничего не меняя в конструкции шасси и тем более не придумывая каких-то дополнительных упоров.
Единственный представитель ГАУ настаивал на 122-мм гаубице – как действительно весьма мощной, серийной и наиболее многочисленной в РККА. ГАУ, навсегда очарованное мощью 122-мм боеприпаса, банально не желало плодить номенклатуру, тем более склонную к снижению той мощи.
Представитель АБТУ возражал – 122-мм гаубица полностью исключала огонь с ходу, требовала существенного усиления конструкции линейного танка и до неприличия (точнее неприемлемости) ограничивала возимый БК.
Харьковчане дополнили претензии танкиста возможным резким снижением надёжности серийной агрегатной части даже модифицированного шасси под действием отдачи 122-мм гаубицы.
Когда стороны, имевшие столь диаметрально противоположные взгляды, дружно подошли к вроде бы компромиссному варианту в виде уже состоящей на вооружении 114-мм гаубицы, слово наконец взяли конструктора артсистем.
Сячинтов напомнил, что когда-то сам предлагал разработать для бронетехники специальную лёгкую танковую гаубицу, и выразил сомнение, что вообще имеет смысл копировать любую из старых артсистем – именно потому, что они уже морально устаревшие.
Грабин поддержал его, заявив, что поскольку в планах его КБ уже значится разработка 107-мм лёгкой гаубицы на лафете новой дивизионной пушки Ф-22 (в РИ будет создана под маркой Ф-27), идеальный вариант – это создать танковую модификацию этой же артсистемы.
Харьковчан, как и АБТУ, такое предложение устраивало только в том случае, если эта гаубица будет достаточно лёгкой. ГАУ, хоть и высказало глубокое сомнение по поводу того, что 107-мм лёгкая гаубица вообще найдёт своё место в РККА, тем не менее согласилось финансировать продолжение работ, но при условии, что снаряд новой 107-мм гаубицы будет однозначно мощнее, чем снаряд немецкой 105-мм гаубицы, а ТТХ самой гаубицы – выше.
Теперь настала очередь возмущаться Грабину и Сячинтову. Сячинтов указывал, что столь мощная 107-мм гаубица наверняка окажется по своим массо-габаритным характеристикам и импульсу отдачи близка к 122-мм гаубице 10/30 г., отчего шасси БТ её принять будет сложно. А ссылаясь на неуверенность ГАУ, что такая гаубица вообще будет востребована армией (для артиллеристов 122 мм – догмат!), он предполагал вместо мощной 107-мм полевой гаубицы разработку лёгкой горной гаубицы такого же калибра и использовать для установки на танк именно её специальную версию. (В РИ, лёгкую 107-мм горную гаубицу начали разрабатывать в 1939 году и до начала ВОВ в серию запустить не успели из-за затянувшейся доводки).
Грабин, сперва заверив ГАУ, что мощную 107-мм гаубицу на лафете Ф-22 сделает, одновременно поддержал и Сячинтова в отношении установки новой, столь мощной гаубицы на танк.
Но представители ГАУ были непреклонны. Либо круче немки, либо нахрен! Ни о какой лёгкой горной гаубице они пока и слышать не хотели.
Стали думать, как решить уже эту проблему.
Сячинтов высказал предложение: уменьшить импульс отдачи на шасси, оснастив танковую версию лёгкой перспективной гаубицы укороченным стволом и дульным тормозом. Но предложение по дульному тормозу встретило решительный запрет со стороны ГАУ и отрицательную реакцию со стороны АБТУ. Дульник демаскировал орудие и создавал опасность для окружающих.
Вот тогда и возникла идея подойти к проблеме с другой стороны и сделать более длинное и прочное пятикатковое шасси на базе БТ, полностью отказавшись от колёсного хода (который и в БТ-7 уже был далеко не основным). А саму новую 107-мм гаубицу адаптировать для танка укорочением ствола и установкой не в башне, а в просторной и одновременно лёгкой, открытой сверху рубке.
На том и порешили.
Поскольку ни харьковчане, ни Сячинтов, ни Грабин не подвели, на испытания новая САУ вышла уже в середине 1937 года (правда, и шасси и гаубица были сугубо опытными образцами).
Машина успешно прошла заводские и полигонные испытания, проверила артиллерию возкой и стрельбами, в результате чего, в конце того же 1937 года, после показа членам правительства, была запущена в серийное производство под маркой СУ-107. Самое вкусное – для её выпуска не пришлось менять ровно ничего на существующей харьковской промбазе.
Шасси – фактически тот же БТ-7, но лишённый всех причиндал колёсного хода и на пяти катках подвески. Форма корпуса в передней части, соответственно, даже упрощена.
