Отступление русских войск в пределы России после варшавских событий ноября 1830г. и последующее усмирение Польши проходили в достаточно сложных условиях.
Костюмы польских повстанцев 1831 года. Литография Леона Зенковича. Обратите внимание на черкески и газыри.
Показательная в наших рассуждениях «Полковая история Л-гв. Гродненского гусарского полка» (сост. ротмистр Юлий Елец) поимённо перечисляет все боевые потери за кампанию, при этом подробнейшим образом описывает кого, где и чем достали: от косы до картечи. При выходе из Варшавы полк находился в конвое Константина Павловича, прикрывал в качестве арьергарда Гвардейскую конную батарею (с ней гусары вообще сроднились). В дальнейшем полк нёс пикетную и авантажную службу при главной армии, участвовал в «рассеянии и лове инсургентов», был в нескольких крупных «делах» (как отдельными эскадронами, так и всем полком), участвовал в штурме Варшавы. Награждали щедро. За кампанию в целом: 63 знака Военного ордена; все офицеры удостоены орденов с бантами; командир полка получил Св. Георгия — 3-его. Кроме многого прочего, по итогам штурма Варшавы все гвардейцы поголовно были награждены «Виртути милитари» соответствующих чину степеней…
Так вот, на полк было выдано 570 таких знаков.
Известно, что численность полка на 1830г. составляла 869 человек. Боевые потери за кампанию 1830-1831 составили: нижних чинов — 6 убитыми и 23 ранеными (выбывшими из полка); офицеров — 3. Один офицер и два нижних чина — пропали без вести. 35 человек из 869 — боевые потери. Соответственно 264 — потери вне боёв. К сожалению источник не уточняет, получили ли «Виртути» классные чины, состоявшие в полку (лекари, ветеринары, оружейный мастер), но в любом случае, их там вместе с вольнонаёмными и учениками 18-20 человек по штату. Соответственно, внебоевые потери почти на порядок выше числа убитых, раненых, пропавших без вести. И это в весьма активно повоевавшем полку.
И действительно, у армии был куда более злой и беспощадный враг, чем инсургенты…
Великий князь Константин Павлович скончался в середине июня 1831 года от холеры в Витебске. Холерой переболела и его жена, которая пережила острую форму, но так больше и не оправилась, умерла через пять лет. От холеры скончался российский генерал-фельдмаршал И.И. Дибич-Забалканский, принявший от наместника командование над войсками в Крае. Весной – летом 1831 года эта страшная болезнь свирепствовала как в центральной России, так и в Западном крае. Она унесла многие людские жизни. Из-за особенностей бытования сильно пострадала армия. Всего потери действующей армии от холеры в кампании 1830-1831гг. оценивают в 5-7 тыс. человек умершими, а умирал, приблизительно, каждый 4-й — 5-й из заболевших.
На территорию России холера впервые проникла в 1823 году. Поволжский регион исконно воспринимался «слабым местом», своеобразным порталом через который различные эпидемии проникали в Россию. К тому же, река Волга является удобной водной артерией и транспортным путём, по которому зараза легко распространялась вглубь страны. Местом первого визита страшной «азиатской гостьи» стала Астрахань. Современный исследователь В.С. Ганин в своей работе, посвящённой динамике распространения холеры и её влияния на судьбы народов и государств, уточнил время появления холеры и её маршрут: произошло это в сентябре 1823г. Инфекция из Персии проникла в русское Закавказье – в Тифлис и Баку, а к осени этого же года распространилась по западному берегу Каспийского моря и уже морским путём была занесена в Астрахань. Первая из шести эпидемий в России.
Второе пришествие холеры в Россию состоялось в конце 20-х годов XIX века. После двух победоносных войн русско-персидской (1826–1828) и русско-турецкой (1828–1829) армия российской империи возвращалась домой. В период Русско-турецкой войны на Кавказе холерой были поражены обе армии. После окончания войны турецкие войска занесли болезнь, кроме самой Турции, в Сирию и Египет, а русские войска разнесли инфекцию по России. Под удар попадают гарнизонные губернские города и военные поселения, в том числе и в Северо-Западном крае.
