1 сентября 1932 года. Среда.
Москва. Кремль.
Сентябрьский Новый год в России традиционно встречали чинно и торжественно, как повелось испокон века. Богатые люди на праздник стремились приехать в Москву, в столице устраивались пышные торжества. «Действо нового лета» в веке XX, как и в веке XVII проходило со строгим соблюдением церемониала. В столице на Соборной площади против северных дверей Архангельского собора устраивался обширный помост, огражденный решетками, расписанными разными красками. Помост покрывался турецкими и персидскими цветными коврами. Между Архангельским собором и колокольней Ивана Великого, на помосте устанавливали три столика, два — для двух Евангелий и один — для иконы Симеона Столпника Летопроводца. Перед столиком ставили большие свечи в серебряных подсвечниках, а также стол с серебряной чашей для освящения воды. Рядом устанавливали два места, слева для патриарха и справа для царя, более нарядное место по подобию трона, резное, позолоченное, посеребренное и расписанное красками. Это символизировало первенство светской власти над духовной.
Патриарх выходил на «действо» из западных ворот Успенского собора в сопровождении духовенства, которое несло перед ним иконы, кресты и хоругви. Несколько позднее из дворца начиналось царское шествие. Патриарший и царский выход на площадь сопровождались звоном на Иване Великом во все колокола. При этом звон не прекращался до тех пор, пока патриарх и царь не вступали на свои места. Патриарх с крестным ходом приходил к месту прежде государя. Придя на место, царь прикладывался к Евангелию и иконам, потом принимал от патриарха благословение «крестом и рукою».
Духовные власти становились «по чину» по обе стороны места государева и патриаршего, сановники и весь синклит по правую сторону государя и за его местом по чину. Соборная площадь еще задолго до царского выхода вся покрывалась служилыми людьми, стоявшими парадно в разных местах по заранее утвержденному регламенту. На помосте от Благовещенского и до Архангельского соборов стояли высшие государственные чиновники, судейские, выборные от дворян и прочих сословий, а от них поодаль располагались на помосте между Благовещенским и Успенскими соборами — чиновники младших разрядов. На паперти Архангельского собора, откуда была видна вся церемония, размещались иностранные послы, посольские чиновники и приезжие иностранцы, а также гости столицы из русских областей. На помосте между Архангельским и Успенским соборами выстраивались генералы, полковники и иные воинские чины. В задних рядах на помостах, а также на соборных папертях стояли депутаты Земского Собора и все прочие. А между помостами и за помостами на площади стояли особо назначенные парадные взводы лейб — гвардии, боевым строем, со знаменами, барабанами и с оружием. На кровле Архангельской и Благовещенской церквей и на Ивановской колокольне и по всей площади стояло множество простого народа.
В начале службы духовные власти — митрополиты, архиепископы, епископы и прочие — подходили по двое и кланялись сначала царю, а потом патриарху. После службы патриарх осенял крестом царя и желал ему здравствовать. Царя и патриарха поздравляли с Новым годом духовные власти, подходя по два и низко кланяясь. Государь отвечал поклоном головы, а патриарх благословением. Затем царя поздравляли светские сановники, причем один из старейших говорил поздравительную речь. Царь отвечал им также поздравлением. Все поздравляли патриарха, власти и весь освященный собор; старейший представитель чиновничества говорил речь, на которую духовенство отвечало поздравлением и благословением. Когда оканчивались эти обоюдные поздравления гражданского и церковного синклита с «новым летом», царя поздравляла вся площадь. За обменом благопожеланиями между царем и народом следовали раздача царских подарков: пирогов приближенным и царской милостыни: раньше то была раздача денег народу, а с годами церемония превратилась в жертвования государя на благотворительные и богоугодные дела. На этом официальная часть празднования заканчивалась.
После окончания «действа нового лета» объявили благовест к обедне, и народ стал расходиться. Министра иностранных дел князя Долгорукова поспешно остановил болгарский посланник, поражавший своим либерализмом и осведомленностью в европейских делах. Как и многие дипломаты малых стран, болгарин обнаруживал такую широту взглядов и понимание международного положения, каких не встретишь у послов великих держав, знал три языка и отлично разбирался в значительных эпохах истории Европы. Болгарский посланник поинтересовался у Долгорукова о позиции России по Дунайской конференции, предложение о созыве которой было выдвинуто не так давно. Затем министра немедленно перехватил уругвайский посланник. Отведя в сторону, взволнованным шепотом он сообщил, что, по полученным им сведениям, в Гран — Чако прибыла японская делегация, которая пытается купить нефтеносные земли и поселить там восемьдесят тысяч семей. Министр выслушал уругвайского дипломата с некоторым сомнением.
-…Господин министр! Князь! — британский посол, ловко выждав момент, приблизился к Долгорукову и доверительно взял под локоток. — С праздником! Итак, новолетие? Начало церковного года?
-Начало индикту, сиречь новому лету. С новым годом. — ответил министр.
Он рассеянно проводил взглядом парадный взвод новгородцев, полка с медведем на знамени*, в котором когда — то отбывал воинский ценз, и тихо, с грустинкой, вздохнул.
-Понимаю, сегодняшний день у вас крайне насыщен официальными мероприятиями. Но может быть, уделите мне минуту — другую?
-Вы правы, господин посол. Люди мы благочестивые и потому считаем своим долгом в первый день сентября не только побывать на всех богослужениях, но и помочь бедным, сирым, больным и убогим. А вечером перед новогодней ночью все члены одного семейства по традиции, обязательно должны собраться в дом старшего в роду — главы семейства. Будем угощаться мёдом, заморскими винами, пивом или медовухой.
-Я приглашен к Артамоновым. — сказал посол.
-Прекрасно. Там подадут неизменный русский квас с изюмом, в бутылках, который все русские светские люди вынуждены пить, чтобы подчеркнуть свою старомодность.
