«Большии слухи» из-за рубежа

«Большии слухи» из-за рубежа

Содержание:

Переговоры о мире между Москвой и Вильно, проходившие в 1566–1567 годах, не принесли ожидаемых результатов. Ни перемирия, ни тем более «вечного мира» подписать не удалось: стороны выдвигали заведомо неприемлемые для «партнёра» требования и, естественно, найти компромиссное решение, которое удовлетворило бы всех участников, оказалось невозможным. Впрочем, а хотели ли Москва и Вильно действительно заключить мир? Идти на уступки тогда, когда перевес в войне (хотя бы по очкам) был на твоей стороне — нет, на такой мир в Москве были решительно не согласны. Но и в Вильно отнюдь не считали, что всё пропало и надо сдаваться на милость победителя. Отдельные частные победы, которые порой одерживали в «малой» войне на линии соприкосновения литовцы и помогавшие им поляки, питали надежды Литвы на реванш. Один удачный поход мог всё изменить.

На границе тучи ходят хмуро

Работа о тайной войне в годы войны Полоцкой (1562–1570) ещё не написана, да и вряд ли появится в обозримом будущем. Однако эта страница истории русско-литовского противостояния весьма и весьма любопытна. Дошедшие до нас отрывочные сведения позволяют утверждать, что пограничным литовским старостам и державцам (не всем, конечно, но некоторым совершенно точно: например, Филону Кмите, сидевшему в Орше, и Станиславу Пацу из Витебска) удалось организовать достаточно эффективную разведывательную сеть по ту сторону границы. Агенты исправно снабжали их сведениями о намерениях русских и передвижениях царских ратей.

Григорий Ходкевич, с 1566 года — великий литовский гетман. commons.wikimedia.org

По весне 1567 года от наводнивших русское пограничье литовских «шпегков» всё нараставшим потоком стали поступать известия о военных приготовлениях русских. Если верить донесениям, приготовления эти приобретали всё более и более угрожающий характер. 1 апреля великий литовский гетман Григорий Ходкевич отписывал брацлавскому воеводе князю Роману Сангушко, исполнявшему обязанности польного гетмана, что неприятель намерен поставить новые замки в ряде спорных мест.

«Тот неприятель подлуг звыклости свое зрадливе панство Его Кролевское Милости поседати и замки на отчизне Его Кролевское Милости будовати змыслил и росказал, то есть в Лукомли, а на Саре»,

— сообщал гетман князю и добавлял, что для этих работ в Полоцк нагнали видимо-невидимо посохи.

Прошло три недели. В новом письме великий гетман извещал всё того же адресата:

«Тые новины около умыслу того неприятеля не только не отменяют, але еще што и день слухи большии оттоль там з окраины доходят».

А что это были за «большии слухи», Ходкевич писал дальше. По его словам, с русской стороны «люд немалый, ездный, пеший и посоха на Нищи и на Уле зобрана», и этот собранный посошный люд «дерево вжо от килка недель готует, хотячи замки свои на кгрунте короля Его Милости». А замки эти, продолжал гетман, неприятель намерен поставить в Чашниках, «на Сорице, у пяти милях от Витебска», на реке Саре, «у миле от Дрысы» и «на устьи реки Сволны, где впадывает у Дрису реку, в трех милях от замку Дрисы».

23 июня Ходкевич писал всё тому же Сангушко, что, со слов витебского воевода Станислава Паца, «люди Московские, яко пешие, так ездные на тых часех выходили з Озерищ, огледаючи границою Озерицкою от Витебска городище врочищом на Болицку и на Тесте» и, по слухам, хотят ставить там свои крепости. Кроме того, засланные Пацем «шпегки» сообщали, что русские «огледали конца врочищом Городка, который Городок ест село на границе Витебской и Озерицской и в борзде замок будовати хочут».

