Вообще-то всё это началось с шутки, основанной на сходстве американских казематных мониторов времён Гражданской Войны с современными стелсоподобными судами. Однако, как и в каждой шутке, в этой также есть доля правды. И, как ни странно, правда этой шутки имеет отношение не столько к флоту, сколько к наземной бронетехнике. А состоит она в том, что наклонная броня не есть изобретением специалистов Benz, Мгеброва или Кристи. Свойства наклонной брони были известны задолго до того. И в частности…
По словам известного шведского конструктора Джона Эриксона, в 1853 он представил французскому императору Наполеону III проект необычного боевого судна — парового и броненосного, всего с двумя орудиями главного калибра, но расположенными внутри вращающегося броневого купола. Эриксон считал свой корабль неуязвимым для любого противника не только потому, что он должен был строиться из толстой железной брони и защищаться толщей воды, в которую его корпус обязан был почти полностью погружаться, но также и поскольку его округлые формы должны были способствовать рикошету ядер.
Однако построить свой корабль во Франции Эриксону не удалось. И тогда он отправился в тогдашнюю «Мекку» изобретательства — в Соединённые Штаты. И оказался там кстати. В США как раз началась гражданская война, и северянам позарез требовалась артиллерия на плаву.
Но Monitor появился не на пустом месте. Всё началось с того, что в сентябре 1861 Конфедерация получила бронированный Manassas, бывший со своим единственным орудием не столько артиллерийским кораблём, сколько таранным зубилом. В ответ в декабре Союз принял свой казематный утюг — Essex о 6-и стволах, а в январе — аж 7 батарей класса City о 13-и стволах каждая.
Всё это были суда исключительно для действий на реках, и вы не найдёте их в списках Нэви. Но когда в октябре 1861 Эриксону доверили создание противовеса строящейся ещё с июля конфедератской Virginia, то упрощённые формы, к которым он прибег ради ускорения и удешевления постройки, были взяты от казематных предшественниц – 50-градусный наклон многослойных деревянно-железных броневых граней и единая поверхность борта корпуса со всем тем, что возвышается над ним.
Появившиеся таким образом корабли многими особенностями отличались от всего, что существовало ранее. И могли получить название по любой из этих особенностей. И не просто могли. В Европе, скопировавшей форму, но не знакомой с истоками и сутью данного класса, они назывались то мониторами, то броненосцами, то бэттлшипами. Но рождался этот класс под именем, точно раскрывающим его суть, его артиллерийское назначение — «батарея». Тем самым опровергая мнение, что первыми капитальными кораблями, созданными для несения одних лишь орудий главного калибра, были дредноуты. Ведь батарея и есть артиллерийской организационной единицей, выполняющей единую задачу, а значит однородно вооружённой.
Немаловажно и другое обстоятельство. Корабли флота США парусной эры мало чем отличались от европейских. Однако строились они Конгрессом столь неохотно, что часто, будучи предназначены для одной войны, достраивались лишь к следующей. С окончанием каждой войны американский флот умирал, а с разгаром новой начинал возрождение. Однако это возрождение вечно опаздывало, и потому, если Америка и действовала на море удачно, то по большей части благодаря своим «непрофессионалам» — приватирам.
Так продолжалось до тех пор, пока очередная война – Гражданская – не выявила новые обстоятельства. Мало того, что она застала флот в обычном его пространном состоянии, растерявшим опыт, без уверенного и авторитетного морского руководства, так ещё и требовали воплощения новые реалии: паровой ход, броня и бомбические орудия. Не искушённый во всём этом флот прибёг к услугам тех, кто брался за дело, не будучи в свою очередь профессионалом во флотских делах. Одним из таких создателей новой морской техники был, например, тот же Эриксон. Наиболее значительным проявлением «нефлотскости» новых специалистов стало то, что в почти заново созданном флоте артиллеристы первыми заняли ключевые позиции и более не уступили их навигаторам. Если в парусном флоте имело значение, подошёл ты к противнику с подветренной стороны или с наветренной, то теперь всё решала одна лишь артиллерия. Корабль стал артиллерийским не только потому, что его единственным вооружением была пушка – теперь исключительно артиллерийскими становились и его тактика, и его оперативность, и его стратегия.
