Когда Готлиб Даймлер через два года после демонстрации своего первого в мире моторного судна на реке Нискаф показал в Гамбурге усовершенствованный катер с вдвое более мощным (2-сильным!) двигателем, один из специалистов — владелец верфи скептически заметил: «Не думаю, чтобы когда-нибудь судно с этакой швейной машинкой сможет выйти в море.» Происходило это в 1888 г. А всего через четырнадцать лет на 11,6-метровом катере, на котором работала такая же «швейная машинка» мощностью всего 10 л.с, был благополучно пересечен Атлантический океан. Конечно, это плавание капитана Уильяма Ньюмена с 16-летним сыном Чарли представляло собой авантюру с начала и до конца, однако прошло еще десять лет — и следующий переход через Атлантику уже не произвел такого же впечатления безумного предприятия.
«Не будем забывать,— пишет известный конструктор X. Баадер, рассказывая об этом периоде становления катеростроения,— что, то было время, когда двигатели внутреннего сгорания еще страдали всеми возможными детскими болезнями, а автомобиль представлял собой грохочущее, дурно пахнущее чудовище». И тем более удивительно, что примитивные и маломощные керосиновые двигатели первых морских катеров работали столь безотказно в течение трех-четырех недель болтанки в открытом океане. (Само собой напрашивается сравнение: Боб Магун поставил на катере сравнимых размерений четыре сверхмощных подвесных мотора и еще восемь таких же моторов взял в качестве запасных, тем не менее его попытка пересечь океан во всеоружии современной техники, предпринятая в июле 1977 г., закончилась неудачей!) Вернемся, однако, к событиям 60-летней давности.
Героем следующего — второго — перехода через океан, совершенного в 1912 г., стал известный американский яхтсмен, издатель популярного и в наши дни одного из старейших в мире (основан в 1884 г.) яхтенного журнала «Раддер» («Руль») — Томас Флеминг Дей. Капитан Дей пользовался в Америке непререкаемым авторитетом опытного морехода. Достаточно сказать, что он был победителем первых парусных крейсерских гонок на трассе Ньюпорт— Бермуды (он шел тогда на 11,6-метровой яхте «Тамерлан») и одним из организаторов крупнейших ежегодных океанских гонок на моторных судах по 665-мильному маршруту от Нью-Йорка до Бермудских о-вов. С 1907 г., когда состоялись первые Бермудские гонки катеров, он неизменно принимал в них участие в качестве капитана-гонщика. Наконец, был на его счету и трансатлантический переход на маленькой яхточке. Одним словом, когда возникла идея повторить переход на чисто моторном судне, которое, к тому же, было бы меньше по размерам, чем катера — участники Бермудской гонки, капитан Дей, не раздумывая, взялся за дело.
Катер был спроектирован специально для этого плавания и с особой тщательностью построен на работающей и поныне верфи Метьюса. При длине 10,65 м он имел ширину 3,05 м, т. е. был относительно шире, чем катера, участвующие в Бермудской гонке (у них такой же ширине соответствовала длина около 15 м). Для обеспечения остойчивости на катере сделали балластный киль под днищем, а кроме того, уложили балласт в трюме (во время плавания его смещение доставило немало неприятных минут!). Однако все эти меры имели одно неприятное следствие: в океане катер постоянно испытывал, как писал капитан Дей, невыносимую бортовую качку.
На катере установили один из самых надежных по тем временам двигателей — двухцилиндровый бензиновый «Скриппс», развивавший при 600 об/мин мощность 14 л. с; известно также, что диаметр цилиндра составлял 140 мм, ход поршня — 152 мм. На заводских ходовых испытаниях полностью загруженного катера скорость его на тихой воде составила 7,8 уз.
Старту трансатлантического плавания предшествовал 12-дневный 1000-мильный пробный переход из Детройта, где катер был построен и по имени которого был назван, в Нью-Йорк через Великие озера Эри и Онтарио и вниз по Гудзону. Несмотря на предельную загрузку, судно вело себя неплохо. Проникшись к нему уважением, Дей с тремя спутниками — членами детройтского мотоклуба У. Моретоном, Ч. Орлом, У. Ньюстедом, после двухдневного отдыха, 17 июля смело покинул Нью-Йорк.
