Забавная мифология: Троллиада и Идиссея. Часть 21

Забавная мифология: Троллиада и Идиссея. Часть 21

46. Постирушные многоходовки

Пока Телемах в компании Афины ездил узнавать о папке к Менелаю да Нестору, пока женихи стоически подъедали оставшееся имущество Одиссея, пока, наконец, Пенелопа выдумывала — каким бы еще способом затроллить женихов на следующие десять лет — Одиссей плавал по бурному морю, как… в общем, как Одиссей.

Изображая живность странную, морскую, плавучую, Одиссей с плотом очень утомились. Потому когда под ногами наконец оказалась земля Феакии, плот быстренько свалил подальше, а Одиссей стоически закопался в кучу листьев и опочил так громко, что Афина осознала сполна: на героя надежда малая, придется действовать самой.

Нэвел Уаетс «Одиссей на плоту и гнев Посейдона»

Потому пошла она во дворец царя Феакии Алкиноя и явилась во сне к его дочери Навсикае с четким сигналом: «Восстань и постирай! Ибо скоро свадьба, а у вас тут одежда, понимаешь…» — тут знамение принялось хвататься за горло, закатывать глаза и показывать, что хитоны небелоснежны, а пеплосы неароматны.

Мотивирующий пендель в духе «тетя Афя приехала» был столь силен, что царевна с утра пораньше подкараулила отца и принялась вещать:— Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, неумытый поросенок… То есть, у нас же тут весь дворец в грязной одежде, а ну-ка дайте мне воз и мулов, я тут одна об одежде забочусь!

Сэр Фредерик Лейтон «Навсикая», 1878

«Ух ты, заботливая моя, — умиленно подумал царь, посматривая на свой последний трехдневный хитон. — Ну, хоть перед свадьбой на нее накатило!» И приказал снарядить дочке мулов-повозку-рабынь-еды-благовонного масла. Ах, да. Не забыть грязной одежды. И трамбовать поплотнее, и никаких «А может, еще пару возов запрячь?!»

Античная стиральная машина была приведена в действие, собственно, как раз на берегу, где все еще громко опочивал Одиссей. При этом царевна и рабыни сперва громко стирали, потом перекусывали, а потом играли в мяч. Одиссей продолжал изображать мирного контуженного сурка под кучей листьев. Афина нарезала круги, почесывала шлем копьем и бормотала, что вот, такая многоходовка пропадает, вот чтоб этого Гипноса, как будить-то? Осторожные потыкивания копьем в кучу листьев Одиссей игнорировал, бормотал, что «еще пять минуточек, мне ко второму бою» и продолжал громко опочивать.

Фредерик Лейтон. «Греческие девушки играют в мяч»

Но Афина не зря считалась богиней мудрости и сходу породила античный будильник. Когда мяч полетел в ее сторону, Совоокая в прыжке выполнила безупречный волейбольный пас в сторону моря.

Картина «Навсикая громко плачет, уронила в море мячик» резко оказалась помноженной на количество и темперамент античных дев. От поднявшегося визга где-то вдалеке обзавидовался Пан, рухнул в обморок трепетный Аполлон и поставил себе фингал своим же пестиком Гипнос. Одиссей подскочил сразу в положение стоя, потом посмотрел на себя и подскочил еще раз, потому что выяснилось, что наряд его составляют в основном листья (нет, не фиговые и нет, они были повсюду). Рассудив, что спать ему все равно не дадут, Одиссей дополнил гардероб из тины и листьев еще и ветками и явился перед царевной и рабынями, отчаянно продолжая отыгрывать «чудо морское».

Вопль рабынь приобрел насыщенность и плавно начал уходить в ультразвук. Сами рабыни экстренно эвакуировались в разные стороны. Оставив при этом на берегу Навсикаю, которой Афина коварно шептала в ухо «Ты видела сегодня все грязные хитоны своей родни, ты уже ничего не боишься».

Жан Вебер «Одиссей и Навсикая», 1888 г.

Одиссей же приступил к привычному нейролингвистическому программированию с элементами манипуляций.— О, прекрасная дева, ты случайно не богиня Артемида? (манипуляция — лесть) О, как же должны быть счастливы твои родители (еще немного лести никогда не повредит). Ой, я таки видел такую же стройную пальму, но только одну и только у алтаря Аполлона (расчет на то, что жертва услышит слово «стройная» и не заметит, что ее сравнили с деревом). Ой, я такой несчастный, двадцать дней носился по морю! (давим на жалость). Ой, дай мне хоть кусок материи, а за это пусть боги исполнят все твои пожелания и дадут тебе счастливый брак!

