Большие гонки
Мачтовые сосны, пушистые ели, кудрявые березки и клены в поясе высоких трав проносились перед взором, оставаясь позади с верстами пройденного пути. Шустрый автомобильчик с пучеглазыми фарами мчался по проложенной в просеке могучего леса дороге. Бравый шофер старался удержать свою машину ровно на полосе движения, но на пути попадались крестьянские розвальни в упряжках или колесные тракторы. Чего только не увидишь на дорогах старого Сибирского шоссе! Тут проезжали старые конные омнибусы и их моторные собратья с красными крестами. Тянулись за четверками тяжеловесных лохматых битюгов ломовые подводы с обернутыми рваными грязными брезентами кузовами. У некоторых притрактовых деревень путь преграждали валоки деревьев, стволы которых по каткам неуклюже тянули за собой пыхтящие паровые вездеходы. На окрестных полях через дорогу беззастенчиво маршировали тучные стада коров и живые грязные облачка овечьих отар, погоняемые пастухами разных полов и возрастов, пешими и конными, но одинаково громко сквернословящими. Все эти колесные, лапотные и копытные участники движения все же обнаруживали себя издали, и экипаж мог заранее притормозить и объехать их. А вот старая брусчатка из-под истертого битума покрытия возникала под колесами внезапно – со всей оснасткой автомобиля этого увидеть не получалось. От этих каменюг и ям самых прихотливых форм и размеров автомобильчик трясло так сильно, что становилось страшно за целостность путешественников. Трясло так, что казалось пломбы повыпадают вместе с зубами. Между селом Упоровкой и Большими Бодунами автомобильчик вьехал в яму таких неприличных глубин, что скрылся в ней целиком и рисковал остаться на ее дне навсегда. Однако крепкая нога опытного шофера вовремя добавила газу и моторный экипаж резво выскочил из грязной засады, после чего вылетел обратно на дорогу через несколько метров вперед.
Водитель ни на миг не терял присутствия духа и держался за рулем очень решительно. Если бы художник был рядом, то мог рисовать с него Колумба. Уже дважды он фиеерично подскакивал на своем сидении и ударялся головой о крышу изнутри, но не терял хватки, ясности сознания и бодрости. Он бы искренне уверен в своем успехе. Может, невероятное жизнелюбие и сила воли поддерживали в нем огонь и толкали в путь за мечтой, от чего он не замечал мелкие неприятности, а может складная крыша авто все-таки была из непромокаемо тента.
— Вот зачем шоферам нужны отвага и каска! — воодушевленно воскликнул лихой водила и небрежно оправил очки и массивный шлем быстрым рывком руки, когда его автомобильчик снова коснулся земли и устремился дальше.
— Ты успел снять яму? Да не растекайся ты, так весь материал так упустишь! Достань фотоаппарат
Возглас был обращен к его товарищу-пассажиру, затянутому ремнями безопасности на соседнем с водителем сидении. На его груди болтались из стороны в сторону дорожный бинокль и фотоаппарат, подвешенные на ремешках. По его лицу под козырьком кепки и защитными гоночными очками читалась гамма таких эмоций, которые не выразить цензурными словами. Он почти обмяк и в немом отчаянии молил всех святых и богов, чтобы солнце скорее закатилось, и случилась плановая остановка.
— Лолек, останови машину, я выйду! – натужно проговорил он, держась за дверцу. Внутри у него все булькало, хотя с прошлого приступа тошноты в желудке не осталось даже следов обеда, — Лолек, меня тошнит!
— Не дрейфь, Козловский! Через два часа в Омске остановимся.
— Я кажется не доживу, мне дурно… — Козловский почувствовал, что перед глазами у него разливаются чернила и всё видимое тускнеет, тело его сейчас держалось от сползания вниз только ремнями безопасности. Лолек давно знал своего друга, поэтому не стал церемониться. Он вытащил одной рукой флягу, отвинтил кончикам пальцев крышечку и от души выплеснул на напарника. Тот задергался и закричал как мокрый попугай.
