Война за испанское наследство, часть III. Битва при Малаге и ее последствия (Trastamara II)
Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл Trastamara II, и сегодня настал черед 3-й статьи из подцикла про войну за испанское наследство. Рассказано будет об эпической морской баталии у Малаги, возвращении Гибралтара, и многом другом.
Содержание:
Битва у Малаги (24-25.08.1704)
Еще до того, как до Мадрида и Парижа дошли вести о том, что Гибралтар пал, французы и испанцы начали реагировать на появление флота Рука в Средиземном море. В Тулоне завершалась мобилизация флота Леванта – всего французы смогли поставить в строй 50 линейных кораблей и 10 галер, еще 11 галер присоединились к ним позднее. Возглавил флот адмирал Виктор Мари д’Эстре, хотя формально во главе всего соединения стоял Луи-Александр де Бурбон, граф Тулузский – третий узаконенный бастард Луи XIV. Ему было всего 26 лет, но он уже успел показать себя как достаточно решительный и умелый флотоводец, у которого была одна важная черта – отсутствие страха перед противником. Испанцы также готовились выставить свой флот Леванта под началом адмирала Линареса, но у того возникли проблемы – подвоз припасов в Картахену оказался организован более чем плохо, из-за чего экипажи кораблей успели и поголодать, и переболеть очередной порцией болезней, а приведение в боеспособный вид флота заняло слишком много времени. Из-за необходимости совершать дополнительные наборы матросов пришлось сократить действующий состав флота с 30 до 21 единицы, да и на них ощущался некомплект людей. К тому же новобранцев не успели как следует вышколить, из-за чего Линарес всерьез опасался, что его флот теперь может проиграть даже равному по численности противнику. С большим трудом он справлялся со всеми проблемами, но к обозначенному сроку встречи с французами так и не смог вывести в море свой флот, опаздывая буквально на несколько дней. Адмирал д’Эстре и граф Тулузский решили, что их сил вполне достаточно для боя с англичанами, и отправились прямиком к Гибралтару.
Адмирал Рук заранее обнаружил подход французских кораблей, но еще не знал их численности. Тем не менее, он решил дать бой – в его распоряжении были 53 линейных корабля, чего было решительно достаточно для борьбы с любым противником. Памятуя о том, что французы проиграли большинство последних морских баталий, Рук недооценил противника – и зря, так как французы выставили в море свои лучшие корабли и кадры. Среди младших адмиралов флота Леванта числились и Дюкасс, и Кэтлогон, успевшие понюхать пороху в новой войне, и ветераны былых конфликтов вроде Релинга, Пуанти и прочих. Французы были твердо намерены победить англичан и отбить у них Гибралтар, о падении которого они получили извещение в Картахене. Силы флотов были примерно равны. Французы, правда, неплохо подготовили свои команды для боя, в то время как англичане успели несколько расслабиться после взятия Гибралтара.
Битва началась 24 августа 1704 года. Рук планировал разбить вражескую линию баталии решительной атакой, французы пытались занять наветренную позицию и обойти авангард англичан, взять его в два огня и разбить, тем самым склонив чашу весов в свою сторону. Обе стороны использовали все, что у них было, англичане задействовали даже бомбардирские корабли, стрелявшие из 10-дюймовых мортир зажигательными снарядами, и наносившие огромный ущерб при попадании. Французы активно использовали свои галеры для того, чтобы выводить из боя поврежденные линейные корабли. В ходе боя ветер стих, голландские корабли попали в штилевую полосу и не могли вступить в бой. В результате этого баталия оказалась весьма ожесточенной и кровопролитной, и завершилась лишь в 9 вечера, когда наступили сумерки. Англо-голландский флот находился на грани катастрофы – повреждения кораблей были тяжелейшими, кроме того корабли за день сделали много выстрелов. Лишь на 12 голландских линейных кораблях, которые почти не участвовали в бою, боеприпасов еще более или менее хватало, в то время как на английских осталось в лучшем случае по 8 выстрелов на орудие. При этом из 53 наличных кораблей 25 успели расстрелять весь боекомплект и были настолько тяжело повреждены, что Рук решился на крайние меры, и в случае продолжения боя на следующий день готовился их затопить, а команды перевести на остальные корабли и бой вести исключительно на близких дистанциях, стремясь к абордажу. Потери в живой силе составили 2700 человек [1].