-Господин министр, как вы наверное знаете, я подключился к консультациям по поводу организации перехода к полноформатным переговорам по проблематике нового торгового соглашения между двумя нашими державами. Переговоры должны помочь выйти на взаимоприемлемые, ориентированные на долгосрочную перспективу решения.
-Прекрасно.
-Конференциям и переговорам всегда предшествовала большая предварительная переписка и соответствующая организационная работа по определению места и времени встреч, а также выработки вопросов повестки дня, которая, естественно, будет проходить в режиме секретности. Мне поручено передать меморандум с подготовленными предложениями, которые могли бы быть обсуждены во время переговоров в Москве между вами и миссией лорда Милна.
-Лорд Милн уже известил вас о точной дате приезда в Москву? У нас нет на этот счет никаких сведений.
-Пока не известил. Ожидается на днях. Когда мой торговый атташе сможет посетить вас и вручить меморандум по предложениям о новом торговом соглашении?
-Атташе? — удивился Долгоруков. — Думаю, будет удобнее, если ваш торговый атташе свяжется с руководителем отдела экономической политики и соответственно, передаст меморандум правительства Его Величества.
-Полагаете, и мой официальный визит по этому поводу преждевременен?
-Хм — м, полагаю, ваш визит будет удобным предлогом. — ответил Долгоруков. — Вы непременно воспользуетесь случаем и перейдете к политическим вопросам.
-Не без этого. — улыбнулся сэр Лорейн. — Ведь политическая повестка дня пока не исчерпана. Всегда найдутся вопросы, которые можно было бы обсудить. Не только говорить можно о погоде…
-Вероятно. — сухо ответил Долгоруков.
-О, мне многие говорили, что самые трудные переговорщики — русские.
-Те, кто говорил вам это, заблуждались.
-Переговоры с русскими всегда напоминают игру в рулетку. В русскую рулетку. Приходится делать высокие ставки.
-Легко просчитаться, господин посол.
-Но, послушайте, князь…
Министр Долгоруков терпеливо слушал велеречивого британского посла, с трудом сдерживая зевоту:
-…При всей универсальности стоящих перед нашими державами вопросов, с которыми всегда сталкиваются дипломатия и политика переломных эпох, нынешний период европейского развития имеет важную особенность: рождение нового европейского порядка происходит в мирных условиях, а не через войны, как это чаще бывало в прошлом. Данное обстоятельство подчеркивает особую роль дипломатии в процессе совместного творчества европейских народов, среди которых нет победителей и побежденных, в определении контуров будущей политической «архитектуры» Европы…
— О, да, господин посол, — негромко сказал Долгоруков, — Именно поэтому мы в Москве весьма внимательно наблюдали за происходившим на днях Парижским торгово — экономическим совещанием, на котором присутствовали представители Великобритании, Франции, Испании, Италии, Голландии и, удивительное дело, Северо — Американских Соединенных Штатов. Это совещание дало обильную пищу для оценок будущего меняющейся Европы. Немного странно, что совещание происходило именно в таком, шестистороннем, формате: для участия в решениях об экономических судьбах Европы не были приглашены представители России и Германии, но нашлось место для делегации из Америки…
Это был мягкий укол, который позволил себе министр Долгоруков. Официального предложения участвовать в заседаниях Парижского торгово — экономического совещания в Москве так и не получили, последовали только зондажи. Лишь 20 августа Долгоруков сообщил государю, что запрос получен, но довольно странный. С Кэ д’Орсе сообщили, что если Москва пошлет в Париж представителя для связи с секретариатом совещания, русскому дипломату будут предоставлены материалы, доступные не участникам экономичсеской конференции. Москва была разочарована. Узнав 23 августа от посла в Париже о возможности получить приглашение прислать наблюдателя с гарантией дипломатического иммунитета, Долгоруков предложил сообщить в секретариат Парижского совещания о согласии России принять приглашение, но с оговоркой — на равных условиях с другими участниками и наблюдателями, с правом принимать участие во всех заседаниях, но без права принимать решения и, следовательно, не несущего за них ответственность. 25 августа французский посол в Москве объяснил Долгорукову, что Парижское совещание не предусматривает наличия наблюдателей, и в его работе будут принимать участие только представители определенных государств. С представителями России, отметил французский посол, участники совещания могли бы вести кулуарные беседы, что также представлялось «определенно — важным». Долгоруков отметил, что является противником любых кулуарных переговоров и отказался продолжать с французом беседу. 28 августа Парижское торгово — экономическое совещание начало работу. Без России.
…Британского посла «шпилька» князя Долгорукова нисколько не смутила. Он очаровательно, легко, кивнул головой и сказал:
-Переход от односторонних действий различных групп государств, в прошлом направлявших значительную часть своих ресурсов на противостояние, к совместным и скоординированным действиям, составляет важную черту европейского развития. Полагаю, не стоит делать особый акцент на определении роли различных европейских государств, их институтов, в строительстве новой Европы. Также полагаю, что приоритетные направления взаимодействия в рамках таких институтов будут согласованы всеми заинтересованными странами, подчеркиваю это — всеми…
-Очень хорошо. — удовлетворенно ответил министр. — Мы заинтересованы увидеть в парижских решениях прообраз будущей системы коллективной экономической безопасности Европы. Однако не могу не отметить, что Парижское экономическое совещание, от которого многим сегодня хочется вести отсчет новой Европы, на деле поставило куда больше вопросов, нежели дало ответов. Принята резолюция: «конференция признала важность обновления мировой торговли при условии полного воздержания от вмешательства во всякую политическую область». Парижское совещание решило принять резолюцию об отмене экспортно — импортных ограничений и создать совещательный орган, который должен следить за рекомендациями экономической конференции, но собираться редко и на короткое время. К проекту резолюции приложены оговорки на двенадцати страницах. И это все? Парижское экономическое совещание так и не смогло прояснить главный, центральный для внешней политики России вопрос: каким будет место российского государства в экономических отношениях европейских стран? Более того, Парижское экономическое совещание даже не сочло возможным ознакомиться с нашей точкой зрения по обсуждаемым вопросам, в числе которых, например, были вопросы о создании европейского консультационного экономического комитета. При этом, правительство Франции не скрывало своего желания исключить из возможных участников совещания именно российских и германских представителей. Что, собственно, и произошло, при молчаливом согласии других участников совещания, среди коих были представители великобританского правительства.