— Пфпфпфп… Ай! Уюююйй.. Ах ты вот кааак! Вот ты как, с другом!.. Ты что творишь, негодяй! – бледность сразу сошла с лица Козловского и он воинственно вскинул козырек своей кепки, оттираясь от воды.
— Профилактика рвоты. Держи себя в руках! Ты чего раскис, как ссыльный конфедерат!
— Ты просто ненормальный! – Козловский, который ещё ерзал от попавшей ему за воротник воды, упер в шофера гневный взгляд.
— А иначе нельзя победить, дружище, ни в гонке, ни в любви, ни в жизни, — философски прочувственно ответил Лолек.
Кругом резко потемнело. В следующий миг Лолек вовремя вывернул руль и объехал очередную канаву, от чего их порядочно качнуло из стороны в сторону. Козловский высунулся из оконного проема и тут же отшатнулся обратно на свое сидение – по крыше и борту машины зло забарабанили могучие веники-ветки, словно чудовищные лапы лезли внутрь и силились схватить отчаянных автомобилистов.
— Остановись, мы врежемся!
— Спокойно, Козловский! Не пристало журналисту бояться сорняков и буреломов
В другой ситуации Козловский утер бы товарища за такое обращение. Но сейчас он судорожно уперся рукой в панель перед собой, другой придерживая свою голову. Таежный лес, наконец, отступил от кромки дороги, и автомобильчик снова пошел вперед спокойнее. Только разговор ещё не остыл и оба друга порядочно надрывались, чтобы докричаться друг до друга через шум мотора и потока встречного воздуха.
— Сам ты ночной кошмар, Лолек! Ты так водишь, что нас вместе с автомобилем разобьешь вдребезги!
— Ай, не мели чепухи! Мой автомобиль надежен и безопасен! Я сам его сконструировал, сам оснастил. Он нас не подведет! За шесть дней ни одной серьезной поломки, ни одного пострадавшего!
— Это я пострадавший, что вообще согласился с тобой ехать! А ты за рулем опасен!
— Именно благодаря этому я и участвую в автопробеге! Бодрее, Болек! Впереди этот жулик Кортезе и ковбой Дарнелл. Мы должны их догнать!
Неизвестно откуда у них на пути взялось покосившееся с обочины к дороге дерево. К ужасу Козловского, толстая ветвь – настоящее бревно — повисла прямо перед лобовым стеклом. Ещё миг и оно снесет крышу вместе с их головами….
Он судорожно закрылся руками. Жизнь пронеслась синематографической лентой перед глазами: от детства в сонном родительском имении, между лживым поцелуем первой возлюбленной, университетская страда, стройбригады Беломорско-Уральской дороги и Иртыш-Аральского канала, мечты, бессонные ночи над рукописями, мытарствами репортера, светские пьянки, походы с археологами и неописуемые истории до нынешних странствий «бродячего рыцаря пера». Шесть дней назад он, репортер уважаемого журнала «Вокруг Света» Болеслав Козловский, опрометчиво присоединился к своему славному чудаковатому другу Георгию Лолекову в Лондоне. Оттуда стартовала великая транс-евразийская гонка. Тогда-то всё и началось! Тридцать экипажей из двадцати стран отправились на своих автомобилях в далекий путь, чтобы поднять тиражи газет и выиграть приз в 20 000 фунтов, назначенный лордом Лайонсом. И словно мало таких денег, несравненная мадемуазель Дориан Эль Хал заявила, что отдаст свою руку и сердце победителю. Чего же удивляться, что французов-гонщиков набралось целых пять экипажей, а итальянцев три!