В просторном, открытом не только сверху, но и сзади БО, на простейшей тумбе, установлена «качалка» новой 107-мм гаубицы Грабина, сделанной путём банальной замены 76,2-мм трубы мощнейшей дивизионной пушки Ф-22 на 107-мм гаубичный ствол с соответствующими изменениями в казённой части (патронник «перезаточен» под новый калибр и раздельное заряжание) и незначительной коррекцией характеристик противооткатных устройств. Для уменьшения воздействия силы отдачи на шасси, из боекомплекта гаубицы исключили наиболее мощный заряд (полный), оставив лишь уменьшенный и три малых, а длину ствола ограничили, попутно вписав его в габариты машины.
Для прикрытия амбразуры в полукруглой передней части рубки, на качалке «подвешен» соответствующих размеров щиток. Прицелов два – оптический для стрельбы преимущественно прямой наводкой и, установленный на небольшой крыше передней части рубки, универсальный перископический.
Толщина брони – как у базового танка. Лоб корпуса – 22 мм. Борта корпуса и рубки – 13 мм. Передняя, полукруглая часть рубки и прикрывающий амбразуру щит – 22 мм.
(САУ СУ-107-8. обр. 1937 г. 107 – это калибр, а 8 – это очередная модификация линейки БТ-2, 5, 7)
Показ самоходки членам правительственной комиссии привёл к неожиданному результату. Павлов, в разговоре со Сталиным и Ворошиловым, с солдатской прямолинейностью предложил взять удлинённое и упрочнённое шасси самоходки и использовать полученный таким образом запас по грузоподъёмности и прочности на усиление бронезащиты ТАНКА. Кроме того, он попросил «нажать как следует» на артиллерийские КБ, слишком долго по его словам «копающиеся» с доведением до нужных кондиций новых трёхдюймовых пушек для линейных танков («линейный БТ-7 трёхдюймовку так и не получил!»).
Сталин благосклонно кивнул, а Ворошилов отдал соответствующие распоряжения по своим инстанциям и переговорил с кем нужно в курирующих тему промышленных комиссариатах.
И вот, в 1938 году, на испытания вышел танк БТ-8.
Это было шасси СУ-107 с новой, большой башней конической формы, на максимально возможном погоне, какой только допускала ширина корпуса, в которой предполагалась установка новой 76,2-мм пушки Ф-32. (САУ при этом переименовали в СУ-107-8).
Причём бронезащита танка, согласно требованию Павлова, была усилена до 35 мм лоб корпуса и башни (при простой форме носовой части корпуса это было не так сложно) и 25 мм борт-корма – благо пятикатковое шасси, усиленная трансмиссия и уже освоенные технологии сборки/сварки корпусов с использованием 22-мм брони это позволяли!
(Танк БТ-8 обр. 38 г. Наверно, впервые танк появился позже САУ и на её шасси!)
Именно этот танк обязали ХПЗ выпускать ДО освоения принципиально новой машины (будущий Т-34), работы над которым были начаты в то же время, что и в РИ. Причём выпускать до тех пор, пока Т-34 не будет полностью доведён до ума.
А в 1939 году, получив возможность ознакомиться с немецким основным танком Т-3, наш БТ-8 тоже усовершенствовали, «подняв» его до уровня БТ-9 – вершины развития всей линейки БТ.
(БТ-9 обр. 39 г. Вершина развития танков серии БТ)
БТ-9 получил дизельный двигатель (как БТ-7М в РИ), увеличенный угол наклона лобовых бронеплит корпуса, длинностволую пушку Ф-34, командирскую башенку и усиленную бронезащиту (лоб корпуса и башни 40 мм, борта и корма – 35 мм). Использовать на сборке корпусов столь толстую броню позволило оборудование, уже полученное ХПЗ для серийного выпуска нового Т-34, смонтированное, но, ввиду затянувшейся доводки Т-34, пока не задействованное.
Танк при этом по прежнему остался трёхместным.
Это была последняя версия линейки БТ, выпуск которой продолжался на ХПЗ в течение первой половины 40-го года. Потом, все силы завода были брошены на форсированный выпуск основательно доведённого до ума Т-34.
Но, что интересно. То оборудование, что для выпуска Т-34 уже не подходило, было передано с ХПЗ на СТЗ, где был налажен в ограниченном количестве выпуск не очень сложных самоходок СУ-107-8 (тоже ведь нужно!).
Сравняшка.
(Обратите внимание на вполне РИ финский ВТ-42, в башне которого стояла та самая, английская 114-мм гаубица!)