Французские потери также были велики – 1700 человек, и они точно так же имели много кораблей тяжело поврежденными, но в целом флот находился в куда более боеспособном виде. Кроме того, вопреки традициям, французы во время боя не палили с дальних дистанций по англичанам, в то время как англичане наоборот делали это – что привело к огромному расходу ядер у последних, в то время как на кораблях графа Тулузского даже на самых активно участвовавших в бою кораблях оставалось чуть менее половины боекомплекта. Сам граф вместе с адмиралом д’Эстре были намерены продолжить бой, но на совете флагманов большинство высказалось за отступление в Тулон – дескать, французская честь уже защищена, мы победили, потери велики, продолжать не стоит, и т.д. О катастрофическом положении флота адмирала Рука никто не догадывался, большинство считало, что он пострадал меньше, и потому еще может одержать победу. Скрепя сердце командующие флотом Леванта вынуждены были отдать приказ об общем сборе и отходе на восток. Французы упустили возможность одержать великую победу над Royal Navy, отомстив тем самым за Ла-Хог. Однако не успели корабли выстроиться в правильный походный ордер, как ветер судьбы неожиданно переменился.
Линарес вывел свои корабли из Картахены на день позже французов. Он не планировал так спешить, но благодаря донесениям из-под Гибралтара знал, что у англичан кораблей не меньше, чем у французов, а это означало, что союзники могут попасть в беду. В результате этого он форсировал все возможные приготовления, и бросился вдогонку флоту адмирала Тулузского лишь с 18 линейными кораблями, 5 фрегатами и дюжиной галиотов, выставив все паруса и стараясь нагнать французов. Услышав на закате 24 августа канонаду на западе, он понял, что французы сражаются, и отправил два фрегата на разведку вперед. Те и обнаружили в ночи французский флот, едва не нарвавшись на близкие залпы с линейных кораблей. Граф Тулузский и адмирал д’Эстре, узнав о подходе испанцев, решительно отказались от своих предыдущих планов, и вновь собрали совет адмиралов. Уже ближе к рассвету к ним присоединился и сам Линарес. Настроение большинства резко изменилось – теперь уже все адмиралы выступали за продолжение боя, а сам испанский командующий флотом Леванта на вопрос о его мнении ответил просто – Victoria o muerte! [2] План боя, наскоро разработанный союзниками, не отличался сложностью или изяществом, так как времени на координацию действий и обсуждение просто не было – французы должны были продолжать давить на англичан линией, в то время как испанцы, пользуясь наветренным положением, должны были в своей излюбленной манере обрушиться на английский арьергард и навязать ему бой на коротких дистанциях, где испанская артиллерия могла нанести максимальный ущерб.
Рассвет принес адмиралу Руку много неприятных мгновений. За ночь он успел передумать сжигать 25 своих небоеспособных кораблей, и оставил на них минимальный экипаж, сделав видимость, что эти корабли выведены в резерв и еще могут принять бой. Главным ядром его флота теперь являлись 16 английских и 12 голландских линейных кораблей, на которых имелись боеприпасы и большие абордажные команды. Чисто гипотетически, он бы мог с этими силами попытаться вырвать победу у французов, но после прихода испанцев шансов у Рука уже не осталось. Более того – далеко не сразу ему удалось определить прибытие кораблей адмирала Линареса, в результате чего те обрушились на него внезапно, да и французы, быстро поняв, что половина английских кораблей не участвует в бою, сильно воодушевились. В результате этого ранним утром начался ожесточенный встречный бой, который вылился в настоящую свалку. Корабли морских держав пытались сблизиться и взять на абордаж французов, но численное превосходство последних и зашедшие с тыла испанцы оказались куда более весомыми доводами. Силы англичан, моральные и физические, таяли быстрее, чем лед под жарким гранадским солнцем. О поражении речь уже не шла – двухдневная баталия у Малаги завершилась к полудню 25 августа полным разгромом Средиземноморского флота Великобритании и Голландии.