Каким местом думал Болеслав, когда согласился на уговор редактора сопровождать друга в этом безумном, безумном, безумном пути! Ведь он знал «Неугомонного Лолека» с гимназической парты. Он уже тогда был восхитительный оригинал и опасный тип. Тот уже тогда все свободное время что-то самозабвенно мастерил, взрывал и запускал, иногда разнося все и вся на своем пути к ужасу обывателей. Сколько сил Георгий приложил, чтобы из доморощенного самоделкина вырасти в изобретателя и конструктора, через что он проходил! Он выступал в цирке, с ним бесплатно гастролировал в Германию и Северо-Американские Соединенные Штаты, где с нуля изучал весь цикл электротехники и машиностроения на заводах и фабриках. Закончил экстерном университет, вернулся на родину и открыл свою мастерскую. Там, в перерывах между конвейерным клепанием всяких грузовиков, тракторов и плугов с сучкорезами, он и собрал это чудо техники. В этом кургузом, но шустром автомобильчике, прозванном злыми языками «Коньком-Горбунком», шесть его изобретений и патентов. Два из них он успешно отсудил заграницей. Собственно, только благодаря неохотно выплаченным неустойкам от Дженерал Электрик и Детройт Мотор Венчлес Кампани он и смог собрать достаточно средств, чтобы рискнуть принять участие в гонках.
И вот с ним в одной машине Болеслав несется через бесконечные пространства, рискуя свалиться в бездну, утонуть в трясине или столкнуться с дикими зверями, если не с местными аборигенами или бандитами из числа беглых ссыльных. Правда, за эти шесть дней автомобильчик выдержал путь от британской столицы до Тюмени и Лолек вел его аккуратно, без серьезных поломок и без аварий. Остались позади туннель Ла-Манша и лабиринт каналов Бельгии и Нидерландов, немецкие бетонбаны и сравнительно-приличные битумные шоссе Европейской России, а впереди…. Дорога без конца и края через дремучие леса, болота и глушь, вздымающуюся в гору!
— Не дрейфь, Козловский! Мы с тобой въедем в историю, — раздался где-то раздражающе-бодрый голос. Лолек дернул за какой-то рычаг на коробке передач. Дзинькнула какая то пружина, послышался треск и россыпь золотистых опилок попала в открытые окна. Где то позади них шмякнулся в придорожную траву сук, обрубленный хитроумным устройством.
Козловский с трудом открыл глаза и с ещё большим трудом убедился, что их путешествие продолжается не во сне, а наяву.
— Ха-ха, ты глянь, Формье бежит! – с мальчишеской радостью воодушевился Лолек, толкая локтем ошарашенного напарника, — С подскоком бежит, бегмя! Как пленный наполеонер, честное слово
По обочине Сибирского тракта действительно во всю прыть бежал взъерошенный человечек в грязных гамашах и тренче, до неприличия заляпанном дорожной грязью и какой-то травой. Если бы парижане сейчас его увидели, он сгорел бы от стыда. Великий и ужасный Бертран Формье, который «всем покажет как правильно надо делать дела и выбиваться в люди», главный конкурент Де Дион-Бутона и Рено, сам взбивал пыль на русских дорогах в сотне верст от Омска.
— Он как будто от чего-то пытается увернуться, — пробормотал Козловский, приложив к пучеглазым автомобильным очкам свой дорожный бинокль. Субтильного вида коротышка с растрепанными остатками волос и расхлистаными усами торопливо перебирал ногами, боязливо всматриваясь в сторону леса. Он тяжело взмахивал своей кепкой и будто кого-то звал и от кого-то отмахивался.
Лолек поравнялся с пешеходом, сбавив лихой бег до малого хода, и насмешливо обратился к нему на французском языке, таком же ухабистом, как и дорога:
— Бон жур, месье! Что, ваш племянничек решил облегчить машину и забыл вас на остановке для туалетных нужд?
— Вы ещё издеваетесь, месье Лолекофф! – страдальчески залился финансовый директор «Формье-мотор», силящийся взяться за крыло автомобильчика, — Ох молю, спасите меня! Тут дикие звери! Это чудовищный варварский край!