Взяли курс на Ирландию. Погода только в самом начале пути благоприятствовала смельчакам. Уже через несколько дней она окончательно испортилась: задул свежий ветер, полил дождь. В течение двух недель волны крушили корпус «Детройта». Во время всего рейса, по рассказам капитана Дея, палуба не оставалась сухой даже двух часов, экипаж не снимал резиновых сапог. Мореходы только изредка видели солнце, и Дею лишь считанные разы удавалось определиться, чтобы подправить курс своего трансатлантика. Редкими были те часы, когда ослабевал натиск ветра и представлялась возможность перевести дух. Неудивительно, что у одного из членов экипажа началось психическое расстройство».
В довершение ко всему где-то посреди океана на катере возник пожар, который с большим трудом удалось ликвидировать только благодаря предусмотрительности Дея: он захватил с собой новинку — огнетушитель!
В океане Дей стремился так прокладывать курс, чтобы держаться подальше от судоходных трасс и избежать встреч с трансатлантическими пароходами. Дело было не только в том, что он опасался столкновений. Завидев на горизонте суденышко необычно малых размеров, капитаны меняли курс и подходили к «Детройту», принимая его за спасательную шлюпку с затонувшего в апреле «Титаника». Когда же выяснялось, что это — спортсмены-любители, которые по своей воле очутились в океане на не внушающем доверия судне, капитаны очень сердились, жалея потерянное время.
Через 21 день плавания измученные детройтцы добрались до Куинстауна (Ирландия), где целых десять дней приходили в себя. Затем судно перешло в Саутгемптон, а оттуда вдоль берегов Северного моря со стоянками в Остенде, Амстердаме и Киле — двинулось в воды Балтики. Последний переход из Киля в Петербург «Детройт» совершил за пять дней. Общая протяженность маршрута от Детройта до Петербурга составила ни много ни мало, а 6300 миль!
Как сообщал журнал «Яхта» (№ 114, с. 1810), 1 сентября в императорском Речном яхт-клубе, «гостеприимно приютившем яхтсменов», в честь мистера Дея и его спутников был устроен банкет. О прибытии заокеанского редактора писали петербургские журналы и газеты.
Мало известно еще одно плавание через океан, которое Дей совершил год спустя на собственной парусно-моторной яхте — иоле «Си Берд» («Морская птица»). Это был плоскодонный швертбот водоизмещением чуть менее 5 т, имевший длину по ватерлинии 6 м. Судно предназначалось для плаваний вдоль Тихоокеанского побережья Америки. Когда Дей, собираясь идти в Атлантику, установил на нем двухцилиндровый керосиновый двигатель «Нокс» мощностью около 3 л. с, места в маленькой каюте почти не осталось. Пришлось демонтировать швертовый колодец и заменять шверт постоянным килем.
Под мотором «Морская птица» развивала скорость всего 3,5 уз, поэтому вся надежда была на паруса. Кроме обычного комплекта Дей специально для этого плавания пошил балун и спинакер, однако ими так и не пришлось пользоваться; погода была такой, что приходилось чаще брать рифы…
Самой сложной задачей, рассказывал Дей, оказалось размещение запасов. На яхте установили три водяных цистерны общей емкостью 148 л; кроме того, Дей взял с собой 24 бутыли ключевой воды. Провизию на троих членов экипажа из расчета на 90 дней пути с трудом рассовали по всем закоулкам. Хорошо еще, что спиртных напитков требовалось мало, так как спутника Дея — механик и кок Годвин и боцман Тюрберг были трезвенниками.
Яхта напоминала керосиновую лавку. Керосин хранился всюду. В трюме закрепили три цистерны на 144 л; две 20-литровых канистры принайтовили к вантам на палубе, двадцать 4-литровых — к рубке; еще 34 л керосина удалось втиснуть в тесный кокпит. Сейчас даже трудно поверить, но эти прикрепленные к рубке канистры послужили причиной того, что судно в начале пути значительно отклонилось от проложенного курса: когда Дею удалось взять высоту солнца, он был крайне удивлен, обнаружив, что яхта находится много севернее, чем нужно. Он было усомнился в своих вычислениях, но ночью на «Морскую птицу» едва не налетел огромный барк, и во время расхождения с него успели сообщить координаты, подтвердившие правильность определения Дея. В дальнейшем пришли к выводу, что во всем виноваты металлические канистры, влиявшие на показания главного 7-дюймового компаса. По мере расходования керосина канистры выбрасывали за борт — компас начал показывать курс правильно…
Яхта вышла в плавание 10 июня после продолжительных препирательств между капитаном и властями, которые не хотели выдавать Дею судовые документы, считая «Птицу» чересчур маленькой: по американским законам наименьший предел водоизмещения для судов, которым разрешается совершать переход через океан — 5 т. В конце концов Дей получил только «Паспорт о благополучии». (Насколько американские власти были щепетильны, настолько власти на Азорских островах, в Гибралтаре и в Риме были предупредительны: у Дея нигде не только не спрашивали документов, но и не взыскивали никаких сборов и предоставляли ему и спутникам полную свободу передвижения. Но — все это было потом, после завершения перехода!) Скорость под парусами составляла в среднем 5—6 уз. За сутки проходили 150—162 мили, что весьма неплохо для такого маленького судна. Когда погода портилась настолько, что нести какой-либо парус не представлялось возможным, ложились в дрейф, но и при этом продолжали продвигаться по курсу — яхту нес Гольфстрим.