Потери морских держав [3] оказались колоссальными. Из всего флота спаслась лишь большая часть легких сил и 7 линейных кораблей – 2 английских и 5 голландских, под общим командованием адмирала Калленбурга. Все остальные 21 корабль, участвовавших во втором дне сражения, были захвачены французами и испанцами. Из 25 кораблей «резерва» англичане смогли сжечь 11, и еще 4 взяли на буксир, при транспортировке через Атлантику они затонули во время шторма. Остальные 10 смогли взять на абордаж испано-французские легкие силы. Общие потери в людях достигли 21 тысячи человек убитыми, раненными и пленными, потери французов и испанцев – 4 тысячи человек. Ни один союзный корабль не был захвачен или потоплен, хотя французский флот Леванта из-за обширных повреждений стал фактически небоеспособен. Французы лишились адмиралов Вилетта и Релинга, граф Тулузский и Линарес в бою были ранены. У морских держав сбежать смогли лишь адмиралы Калленбург, Бинг и Шовель, причем последние были подобраны из воды после того, как их корабли были разбиты артиллерией и захвачены абордажными командами. Адмиралы Дилкс, и Вассенаер погибли, Лик попал в плен и позднее был выкуплен английским правительством за большие деньги, а главнокомандующий Средиземноморским флотом, адмирал Джордж Рук, скончался 28 августа в плену от полученных в бою ранений, так и не придя в сознание после своего пленения.
В Великобритании и Голландии новости о битве при Малаге вызвали настоящий шок. Подобный разгром с практически полным уничтожением большого боевого флота (суммарные потери линейных кораблей – почти 87%) никогда в истории обоих государств не случался, а все аналоги имели много меньший размах. Так, для Англии такими поражениями стали Четырехдневное сражение в 1666 году, и рейд на Медуэй в следующем году, где были потеряны 20 и 15 кораблей соответственно. Для голландцев самым крупным поражением стало Лоустофтское сражение, где были потеряны 17 кораблей. Но во всех этих боях участвовало огромное количество боевых единиц, и потому все эти потери были относительно прочего флота небольшими, явно не дотягивая до 87%. Здесь же англо-голландское соединение попросту перестало существовать. Royal Navy и вся Англия на долгое время облачились в траур, и стали искать мести. В Республике Соединенных провинций резко обострился пацифизм. Союзники морских держав также пережили большой упадок боевого духа, так как после битвы при Малаге превосходство на море антибурбоновской коалиции оказалось под вопросом. Более того – корабли коалиции покинули Средиземное море, где теперь безраздельно властвовали корабли французов и испанцев, что должно было повлечь за собой ряд важных последствий.
А в Испании и Франции царила атмосфера эйфории. Французы с момента разгрома англичанами при Ла-Хог мечтали о какой-либо мести, дабы «защитить честь флота и Франции», и при Малаге им это вполне удалось. Испанцы также были счастливы, что смогли так сильно вышибить англичан и голландцев из своих вод, хотя их вклад в сражение был гораздо меньше французского. Адмиралы, участвовавшие в сражении, были осыпаны почестями, титулами и наградами. Линарес, чье решение идти на подмогу французам в результате оказалось решающим, получил от короля Фелипе V титул герцога де Малага, и к восторгу монарха, отказался уйти на покой, прямо заявив, что «я еще не закончил». В Испании после этих событий начались некоторые политические перемены, а народ продолжил жить и выживать, но Малагу помнили еще долго. Эта битва, с ее абсолютно разгромным результатом, на долгие десятилетия осталась несмываемым пятном на репутации ВМС Великобритании, и причиной для гордости французов и испанцев.