— А зачем же вы тогда сошли? По мокрому делу или решили поискать стойбища недалеких предков? Я Вас разочарую, месье, храмовниковые слободы в Новгороде и Москве, посёлки пленных Великой Армии по трассе Исеть-Чусового канала, а колонии гугенотов у Черного моря.
— Как вы бессердечны, ещё и читаете мне этнографические лекции! Остановитесь сейчас же!
— Только сапог зашнурую и в портянку высморкаюсь, — в свое время эти цветастые идиомы Лолека ставили американских репортеров и судей штата Нью-Йорк в тупик – переводчик был вынужден перевести это как «индейские обмотки». У Болеслава проскочила мысль, что может именно поэтому Пульман и Эдисон и откупились от него, чтобы не слышать больше таких шарад, от которых у американцев заклинивало мозги и холодело за спиной.
— Почему вы из машины-то вышли? – спросил Козловский вслух, выглядывая и оборачиваясь из окна.
— Это все Комары! Чертовы насекомые, целое облако! – размахивая руками, человечек старался одновременно не отстать и показать, насколько велика была необычная ему преграда, — Мы выехали берегом через брод…
— Через какой берег?
— Какая-то речка, я почем знаю! Да остановитесь же!
— Значит, вы срезали путь? – кисло отозвался Болеслав, глянув в планшете на дорожную карту, — Ай-яй-яй, месье Формье! Вы же отступили с шоссе и линии железной дороги. А правила гонки требуют идти по этому коридору.
— Так больше невозможно нигде проехать! Только ваша машина здесь движется! Это же не дороги, это не земля, это черт знает что такое, вязкая грязь без конца и края! Это же кошмар! Мы вышли к берегу, шли вдоль реки и у оврага туча комаров опустились на нас, как пыльная буря! Они всё, всё заляпали! – он в отчаянии потряс своими очками, чьи стекла сделали совершенно коричневыми и непрозрачными от налипших дохлых комаров, — Я попытался вытереться и выпал! А этот негодник Дидье с Полем поехали вперед и бросили меня одного!
— Может, возьмем гада? – кивнул Болеславу Лолек, следя за семенящим французом в зеркало заднего вида — А то этот плюгавый до Сибирского Посада так не добежит.
— Дополнительный груз, — с брезгливостью ответствовал журналист, позволив себе, наконец, закурить — А так будет знать, как обзываться и нарушать правила
— Возьмите меня с собой! Я х-хороший – в отчаянной мольбе Формье, сбиваясь в дыхании и надламывая трагически брови, тянулся руками к автомобилю — Я б-больше никогда не буду!
Неизвестно чем бы кончилось это баловство и препирательство, только из лесу, в который так тревожно вглядывался Формье, с ритмичным перестуком копыт выскочил здоровенный лось. Встревоженный и разозленный шумом мотора, сохатый устремился следом за машиной, воинственно потрясая головой с массивными костяками рогов. Крик ужаса встал комом в горле незадачливого автомобилиста, и он красноречиво сипел, пытаясь добежать до машины. В следующий миг лось рванулся вперед и мощным рывком поднял Формье рогами от земли. Как пингпонговый шарик, подброшенной ракеткой, француз взлетел вверх. Следом лось попытался лягнуть машину, от чего она громко ухнула и быстрее покатилась вперед.
— Болек, снимай это быыыстро! Это же сенсация! Смертельный номер, — Лолек дергал рычаги и яростно вращал баранку руля, напряженно выслеживая траекторию полета человечка – Автомобильный фабрикант против настоящего таежного лося!
Пока ошарашенный Болеслав ловил в прицел объектива летящего Формье и гневно пыхтящего зверя, пока он жал кнопки и крутил валик перемотки пленки, зверь успел боднуть автомобиль ещё раз. Этот толчок спас Формье жизнь, потому что он упал как раз на крышу подкатившегося вперед моторного экипажа как на батут.