Последовало короткое молчание, в течение которого оба дипломата обменялись выразительными взглядами. Британский посол покачал головой:
-Однако именно Россия дала понять, что не заинтересована участвовать в дополнительных европейских структурах вне рамок Рейнской комиссии Наций. Очевидно, уже только из нежелания поддержать инициативу Великобритании, а отнюдь не из боязни взять на себя лишние международные обязательства?
-Россия неизменно заявляет, что для развития торговых отношений главное — отмена запрещений по импорту и экспорту и таможенных барьеров, но с учетом интересов и возможностей всех государств. Без этого отмена пошлин будет означать расширение торговли для одних стран и полную зависимость других, экономически слабых. Поэтому и стал возможен приезд миссии лорда Милна в Москву. Хотя, и не скрою от вас, господин посол, ожидаю от британской стороны излюбленной тактики включения в новое торговое соглашение чрезвычайно важных политических пунктов, в которых Лондон заинтересован, но не желает в то же время вести политические переговоры.
-Парижская экономическая конференция всего лишь техническое совещание экономических экспертов. В случае успеха последует международная дипломатическая конференция.
-Уж не в Лиссабоне ли? — спросил Долгоруков.
…Лиссабонская конференция первоначально была намечена на середину августа, но тщательно отработанная повестка международного совещания начала рушиться: Франция заартачилась, не желая участвовать в обсуждении нового всеевропейского урегулирования взамен Маастрихтского мира. Французам вторила Италия, предпочитавшая иметь дело с каждой страной в отдельности. Для Испании предпочтительнее было воздерживаться от взаимных обязательств, а Голландия заявила вдруг, что рамки Лиссабонского совещания для Амстердама малоприемлемы. Пришлось начинать все заново: конференцию перенесли на октябрь, рассчитывая за оставшиеся недели утрясти все разногласия…
-Нет.
-Дай бог.
-Мы видим сейчас в Европе принципиально новую ситуацию… — улыбнулся британский посол. — Противостояние Востока и Запада, если вы на это намекаете, фактически ушло в историю.
-В самом деле?
-Сами понятия «Запад» и «Восток», кажется, утратили свое былое значение, господин министр, — аккуратно ответил британский посол. — Они характеризуют сегодня лишь сохраняющиеся политические и экономические различия между отдельными группами государств. Не стоит видеть продолжения политики «Европы блоков». Строгая блоковая дисциплина становится теперь достоянием прошлого, а новые линии взаимодействия уже перестают подчиняться прежней логике европейской политики.
-Дай Бог, дай Бог, — негромко проговорил Долгоруков. — Очень хочется думать, что новое качество европейской политики заключается теперь и в том, что в ближайшей перспективе направление и темы европейских перемен будут меньше всего зависеть от субъективной роли Великобритании и Франции.
-Разумеется, речь не идет о том, чтобы продемонстрировать какую — то очередную «железобетонную» позицию, господин министр. — сказал британский посол, — Парижское совещание и меры, обсуждаемые на нем, отнюдь не направлены на то, чтобы демонстрировать британское или французское превосходство. Или чье бы то ни было еще. Вопрос скорее в политическом и интеллектуальном лидерстве, благодаря которому предлагаются достойные условия новых договоренностей.
-Ах, новые договоренности? Но, ежели судить о результатах, достигнутых в Париже, приходится отмечать некоторую, я бы сказал, несостоятельность «узловых конструкций» предлагаемой концепции экономических отношений. Создается впечатление, что кулуарные, скрытые от европейской общественности предложения Парижского совещания — это средство нажима, а не программа сотрудничества. Акцент делается на создании механизма европейских экономических организаций при неучастии в них России. Это положительно повторение старого, не так ли? Но тогда о каком интеллектуальном лидерстве может идти речь? Россия готова была изложить свое видение надежных механизмов и инструментов экономического характера Парижскому совещанию, но не была приглашена, несмотря на имеющийся солидный политический опыт и умение в конечном итоге решать спорные вопросы политическими способами на основе взаимных компромиссов, делая тем самым такие компромиссы выгоднее односторонних силовых акций. Сейчас же нам видятся два крайних варианта: либо возвращаться назад, к традиционной концепции европейского баланса сил, либо продолжать дело углубления политического и экономического сотрудничества государств.
-Вы сейчас говорите о «балансе сил»? Но эта доктрина стара как мир…
-«Баланс сил»? Может вы слышали, господин посол, начинают поговаривать, что в мире устанавливается «английский порядок». Происходят перемены, смещаются правительства, а Великобритания вмешивается во все процессы, желает вершить суд, выносить приговор и сама же его исполнять. А ведь речь идет о суверенных, независимых странах.
-Князь, ничто в балансе сил не дано от бога или от дьявола. Суть вопроса состоит в том, что государства заинтересованы лишь в балансе в свою пользу.
-Не равновесие, а существенное преимущество? Такова цель? Что ж, откровенно…Рассуждая о вечности доктрины «баланса сил», все стараются как — то умалчивать о том, что такая политика с древних времен находилась на вооружении экспансионистской политики, составляя ее отличительную черту. Некоторые державы видят «баланс сил» как обеспечение пресловутой «свободы рук» на международной арене, то есть возможность, исходя из своих расчетов, расторгать старые союзы и договоры, вступать в новые, заключать новые договоры, резко меняя общее направление внешнеполитического курса. Практика «баланса сил» базируется в основе своей на группировках и перегруппировках государств, когда кто — то выполняет исключительную роль в этих делах и по — прежнему желает выступать решающим разновесом в балансе сил. Вплоть до проявления беспринципной гибкости.