25 июня капитан определился и обнаружил, что судно находится на 40°30' с. ш. и 45°02' з. д., т. е. уже окончательно вышло из Гольфстрима и вступает в зону хорошей погоды. И действительно, скорость немного снизилась — теперь яхта делала за сутки 110—117 миль, зато прекрасная погода так и сопровождала американцев до самых берегов Португалии. Чтобы хоть немного разнообразить беззаботные дни плавания, Дей читал своей команде практический курс навигации.
На 18-й день с борта «Морской птицы» обнаружили острова Корво и Флорес, принадлежащие к группе Азорских. Дей решил не останавливаться на Азорах, поскольку нужды в том не было. У капитана встретившейся рыбачьей шхуны купили рыбы и пива и попросили его сообщить островному агенту Ллойда о благополучном появлении «Морской птицы» по эту сторону океана. На яхте по этому случаю был устроен пышный рыбный обед со свежим пивом.
Прошло еще немало времени, прежде чем «Морская птица» достигла берегов Италии и Дей смог вручить рекомендательное письмо губернатору Рима. А всего через год грянула первая мировая война…
Однако это хотя и первый удачный попытка закончить счеты с жизнью достаточно сложным способом, но далеко не последний. Первой, насколько я знаю удачной попыткой пересечь все ту же Атлантику на моторке была несколько позже. Хотя, возможно и нельзя назвать этот переход полностью автономным, но с другой стороны, как говорится — попробуйте сами…
В жаркий день 24 июля 1958 г. в Нью-Йоркский порт вошла моторная лодка, всего десять дней назад вышедшая в плавание из Копенгагена. На ее борту трое усталых мужчине они были первыми, кто пересек Атлантический океан на моторной лодке. Руководитель экспедиции — знаменитый датский гонщик Оле Ботвид; остальные два члена отважной команды — известный спортсмен-водномоторник Свен Одженгард и американский инженер Джим Винн.
Позади 6366 км, которые были пройдены со средней скоростью 30 км/час. Их судно «Коронет Эксплорер» — каютный полуглиссер с транцем под два подвесных лодочных мотора «Джонсон Y-50» — было построено на судоверфи Орденберг в Дании.
За время плавания мотолодка дважды встречала жестокие штормы и четыре менее свирепых шторма перенесла еще в Северной Атлантике. Во время самых сильных штормов лодку вместе с командой поднимали на борт «Клары Терезии» — базы, сопровождавшей «Коронет Эксплорер» во время перехода. В общей сложности «Коронет Эксплорер» пробыл на борту судна-базы 54 часа.
Попытки пересечь Атлантику на моторной лодке предпринимались и ранее, но все планы рушились по одной причине: из-за невозможности размещения запаса горючего на такой огромный переход. Горючее для «Коронет Эксплорер» в малых пластиковых .ёмкостях было погружено на борт «Клары Терезии».
История похода такова. Оле Ботвид, давно уже задумавший пересечь Атлантику, поделился своими соображениями с Одженгардом и Винном во время гонок Майами — Нассау. Оба спортсмена сразу же дали свое согласие на участие в трансатлантическом походе. Выбор пал на полуглиссер «Коронет Эксплорер». Друзья снабдили судно всем необходимым и в том числе — двумя рациями для связи с сопровождающим судном и с материками. Радиопеленгатор позволял удерживать судно на наивыгоднейшем курсе.
Пересечение Атлантики было серьезным испытанием для экипажа, судна, моторов и снаряжения. Хорошо продуманная подготовка экспедиции дала возможность испытать конструкцию судна и успешно закончить переход через океан.
На наших снимках — последняя проверка моторов перед выходом и «Коронет Эксплорер» в океане.
Однако это – следствие прогресса. Первыми же, на гребной лодке, используя исключительно силу мускулов, были два персонажа, сотворившие это еще в XIX веке.