Вторая битва за Гибралтар (25.08-08.09.1704)
Когда из Гибралтара на горизонте увидели отряд адмирала Калленбурга, возвращающийся из-под Малаги, то сразу поняли, что что-то не так. Прибыв к крепости, триумвират выживших флагманов разгромленного флота (Калленбург, Бинг, Шовель) решил не задерживаться, и увел свои корабли на запад, забрав «подранков» — 4 тяжело поврежденных линейных корабля, которые ни в коем случае не должны были увеличить и без того большой счет испанцев и французов. Гарнизон крепости был деморализован новостями, но принц Гессен-Дармштадский отказался покидать Гибралтар, и приказал готовиться к осаде. С кораблей ему сгрузили все, что могли – продовольствие, воду, боеприпасы, но едва ли разгромленный флот морских держав мог дать много крепости, а оставшиеся корабли и вовсе, опасаясь стычки с французами или испанцами, забрали часть ранее сгруженных боеприпасов для корабельной артиллерии обратно.
Все это происходило на глазах у испанской 12-тысячной армии под началом уже генерала Чакона, которая 25 августа пришла из Кадиса едва только получила вести об осаде Гибралтара. Вместе с ним к крепости вернулась и часть испанского гарнизона, включая губернатора Диего де Салинаса, который теперь был главным советником, хорошо знакомым с самой крепостью. Несмотря на то, что осадной артиллерии у Чакона не было, он приступил к осаде и полностью отрезал крепость с суши, построив на перешейке Гибралтарского полуострова полевые укрепления. Его солдаты, наслушавшись о способе взятия крепости англичанами, рвались в бой, но без тщательно подготовленного плана генерал не решался идти на штурм. Тем более он не планировал спешить после того, как узнал о победе при Малаге – ведь ему теперь мог свободно помочь флот. Уже 28 августа в Альхесирасский залив прибыла союзная эскадра – те корабли, которые меньше всего пострадали в бою, 19 линейников и легкие силы под началом адмирала Линареса. Он решил во что бы то ни стало отбить у англичан крепость, пока их флот не вернулся, и потому пошел на тесное взаимодействие с Чаконом, чтобы добиться максимальной эффективности при штурме.
План был прост, но требовал тщательной координации сил. Ставку было решено сделать на атаку со всех сторон, чтобы англичане распылили свои силы, и хотя бы где-то, но уступили бы испанцам. Самой сложной считалась атака с севера, так как приходилось идти по песчаному пляжу прямиком на северные бастионы крепости, которые англичане успели дополнительно укрепить. Другим направлением стал восток – испанцы нашли пастуха, который знал козьи тропы на вершину Скалы, с которой уже можно было легко спуститься вниз и ударить по самой незащищенной части крепости [4]. Атака с юга силами десанта должна была произойти лишь в случае успешного подавления крепостной артиллерии, а с той должен был справиться флот, от которого требовалось бомбардировать крепость с запада. Кроме того, в случае успешной бомбардировки было решено также высадить с моря на молы десант, который мог бы помочь штурмовикам с других направлений. Дон Диего де Салинас указывал на то, что в крепости при сдаче оставалось мало ядер, и что маловероятно, что англичане могли его серьезно пополнить – и был целиком прав: англичане смогли сгрузить на нужды крепости около полутора тысяч ядер, но большая часть была предназначена для орудий небольших калибров, которые должны были стоять на бастионе дель Кастильо. Стрелять по морским целям у гарнизона было практически нечем.
Это обнаружилось еще 2 сентября, когда испанцы, после отклонения принцем Георгом Гессен-Дармштадтским требования сдать крепость, начали обстрел крепости с моря. Береговые батареи не отвечали, явно сберегая выстрелы на случай крайней нужды, что позволило испанцам и французам обнаглеть, и подойти к крепости на весьма близкую дистанцию. Однако не тяжелые корабельные пушки оказали самые опустошительный эффект, а мортиры трех французских бомбардирских судов, которые стреляли зажигательными снарядами, падавшими отвесно прямо на головы гарнизону. Тот начал нести потери и в людях, и в пушках. Неспешная, но тщательная и точная бомбардировка продолжалась до 7 сентября включительно, когда у кораблей остался лишь самый минимум боеприпасов, который требовалось оставить для штурма. После этого генерал Чакон повторно потребовал сдачи крепости, и вновь получил отказ. Это означало, что на следующий день начнется штурм.