-Наверное, помимо двух названных вами вариантов, возможен и третий вариант?
-Да. Сочетающий в себе элементы двух первых. Уравновешивающий вес и влияние государств.
-Помимо экономических решений существуют возможности разрешения споров между державами путем арбитража. — возразил британский посол.
-Подобная идея пока не проработана досконально, насколько мне известно…Да и британская сторона не очень — то поддерживает идею арбитража.
-Пробелов немало, но за чем же дело стало? Давайте говорить, давайте обсуждать. Давайте избегать экономической изоляции европейских государств.
-Давайте уж не сегодня. — сказал министр Долгоруков.
-Что ж, не буду вас более задерживать, господин министр! Надеюсь, выстрел вестовой пушки в полночь вы услышите?
-Я буду бодрствовать и после полуночи, господин посол. — ответил Долгоруков…
========================
с медведем на знамени… — у Новгородского полка на полковом стяге было изображение медведя.
1 сентября 1932 года. Среда.
Ближнее Подмосковье. Окрестности Химок.
…Титулярный правитель Феодоро фон дер Лауниц издалека церемонно раскланялся с князем Долгоруковым. Тот в ответ суховато едва — едва кивнул, но подходить не стал, хотя и мог бы: рядом с титулярным правителем присутствовала и его супруга…По воле семьи юная английская принцесса Виктория Мелита стала женой титулярного владетеля Феодоро, Готии и Алании. Англиканское вероисповедание принцессы ни в малейшей степени не влияло на династические права сыновей титулярного правителя Феодоро. Оба они, Георгий и Владимир, носили титул князей и занимали в порядке престолонаследия определенное место, то есть являлись, хотя и номинальными, наследниками престола…
В начало индикта, в начало новолетия, фон дер Лауниц планировал встретиться с Чечелем, поэтому, расцеловав супругу и отправив ее домой, он поехал в Химки…
…В небольшой, по — крестьянски простоватой, но уютной харчевне, возле Химок, недалеко от Барашкинских прудов, образованных запруженной речкой Чернавкой, фон дер Лауниц заказал селяночку по — охотничьи, вареную картошку и сало, Чечель попросил принести мясной салат и коробовских щей. Разумеется, под такую закусь, подали и водку — покрытую инеем «сороковку»*.
-Я за рулем, посему ею и ограничимся. — сказал фон дер Лауниц, глазами показывая на бутылку.
Чечель развел руками, мол, как скажете.
-Трактир приличный, как принято говорить, «для чистой публики». — сообщил Чечель. — Кормят здесь по — русски, я тут частый гость.
Фон дер Лауниц, разминая папиросу, кивнул.
-Вас поэтому попросили в отставку по третьему пункту*? — спросил он.
-Отнюдь. Не за это. — спокойным, ровным тоном ответил Чечель. — На будущее вам, титулярное превосходительство…Я играю в грязные игры и мне это иногда нравится. Но…Такие разговоры меня будируют…Кстати, интересная у вас манера разговора. Как в анекдоте: я спектаклей Мейерхольда не видал, но вот тот мужик, пятый слева в третьем ряду явно жене изменяет…
-Простите, коли задел вашу чувственную натуру…
Чечель отсалютовал фон дер Лауницу ложкой и нарочито шумно отхлебнул щец…
-Сам прост и пищу люблю простую. — сказал он, разливая водку по стопочкам. — И вам, ваше титулярное превосходительство, советую…
Фон дер Лауниц усмехнулся:
-Сергей Владимирович, вы уж не смотрите, что я Дерптский университет закончил. Тоже видал — повидал. Знаете ли, например, что селедку хорошо, обернув в газету, коптить в самоварной трубе?
-Прямо как в книжке «Робинзон в русском лесу» — автора не помню, но лучшей детской книги не было написано, по-моему.. — одобрительно сказал Чечель и, не дожидаясь фон дер Лауница, опрокинул стопку.
-Я читал, у Осоргина кажется, когда он ссылку отбывал на Пинеге: «Краткие практические советы домашнего обихода, как — то: отдача взаймы кошек, помощь правосудию, разведение бобовых, воспитание мнимого поросенка и многое прочее».
-Ловко.
-Как продвигаются ваши дела с обворожительной шведкой? Все — таки глаз вы на нее положили, признайтесь…
-У меня уже есть идеал и я его придерживаюсь.
-Идеал?
-Историк Катырев — Ростовский, любивший своего предка, современника царя Бориса, цитировать, описал: «Царевна же Ксения… отроковица чюднаго домышления, зелною красотою лепа… Во всех женах благочинийша и писанию книжному навычна, многим цветяше благоречием, воистину во всех своих делах чредима; гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне желаше». Кроме того, Ксения была известна и как талантливая златошвейка.
-Златошвейка — идеал?
-Угу. Царской крови.
-Именно царской?
-Уж вам ли, потомку византийских императоров и мужу английской принцессы, насмехаться?
-Ну — с…Обменялись любезностями, пора и к делу переходить? — спросил фон дер Лауниц.
-Погодите с делом. Давайте — ка откушаем сначала.
Чечель набросился на немудреную снедь. Управившись с мясным салатом и со щами, он разлил по второй стопке, с аппетитом выпил, не дожидаясь фон дер Лауница.
-Теперь пора? — с усмешкой спросил титулярный правитель Феодоро.
-Пора. — кивнул Чечель.
-Я слушаю.
-Дело постепенно начало сдвигаться с мертвой точки.
-Вот как?