Навсикая заслушалась, манипуляции оценила восклицанием: «Да я вижу, что ты мудр!» и согнала обратно рабынь. Одиссей помылся, обмазался благовонным маслом, а Афина на сей раз исполнила роль косметолога и наградила его красотой. Отчего царевна окончательно прониклась к Одиссею расположением, дала ему еды и вина и обещала проводить в город. В стороне стояла Афина, хмуро бормоча: «…являться в снах, кидаться мячиками, наделять красотой… что еще делать придется?»

Валентин Серов «Одиссей и Навсикая», 1910 г.

Античный форум

Арес: Я не хуже нее могу являться в снах! И начинать стирки! Появляешься – и «Пач-ч-чиму казарма не вымыта, доспехи не чищены, хитоны не подшиты?! Десять нарядов вне очереди!»

Гермес: А как насчет наделять красотой?

Арес: Легко! Шрамы украшают мужчину — налетай, кому красоты нахаляву!

Гермес покинул форум.

Все покинули форум.

Арес: …ну, и еще Афродита как-то рассказывала, как румяна накладывать.

47. Дедукция, слезы и каменюки

У городских ворот Навсикая насторожилась, мигом учуяла призывы своей няньки: «У-у-у-ужин!» — и бодро рванула трапезничать, помахав Одиссею ручкой. Где-то в стороне тихо вздохнула Афина, у которой намечался насыщенный день. Делать Афине пришлось, натурально, многое. Для начала – выступить в качестве стелс-технологии и укутать героя в темное облако. Потому что ну мало ли, оскорбит кто-нибудь, а Одиссей – парень горячий и склонный к внезапным многоходовкам, и вообще, а если он заговорит – что потом с населением-то делать?

Но свободно дрейфовать в стиле «Я тучка-тучка-тучка, совсем не Одиссей» герою тоже не дали, потому что Афина еще и вышла к нему навстречу в качестве местной жительницы и по совместительству навигатора и гида. Богиня провела герою краткую бесплатную экскурсию по городу, осчастливила советом падать в ноги царице Арете – и удалилась осваивать новые профессии (с Одиссеем ей явно грозил рекорд по этому делу). Одиссей же в точном соответствии с советами под дымовой завесой прошел весь дворец царя Алкиноя, поумилялся на богатства, после чего кинулся в ноги царице.

Август Мальмстрём «Одиссей перед Алкиноем, царем феаков»

«Ахалай-махалай!» — сказала Афина, осваивая на время профессию фокусника и убирая дым. «Ну, нифига!» — сказали феакийцы, которые в подробностях наблюдали, как к ногам царицы сначала плывет неопознанная тучка, а потом она же превращается в неопознанного мужика.— А-а-а-а-а-а, сами мы не местные, на проезд не хвата-а-а-а-аить!» — явил свою вокальную мощь Одиссей. После чего, повалявшись у ног пораженной царицы, уселся на пепел очага. «Наверное, Зевс», — сокрушенно подумал царь Алкиной. Потому что: раз – тучка, два – пришел в виде странника, три – сразу как-то поближе к царице… ну, и уровень неадеквата вполне соответствует.

Понятное дело, что новоявленного Громовержца тут же стали всячески ублажать, сажать рядом с царем, поить вином и звать на богатый пир. Одиссей так расчувствовался, что в кои-то веки прибег к невиданному. К честности – это потому что «да нет, вы ошиблись, я не небожитель, а тучка… ну, это так, для красоты просто». И к скромности – это потому что «да я просто бедный странник», «да меня тут нимфа в заточении держала» и «имени я вам все равно не скажу». «Не Зевс», — облегченно вздохнул Алкиной и тут же пообещал доставить Одиссея на родину. Но сначала-то, конечно, нужно собрать собрание, ну, а потом пир… «Учиться, учиться и еще раз учиться», — хмуро подумала в уголке Афина, предвкушая следующий день.

И первым делом с утра освоила специальность глашатая, притащив на собрание решительно всех. Потом переквалифицировалась в косметолога и наделила Одиссея такой красотой и могутностью, что пораженные феакийцы дружно сказали: «Вах, красивый, такого и на родину вернуть не жаль».