Ясным утром 6 июня 1896 г. на набережной Баттери в Нью-Йорке собралась толпа. Провожали двух молодых людей, отправлявшихся в Европу путем необычайным, опасным и трудным — на маленькой лодке. Перед отплытием репортеры снова обшарили всю лодку и убедились, что в ней нет ни паруса, ни паровой машины, зато припасено целых десять пар весел. Запас продуктов был рассчитан на 60 дней.
Два отважных гребца — 27-летний Франк Самуэлсен и 30-летний Джордж Гарбо — решили получить специальный приз (10 тыс. долларов), учрежденный издателем бульварного листка «Полис газетт мэгэзин» за переход океана на веслах. Оба были родом из рыбачьего норвежского поселка, откуда их семьи эмигрировали в Америку, когда они были еще мальчиками. Оба с детства были хорошо знакомы с морем. Лодку для путешествия они заказали известной американской фирме и назвали ее по имени автора проекта «Фокс». В длину лодка имела всего 3,5 м, в ширину 1,5 м. В носу и корме были устроены водонепроницаемые отсеки — воздушные ящики.
Путешествие началось с отливом, который быстро вынес лодку в океан: вечером гребцы находились уже в 20 милях от берега. Каждый из них греб по 18 часов в сутки. Пять часов уходило на сон и один час — на еду. Гребли в основном ночью, когда опасность столкновения с судами особенно велика, а спали днем. Промокнув, гребцы грелись и сушились возле маленькой переносной печки, которую разжигали в передней части лодки.
35 дней путешествие протекало без каких-либо осложнений. 10 июля погода испортилась: начал лить дождь; волны достигали высоты 5—6 м. Смельчаки привязались к лодке. Две огромные волны одна за другой обрушились на маленькое суденышко и перевернули его вверх дном. Примерно через час, когда шторм немного утих, державшиеся за лодку гребцы смогли поставить ее в нормальное положение. Запасные весла и вода уцелели, но почти все продукты и печка исчезли.
С этого момента молодые люди продолжали свое путешествие голодными, страдая от холода и упадка сил. Особенно плохо чувствовал себя Гарбо, который заболел и впал в депрессию. Только через пять дней после катастрофы их заметили с проходящего мимо норвежского судна «Цито» и подняли на палубу. Но немного отдохнув и запасшись продуктами, упорные норвежцы снова заняли свои места на «Фоксе» и пустились в путь. Ведь они прошли под веслами более 2000 миль, таким образом, оставалось всего 800 миль! Путешествие закончилось 1 сентября. Именно в этот день гребцы заметили на горизонте маяк на Бишоп-Роке.
Самуэлсен и Гарбо стали первыми людьми, покорившими Атлантический океан на весельной лодке. Этот необычайный рекорд не побит и по сей день! Дальнейшая их судьба сложилась так. Они совершили триумфальное путешествие по Европе и были приняты норвежским королем. Потом вернулись в Америку, разделили полученную награду и, кроме того, собрали немало денег, показываясь вместе с лодкой на различных выставках. Затем оба занялись рыболовным промыслом. Гарбо умер в Америке в 1945 г., а Самуэлсен — в Норвегии в 1946 г.
Однако – это, так сказать, официоз. Подробности, как всегда, гораздо романтичне е.
Глава из книги Ж. Мерьена «Безумцы Атлантики»
В 1396 г. мой отец, входя на нью-йоркский рейд, принял лоцмана. Им оказался Жобиг! Оказывается, взявшись за ум, он вернулся к своей старой профессии.
Легко представить радость друзей! Как только судно стало на якорь, они сошли на берег и направились в негритянский квартал, где был настоящий бретонский погребок. Здесь пили сомнительный сидр и настоящий мускат.
Подробно обсудив дела, друзья стали вспоминать «бостонских сумасшедших». Эндрьюс после удачного плавания на «Сополио» окончательно забросил свою фабрику музыкальных инструментов; говорили, что он болен. Лоулор последовал примеру отца — занялся делами верфи. Джонсон продолжал рыбачить. Нортон пропал на своем «цирковом» 15-метровом пароходике, с ним погибли семь матросов, жена и племянница…
— Кажется, это сумасшествие уже кончилось — сказал отец.
— Кончилось? Значит, ты не видел здешнюю макулатуру! Хо, мамаша! — крикнул Жобиг негритянке. — Дай-ка нам сюда «Полис Газет».
Женщина принесла охапку листов с громадными черно-красными заголовками и броскими рисунками, изображавшими кровавые преступления и эффектные несчастные случаи. Жобиг отобрал последние номера и подвинул их отцу:
— Полюбуйся, а мне пора идти. Самое интересное я подчеркнул.