Однако все эти известия о намерениях русских закрепить за собой спорные территории, построив на них свои замки, спустя месяц померкли на фоне новых вестей с востока. 26 июля 1567 года оршанский староста Филон Кмита сообщал Роману Сангушко, опираясь на слова своих «шпегков»:

«В тых часех до Полоцка тридцать тисеч войска князя великого потегнуло з делы, а до Улы девять тисеч и к тому дей в Можайских полях собрал и положил люд великий, сам (великий князь — прим. авт.) поготову есть и тые дей дела (то есть артиллерию — прим. авт.), которыя по взятю Полоцком заставил на Холмце (в Холме — прим. авт.), выпровадити и вже к поли поготову казал».

Так что же задумал русский царь? На этот вопрос Кмита отвечал, что неприятель ждёт вестей от своих послов, которые вот-вот должны были приехать в Гродно. Если переговоры не увенчаются успехом, великий князь намерен со всей ратью и нарядом двинуться прямым ходом на Ригу.

Брацлавский воевода Роман Сангушко. Портрет XVII века. commons.wikimedia.org

Не прошло и недели, как Кмита поспешил «обрадовать» князя Романа новой вестью. Служебный человек бывшего полоцкого воеводы Станислава Довойны, некий Торгоня, ездил в Москву и вернулся оттуда с четырьмя письмами Ивана Грозного к Сигизмунду II. Вместе с теми письмами Торгоня, писал дальше Кмита, привёз вести о военных приготовлениях царя.

«Сам дей князь великий есть на Москве, люд збирает и отсылает весь до Лук Великих», — сообщал служебный. А ещё великий князь, продолжал он, «наряд увесь, стрелбу выслал з Холмца до Дмитрова, и казал дей всего в двое готовить, куль и порохов, ниж под Полоцком было». Но и это не всё. По словам Торгони, Иван приказал доставить к нему бывшего ливонского магистра Фюрстенберга, захваченного в плен в 1560 году во время взятия Феллина, и «показует дей ему великую ласку; которого за присегою его з иншими Немцами мает слать до Рыги, а сам за ним зов сим нарядом тегнути хочет». Если же поход на Ригу не получится, завершал своё сообщение Довойнов человек, то Иван намеревался предпринять поход на Витебск.

С началом осени грозные признаки готовящегося русского наступления стали обретать всё более явственные очертания. 14 сентября 1567 году диснянский староста Б. Корсак сообщал польному гетману, что взятый в плен русский служилый человек на допросе показал: государь пока находится в Москве, но приказал войску собираться в Полоцке на день святого Николая зимнего, то есть 6 декабря. Кроме того, продолжал староста, Иван велел собрать посошных людей под наряд общим числом 40 000 человек.

Прошло ещё полторы недели, и великий гетман сообщил Сангушко:

«Неприятель Его Кролевской Милости, князь великий Московский, насадивши злый умысл свой на панство господаря Его Милости, никоторого перемиря через послов свои з Его Кролевскою Милостью не постановил, але зо всими силами своими при границах есть готов, о чом нам по достатку есть ведомо».

Предвидя угрозу с востока, Ходкевич наказывал Сангушко, чтобы тот

«у великой осторожности будучи, уставичную, а певную сторожу на местцах небезпечных, порозумеваючи и откуль бы се приходу неприятелского сподеваючи, мети казать рачил и теж беручи от шпегков ведомость, где и куды и в которую сторону войска неприятелские окорочати ся будут, ведомость певную, в скок без кождого мешканя давать бы Ваша Милость до Его Кролевской Милости и до мене к войску казать рачил, постерегаючи того, якобы за каким несплошенством люд неприятелский в панство Его Милости господарьское не вторгнул и шкоды, а плену не учинил».

Московские сборы

Беспокойство литовских воевод и должностных лиц на линии соприкосновения отнюдь не было случайным. Официальное московское летописание сохранилось лишь до осени 1567 года, а разрядные записи за конец того же года отличаются немногословием, однако кое-что нам всё же известно.

Разряды сообщают:

«Лета 7076-го сентября в 3 день приговорил государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии поход свой и сына своего царевича князя Ивана Ивановича против своево недруга литовсково короля».