-Так. Вы же понимаете, дело выглядит самым будничным и в то же время сложным. С чего начинать? Ведь чтобы сыграть намеченную политическую многоактную пьесу, необходимо ответить на два вопроса: как организовать постоянный канал связи и через кого. С первым вопросом проблема более или менее ясна. А второй может и в тупик завести. Или на тропу сомнений и поисков. Ведь посыпятся предложения. Отставные или неудачливые дипломаты, приват — доценты, которые так и не смогли найти себя в жизни, чиновники с недостаточным опытом…Эх..
-Надеюсь, служебное рвение во славу Родины не выглядит навязчивым для заинтересованных сторон?
-Нет — нет, задействована цепь контактов, шуток, телефонных звонков, беззаботных предварительных бесед на светских и дипломатических раутах.
Подали местный «десерт» — кофейник, блюдце с маленькими бутербродами, две чашки и маленький молочник с настоящими мологскими* сливками…
Чечель вытянул ноги, поднял крышку кофейника и с наслаждением вдохнул восхитительный аромат. Он налил себе кофе, попробовал его с легкой гримасой. Слишком горячий.
Фон дер Лауниц достал из футляра записную книжку. Для него специально по его любви к красивым вычурным канцелярским предметам, печатались записные книжки на золотообрезной бумаге в темно-зеленых сафьяновых переплетах. Он всегда носил собою очередную записную книжку и заносил туда самое важное, свои мысли, заметки. Записи эти его успокаивали.
-Мой японский знакомец, пресс — секретарь посольства, и ко всему прочему — добропорядочный христианин, согласился встретиться со мною. Мы долго говорили…
-О чем?
-О многом. Например, о том, что при переводе Священного Писания и богослужебных книг на японский язык ряд трудностей связан с тем, что многие иероглифы на протяжении веков использовались буддистами и синтоистами. Это придавало некоторым японским терминам определенный нехристианский смысловой оттенок, что делало рискованным их употребление в православном контексте. Знаете, сам перевод богослужебных текстов — едва ли не ключевой принцип миссии в иноязычной стране. С этим напрямую связано понимание веры. Допустим, как перевести ключевое для христиан слово «Бог»?
-Об этом вы и говорили?
-А о чем же еще?! У японцев наиболее употребительным наименованием божества являлся термин «ками», то есть нечто высшее, верховное, например, духи природы, не трансцендентные, а посюсторонние; нечто высшее в своем роде: высокое дерево, огромный камень — то, в чем проявлена природа в высшей степени. Даже начальников могли так называть. Но использовалось также выражение «сю», обозначающее хозяина, господина, владыку, имеющего вассальных слуг, о которых он заботится. «Сю» подчеркивает господство, контроль над ситуацией…
-Крайне интересно…
-Еще бы! Видели бы вы заинтересованное донельзя лицо моего японского собеседника! Оно буквально светилось восторгом. А когда мы поспорили о недопустимости примитивизации священных текстов и затронули просветительскую и миссионерскую деятельность епископа Илиодора…
-К чему вы мне об этом?
-Как к чему?! Вы же хотели мои знакомства развить таким образом, чтобы организовать информационный канал? Мой знакомый, и близкий знакомый японского политического деятеля Мацуката, с незашоренным взглядом на вещи и события, весьма подходит нам, ежели говорить о проблеме организации канала связи. Я имею все основания полагать, что идеи и мысли о перспективах сближения России и Японии лягут на благодатную почву. Он будет внимательным слушателем и приятным собеседником. Равно как и некоторые другие заинтересованные лица теперь будут внимательно прислушиваться к нашим беседам.
-Но разумно ли было предпринимать шаги навстречу столь откровенным образом? — засомневался фон дер Лауниц.
-А как же — с? Политики управляют решениями и действиями, а мы с вами создаем мизансцены, помещая их в ту или иную оболочку, ограничивающую и направляющую все «прочтение пьесы». В этой логике любой новый ход — это всего лишь очередная мизансцена, приложенная к решению текущих задач. Наши контакты со стороны должны смотреться, как имеющие конфиденциальный характер. Я бы даже сказал — конспиративный характер. А о чем мы болтаем — дело десятое. Установление отношений — лишь полдела. Настоящая же работа впереди.
-Резонно. Теперь на вас возлагается задача объяснить идею установления канала.
-Давайте рассмотрим несколько позиций. Первая позиция: Лондон нацеливает своих сотрудников на получение секретных сведений, в том числе и по дипломатическим каналам. Вторая позиция: резкая и, весьма вероятно, мотивированная активизация британской секретной службы в Москве, находящейся под дипломатическим прикрытием. Может ли это означать, что данная деятельность напрямую связана с внешнеполитическими решениями Лондона?
-Вероятно.
-Почему вероятно? Насколько помнится, в первую очередь задача британской политической разведки состоит в том, чтобы восполнять отсутствие сведений из враждебных государств посредством обычных дипломатических каналов. Вот мы и предоставим англичанам сведения. Причем достоверные и вполне проверяемые. Мацуката имеет прямые выходы на военных. Уж не знаю, в каких чинах они пребывают, но, несомненно, они смогут стимулировать японских продавцов нефтепродуктов к дальнейшему проникновению на русский нефтяной рынок. Чем не повод для взаимных контактов?
========================
попросили в отставку по третьему пункту* — увольнение по решению вышестоящей инстанции без прошения и без пенсии.
с настоящими мологскими* сливками — Мологский уезд в северо — западной части Ярославской губернии имел исключительно сельскохозяйственную специализацию, и главным его достоянием были заливные луга, сочная зелёная трава на которых достигала высоты по грудь человека. Сена здесь собирали по восемь миллионов пудов. Помимо использования на корм скоту, оно считалось и важным предметом сбыта. Мологское сено приобреталось для государевой кавалерии. Мологское сено вывозилось на продажу и стоило в два раза дороже обычного из-за своего отменного качества. Питательность мологского сена из-за малого наличия осок, была очень высокой. Молоко, сливки, масло, полученные от коров, выкормленных на мологском сене, так и назывались — «мологскими».