Не сказать, что бы военная медицина была совсем уж не готова. Ставку тогда ещё делали на полковые лазареты, которые, по вполне понятным причинам, в период перемещений массы войск, оказались не на высоте. Но, что касаемо Беларуси, выводы сделали и к середине XIX века военное ведомство уже имело в Гродненской губернии — постоянных 17 госпиталей и лазаретов (1699 коек), в Брестской — 15 (1500 коек), Витебской — 15 (1500 коек), не считая полковых. По остальным губерниям края данных нет, но учитывая то, что на 1810 в Гродненской губернии госпиталь был один — динамика на лицо.
Забавно, но в Белорусских губерниях эпидемию холеры изначально увязали с другой проблемой армии того времени, что имело под собой некоторые основания… Дело в том, что из Польши и Западных губерний в Поволжье и на Нижегородскую ярмарку традиционно ежегодно отправлялись «артели» барышень облегчённого социального поведения, которые санитарных кордонов избегали и карантинных мер не соблюдали. При этом, постоянным местом обитания имели те же губернские гарнизонные города и, в свободное от «гастролей» время, охотно обслуживали воинские контингенты.
Уже при Елизавете Петровне столичная Главная полицмейстерская канцелярия была озадачена сыском «непотребных жен и девок, как иноземных, так и русских». При Екатерине II «непотребных девок» Мануфактур-коллегии предписывалось определять в работу на фабрики. Но именно система безусловного запрета проституции появляется в Своде законов Российской империи только в 1832. Наказ чинам и служителям полиции (1832) и действовавший Сельский полицейский устав (1837) прямо предписывали наблюдать за тем,
«чтобы не было чинимо и допускаемо всякого разврата нравов».
Что же касается армии, то Николаем принято распоряжение принять строгие меры для того, чтобы на будущее время,
«…вблиз лагерей, казарм и мест, где расположены войска, не было непотребных женщин»…
Генерал-губернатор Гродненский, Минский, Белостокский Ф.Я. Миркович немедленно предписал подчинённым ему губернским правлениям:
«…непотребных женщин, зараженных венерическою болезнью, строго наказывать розгами, брить им головы и высылать из города».
На местах озадачились и Минское губернское правление тут же указало на серьезный юридический казус, который возник бы при исполнении этих распоряжений (гримасы сословной структуры, однако):
«[Это]…повело бы к величайшим злоупотреблениям и к неизбежной ответственности, поелику между развратными женщинами часто встречаются не только вдовы, жены и дочери чиновников [читай «личные дворянки» и «почётные граждане»], но и дворянки, по коренным законам телесному наказанию не подлежащие»…
Дело дошло до III отделения Его Императорского Величества канцелярии. А. Х. Бенкендорф указывал на противоречивость предложенных мер. Если телесное наказание
«…в отношении к простолюдинам и не противно 230-й статьи Устава о предупреждении и пресечении преступлений»,
то местные полиции, буквально исполняя данное предписание,
«на всяком шагу будут в опасности сделать уголовное преступление телесным наказанием женщины-дворянки, да и самые губернские правления подведомственных генерал-губернатору Мирковичу губерний не могут исполнить такового распоряжения не подвергнув себя строгой ответственности»…
В общем, в ходе переписки, пришли к выводу, что наказание непотребных женщин
«было совершенно необходимо для пресечения распутства, но относится лишь до женщин простого звания».
В любом случае понятно, что от сифилиса оно, может быть и помогало, а вот от холеры — точно нет. Посему с 1845-го санитарный надзор будет усилен, но абсолютный запрет с проституции будет снят.
А что помогало от холеры?