— Не отдавайте меня ему! Он меня преследует! – кричал с крыши перепуганный француз, хватаясь руками за края тента, чтобы не свалиться — Как страшно, мама!..
Наконец, подчинившись какому-то рычагу, задняя дверь на ходу резко отворилась, безжалостно треснув по лбу лося, готового к новому удару. От толчка животное спотыкнулось и свалилось на обочине. Лось недовольно отряхался и топтался на месте, поднимаясь на ноги. А Лолек не терял времени даром и прибавил газу, чтобы увеличить отрыв.
— Так и быть, влезайте, Формье, черт с вами! Только без фокусов, иначе я сам лично вас повешу на рога лосю — или в дупло древесное посажу
— Только не это, прошу Вас! – человечек поползнем влез через открытую дверцу внутрь машины, переваливаясь, как пловец в лодку, и смирно сжался в уголке заднего сидения, оставшегося свободным среди грузов и запасов.
— Отлично! – захлопнул дверцу Лолек, расправляя плечи — Путешествие продолжается!
Через полчаса автомобильчик свернул на щебенку и въехал в деревню Воскресенское. У двухэтажной избенки с антенной и кривой решеткой для телеграфных проводов, уже сгрудился народ. На тощей колоколенке паномаря и зрителей-мальчишек понесло, поэтому «горбунковцев» встречали с колокольным звоном. Сельский голова, грузный мужчина в белом сюртуке и с бумажкой в руках погладил бороду и грубым голосом крикнул:
— Селяне, поприветствуем наших бравых автомобилистов! Участникам автопробега Лондон-Токиё ура!
— Урааа!!!!
— Да здравствует отечественный автопром!
— Русским умельцам честь и хвала!
Под радостные возгласы крестьян-переселенцев и аплодисменты местных «тилигентов»-грамотеев, с акомпониментом оркестра пожарной команды, Лолек сбавил ход. Эффектного прибытия не получилось – извергнув из выхлопеой трубы ядовито-черные клубы дыма, автомобильчик стал глохнуть на пригорке, даже почти покатился назад. Выскользнув со своего места, Лолек встал на землю с боку и стал толкать машину, иногда давая рукопожатия толкающимся у борта зрителям. Те стали толкать машину, причем так лихо, что Формье почти завалило корзинами и тюками. Козловский так же выбрался на землю со своей стороны, помогая товарищу толкать машину. Ему тоже досталось от энтузиазма населения. Рядом с ним нарисовались какие-то пригожие девицы с букетами полевых цветов и вязанками баранок. Они принялись так смачно целовать репортера, что перед глазами у него снова потемнело. Командор же ничуть не смущался, начал речь на ходу:
— Здравствуйте, сибиряки! Здравствуйте, первопроходцы-целенники! – воскликнул он трубным голосом, — Мы рады разбудить тишину таежных заимок автомобильным гудком! У вас есть единственный в своем роде случай…. Осторожно, ноги! Единственная возможность подтолкнуть гоночный экипаж до выезда на Омск!
Пока толпа внимала словам Лолека и толкала машину, члены городского правления бежали за ними, как были при полном параде. Поп с дьяконами и служками в облачениях, поселковые чины с караваем и рушником, сельский голова в сюртуке с пузом наперевес и казацкий пятидесятник в парусящихся шароварах с саблей и синей гимнастерке в гирлянде наград. Жестом он освободил место мальчонке-ученику аптекаря с канистрами. Пока малец заливал через воронку топливо в бак, а другую тару с драгоценным бензином приделывал на широком крыле, Лолек держал его за ремень штанов.