Картинка из прошлого — XIV.
…В коричневом «руссо — балте» было холодно — шоффер не успел как следует прогреть автомобиль. Кристина Уинем — Рич сидела на заднем сидении автомобиля, зябко куталась в пальто, накинутое на голые худые плечи. Рядом восседал Чечель.
-Такие вот дела. — сказал он.
-Дела плохи. — голос Кристины прозвучал сдавленно. Она закурила сладкую, на меду, тонкую пахитосу, скрученную на заказ…
…Он подсел к ней в ресторанчике, где она постепенно накачивала себя выпивкой ( расстроена была, сил нет, злилась на патрона и представляла варианты жуткой мести), не спрашивая разрешения. Закурил и спросил прямо, в лицо:
-У вас горе? Может быть, я смогу чем — то помочь?
-Откуда вы вообще вдруг взялись?
-Откуда я? Я живу на облаке и имя мне — легион.
-Помочь хотите? Попробуйте. — ответила Кристина Уинем — Рич заплетающимся языком.
-У нас в России очень много доброхотов, следящих за чистотой помыслов человеческих и нравов. — сказал он и полез в карман пиджака за конвертом. — Поглядите, поглядите.
И он вытащил на свет божий чертов конверт с фотографиями, на которых Уинем — Рич мгновенно узнала и лавку Асафа, и ковры, и партнершу, и узнав, протрезвела почти мгновенно. Кровь ударила ей в лицо.
На фотографии обнаженная Кристина Уинем — Рич, секретарь британской торгово — дипломатической миссии в Москве, сжимала в объятиях свою верную подругу. Кристина быстро перетасовала снимки — ни одна пикантная подробность не ускользнула от объектива невидимого фотографа.
В первую минуту Кристина готова была провалиться сквозь землю от стыда. Она была подавлена и унижена, сидела, опустив голову, и чувствовала на себе пристальный взгляд русского. Когда она подняла глаза, к ее немалому удивлению русский вовсе не смотрел в ее сторону, а отвернувшись к окну, уставился на уличный пейзаж. Снимки были убраны в конверт…
…Мужчины не представляли для просвещенной Кристины интереса и не влекли ее. Первым и сильнейшим всплеском еще не разбуженной чувственности стало знакомство с преподавательницей в колледже Леди Маргарет в Оксфорде. Однако учеба не оставляла много времени для удовлетворения желаний, дремавших в глубинах подсознания. И только во время семимесячной стажировки в Стокгольме, в университете, а после в Москве, в кругу обеспеченных и «раскрепощенных», у Кристины Уинем — Рич возникла сильная, испепеляющая страсть к дочерям Евы. Банальное любопытство сменилось порочной жаждой к прогулкам по краю пропасти, когда невероятно хотелось попробовать снова и снова то, на что накладывалось табу. Она превратилась в саркастическую богохульницу и блудницу.
В открывшейся новизне ощущений от запретного плода Кристина познала высшее сексуальное наслаждение. В Стокгольме ей посчастливилось войти в отдельный, «продвинутый» круг лиц известных деятелей науки, культуры и бизнеса, для которого существовал закрытый клуб. Туда допускали лишь по рекомендации и строго придерживались конфиденциальности. Впервые очутившись в «клубе», увидев, как участники и участницы оргии не утруждали себя полным освобождением от одежд, но при этом совокуплялись жадно и непристойно, Кристина едва не потеряла дар речи. А после того, как известная шведская писательница осторожно, словно прикасаясь к драгоценной вазе династии Мин, поглаживала ее бедро, забираясь маленькой, чуть тепловатой ручкой под юбку, все выше, Кристина чуть не испустила дух, но лишь едва слышно простонала. Писательница на миг даже приостановила свои действия: непререкаемое правило клуба — все должно происходить при обоюдном согласии сторон, неукоснительно соблюдалось. Только убедившись, что все в порядке, она одарила юную Кристину сладострастной улыбкой и вернулась к прерванному действу…
Кристина вскоре осознала, что ее способности телепатически чувствовать партнершу просто поразительны. Партнерше стоило только подумать, как она оказывалась сверху, сбоку, сзади, снизу между ног…Она схватывала на лету, ее тело было податливым, отзывалось благодарностью в виде многократной дрожи напряженного тела и внезапной секундной расслабленности. Можно было только догадываться о количестве оргазмов, которым казалось, не было конца.
В Москве консервативной, клуба, подобного стокгольмскому, не существовало и в помине, однако «раскрепощенные» были и тут. Скрывались, таились, но были. И предавались общему блуду, традиционному и нетрадиционному. В лишенной свободного поиска без всяких ограничений Москве, Кристине нравилось чрезвычайно. Острые ощущения от порока, коему она предавалась в строжайшей тайне, не приедались, а вносили пикантное разнообразие в традиционный уклад жизни в рамках торгово — дипломатической миссии.
Даже появление русского с фотографиями ее «игр» в лавке Асафа, Кристину, уже успокоившуюся, напугали не очень сильно. Ее эта опасность быть разоблаченной и опозоренной даже завела еще больше. С чертовым русским она готова была сойтись, приняв его предложение. Он ее не осуждал, но и не скрывал, что пороку Кристины, к ее влечению к дочерям Евы, относится неодобрительно. Он просто делал свою работу. Угадав, что Кристина сама желает ходить в опасной близости к краю пропасти, он предложил добавить «остроты ощущений». Порок и шпионаж теперь для Кристины были срождни балансированию на тонкой проволоке с завязанными глазами. От подобного захватывало дух, бросало в жар и в холод одновременно, поднимало ввысь…
-Где бы мы могли поговорить? На улице слишком холодно, чтобы я сумел удовлетворить ваше любопытство.
-Здесь.