Попалось мне тут одно очень интересное письмо из Петербурга, перехваченное полицейским служителем Сперанским в городе Вязники Гроденской губернии:
«…Спешу милой друг вас уведомить на счет Санкт-Петербургского горестного происшествия для царя нашего. Константин Павлович помре, еще беда сего месяца 21 и 22 числа, какой был бунт в Питере, какого не бывало никогда, народ черной осердился на лекарей, морят людей и говорят, что холера, разбил три больницы, лекарей, фельдшеров, частных приставов, 5 карет побросали в каналы; армия стояла 24 числа в ружьях на Сенной площади, у Спаса и подъяческой части, в рожественской части пехота, кавалерии, артиллерии все просили слезно, мужиков губернатор, Генералы, полицмейстер унимали, и сам Государь приехал 23 числа, как у церкви Спаса на Сенной на коленки со слезами горько заплакал, возгласил веруете ли в Бога и Царя, вся закричали веруем, готовы все пасть с оружием на поле брани, а не погибать от рук докторов, кои живых людей в гробы кладут, какое было слезное рыдание, что делается в России, теперь сделать приказал Государь городову больницу, казны велел дать 320.000 рублей и всякого звания народа должен быть чиновник выбран поверять больных какой болезней и пять сот тысяч жителей будь-то не должно мереть; попы уже не хоронят, и все лекаря в рогатках как скот валят в ямы, чтобы звания не было холеры; это видно Польша подкупила докторов так морить; ходят кругом крестным ходом кажней церкви; народ мрет скоропостижно, ужасно валится, где с воды, где с квасу, где с чаю, а где с водки; 25 числа у Глазова кабака была баталия народная; били жидов лекарей и частных, где все войска собирались, немцов, поляков, французов всех вон из Питера, ловят и на гауптвахту сажают, в квасы мышьяк кидают, за это ни одного чтобы не было».
Характерно, что традиционное отечественное лекарство — водка — тут прямо указано в ряде того, с чего народ мрёт! Явно, что без отравителей такого просто быть не может…
Автором письма был Федот Гагаев, отставной поручик из военного поселения Московского пехотного полка, житель Вязников. В июне 1831 года, во время холерных бунтов в Петербурге, он находился в столице «по своим делам». Адресат письма – некий Василий Филипыч. Письмо вызвало серьезную обеспокоенность высших российских властей. Николай I на донесении о Гагаеве собственноручно написал: «Надо сыскать»!
Что характерно — сыскали, допросили, увещевали. Чем было опасно это письмо? С одной стороны, оно довольно объективно описывает некоторые эпизоды холерных бунтов в Петербурге, что подтверждается другими источниками. Речь идет и о нападениях на больницы в Петербурге, и о вводе войск в столицу, и о полулегендарном выступлении Николая I на Сенной площади. В глазах властей это письмо было слишком подробным в плане фактов, излагая детали, которые царская администрация хотела бы замолчать.
С другой стороны, это письмо дает этим событиям определенное толкование, потенциально опасное для общественного порядка, поскольку объясняет гибель людей не природной болезнью, а злым умыслом жидов-врачей, поляков, немцев и французов, которые морят и травят людей. Еще более опасно оно было тем, что фактически представляло события в Петербурге как образец для подражания – нужно ловить и уничтожать «отравителей». В этом письме мы видим опасный сплав фактов и домыслов, когда реальные факты придают в глазах читателей правдоподобность слухам о злом умысле и отравлении, что вполне современно.
Рассказы именно такого содержания жители северо-западных и центральных губерний европейской части России слышали от тысяч людей, вышедших из Петербурга после холерных бунтов. Более того, рассказы подобного содержания стали одной из причин бунтов в военных поселениях в июле 1831 года. Один из очевидцев бунтов военных поселян, генерал Эйлер, вспоминал, как к нему явился офицер и донес, что
«возвращавшиеся из Петербурга рабочие распространили по дороге, что выгнали холеру из столицы и что не худо и здесь за нее приняться…».
Другой очевидец, подполковник Панаев, вспоминал, как люди, проходившие по дороге, кричали военным поселянам:
«Бейте всех дохтуров наповал, в Петербурге умели с ними управиться православные»…
К пятой холерной пандемии были известны возбудитель холеры, пути передачи, выработаны меры противодействия. Холера была и остаётся болезнью бедноты. Образованное население, проживающее в удовлетворительных условиях и выполняющее советы врачей, имело небольшую вероятность заболеть. Но ещё в октябре 1893г. (в Вильно и Тарту) происходят последние холерные беспорядки, демонстрирующие непонимание населением, почему состоятельные граждане холерой не болеют…
В общем и тут прогресс на лицо. Хоть, по прежнему, болезни и проститутки для армии бывают куда опаснее иного супостата, но, зато, во время последней ковидной пандемии народ ни «дохтуров», ни китайцев, ни американцев с буржуями бить уже не порывался. Вероятно, талантливого блогера с письмишком не нашлось… Мельчаем!.. Кстати, А.С. Пушкин «Пир во время чумы» (!) написал сидя в своём имении во время холерного карантина.
Источник — https://pikabu.ru/story/kholera_yasna_i_o_drugikh_vragakh_otechestva_12103553