Этот «приговор» запустил в действие русскую военную машину. Передвижения войск, наряда и обозов, сбор посошных людей, своз запасов провианта и фуража в приграничные города и крепости не могли не заметить литовские «шпегки» и прочие «доброхоты», в немалом числе находившиеся в приграничной зоне и на русско-литовской линии соприкосновения на Полоччине и в Ливонии. В агентурной разведке литовцы, пожалуй, превосходили русских на протяжении всей войны. Собранная информация поступала к старостам и державцам восточных и северо-восточных замков и городов, а от них ложилась на стол великому гетману, его помощникам и коллегам. К примеру, 28 сентября уже известный нам оршанский староста Филон Кмита доносил польному гетману, что отправленные им на порубежье заставы сообщали о прибытии в Смоленск немалого числа русских ратных людей. Правда, продолжал он, установить, куда они двинутся дальше, пока не удалось, но он над этим работал.

Царь Иван IV Грозный. Миниатюра из Титулярника XVII века. ru.wikipedia.org

Спустя несколько дней у старосты появились новые сведения, которыми он поспешил поделиться с князем Романом. По словам Кмиты, в Оршу явились беженцы из пограничного села Любавичи. Они сообщили, что их приятели в Смоленске поведали им: русские служилые люди, дети боярские, стрельцы и казаки, на Покров, то есть 1 октября, собираются выступить в поход в литовские пределы, но куда именно — об этом их знакомцы не сказали. Чтобы разузнать доподлинно, что и как, писал дальше Кмита, он намерен послать на границу своих людей с заданием взять «языка». Великий же гетман тем временем сообщал Сангушко, что по сведениям перебежчика, некоего сына боярского Фёдора Дмитриевича,

«дела (то есть пушки — прим. авт.) тые вси, которые были под Полоцком, болший весь наряд, з Старое Руси рушил ся сезде ку нам и на самого дей князя великого везде житницы записуют (русские воеводы немалое значение придавали организации и правильному снабжению своих полков, и сбор провианта и фуража в больших количествах служил надёжным признаком подготовки большого похода — прим. авт.) а сам князь великий з войском до Лук будет».

Из этих сообщений видно, что, вскрыв военные приготовления Москвы, литовская разведка всё никак не могла получить точные сведения о том, куда намеревается идти войной русский государь. Более подробно об этом говорят русские источники.

Согласно разрядным записям, русские служилые люди собирались в нескольких местах: в Боровске (куда съезжались ратники, собравшиеся перед тем в Коломне и Серпухове), Дорогобуже, Смоленске и Ржеве. Из этих пунктов сбора воеводы, которым было поручено встречать здесь съезжавшихся «на дело государево и земское» служилых, должны были вместе с ними выступить в Великие Луки — город и крепость, где по уже установившейся традиции сосредотачивались полки, готовые выступить в поход против литовцев. Руководить ратью должны были именитые и «дородные» воеводы, первые лица в русской военной иерархии: князья И.Ф. Мстиславский, один из трёх «столпов государства», и И.А. Шуйский, «принц крови». Из Великих Лук И.Ф. Мстиславский с собранными ратными людьми должен был двинуться во Дворцы на Новгородчине, где его ожидал Иван Грозный.

Сам Иван во главе блестящей свиты выступил из Москвы 20 сентября и сперва отправился к Троице-Сергиеву монастырю, а оттуда 23 сентября пошёл на Тверь. Здесь к нему должен был присоединиться его двоюродный брат — удельный старицкий князь Владимир Андреевич со своими людьми. Царя сопровождал его полк во главе с князем М.Т. Черкасским, с тремя дворовыми воеводами и восемнадцатью сотенными головами. Видимо, вместе с государем в Тверь и далее ко Дворцам должно было выступить и опричное воинство. Разделённое на три полка, оно с Троицына дня (в 7075, или, по нашему летосчислению, в 1566–1567, году он пришёлся на 18 мая) стояло в Вязьме и Ржеве. Теперь настал его черёд поучаствовать в походе против государева недруга.