Он поднялся и ударил кулаком по столу.
— Позор! Один из них — Джордж — работал вместе со мной. Молодой норвежец, как и его приятель Самуэлсен. Но ведь он — образованный человек. У него — диплом штурмана, свидетельство лоцмана нью-йоркского порта! Не говорю уже о том, что он лет десять ловил треску. Почитай — это даже почище Джонсона! Посмотри, что пишут теперь щелкоперы. Это тебя позабавит. Пока!
Отец вернулся в свою тесную каюту, улегся на койку и принялся просматривать одну газету за другой. Первый номер был почти целиком посвящен какому-то сенсационному убийству. Джордж Гарбо и Фрэнк Самуэлсен, о которых говорил Жобиг, прямо не упоминались, но синим карандашом был подчеркнут заголовок небольшой заметки. Точнее, это было обращение:
ОТВАЖНЫЕ МОРЯКИ!
Всем известно выдающееся плавание через Атлантический океан, совершенное Джонсоном, — одним из тек героических рыбаков, которые круглый год, в любую погоду, занимаются своим промыслом в ледяных водах ньюфаундлендских банок, а также подвиги славных бостонских пионеров Билла Эндрьюса и Си Лоулора. Еще раньше наши земляки из Сэнди Хук — Хандсон а Фитч — осуществили истинно американское предприятие — переход из Нью-Йорка в Лондон за 38 дней.
Но в наши дни плавание даже на маленьком паруснике из Америка в Европу стало заурядным, банальным событием. И вот у нас в Нью-Йорке возникла сенсационная идея: использовать для такого перехода простую гребную лодку.
Да, без паруса, только мускульной силой рук надо будет покрыть расстояние более чем в 3000 миль!
«Полис Газет», как всегда, находящаяся в авангарде, берет это эпическое предприятие, достойное самого Геркулеса, под свое покровительство.
В ближайшее время мы представим нашим читателям героев, которые способны на этот подвиг.
Ричард К. Фокс — издатель
Действительно, в одном из следующих номеров появились портреты Гарбо и Самуэлсена. Огромная гравюра (в то время еще не умели непосредственно репродуцировать фотографии) изображала их сидящими в праздничных костюмах на своей лодке, вытащенной на землю.
Это был маленький вельбот (как сообщалось в подписи — длиной всего 5,4 м) с клинкерной обшивкой, без палубы. В носу и корме виднелись воздушные ящики, чтобы он не тонул, если его зальет. У моряков были смелые и наивные лица. Их доверчивостью и решил, видимо, воспользоваться издатель Фокс.
Теперь из номера в номер на страницах его газеты разворачивался искусно задуманный спектакль. Эти двое, видите ли, уже давно, несколько лет вынашивали проект плавания через Атлантику на веслах. Но они слишком бедны, чтобы приобрести снаряжение. И вот Р. К. Фокс предоставляет им все необходимое: отличный, совершенно новый вельбот и пять пар превосходных ясеневых весел! (Уверен, что изображенный на гравюре вельбот вместе с превосходными веслами стоил не более 250 долларов!).
Итак, «Полис Газет» без особых затрат стала меценатом. А в знак признательности наивные норвежцы даже назвали лодку «Ричард К. Фокс». Таким образом, хитрый газетчик мог рассчитывать на великолепную рекламу во всех случаях, чем бы затея не кончилась!
А на что рассчитывали норвежцы? Прежде всего, они слепо верили в то, что щедрый Р. К. Фокс делал все из чистой любви к ним, и наверняка «попортили бы портрет» любому, кто осмелился утверждать обратное. Р. К. Фокс дал им возможность осуществить мечту их жизни и потому заслуживал благоговейного уважения. Но «их мечта» заключалась отнюдь не в том, чтобы совершить переход через океан для собственного удовольствия (если так можно выразиться) и удовлетворения. Ни спортивные подвиги, ни слава их не интересовали нисколько. Они мечтали разбогатеть, обеспечить себе спокойную жизнь. И только.
Как разбогатеть? Написать книгу, как это принято в наше время? Совсем нет. Во-первых, «Полис Газет» обещала выплатить немалые деньги, если плавание удастся. А во-вторых, после плавания они собирались показывать свой маленький вельбот за деньги. По их расчетам в лодку должны были посыпаться золотым дождем фунты, доллары, франки, рубли и эскудо… Они серьезно верили в это, а Р. К. Фокс старался поддерживать их наивные иллюзии.