-Тут слишком много ушей. Нам необходимо поговорить. И потом, я не люблю засиживаться в одном и том же ресторане или кафе. Велика вероятность примелькаться и запомниться официантам и половым. Поэтому я предпочитаю бывать в разных заведениях и заказываю самые разные блюда. Тогда обо мне останутся разные, подчас противоречивые, воспоминания. Давайте перейдем в другое место, где не так накурено, где потише, и где мы сможем обсудить все…
Незнакомец, грузноватый мужчина, средних лет, с неброской внешностью, с легкой неряшливостью в одежде, припадающий на ногу, привел Кристину в ближайший скверик — той уже было безразлично, куда ее ведут. В сквере стояла машина с урчащим двигателем.
-Садитесь в машину, на улице прохладно, а нам надо поговорить…
-Поговорить? Мы даже не представлены. — с дерзостью в голосе ответила Кристина.
-Может, обойдемся без формальностей? Вы Кристина Уинем — Рич, я — Чечель.
Она сделала непонимающее лицо.
-Фамилия такая… — пояснил он.
И вот теперь они сидели в машине и вели неспешный разговор…
-…Ваша проблема и не проблема вовсе. Может не стоит принимать случившееся так близко к сердцу?
-Вы предлагаете выпить мне чаю с бисквитами и лечь спать? — Кристина стряхнула пепел пахитосы на пол и рассеянно посмотрела себе под ноги.
Чечель усмехнулся:
-И хорошие пловцы тонут…
-Это ваш русский юмор?
-Японский.
-Вы мне сейчас напоминаете Алкивиада*.Такой вы бодрый, любезный, обольстительный даже…
-Вы мне льстите, но все равно спасибо.
-Не за что.
-В жизни все поправимо, дорогая моя. Утрата женщины, как писал один поэт, непременно обещает обретение другой…
-Писал это не «один поэт», а Шелли. — Кристина помахала перед русским дымящейся пахитосой. — И писал он эти строки совсем по другому поводу. О любящей женщине, жертвующей собой ради счастья любимого с другой, настолько она его любила, обожала и боготворила.
-Как видно, разлука с любимой нагоняет на вас тоску. — установил Чечель.
-А вам это слово очень понятно? — спросила Кристина.
-Какое? — слегка наигранно изумился он.
-Любимая. Любовь.
-Думаю, что понятно.
-Мне кажется, что вы из породы тех людей, кто не способен испытать чувство любви.
-Я полагал, что добровольное подчинение возможно только в женской любви. А это похуже и пострашнее рабства. Еще я полагал, что слабый пол всегда тяготеет к сильному.
-Слова…Слова…Вы играете в любовь. — ответила Кристина Уинем — Рич и вызывающе посмотрела на Чечеля.
-Это кажется вам еще более отвратительным? — бесстрастным, ровным голосом спросил Чечель.
-Безусловно. Нечестная игра.
-Да я и не играю. Со мной играют.
Кристина вгляделась в Чечеля, как бы наново осмысливая его слова. Чечель подвинулся к ней ближе.
-Надеюсь, вы и в мыслях не допускаете ничего такого, что испортило бы нашу с вами беседу? — тихо произнесла Кристина.
-Я бы сказал так: я не сделаю ничего такого, что испортило бы наши с вами нарождающиеся отношения. — Чечель смотрел не на нее, а на шоффера, застывшего на улице в напряженном ожидании.. — Тут можете быть совершенно покойны, я ничем не усугублю вашу неприязнь ко мне. По крайней мере, приложу к этому все усилия.
-О, моя неприязнь к вам весьма умеренная. — заверила его девушка.
-«Ее ясные жаркие очи до конца рассмотрели врага…» — продекламировал Чечель с легкой, снисходительной улыбкой. — Гневаться изволите? А вы гнев свой смягчите. Я уже успел заметить, что неприязнь ваша относится не столько ко мне, сколько вообще к нашему полу.
-Да. Вы мужчина. Все мужчины мне отвратительны. Вы знаете почему…
-Но без них не обойтись, согласитесь…
-От этого они делаются еще более отвратительными.
-Пожалуйста, поосторожнее. — сказал Чечель. — Сначала вы меня древнегреческим красавцем нарекаете, потом я внезапно отвратительный тип… И потом, не будь на вашем пути мистера Каррингтона, вы бы не оказались в Москве. Это же он вас присмотрел для должности секретаря торгового представительства?
-Он. В Стокгольме. Я посмела отвергнуть его, и он удивился. А после предложил поехать в Москву. Знаете, за что меня выделил из толпы соискателей Каррингтон?
-Догадываюсь.
-Правда? За что же? Ответьте мне. Вдруг вы действительно такой проницательный, каким пытаетесь казаться?
-За то, что вы красиво курили и очень быстро печатали на пишущей машинке.
-Чувство юмора вам очень к лицу. Я и сейчас красиво курю, верно?
-Верно. Будем считать, что вы достаточно ясно обозначили свое отношение ко мне в частности и к мужскому роду вообще. Вы, конечно, возбуждены сейчас той интригой, о которой вам сердце поведало. Давайте перейдем к следующей стадии нашей милой беседы.
-Это вы о необходимости теперь дружить с вами?
-Почему бы и нет? Но я предпочитаю все же видеть в нашей с вами беседе некую стадию заключения сделки. Сделки между двумя индивидами. Я понятно выражаюсь?
-Предельно понятно.
-Раз имеет место быть сделка, значит, нет дружбы, сделке претят всякие чувства. А там, где дружба, не обойтись без чувств. Я имею в виду осознанные чувства. Понятно излагаю?
-Да. Итак, я должна быть польщена?
-Вы несколько вперед забегаете, милая Кристи. Не надо.
-Так о какой сделке вы говорите? Вы только что изволили назвать меня по имени, что дает мне ясное указание на то, что между нами все — таки устраиваются дружественные отношения, и дружба эта крепнет с каждой минутой.