Оценить численность русского войска сложно, поскольку подробной росписи полков с указанием их числа и количества сотенных голов не сохранилось. Однако по аналогии с другими походами того времени можно предположить, что опричная рать вместе с Государевым полком, с учётом примерно 1000–1500 стрельцов, насчитывала 8000–9500 конницы и пехоты. Ещё порядка 10 000–12 000 «сабель» и «пищалей» должен был привести князь Мстиславский. С артиллерией, служилыми татарами и прочими инородцами численность царского войска в этом походе могла достичь, по нашим оценкам, примерно 25 000 ратных людей (без учёта кошевых и посошных) и до 100 артиллерийских орудий «болшого», «середнего» и «малого» наряда.

Сборы литовские

А что происходило в это время по ту сторону рубежа? Как собиралось на войну литовское воинство? Сигизмунд II Август, король польский и великий князь литовский, 14 апреля 1567 года писал киевскому каштеляну Павлу Сапеге:

«Тот неприятель (Иван Грозный — прим. авт.) и послов свои до нас шлет, але замков на кгрунте нашом от него побудованных не отступил, и еще к посягненью от панства нашого таковых же замков люди немалые отправил».

По этой причине, продолжал король, «чого же болше терпети не хотечи, складаем збранье войска местцо певное у Молодечно». Сапега должен был «сам, особою своею, конно и збройно, с почтом своим ездным и пешим, ничим не отступаючи от постановленья и ухвалы соймовой и во всем водлуг того заховываючися, у войско на тое местцо назначоное тягнул…».

Литовские пехотинцы-драбы. Гравюра Юлиуша Коссака. commons.wikimedia.org

Аналогичные «военные листы» были разосланы другим магнатам и по поветам для объявления тамошней шляхте. Всем обязанным службою надлежало явиться «конно и збройно, с почтом своим ездным и пешим» на военные сборы в Молодечно к 17 мая 1567 года. Однако по устоявшейся традиции магнаты со своими почтами и поветовая шляхта съезжались ни шатко ни валко. И то правда: если король не спешил выполнять данное на сейме обещание возглавить посполитое рушение, то и шляхта не видела веских причин торопиться на сборы. Великий гетман Григорий Ходкевич в письме Роману Сангушко от 15 августа 1567 года с горечью констатировал:

«Без еханья королевского, кгдыж то им было рецесом соймовым (…) жадным обычаем так с панов, яко и с поветников не рушитися хотели, што се снать по них и дознало, же мешкаючи мне час немалый у Красном Селе, не был на пописе нихто, одно толко з горсть калек приехало было и тые ся зась по утеханью моем здеся, до короля Его Милости, проч розехали».

Лишь когда в сентябре стало известно, что король вот-вот покажется в военном лагере, начали съезжаться магнаты и шляхта. Среди прочих панов 20 сентября 1567 года явился на сборы и князь Курбский. С пожалованных ему королём имений он выставил в поход 80 «коней», снаряжённых «по гусарску», то есть имевших в качестве основного вооружения копья и щиты-тарчи, а также 100 «коней», экипированных «по казацку», с саадаками и саблями, и 58 пехотинцев с ручницами. Основная масса шляхтичей съехалась в войско лишь во второй половине сентября и октябре того же года.

Польский всадник XVI века. Гравюра Юлиуша Коссака. pl.wikipedia.org

Относительно численности литовской рати оценки исследователей расходятся. Белорусский историк А.Н. Янушкевич полагал, что только посполитого рушения собралось 27 000–28 000 человек. К ним следует прибавить наёмников (если верить цифрам в частной литовской переписке того времени, их было около 4000 всадников и около 5000 пехотинцев) и более сотни артиллерийских орудий: 95 осадных, полевых и «огнеметательных» в самом войске и некоторое количество в панских почтах. Польский историк М. Плевчиньский приводит ещё бо́льшие цифры. По его подсчётам, посполитого рушения было 30 000, ещё 12 000 состояло в королевской наёмной коннице и пехоте, в том числе почти 2500 польской надворной конницы, а также 5000 наёмной литовской конницы и пехоты — итого 47 000 конных и пеших воинов.

В любом случае, в распоряжении Сигизмунда осенью 1567 года было никак не меньшее войско — а скорее всего, и большее (причём существенно больше, чуть ли не вдвое, если принять на веру данные М. Плевчиньского, которые, впрочем, на наш взгляд, существенно завышены), чем у Ивана Грозного. И это войско, видя в полевом лагере короля собственной персоной, было настроено по-боевому и жаждало реванша.

