Записи на полях «Кавалерист-девицы» Надежды Дуровой
Записи на полях «Кавалерист-девицы» Надежды Дуровой. Напомню, это девушка, под видом юноши записавшаяся в уланы и воевавшая с Наполеоном. По этому поводу она оставила отличные мемуары. Так вот, бессистемно зацепившие моменты.
1. Мать Дурову чертовски не любила, и пыталась сделать из нее леди такими методами, что неудивительно желание девочки свалить из отчего дома хоть к черту на рога. Причем, слово «свобода» поминается в начале книги раз двадцать, и пиковое проявление свободы — вступление в армию, структуру до предела иерархическую! Вот уж точно, «свобода не от, а свобода для».
2. В полк ее записали просто за нефиг делать, приехала, заявила, что хочет служить, что дворянский сын, оки, служи. Кстати, взяли ее «товарищем», т.е., рядовым-дворянином. Я как-то не был в курсе существования такого института, но по логике-то он должен был быть. Да, действительно, был.
3. Дурова — наиболее самокритичный мемуарист, какого я вообще видел, форева, всех времен и народов. Один из ключевых мотивов — «как же я лажала». Причем, она может на паре страниц расписывать, как проспала переправу своего эскадрона, а потом одной строкой «вот, стычка была, я четырех пленных захватила». Ну фигня же, правда? Кто у нас не захватит четырех пленных при случае, у меня у самого два эсэсмана, злой чечен и американский морпех в кладовке заперты. Вот что проспала — это да, это важно. И это солдат легкой кавалерии такой скромный (девушка, но все же!).
4. Все, в общем, и так в курсе, что война не особо романтичное занятие, но вот штришок. Бородинское сражение лично для Дуровой — несколько раз по несколько минут сходили в атаку, все остальное время держали строй под пушечным огнем. Просто ты стоишь, вокруг тебя ядра отрывают ноги людям и лошадям, и так весь день, и твоя главная задача — просто стоять. Линию держать. Она, кстати, ядро в ногу там схлопотала, к счастью, на излете, не оторвало, но как в анекдоте, «чудо покраснело и распухло». И она потом еще ординарцем у Кутузова служила, прямо с ногой, сломанной ядром. Стоицизм какой-то невероятный.
5. В Заграничном походе огромную массу войск у союзников отжирали осады. Еще у Зотова на этот момент внимание обратил, ну, и тут. Зотов весь Заграничный просидел под Данцигом, Дурова сначала осаждала Модлин, потом Гамбург. И все, в общем-то. Что тут можно делать? Сидеть и ждать. С другой стороны, это хоть и менее славно, но пожалуй, дает больше шансов вернуться домой, чем охота на Вандама под Кульмом или попытка отстреляться из вымокших ружей от кирасир под Дрезденом.
6. Все-таки я не могу постичь, как она скрывала свой пол так долго. Ну ладно, действительно, при правильной прическе красивая (тем более, некрасивая) девочка может притворяться красивым мальчиком, но. Служба — это же не только и не столько сабельная рубка, это ж жизнь совместно с прочими. Это же, простите, и по малой нужде ходить, и в баню, и переодеваться надо. И вот, за годы сослуживцы не обнаружили, что товарищ по походам и боям имеет несколько не те половые признаки? Кстати, если верить запискам, то действительно нет, потому что ей периодически всеобщее заблуждение доставляло неудобства. Ей, например, товарищи несколько раз из лучших побуждений пытались подсунуть девочку. А одно время ее вообще оспаривали друг у друга две девицы! Как она ухитрялась свои особенности прятать, тайна сия велика.
7. В XX-XXI столетиях один из главных бичей солдата — хронический недосып. В XIX веке то же самое. Наш улан спал при всяком удобном случае и несколько раз из-за этого влетал (как в той истории с переправой). Причем товарищи оправдывались тем, что будили как могли, но безуспешно. Как-то она вообще среди сражения уснула. Отъехала в корчму коня подковать и прикорнула. По городку ядра летают, какая баня, спать хочу.
8. И уже не из мемуаров. Дурова до конца жизни носила мужское платье и сердилась, когда к ней обращались в женском роде. Видимо, ее наклонности — это не только воспитание, а и гормоны тоже.
И под конец — одна из самых прикольно-дурацких дуэлей мировой литературы:
«С*** просил всех нас провалиться из его дома: «Деритесь где хотите, господа, только не здесь!..» Мы все пошли за город.
Разумеется, дуэль была неизбежна, но какая дуэль!.. Я даже и в воображении никогда не представляла ее себе так смешною, какою видела теперь. Началось условием: не ранить друг друга в голову; драться до первой раны.
Р*** затруднился, где взять секунданта и острую саблю; я сейчас вызвалась быть его секундантом и отдала свою саблю, зная наверное, что тут, кроме смеху, ничего не будет особенного. Наконец два сумасброда вступили в бой; я никак не могла да и не для чего было сохранять важный вид; с начала до конца этой карикатурной дуэли я невольно усмехалась. Чтоб сохранить условие не ранить по голове и, как видно, боясь смертельно собственных своих сабель, оба противника наклонились чуть не до земли и, вытянув каждый свою руку, вооруженную саблей, вперед как можно далее, махали ими направо и налево без всякого толку; сверх того, чтоб не видеть ужасного блеска стали, они не смотрели; да, как мне кажется, и не могли смотреть, потому что оба нагнулись вперед вполовину тела.
Следствием этих мер и предосторожностей, чтобы сохранить первое из условий, было именно нарушение этого условия: Р*** не видя, где и как машет саблею, ударил ею князя по уху и разрубил немного; противники очень обрадовались возможности прекратить враждебные действия.
Князь, однако ж, вздумал было шуметь, зачем ему в противность уговора разрубили ухо; но я успокоила его, представя, что нет другого средства поправить эту ошибку, как опять рубиться. Чудаки пошли в трактир, а я отправилась обратно к С***. »
Короче, всячески рекомендую.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Насчет того как скрывала, Денис Давыдов — письмо Пушкину.
Дурову я знал, потому что я с ней служил в арьергарде во все время отступления нашего от Немана до Бородина. Полк, в котором она служила, был всегда в арьергарде, вместе с нашим Ахтырским гусарским полком. Я помню, что тогда поговаривали, что Александров женщина, но так, слегка. Она очень уединена была и избегала общества столько, сколько можно избегать его на биваках. Мне случилось однажды на привале войти в избу вместе с офицером того полка, в котором служил Александров, именно с Волковым. Нам хотелось напиться молока в избе (видно, плохо было, что за молоко хватились — вина не было капли). Там нашли мы молодого уланского офицера, который, только что меня увидел, встал, поклонился, взял кивер и вышел вон. Волков сказал мне: это Александров, который, говорят, женщина. Я бросился на крыльцо — но он уже скакал далеко. Впоследствии я ее видал во фронте, на ведетах 3, словом, во всей тяжкой того времени службе, но много ею не занимался, не до того было, чтобы различать, мужского или женского она роду; эта грамматика была забыта тогда.
источник: https://vk.com/wall-212270543_6689