Потому право называться родоначальником нового класса кораблей получила не казематная батарея, а Monitor, что в сравнении именно с ней он представил собой новое слово как раз в артиллерии, и лишь в ней одной. Хотя Virginia несла 12, ну пусть за вычетом гаубиц – 10 стволов, а Monitor только 2, у казематной батареи в направлении цели могла стрелять лишь меньшая часть их. Да и то, чтобы захватить цель в узкий сектор огня казематной установки, следовало ориентировать корабль в определённое положение. Monitor же со своими вращающимися башнями и заваливающимися трубами имел почти круговой сектор огня обоих своих стволов. Он не нёс мёртвой массы лишних орудий, использовал имеющиеся крайне эффективно, а сэкономленный вес мог употребить для увеличения их мощи или толщины брони. Имея перед собой две схемы использования артиллерии, прогресс воспользовался лучшей.
Необходимость защиты побережья сформировала основной корабль США и первый представитель Нового Флота — батарею — наилучшим образом отвечавший этой задаче. И хотя появление батарей не изменило Нэви в одночасье, а само определение «Новый Флот» родилось много позже, несомненно, что его историю следует отсчитывать от Монитора.
Итак, викторианская Европа лелеяла колонии и потому начала бронировать крейсера. Америке для начала требовалась собственная безопасность умеренной ценой, и потому тут не очень морские конструкторы строили не очень морские корабли – полупогружённые, без мачт и парусов — и отдавали их под команду не очень морским капитанам-артиллеристам.
Тем не менее, несмотря на довольно примитивную конструкцию и обводы, кроме башен батареи имели и другие перспективные отличия от вычурных творений профессиональных корабелов эпохи парусов – например, двойное дно.
Вскоре к новым кораблям возник ряд вопросов. Первый вопрос породила компоновка. Для кругового огня удобно было центральное размещение башни. Для баланса это требовало центрального же размещения машины. Так сконструировали Монитор и Пассаики. Однако стремление к улучшению обитаемости при этой компоновке требовало разместить часть жилых помещений в корме. На Каноникусах туда перенесли кубрик машинистов и кочегаров.
Далее: 2 орудия в 11″ давали слишком мало огня. Сражение на Хэмптонском рейде продемонстрировало неспособность их пробивать броню, и необходимость в более мощной артиллерии. 15″ гладкоствольная пушка Дальгрина была самым тяжелым и мощным морским орудием того времени. Класс «увеличенного Монитора» — Пассаик — одним из орудий должен был получить этот тип. Решение поставить разные орудия в одной башне приняли как из экономии (производство больших орудий было ограничено), так и по тактическим соображениям: предполагалось, что комбинация из тяжелой медленно перезаряжающейся 15″ и более легкой, но скорострельной 11″ пушки обеспечит большую огневую производительность. На практике это оказалось не так: выстрелы стреляющих в разном темпе орудий мешали процессам перезарядки, и скорострельность легкой пушки пришлось ограничивать. В конце концов нехватка 15-дюймовок и некоторые неудовлетворительные их качества, главное из которых – прежняя неспособность пробития бортов конфедератских оппоненток, вынудили остановиться на вооружении 11″.
Потом, природой превосходства башенных батарей был круговой обстрел благодаря гладкой палубе, но её трудно было соблюсти. Конечно у батарей все надпалубные детали делались или ниже линии огня или заваливаемыми. Но для надлежащего дымоотведения всё более мощных машин требовались всё большие трубы, заваливать которые было бы проблематично. А выстрел из мощного орудия имел характер взрыва, так что даже если все надпалубные детали были ниже линии огня, ударная волна воздействовала на них не самым благоприятным образом.