С рассветом 8 сентября большое дело началось. Англичане смогли обнаружить карабкающихся по скалам испанцев, но слишком поздно, когда те уже были близки к вершине, а внизу шел ожесточенный бой. Как и следовало ожидать, хуже всего получалось со штурмом северных бастионов, куда англичане переставили многие уцелевшие орудия, и встречали испанцев картечью. Потери штурмовых колонн оказались велики, но, откатившись и перегруппировавшись, они вновь шли в бой под прикрытием легких полевых орудий. Десант с запада также столкнулся с серьезными проблемами, но ему несказанно повезло – «Реал Фелипе», флагман адмирала Линареса, подошел на минимально возможную дистанцию к крепостным стенам, и стал обстреливать ворота, которые выходили к молу, из 36-фунтовых пушек. Те не выдержали такого надругательства, и разломились, после чего испанцы ворвались внутрь крепости, и началась рукопашная. Англичане бились отчаянно, но испанцы регулярно на лодках и с кораблей подбрасывали подкрепления. Это отвлекло англичан от других направлений, в результате чего десант с юга смог взять стены и войти в город, как и восточные «скалолазы», которые штыками выбивали англичан из домов и укреплений. К вечеру принц Гессен-Дармштадтский, поняв, что дело завершено, сдался на милость победителей. Гарнизон потерял при штурме 800 человек убитыми и раненными, испанцы и французы – до 2 тысяч.
Пленных англичан из Гибралтара, как и после битвы при Малаге, первоначально хотели разместить в Испании, но позднее выслали во Францию. «Художества» англичан в Роте и история с взятием ими Гибралтаром стала достоянием широкой общественности, и к пленным испанцам англичане относились весьма пренебрежительно. О пытках и убийствах речь не шла, но Фелипе V решил все же перестраховаться и не рисковать. Исключением стал лишь Георг Гессен-Дармштадтский, который и ранее служил Испании – правда, при короле Карлосе II. Он всегда считался честным и добросовестным человеком, и успел приобрести популярность и уважение, особенно в Каталонии, где он некогда был вице-королем. Король Фелипе попытался переманить его на свою службу, но принц оставался верен Габсбургам, в результате чего остался почетным пленником до 1711 года, когда его освободили в качестве жеста примирения перед свежеиспеченным императором Карлом VI [5].
В результате побед при Малаге и Гибралтаре флот морских держав был изгнан из Средиземного моря и понес большие потери, а англичане лишились своей потенциальной военно-морской базы в этом регионе. Поиск новой базы предстояло начинать с начала, так как Гибралтар, показавший себя «слабым звеном», стал испанцами фанатично укрепляться, а его гарнизон значительно усилили. Восстановленный в качестве губернатора дон Диего де Салинас развил бурную деятельность, и уже к середине 1705 года крепость можно было назвать неприступной и готовой к любой осаде. Англичане не раз засылали разведчиков и шпионов, дабы уточнить обстановку в Гибралтаре, но в конце концов пришли к выводу, что взять город вновь у них не выйдет.
Однако кампания 1704 года принесла не только победы, но и их неприятные последствия. Корабли французского флота Леванта были тяжело повреждены после битвы при Малаге, но ремонтировать их практически не было средств. Уже в следующем году французы на Средиземном море не смогли выставить сколь-либо значимого количества кораблей, что неизбежно сказалось и на испанцах. Те также имели проблемы с ремонтом своих кораблей, но приложив значительные усилия, они смогли к 1705 году ввести в строй все свои 30 кораблей. С экипажами дела обстояли хуже – без нормальной базы в Картахене небоевые потери вопреки всем принятым мерам все равно оставались ощутимыми, и приходилось проводить регулярные наборы новых матросов, которые давали все меньше людей. Пришлось даже пойти на крайние меры, и ряд кораблей предоставить французским командам, для которых не нашлось службы в Тулоне. Все это не могло не привести к новым проблемам, которые начались уже спустя полгода после сражения у Малаги.