— Болек, хватит нести бремя славы. Болек! Барышня, отпустите пана журналиста, ему телеграмму дать надо. Где телеграфист? – он крикнул в толпу — Дайте связиста срочно! Болек, ну хватит, — он потянул растаявшего товарища в гирлянде бубликов из объятий сердечной девицы, — Девушка, пустите репортера, он вас сфотографирует! В журнал попадете!
С трудом ему удалось вызволить товарища из экзальтированных объятий, едва дышащего, в цветах с баранками и следами помады по всему лицу. При этом фотоаппарат остался у Лолека в руках, щелкая в сторону бегущей сельской администрации.
— Улыбнитесь, господа!
— Георгий Викторович, — за толстой бородатой головой отчаянно бежал его помощник, тонкий человечек в очках с усами и пронзительным голосом, — Георгий Викторович, родной вы наш, неужели вы даже на банкет не останетесь?
— Рады бы, да от графика отстаем! Берем сухим пайком. Выпейте за наш успех, сограждане, а мне сейчас никак нельзя, я за рулем. Ну где связист, черт возьми?
К воодушевленно толкающим селянам протиснулся щуплый молодой человек с длинной бумажной ленточкой на шее в ядовито-зеленном козырьке, с сияющими от восторга как начищенные пуговицы глазами.
— Здесь Георгий Викторович! Такая честь, первый раз вас вживую видим!
— И как мы живые?
— Просто потрясающе!
— Хорошо, к делу, к делу! У нас Бертран Формье из экипажа №11 выпал, — Лолек сурово поглядел на сидящего сзади растрепанного усача, чей портрет печатался в журналах для автолюбителей, который на его глазах беззастенчиво схватил предложенный бутылец с мутноватым содержимым и хомуток вяленой колбасы от мужчика.
— Как же так? А как же Даркс и Боргерон без него поехали? – озадаченно поправил фуражку телеграфист, — Где же он сейчас тогда?
— На сидении заднем самогон прёт и не брезгует! Тьфу, из машины №11 он выпал, и мы его подобрали. Телеграфируете по этапу через Омск на Восток, чтобы его забрали обратно. С фотоаппаратом умеете обращаться?
— Умею!
— Берите камеру, забегите вперед и снимите нас, — властным жестом Лолек вручил тому камеру и указал вперед, — Сограждане, внимание, сейчас вылетит птичка!
Пока телеграфист бежал задом наперед и фокусировал в кадре всех, он дважды вступал в рытвины и споткнулся о какую-то собаку. Бабы поправляли волосы и платки, мужчины старались сделать умные лица, а руководство торжественно выпрямилось, как носильщики. Когда Козловский вскочил на подножку, а Лолек снял шлем и отсалютовал, все же получилось сделать пару снимков нужного качества.
— Отлично, просто великолепно! — Лолек вытащил листок блокнота, что-то на нем черкнул одной рукой и всучил работнику морзянки, отбирая обратно фотоаппарат — А это в редакцию журнала! Все, господа сибиряки! – обратился он к бегущим, снимая мальчишку с крыла авто — Благодарим Вас за сердечный прием, рады бы задержаться у Вас, но Мы должны спешить! Нельзя чтобы американские и итальянские жули… Нельзя допустить, чтобы лидирующие экипажи американцев и итальянцев выиграли так легко!
Он заскочил в машину и после нескольких яростных взведений стартера двигатель заработал.
Пуская облака пыли, автомобильчик покинул расцветшую от небывалого события деревеньку, устремляясь вдогонку за неуловимыми автоболидами, навстречу восходу. Солнце, однако, уже начинало катиться к западу. Дотемна нужно было успеть достичь плановой остановки нового этапа гонок.
— Какие милые и сердечные люди, они так нам радовались и так щедро угощали, что неудобно было отказаться — отозвался с набитым ртом с заднего сидения Формье, с аппетитом жуя колбасу, запивая содержимым из бутылки. От крепкого выпитого он сильно закашлялся, — Ох, сильна настойка.