А потом античные граждане перешли в свое привычное состояние: «пиры, состязания, сварки». На пиру, понятное дело, пели песни о Трое, от которых из Одиссея начали течь слезы со страшной силой. Отчего он страшно смутился и сунул голову под плащ. Остальные пирующие молча пожали плечами – мол, мало ли, какая традиция. Зато царь Алкиной был воистину Шерлоком своего времени и наметил тенденцию: песня о Трое – из чужеземца льются слезы, другая песня – не льются, опять о Трое – льются… «Наверное, это неспроста», — призвав на помощь дедукцию, заключил Алкиной. И предложил пойти да и поглядеть на соревнования (потому что пировать под периодические всхлипывания из-под плаща – это все же нужно иметь стальные нервы).

Франческо Айец «Одиссей во дворце Алкиноя»

Пока шли соревнования, Одиссей помнил о своей нежной, ранимой душе и печалился о родине – словом, выглядел кем-то, за чей счет можно самоутверждаться. Местный атлет Эвриал счел это каким-то знаком небес и через царевича Лаодама послал запрос – не желает ли могучий незнакомец, так сказать, немного размяться? «Неть», — нежно и ранимо ответил Одиссей и погрузился в хтонь и депрессию.

— Муа-ха-ха! — сказал могучий Эвриал и начал самоутверждаться, рассказывая, что Одиссею с молодыми не равняться, да вообще, он, наверное, купец. «Таки продать ему что ли метательный диск? – подумал Одиссей, который в принципе был за всякую деловую движуху. – Нет, надо показать что-то из подвигов, которые в Трое. Что ж я там делал в Трое? Трындел, бил людей скипетром, опять трындел, ходил в разведку с Диомедом, подкладывал золото бывшему другу, потом еще трындел, пировал с Ахиллом… так, а в бою? Тьфу ты – разберешься там в бою: Ахилл бешеный, Менелай кричит о Елене, все почему-то камнями кидаются… О! Камнями!! Кидаются!!!»

На этом месте Одиссей подхватил каменюку и тренированной рукой отпустил ее в сторону горизонта. Пролет каменюки был шикарен, долог и навевал нехорошие мысли о допингах. В месте приземления тут же объявилась богиня Афина – на этот раз в виде старца-замерщика – и скучно сообщила, что до такого расстояния броска феакийцам нужно скушать тонны кашки. — Эх, рука-то ослабела, — с покерфейсом сообщил Одиссей. – Ну, а теперь давайте – самоутверждайтесь. Диск, что ли, до того места докиньте. Ну, или давайте я вас всех на соревнования вызову.

— Я, конечно, извиняюсь, но все уже увидели, что ты могуч, — сказал тут царь, прикидывая – сколько его подданных останутся калеками, если выйдут с Одиссеем на кулачках. – И да, в беге ты бы нас все равно не одолел. Эвриал и остальные атлеты феакийцев дружно сглотнули и почувствовали, что в беге их точно никто не одолеет. Особенно если сзади будет бежать Одиссей. После этого мудрый Алкиной быстренько перевел разговор на танцы, всех со всеми помирил, заставил Эвриала подарить Одиссею меч, а остальных – по таланту золота – и пригласил всех опять на пир.

царь феаков Алкиной

Где у Одиссея, конечно, опять началось неконтролируемое слезоистечение на песне о троянском коне. Тут Алкиной опять включил дедукцию и выдал примерно следующее:— Элементарно, незнакомец! Я вижу, ты постоянно льешь слезы на песнях о Трое. И еще ты прибыл издалека, давно скитаешься, могуч и отлично кидаешься камнями. И да, тут нам Посейдон обещал из-за одного странника порт скалой загородить, так что мы подходим к необратимым выводам… ты, случайно, не Гектор, который уполз и выжил?

— Шо?! – вопросил герой, пораженный заворотами дедукции. – Да я, вообще-то, Одиссей. И да, кстати насчет Трои…И тут Одиссей наконец-то начал заниматься тем, что он умел лучше всего. Трындеть.

Записки из подземки. Аид

Приходил Гермес. Злой и помятый. Жаловался на неопознанные каменюки, сшибающие с крыльев. Бормотал что-то невнятное об Афине – мол, в ее-то возрасте получать дополнительные специальности. Принес новости об Одиссее – того везут на Итаку. Послал Гермеса считать женихов – просто так, на будущее.

источник: https://pikabu.ru/story/zabavnaya_mifologiya_trolliada_i_idisseya_ch_21_6738947