Итак, впервые храбрецы, готовые пуститься на опаснейшую авантюру, думали только о денежной стороне дела. Как это было далеко от благородной идеи Джонсона! Теперь отцу стало понятно, чем был возмущен Жобиг!
Гарбо и Самуэлсен взяли с собой запас продовольствия, 200 л пресной воды, секстан, компас, плавучий якорь, фонари (ходовые огни) и пять пар весел. Ни мачты, ни вспомогательного паруса, ни даже руля — чтобы никто не мог обвинить их в обмане.
Этот груз был пределом для вельбота — борт возвышался над водой всего лишь на 20 см, в то время как осадка была вдвое больше. Читатель, знакомый с морским делом, возможно заметил, что в перечне нет лага — прибора для измерения скорости. Гарбо и Самуэлсен имели для этого более точный прибор — собственные руки.
Они смолоду месяцами жили в такой же лодке во время сезона на ньюфаундлендских банках и знали свою манеру грести, как хороший солдат знает длину шага, — 35 ударов веслом в минуту. При попутном ветре средней силы лодка с каждым гребком продвигается вперед приблизительно на 2,3 м, а при противном — в два раза медленнее, на 1,15 м.
Таким образом, если считать, что во время плавания через северную часть Атлантики с запада на восток три четверти ветров будут попутными, «средний гребок» получался равным: что дает 70 м/мин, а за сутки (1440 минут) — 54 мили. Итак, делим 3250 миль на 54 и получаем 60 дней. 60 дней и 3 024 000 гребков…
Я знал одного учителя гимнастики, который утверждал, что 20 000 взмахов веслом (10 часов гребли) увеличивают объем груди на один сантиметр. Какие же гиганты должны были высадиться из «Ричарда К. Фокса» на европейский берег: ведь они должны были стать на полтора метра шире в груди!
Читатель подумает: но ведь на каждого приходится только половина, потому что, без сомнения, они гребли по очереди. Нет, на самом деле все было иначе.
Вот распорядок дня норвежцев. С 8 утра до 20.00 гребли вместе, каждый своей парой весел. Этот 12-часовой рабочий День имел два перерыва по 1,5 часа на второй завтрак и обед. По их расчетам гребля вдвоем как раз и компенсировала эти две остановки и время первого завтрака (с 7 до 8). Но 12-часовая ночь была не легче, чем день: по очереди один греб, другой спал.
Первая вахта длилась с 20 до 23, вторая с 23 до 2, потом с 2 до 4.30 и с 4.30 до 7.00.
Таким образом, каждый спал в сутки 5,5 часов и то в два приема. Но для наших молодцов в таком режиме не было ничего необычного: летом на промысле, когда день долог, а ночь длится даже меньше 5 часов, единственная возможность выспаться представляется в плохую погоду, такую плохую, что лодку нельзя спустить на воду (зато уж тогда можно спать целый день!).
Итак, 6 июня 1896 г. в 17.00 они отплыли из Сэнди Хук с благословением самого Р. К. Фокса, цветами и развевающимися вымпелами «Полис Газет». Естественно, они выбрали время отлива, и сильное течение сразу вынесло их далеко в океан. Глядя на быстро удаляющуюся лодку, собравшиеся простаки пришли к выводу, что норвежцы очень скоро доберутся до противоположного берега!
Когда такие парни, как Гарбо и Самуэлсен, решаются на что-нибудь, можно быть уверенным, что они своего добьются. Даже если ладони превратились в одну сплошную рану, а многочисленные суда то и дело предлагают им оставить лодку. Наши гребцы не боялись и самого дьявола, но все-таки не были сумасшедшими и, несмотря на небольшое удлинение, выбрали наиболее посещаемый судами путь. Элементарная осторожность. Но, с другой стороны, и непрерывное искушение: их решимость пытались поколебать шхуны «Джесси» и «Лидер», немецкий пароход «Фюрст Бисмарк», норвежские барки «Цито» и «Эжен». Каждый раз они отказывались и только уточняли свое место. Лишь однажды, на борту «Лидера» они приняли горячую пищу. Один раз за все время горячая еда! (Совсем как Бомбар!).
Правда, щедрый и бескорыстный Р. К. Фокс подарил им прекрасную керосиновую печку. На берегу она действовала безотказно, парни были в восторге, но стоило только выйти в море, как печка перестала работать, погаснув при первом же порыве ветра. И, как многим из их предшественников (но, в отличие от других, на протяжении всего плавания), им пришлось ограничиваться только теми продуктами, которые можно было есть, не разогревая, или сырыми, т. е. в основном яйцами и сухарями. Они дошли до того, что стали жевать зерна риса. Неплохое дополнение к двум месяцам галеры!