Каталонское восстание (весна 1705 года)
Великобритания была не той страной, которая просто так прощала другим государствам громкие победы над собой. Битва при Малаге была одним из крупнейших разгромов в ее истории, и потому англичане решили отомстить, заодно завоевав новую базу в Средиземном море. На сей раз под удар должна была попасть Каталония, где уже назревало масштабное восстание против испанцев. Ранее британцы уже пытались спровоцировать мятеж, но тогда каталонцы еще были не готовы к действиям, да к тому же не сполна вкусили правления Франсиско де Веласко – человека, который весьма жестоко обращался с любыми проявлениями инакомыслия, и всячески насаждал «любовь и уважение» к власти короля Фелипе V. Для каталонцев его действия оказались лишь провокацией, стимулом взяться за оружие, и к началу 1705 года мятеж был уже неизбежен. Англичане и голландцы, оправившись от последствий баталии при Малаге, собрали очередной флот в 56 линейных кораблей, и отправили его в Средиземное море с караваном транспортников и 12-тысячным десантом. Операции предшествовала длительная подготовка, разведка и посылка агентуры, дабы иметь уверенность в успехе предприятия. Именно благодаря разведке англичане установили, что к началу 1705 года французский флот Леванта был уже небоеспособен, а испанский хоть и имел в строю весь свой корабельный состав, но страдал от проблем с экипажами. Командовать флотом назначили Клаудисли Шовеля, одного из двух выживших при Малаге английских адмиралов, а силы десанта возглавил Чарльз Мордаунт, граф Петерборо.
Едва только до Каталонии дошли вести о том, что к ним плывут англичане с крупным флотом и десантом на борту, как в марте началось восстание. Очень быстро оно охватило весь регион, и испанские гарнизоны в крепостях, в первую очередь Барселоне, оказались блокированы, так как на дороге было полно мятежников. Англичане прибыли в начале мая, и высадили десант у столицы Каталонии, готовясь взять ее в осаду. Помешать этому флот Леванта не мог, да и на суше все было далеко не просто – «испанская» армия готовилась воевать в Португалии, а «французская» была столь ненадежна, что даже ее фактический создатель, король Фелипе V, сомневался в том, что ее стоит использовать в полевых сражениях. Из-за этого у англичан фактически оказались развязаны руки, и началась осада города. Франсиско де Веласко проявил значительное мужество и организаторские таланты, но чуда не случилось – продержавшись 2 месяца, он сдался 4 июля. В Барселоне тут же восстановили Женералитет и начали формировать собственную армию, а по морю из Австрии и Италии стали прибывать австрийские полки.
Не остановившись на достигнутом, Шовель и граф Петерброро прибыли к Балеарским островам. Местная знать сочувствовала каталонцам, но не слишком восторгалась Габсбургами, потому долгое время колебалась. Решив «подтолкнуть» ее к действиям, англичане стали высаживать десанты на Ивисе, Мальорке и Менорке. Знать, само собой, тут же решила присягнуть на верность Габсбургам, и острова практически без боя достались англичанам. Отдавать их австрийцам они не планировали – Великобритании нужна была военно-морская база в Средиземном море, а тут она получила целых три острова. Пополнив запасы воды и продовольствия, корабли Шовеля обрушились на побережье Мурсии, и стали совершать небольшие десанты с целью разграбить побережье. Самым большим их достижением стало разорение Аликанте и Картахены. Испанский флот Леванта во главе с адмиралом Линаресом был вынужден ограничиться «малой войной» на море, и отвести свои корабли к Гибралтару, прочно заблокировав всякое снабжение англичан из Атлантики. Для проводки каждого крупного конвоя британцам теперь надо было самим плыть в район Гибралтара, и заставлять испанцев убраться с пути, но это был максимум, на который были способны на тот момент люди Линареса – слишком большим было численное превосходство морских держав. Если в начале войны с ними еще можно было тягаться, то теперь, из-за ограниченности испанских ресурсов, приходилось мириться с сидением под защитой береговых батарей.