— Не увлекайтесь, иначе мы доставим вас не в отель, а в ночлежку для опьяневших, — потирал ладонью шею и лицо Козловский, все ещё пытаясь прийти в себя после поцелуев.
— Если вас так впечатляет, что же с Вами будет во Владивостоке – криво ухмыльнулся Лолек, следя за дорогой.
Впереди на изгибах дороги показался черно-серный силуэт автомобильного зада, вихлявший на ухабах.
— Внимание! Принсипе Виторио и вся песня с припевом де Кортезе собственной персоной!
Лолек прибавил ходу с явным намерением сесть на хвост идущей впереди машине.
Князь де Кортезе, богатый и сиятельный красавчик-лоботряс, больше других стремился выиграть гонку «из любви к спорту» и ради несравненной мадемуазель Дориан Эль Хал. По крайней мере, так говорил он сам и это печатала «Каррьере де ла Серре». Трудно судить о его искренности, но машина у него была первоклассная, а сам он прочно держал репутацию хорошего гонщика. Бороться с ним было трудно. Однако Лолек не отступал.
— О боже! Этот придурошный изобретатель уже здесь! – воскликнул князь. Он мигом потерял свой обычный величественный вид смазливого цыгана, корчащего из себя римского патриция, когда завидел в зеркале шустро приближающуюся точку, выраставшую до контуров автомобиля. Над могучей бобиной троса на радиаторе автомобильчика красовалась ярко-оранжевая V – пятерка победы.
— Никаких сомнений, порко канто мантина джорна билиссима оддове! – процедил сквозь зубы Ромуле Ругаттини, сопровождавший князя журналист, — Узнаю его подскоки
— Это катастрофа, шеф! – сидевший на груде запасов и оборудования механик Джулио посмотрел в бинокль и ощутил растущую досаду, — Он нас догонит!
— Не догонит, — сурово проговорил князь, толкая локтем бак с маслом, — Джулио! Вылей это на дорогу
— Но шеф, это против правил…
— Делай, паршивец! – не оборачиваясь от руля, князь сумел дать усатому коротышке сильный тумак, к которому добавил тычок локтем Ругаттини.
— Ва-бене…
И Джулио ничего не оставалось, как предупредить дальнейшее рукоприкладство тем, чтобы вытащить бутылку с машинным маслом. Откупорив ее, он стал выливать содержимое позади их авто на проезжую часть тракта.
Автомобиль Лолекова-Козловского неумолимо приближался и уже достиг зоны разлива масла.
— Ну же… Ну же… скрипел зубами Ругаттини, следя за приближающимся соперником, — Вито, прибавь газу!
— Не могу, мы идем на пределе, — огрызнулся князь, сверяясь со спидометром и рычагом поддувая воздуху.
— Кажется, у них, что-то лопнуло, — успел проговорить Козловский, всмотревшись в силуэт идущей впереди прекрасной «Бьеллы-Фоскатини» перед тем как их машину сильно занесло из стороны в сторону.
— Дорога скользкая! – в ужасе закричал Формье.
Лолек хладнокровно, без слов, вертел баранку, кусая до крови губу и что-то переключал. Автомобильчик нещадно крутился и продолжал нестись вперед, как шар для кегельбана. В следующий миг он врезался в заднюю часть «Бьеллы-Фоскатини» от чего Джулио начал падать.. «Горбунок» снова стукнул машину итальянца и механик был вынужден отталкиваться ногами от их капота, чтобы забраться обратно.
— Отстань, отстань от нас, матекоза кретина сьямакотти! – кричал князь, в холодном поту оборчиваясь при толчках.
Ругаттино в спешке стал бросать из окна мусор – сигаретные упаковки, жестянки от консервов, даже пустые бутылки, — все, что попадалось и что можно было бросить под колеса или в лобовое стекло.
— Что вы делаете, негодяи! – Болек едва увернулся от просвистевшей мимо него банки.