И это, действительно, была каторга. Хуже, чем любые галеры.
Несмотря на жир, которым они смазывали ладони, несмотря на то, что ручки весел были идеально отполированы и обмотаны тряпками, кожа на ладонях сходила полосами. И все-таки они двигались вперед, стояли свои вахты, неукоснительно выдерживали распорядок дня. Они двигались вперед в дождь и ветер, не взирая на волны, которые делали все, что вздумается, с беззащитной лодкой. Двигались вперед, как машины, как бездушные поршни, даже не глядя на море, потому что надо было непрерывно следить за компасом. Ведь у них не было хотя бы временного постоянства направления, свойственного паруснику (парус позволяет выдерживать относительно ветра какой-то определенный угол). На гребной лодке в лучшем случае можно было ориентироваться по углу между самой лодкой и волнами.
Конечно, Гарбо и Самуэлсен прекрасно знали это и до выхода в океан, но непривычная необходимость следить за компасом беспрестанно оказалась исключительно утомительной — пришлось изменить привычное положение при гребле, напрягать мускулы шеи.
И все же они двигались. По бесконечному морю. Под беспощадным солнцем. Среди водоворотов Гольфстрима, сквозь почти непрекращающиеся шквалы. Остановка, чтобы проглотить сырое яйцо с сухарем, выпить безвкусной теплой воды, которая начинала отдавать бочонком, и — снова за весла. Недолгий сон, согнувшись на дне лодки, под брызгами волн и ледяной утренней росой, под непрестанные удары весел…
Плавание началось с того, что их лодку, как и лодку Лоулора, пыталась опрокинуть акула. Но что было дальше! Сразу же по выходе из Гольфстрима они встретились с очень сильными противными ветрами. Невероятно! В этом районе Атлантики почти никогда не дуют ветры от восточной четверти. Не будучи опасными сами по себе, они не давали двигаться вперед. Пришлось бросать плавучий якорь и ложиться в дрейф. Конечно, можно было бы немного отдохнуть, но первая же попытка показала, что отдых обходится дорого: их сразу же отнесло назад больше, чем на 20 миль. Еще полдня изнурительной работы…
И все же лодка плыла вперед. Только через месяц — 7 июля они попали в настоящую плохую погоду. Их настиг западный шторм. Они буквально выходили из себя от досады. Действительно, если бы поднять на мачте хоть какой-нибудь кусок тряпки, можно было воспользоваться сильным ветром и, как бы убегая от него, беречь силы. Но нет, для них этот налетевший сзади шторм принес только страшную опасность; опять пришлось лечь в дрейф, пользуясь плавучим якорем. Принайтовив в лодке каждую вещь и, привязавшись сами (настоящие моряки предусмотрительны), они улеглись на дно. Оставалось только ждать. Ждать под непрерывным душем, ждать, время от времени вычерпывая набравшуюся в «Р. К. Фокса» воду.
9 июля лодку стало захлестывать больше обычного. Плавучий якорь помогал плохо. Одному пришлось возвратиться к веслам, другому — приниматься за откачку. Через некоторое время, казалось, можно было немного отдохнуть. Они легли на дно, прижавшись друг к другу, стараясь ни о чем не думать, забыть о своем бедственном положении, как вдруг…
Подобно Джонсону, подобно Эндрьюсу, они оказались выброшенными за борт, а вельбот — перевернутым. Благодаря страховочным тросам их не отнесло от опрокинувшейся лодки, а спасательные пояса помогли им продержаться на воде несколько часов. На счастье, стихия начала успокаиваться, Гарбо и Фрэнк смогли перевернуть свое судно. Сделав это, они забрались в лодку и еще имели силы, чтобы сесть вычерпывать воду. Они потеряли только одну пару весел (самую новую) и, несмотря на все предосторожности, часть продуктов. Но самым опасным для них, как и для Джонсона, было то, что они насквозь промокли и не могли уже переодеться в сухое. Пять дней еще продолжался шторм, и окоченевшие норвежцы были вынуждены все эти пять дней лежать на дне дрейфующей лодки…
Постепенно погода исправилась, Гарбо и Самуэлсен взялись за весла. К этому времени им почти нечего было есть…
15 июля произошло великое событие. Корабль! Ура, он приближается! Это соотечественники, норвежский барк «Цито»!