Литература и источники:

1. Веселовский, С.Б. Синодик опальных царя Ивана, как исторический источник / С.Б. Веселовский // Проблемы источниковедения. — Сб. III. — М.-Л., 1940.
2. Ерусалимский, К.Ю. Ливонская война и московские эмигранты в Речи Посполитой / К.Ю. Ерусалимский // Отечественная история. — 2006. — № 3.
3. Зимин, А.А. Опричнина / АА. Зимин. — М., 2001.
4. Любавский, М.К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства / М.К. Любавский. — М., 1900.
5. Любавский, М.К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно / М.К. Любавский. — СПб., 2004.
6. Скрынников, Р.Г. Царство террора / Р.Г. Скрынников. — СПб.,1992.
7. Флоря, Б.Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI — начале XVII в. / Б.Н. Флоря. — М., 1978.
8. Хорошкевич, А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века / А.Л. Хорошкевич. — М., 2003.
9. Янушкевич, А.Н. Ливонская война. Вильно против Москвы: 1558–1570 / А.Н. Янушкевич. — М., 2013.
10. Янушкевіч, А. Нявыкарыстаныя шанцы рэваншу: ВКЛ у канцы Інфлянцкай вайны 1558–1570 г. / Андрэй Янушкевіч // Беларускі гістарычны агляд. — Т. 15. Сш. 1–2. — 2008.
11. Bodniak, St. Z wyprawy radoszkowickiej na Moskwę w r. 1567/8 / St. Bodniak // Ateneum Wileńskie: czasopismo naukowe poświęcone badaniom przeszłości ziem Wielkiego X. Litewskiego. — R. 7. Z. 3–4. — Wilno, 1930.
12. Piwarski, K. Niedoszla wyprawа t.z. Radoszkowicka Zygmunta Augusta na Moskwę (Rok 1567–68) / K. Piwarski // Ateneum Wileńskie. Czasopismo naukowe, poświęcone badanio przeszłości ziem W.X. Litewskiego. — R. IV. Z. 13. — Wilno, 1927.
13. Piwarski, K. Niedoszla wyprawа t.z. Radoszkowicka Zygmunta Augusta na Moskwę (Rok 1567–68) / K. Piwarski // Ateneum Wileńskie. Czasopismo naukowe, poświęcone badanio przeszłości ziem W.X. Litewskiego. — R. V. Z. 14. — Wilno, 1928.
14. Plewczyński, M. Wojny I wojskowość polska w XVI wieku / М. Plewczyński. — T. II. Lata 1548–1575. — Zabrze, 2012.
15. Выписка из посольских книг о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. // Памятники истории Восточной Европы. — Источники XV–XVII вв. — Москва-Варшава, 1997.
16. Книга посольская метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигизмунда-Августа. — Т. I. (с 1545 по 1572 год). — СПб., 1845.
17. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. — Т. XIII. — М., 2000.
18. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. — Т. III (1560–1571) // СбРИО. — Вып. 71. — СПб., 1892.
19. Попис войска литовского 1567 г. // Литовская метрика. — Отдел первый. Часть третья: Книги Публичных Дел. Переписи войска Литовского. — Петроград, 1915.
20. Разрядная книга 1475–1598. — М., 1966.
21. Разрядная книга 1475–1605. — Т. II. Ч. I. — М., 1981.
22. Разрядная книга 1550–1636 г. — Т. I. — М., 1975.
23. Шлихтинг, А. Новое известие о России времени Ивана Грозного / А. Шлихтинг // Гейденштейн, Р. Записки о Московской войне (1578–1582). Шлихтинг, А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. — Рязань, 2005.
24. Штаден, Г. Записки о Московии / Г. Штаден. — Т. 1. — М., 2008.
25. Kronika Marcina Bielskiego. — T. II. — Sanok, 1856.

источник: https://warspot.ru/15713-bolshii-sluhi-iz-za-rubezha