— Игра есть есть игра, сеньор Козловский! Я не могу проиграть несравненную Дориан кому либо! – крикнул ему князь, — Будьте веселее, сеньоры фессо.
Неуправляемый занос вдруг оборвался так жен резко, как и начался, зато поднялось облако пыли. Формье и Козловский выглянули в окна и увидели под колесами грунтовую полосу с боку от битума. Лолек смог съехать на землю, не сваливаясь в кюветы и оставая от итальянца. Он поравнялся с ним с левого борта. И тут он уже не смолчал. Он как лев из клетки высунулся из окна и прорычал такую тираду на итальянском языке, что негде было ухватиться, чтобы ее размотать и перевести.
— Ты что делаешь! – он потряс разводным ключом, — Принсипе Кретино! Тенти остатенти! Дольваре дес культе, дес фрути та дьяволо! Подоро апире! Пароле бова вита, дольче вита э финита! Мама мия, квод ми терабентте… — он обернулся внутрь смовего авто к побледневшему другу — Нет, Болек, ты погляди с каким негодяем мы имеем дело!
— Ради Бога, смотри на дорогу! – Болек инстинктивно хватился за край рулевого колеса обеими своими руками.
— Чтобы твоя профурсетка танцевалка стервой обернулась, чтоб из тебя, шалопая негронобельского, все соки выпила и в Африку голым пустила и потом ревностью изводила, губищу на палец намотала и под парту засунула!… Принсипе Фурбо… Пермите перматоре аборте лезе лубо абебапа! Иль стронззо!
Ни Формье, ни Болек Козловский никогда раньше не видели молчавших и остолбеневших итальянцев. С выражением немного ужаса на лицах они следили за тем, как неказистый автомобильчик, послушный своему невероятному водителю, устремился на обгон и вскоре ушел вперед.
— Они же зависли и врежутся во что нибудь…. – робко сказал Козловский, когда расстояние между автомобилями выросло значительно, после чего спровил: — Л..Лолек, ты где так научился говорить по-итальянски?
— У Дориан Эль Хал, — торжественно дернул плечом Лолек.
— О ля-ля, как это понимать? – присвистнул Формье, наклонившись вперед.
— То есть как? Ты что, с ней самой… Ты серьезно?! – проговорил Болек, пытаясь рассмотреть в друге ответ. Он же отвечал все так же невозмутимо:
— Она гастролировала с цирком, тогда была акробаткой и танцовщицей, а я чем-то средним между фокусником и клоуном с велосипедом. Так что если мы придем первыми, я с радостью уступлю его светлости князю честь быть ее новым мужем. Я с ней второй раз под венец не пойду!
Уже в сгущающихся сумерках машина №5 Лолекова-Козловского с примкнувшим к ним Формье въехала по Токалинскому тракту мимо берега Иртыша в омские предместья. После необходимого отдыха, пополнения припасов и необходимого ремонта вновь отправиться в путь, по склонам Восточных хребтов, мостам и туннелям к стране Восходящего Солнца. Формье напился доброго воскрессенского первача до того, что заснул прямо в машине. Храпел он неприлично громко для своего роста и комплекции. Болек Козловский смог, наконец, сделать то, о чем мечтал с самой остановки в Тюмени: выйти из машины и прилечь. Правда, выбравшись со своего места, он сваливался прямо на землю. До гостиницы его нес на себе Лолек, мычавший под нос маршевый мотив Матчиша. В ночном небе над головой сияли бриллианты звездочек. Кривому треугольнику –мастерку Лолек улыбнулся с теплотой и как-то приободрился, несмотря на скотскую усталость. Это были его счастливые звезды, под которыми он родился. И он знал, что чтобы не случилось, они будут сиять и указывать ему верный путь. Главное – не бояться по нему идти и не терять понапрасну головы. Счастливый, командор машины №5 свалился на диван в свое номере и почти сразу засыпая. Утром его ждали великие дела!