Вдоволь позабавившись с разорением испанских берегов, англичане принялись за берега Валенсии, но теперь целью был не грабеж, а прямое взятие под контроль портов и крепостей. К осени англичане, австрийцы и каталонцы уже заняли все побережье королевства Арагон, и стали продвигаться внутрь страны. Шли они медленно, некоторые крепости и города приходилось осаждать, но в целом никаких проблем у антибурбоновской коалиции не возникало. Верховное командование на себя взял прибывший из Австрии эрцгерцог Карл, который именовал себя как король Испании Карлос III. Помимо военной деятельности, он постоянно ездил по подчиненным территориям и заверял местное население в том, что не затронет их старые фуэрос, и вообще будет самым добрым и справедливым королем Испании. Некоторые верили этому, а некоторые – нет. Как бы то ни было, но угроза с востока становилась для Фелипе V серьезной угрозой, и он не мог не ответить на нее, и принялся собирать в Мадриде силы для оказания отпора претенденту и его войскам.
Сражение у Моверы (12.10.1705)
Проблема со сбором войск для испанского короля заключалась в том, что одновременно с наступлением имперцев со стороны Каталонии бои шли в Португалии, где и была сосредоточена основная масса регулярес. Под рукой у Фелипе V были лишь полки созданной им же армии, плюс остававшиеся вне Португалии солдаты принца Трастамара – дивизия Чакона, состоявшая из 4 полков регулярной пехоты и закрепленного за ней кавалерийского полка льянерос, всего около 9 тысяч человек. Именно вокруг этих частей было решено начать выстраивать армию для борьбы с имперцами и возвращения Барселоны, а сам генерал Чакон стал первейшим военным советником короля, который фактически и возглавил войска. Всего удалось собрать около 40 тысяч человек – огромную для Испании численность, и решив, что этого хватит, Фелипе V выступил в поход на север, к Сарагосе, к которой уже приближались имперцы.
Столкновение двух армий произошло на подступах к Сарагосе, к востоку от города, близ деревеньки Моверо. По решению консилии генералов были подготовлена полевая фортификация, за которой располагалась армия. При этом правый фланг упирался в реку Эбро, а левый оказался открытым – и именно там были расположена дивизия Чакона, как наиболее надежная. Формальное командование осуществлял король, фактическое – сам генерал Чакон, но в это же время он находился на «своем» фланге, и потому не знал, что происходит у реки. Войска испанцев сильно отличались по качеству, да и обязанности свои выполняли по-разному – так, на левом фланге укрепления были возведены на совесть, а среди солдат чувствовалась дисциплина, в то время как в центре и на правом фланге войска выглядели расхлябано, а фортификацию возвели кое-как – фактически она ограничивалась рогатками, которые должны были защитить пехоту от лобовых атак кавалерии. У противника было 27 тысяч человек, но все они были регулярными войсками с достаточно высокими боевыми качествами.
Баталия началась днем 12 октября 1705 года. Верно оценив ситуацию, союзники сосредоточили свои усилия на центре и правом фланге испанцев, а те, в свою очередь, держали оборону. Исключением стал лишь левый фланг, где полки Чакона, видя действия противника, бросились в контрнаступление. Их яростный натиск оказался столь силен, что противостоявшие им англичане в какой-то момент дрогнули, и начали отступать. Увы, эта победа оказалась невостребованной – испанский центр и правый фланг, состоявшие из плохо подготовленных и вооруженных милиционеров, дрогнули, и стали сначала отступать в сторону Сарагосы, а затем и вовсе побежали. Дивизия Чакона, вырвавшаяся вперед, была вынуждена отойти на свои старые позиции, и по приказу генерала заняла оборону, пытаясь связать боем англичан и немцев, чтобы остальная армия смогла свободно отступить. Сам Чакон тем временем возглавил кавалерию, и метался по всему полю боя, пытаясь сделать то же, не давая врагу чрезмерно наседать. Командование дивизией принял полковник Альберто Вирраль, выходец из провинции Аликанте.