-Дружба делится на разные виды, Крис. Очень важен также период ее развития…Давайте не будем форсировать события и вернемся к сделке, вернее, к некоторым ее условиям. Когда мы с вами снова увидимся?
-Как? — искренне удивилась девушка. — Вы больше не станете трясти пикантными фотографиями у меня перед лицом, вы не станете требовать от меня расписки в том, что я была завербована и теперь являюсь вашим агентом? Не станете пугать разоблачением перед всем британским посольством?
-А зачем, Кристина? Что я выигрываю при этом?
-Наверное, так поступают всегда. В подобных случаях.
-Да. Еще при этом говорят о верности, о предательстве, о подлости и героизме. Много хороших слов.
-Которые, кажется, имеют какой — то смысл, или вы считаете иначе? — спросила Уинем — Рич.
-Вероятно, хотя я полагаю, что абсолютно никакого. Но, возвращаясь к нашей беседе…Наш с вами случай, верней, ваш случай, скорее исключение. Во всяком случае, мне хотелось бы так считать. Когда у вас найдется для меня немного свободного времени?
-Я отвечу вам так: все мое время теперь, вероятно, принадлежит вам. Все внеслужебное время. — сказала Кристина.
Взгляд ее в этот момент был настолько рассеян, что, кажется, она смотрела куда — то в бездну, где не было видно дна.
-Прекрасно. — Чечель постарался ответить как можно нежнее.
-Но я не уверена, что вы поверите мне.
-Поверю. Охотно поверю.
-Боюсь, что я сейчас расплачусь от умиления при созерцании вашего скромного участия в моей дальнейшей судьбе. Я имею представление, какого рода выгоды вы можете преследовать или желаете от меня получить. Вслух я этого произносить не стану.
-Ваша мнительность в сложившихся обстоятельствах кажется мне вполне естественной. Но совершенно неоправданной. Вы видите уловку в каждом моем слове, не так ли? Чтобы я ни сказал, везде вы видите капкан. — пожав плечами, задумчиво сказал Чечель. — Шантажировать фотографиями я вас не собираюсь. Как — либо угрожать вашему благополучию — тоже. Найдете время пообщаться со мною, лучше бы вечерком, при условии, что и меры предосторожности будут предприняты, поскольку это, думаю, не повредит, и прекрасно. Даю вам слово.
-Слово офицера?
-Нет. Свое собственное честное слово.
-Сделка замечательная. Для вас. А для меня?
-Господи, что я с вас, кожу живьем собираюсь сдирать?
-Чувствую подвох. Какой же дьявольский подвох кроется за всеми этими вашими подходами?
-Не можете поверить в мою честность и в мои добрые намерения?
-Отчего же? Верю. Любая хитрость всегда основана на честности и добрых намерениях.
-Нет, Кристина. Нет. — запротестовал Чечель. — Никакой хитрости тут нет. Простое, уважительное предложение. Компромисс.
-В сложившихся обстоятельствах я буду вынуждена принять ваше предложение…
-Кристина, то предложение, о котором вы сейчас подумали, еще не сделано. Это первое. И я бы не хотел вас к чему — то принуждать, на что — то вас вынуждать, поверьте. Это второе. Я предлагаю пообщаться. Это третье. Надеюсь, вы меня понимаете?
-Да. Если, конечно, для вас это имеет какое — то значение…
-Естественно имеет. И четвертое. Все останется нашим с вами частным делом и не потребует ни от меня, ни от вас ничего, что уронило бы достоинство.
-Чье достоинство?
-Ваше. И мое.
-Оно у вас есть?
-Грубовато. — Чечель поморщился. — Грубовато вы сейчас…
-Думали, я буду демонстрировать к вам свое уважение?
-Не претендовал. Хотя и мечтал. У меня — то наоборот.
-Что наоборот?
-Уважение к вам не мешает мне презирать ваши иллюзии.
-У вас тоже хватает яда. И скепсиса.
-Стараюсь все оценивать скептически. Иногда это помогает в общении с людьми, в том числе и с некоторыми из ваших соотечественников.
-Переходите к делу. Где? Когда?
-В вас определенно чувствуется настоящая американская, деловая хватка.
-Это упрек?
-Похвала.
-Где и когда?
-Часиков в десять вечера. Завтра. Снова здесь. В скверике…
-Хорошо. Но почему здесь? Ведь это совсем рядом с моей квартирой.
-Для вас это будет выглядеть естественным. Со стороны.
-А для вас?
-И для меня.
-Подитожим. Вы предлагаете мне измену? — Кристина посмотрела в грустные, спокойные глаза Чечеля и снова закурила свою длинную пахитосу.
-Мы с вами топчемся на одном месте. — Чечель мотнул головой. — Это утомительно. Я не располагаю достаточным временем, чтобы ждать, надеяться и верить. Уж лучше сразу расставить все точки…Измена, измена…Согласитесь, удобный тезис для выстраивания общей иллюзии. Но, я вижу, вы как — то слишком чувствительны к теме измены. Я же не прошу вас раскрывать передо мною тайны Букингемского дворца или Уайтхолла. Не надо. И я не стану вас снабжать своими данными. Единственно, на что я рассчитываю, так это на ваше мнение и на ваш совет.
-Понимаю, что решение не может откладываться до бесконечности, но…Я ведь могу подумать?
-Конечно. И не надо себя сей момент накручивать: вот он кульминационный момент, вот вас толкают к измене! И при этом торжественно заверяют, что никакой измены не требуется, никакого предательства не надобно!
-Итак, мы с вами продолжаем наводить отношения?
-Это констатация или просто реплика?
-Думаю, что констатация…
=========================
Вы мне сейчас напоминаете Алкивиада* — Алкивиад, по преданию афинский политический деятель и военачальник ( ок.450 — 404 г. до н.э.) обладал привлекательной внешностью.