Естественным способом усиления огня было прибавление числа орудий. На лишь немного увеличенной Онондаге позади машины поставили вторую башню. Каждая из башен, само собой, прерывала сектор огня другой башни в оконечность. Таким образом, вдоль диаметральной плоскости между башнями имелась узкая полоса мёртвой зоны. Её-то и использовали для размещения стационарных труб и других надпалубных элементов. Тут же у последних батарей Гражданской Войны были стойки площадки для размещения шлюпок и другого оборудования выше линии огня – летучей палубы. Такие же добавили и некоторым ранним батареям. Ну и, наконец, управление. Если парусные корабли обходились без специального укрытия для навигационного управления, артиллерийского командира и прочих, то для нового корабля всеобщая броневая защита была трендом. В Мониторе броневую рубку разместили в носу – не самое лучшее место, исходя из обзора и интерференции с собственным огнём. В Пассаике её переместили на башню – лучше, но сложнее и задымленнее.
Исходя из казематных прародительниц, защищались батареи всего 2мя видами бронеконструкций. Борта корпуса, башен и рубки выполнялись из толстой брони, а палуба — из более тонкой.
Батареи осадкой 1,5–2 м принадлежали Эскадре Миссисипи (она же Западная Флотилия), подчинявшейся Армии. По окончании кампании на Миссисипи Армии они стали не нужны, и их передали Флоту в качестве рейдовых для действий в устьях рек, гаванях, заливах и прочих мелководьях. Так они и остались рейдовыми судами, в списочный состав активного флота не включёнными.
Флотские же батареи хотя и имели вдвое большую осадку, это мало помогало мореходности, и их, особенно после потопления Монитора вследствие захлёстывания волной, использовать вне вида береговой линии не решались. Хотя Монаднок — одна из батарей класса Миантономо, развивающего 2-хбашенную конструкцию Онондаги – смогла в 1866 обогнуть Южную Америку, что впоследствии побудило власти Перу закупить два таких корабля, по прибытию на Западное Побережье она была найдена в столь плачевном состоянии, что тут же была исключена из списков корабельного состава. Поэтому заложили также батареи осадкой 5-6 м, названные мореходными. А прежние так и стали именовать «батареями береговой линии».
Поскольку мореходные батареи нужны были «ещё вчера», так как в них видели залог неучастия Британии на стороне Юга, первую из них — Роанок — наскоро переделали из винтового фрегата. Качество конверсии оказалось столь низким, что даже с 2-мя башнями вместо 4-х запланированных она чувствовала себя в море неуверенно, и её переклассифицировали в рейдовые. Опасения подтвердились впоследствии, когда её, наконец, решились испытать стрельбой — обе пушки, из которых были произведены выстрелы, сорвало с оснований. После этого ради лучшей мореходности на 6-и вновьзаложенных мореходных батареях отказались от увеличения калибра орудий до 15″. А принять к концу войны успели только Диктатор, да и та страдала проблемами машины и послужить толком не смогла.
Весьма показательна тут история создания рейдовых батарей класса Каско. Они задумывались Эриксоном как уменьшенные Мониторы с его преимуществом в простоте корпуса, предназначенного лишь для несения машины и помещений экипажа, и поставленного на него деревянного плота для защиты бортов и повышения остойчивости. Однако Бюро Верфей и Доков вносило в конструкцию постоянные изменения, в том числе на этапе постройки, что вело к переделкам уже готовых частей и затянуло строительство. Наиболее эпичной была замена плота с целью повышения мореходности воздушными баками, которые перед боем следовало заполнять водой. Всё это привело к тому, что Эриксон отказался иметь отношение к кораблям, дискредитировавшим его идею. Вес механизмов для перекачки воды оказался столь большим, что палуба кораблей погружалась даже при пустых баках. Для исправления «художеств» Бюро потребовались новые переделки, и в результате лишь 8 представительниц планируемой обширной серии из 20и единиц, а теперь — разношерстной компании, были приняты в состав Флота.