Регулярес принца Трастамарского оказались хорошо подготовлены, и в обороне оказали отчаянное сопротивление противнику. В конце концов, эрцгерцог Карл был вынужден бросить все свои войска против них, но атаки раз за разом отбивались бешеным огнем из ружей и штыками. Испанцы и не заметили, как попали в окружение. Эрцгерцог, как и всякий хороший лидер, выказал уважение храбрецам, и предложил почетно сложить оружие и сдаться. Вместо полковника Вирраля, который вел переговоры, кто-то из находившихся рядом солдат и офицеров выкрикнул «Mierda! Esta es la infantería española!» [6]. Сам полковник дал более дипломатичный ответ, но примерно того же содержания – твердый отказ. Кавалерия испанцев не могла деблокировать оказавшихся в окружении солдат, потому Вирраль принял единственно верное решение – прорываться в Сарагосу самим. Построившись в большое каре, с развернутыми знаменами и барабанным боем, регулярес Принца Трастамара двинулись в бой. Союзная армия не ожидала подобного шага, но все же попыталась разбить уходящих испанцев. Были совершены семь больших атак, включая одну массированную, с использованием пехоты и кавалерии одновременно, но все они были отбиты с большими потерями для нападавших – испанская пехота держала удар и упорно шла вперед, отвечая огнем и сталью на попытки победить ее. В конце концов, кольцо окружения было прорвано, и воинство Вирраля вошло в Сарагосу, где его очень эмоционально встретил сначала Чакон, а затем и король. На этом битва закончилась.
Сражение закончилось поражением испанцев. Королевская армия потеряла 12 из 40 тысяч своих солдат – правда, из них 9 тысяч пришлись на дезертиров, бежавших прочь от Сарагосы. Остальные полки милиции находились в крайне плачевном виде. При этом число убитых и раненных было относительно невелико – 1,5 тысячи человек, их которых дивизия Чакона потеряла 519 солдат и офицеров, что было чрезвычайно мало по отношению к остальному воинству. Из ее рядов не дезертировал ни один испанец. Действия полковника Вирраля заслужили восхищение с обеих сторон, и лишь благодаря стойкости его солдат поражение не превратилось в полный разгром. Союзная армия, потеряв около 1,8 тысячи убитыми и раненными, в основном в бою с дивизией Чакона, не смогла с ходу занять Сарагосу, а попытка быстрого штурма на следующий день провалилась. Пришлось город осаждать по всем правилам, но он яростно сопротивлялся до конца февраля 1706 года, нанеся противнику огромный урон. Армия короля после поражения была настолько деморализована, а Фелипе V настолько разуверился во «французских» полках, что войско было отведено к Мадриду, и там фактически распущено, а входившие в ее состав полки были распределены между гарнизонами крепостей, включая Сарагосу. Надежды на это воинство у испанцев не было. Не было надежды и на союзников-французов, которые сами увязли в войне во Фландрии, в Италии и на Рейне. Оставалась надежда лишь на то, что принц Хуан де Трастамара успеет разбить мятежных португальцев до того момента, как падет Сарагоса, и затем со своим воинством закаленных ветеранов защитит испанскую столицу от армии претендента.
Примечания
- Все описанное – суровый реал. Англичане таки проиграли бой в Малаге, но если бы бой продолжился на второй день – то их ожидал бы разгром похлеще Трафальгара.
- «Победа или смерть!» на испанском.
- Под морскими державами в начале XVIII века подразумевался союз двух главных морских государств – Голландии и Великобритании.
- Вполне реальный эпизод – и пастух, и тропа. Правда, французы идти по ней отказались, выразив недоверие какому-то испанскому козопасу, а у испанцев возникли проблемы с подъемом, да еще и англичане смогли их обнаружить и зажать между Скалой и морем, прислав корабли и шлюпки со стрелками (превосходство на море было у них), в результате чего план провалился.
- В реальности принц Георг Гессен-Дармштадтский погиб в 1705 году при штурме крепости Монжуик, защищавшей Барселону. Он лично вел в бой гренадеров, которые взяли стратегически важное укрепление, заплатив за это своей жизнью. В общем, очень достойный человек был.
- «Дерьмо! Это испанская пехота!» на испанском.