Нет, несмотря на горячий прием, несмотря на искушение побыть в человеческих условиях, они не стали подниматься на борт парусника! Их буквально завалили продовольствием, одеждой, согрели теплом дружбы. Увы, не нашлось только маленькой керосиновой печки для приготовления пищи.
По правде говоря, одна новость огорчила их страшно: «благодаря» шторму, после 39 дней они были Точно на середине пути. Это не совпадало с их планом, когда на все плавание отводилось 60 дней. Гарбо и Самуэлсен решили… усилить темп. Это кажется невероятным. Каким образом? Заставить вельбот двигаться при каждом ударе весел дальше? Нет, изменить выработанный в течение долгих лет ритм гребли невозможно. Остается одно: отменить час отдыха после каждой еды! И вот эти железные люди после шести недель жизни галерных рабов, смогли еще больше ужесточить свирепый режим, отказавшись от всех перерывов. Достигнутый результат: средняя скорость 65 миль в сутки.
24 июля «Эжен» (тоже норвежец) встретил их всего лишь в 400 милях от островов Силли, маленького архипелага, являющегося как бы продолжением Корнуэлла.
И вот в субботу 1 августа, после 55 дней, проведенных в море (заметьте: 55 вместо 60!), обессиленные норвежцы прибыли «в точку назначения».
В точку? Куда там! Совсем как Джонсон, они сочли, что переход еще не закончен, поскольку острова — не материк. После короткого отдыха Гарбо и Самуэлсен снова взялись за весла и в 9.00 утра 7 августа были в Гавре.
Посмотрите на фотографию: выбритые и свежие, совсем не похожие на героев невероятного путешествия, они позируют в порту. Только что они показывали журналистам, что такое ускоренная гребля.
Итак, слава и богатство перед ними! Слава — да. Потому, что и сегодня, и еще долгое время, будут помнить о невероятной выносливости, крепости мускулов, несгибаемой воле двух рыбаков. А богатство? Наши простаки вытащили свое судно на гаврскую набережную и стали показывать его за несколько су. Собрался народ, даже много народа (много — для небольшого города), но все-таки этого было недостаточно, чтобы «делать доллары».
На четвертый день «хвост» у «Ричарда К. Фокса» растаял.
Им посоветовали: Париж! Вам нужно в Париж! Садитесь в свой вельбот и поднимайтесь вверх по Сене. Вам это ничего не стоит. Конечно! Раз, два! Лодка так и несется по тихой воде.
В Париже они увидели массу лодок и рыболовов с удочками. На них обратили внимание: смотрите, как быстро гребут эти малые! Пресса поступила благородно, устроила рекламу. Но появились норвежцы в Париже как-то не вовремя: то скандальная премьера в театре, то скачки, то кампания против правительства…
Количество платных зрителей сначала казалось обнадеживающим, потом стало умеренным и скоро снизилось до нуля. Пришлось уезжать, едва расплатившись с владельцем отеля. Ведь здесь, в Париже, нельзя спать под звездами и питаться сырыми яйцами!
В Лондоне все повторилось. Ну что ж, придется ехать в Норвегию. Уж там-то, на родине, их ждет триумф!
Триумф? Бедняг в конце концов чуть не выгнали: «Как? Норвежцы осмелились совершить свой переход под звездным флагом? Пусть эти космополиты убираются отсюда!»
Так прошел год.
На борту парохода, везшего их в Америку, они успокаивали себя: теперь все будет в порядке, рекламой займется Р. К. Фокс, газеты поднимут шум, люди будут давить друг друга, лишь бы взглянуть на знаменитый вельбот. Может быть, их даже примет сам президент…
На набережной их никто не встречал. Они отправились в редакцию «Полис Газет». Там царила суматоха, готовили специальный выпуск: какая-то женщина выбросила из окна трех своих детей.
Секретарша Фокса никак не могла понять, кто они такие. Пришлось ждать, пока их, наконец, допустили в кабинет редактора.
Мистер Фокс, не переставая жевать сигару, пробормотал: «Как долго вы были в Европе! А вид у обоих отличный. Хорошо провели время? Что теперь собираетесь делать? Желаю удачи!»
И, любезно предложив каждому по сигаре, подтолкнул их к двери.
Вырученных денег хватило ненадолго. Гарбо вернулся к своей профессии лоцмана и умер в 1945 г. 79-летним стариком. Самуэлсен пережил его на один год; скончался он в Норвегии в доме для престарелых.
Информация извлечена из многолетних залежей журнала "Катера и Яхты". Был когда-то такой приличный журнал…
