Виталий Пенской. Несколько слов про Молодинскую кампанию 1572 г. — 2
Продолжение интересного цикла статей из жж историка-медиевиста Виталия Пенского, который, думаю, заинтересует читателей и коллег.
Итак, после предыдущего обозрения одного интервью про Молоди теперь основной – собственно о сражении при Молодях и вопросах, которые оно вызывает.
Князь Воротынский (и никто другой из воевод, бывших с ним в те дни при Молодях в укрепленном (?) лагере) мемуаров не оставили, документация походного шатра воеводы (а она была, это несомненно) не сохранилась (увы-увы), и все, что у нас есть, это черновые полковые росписи (которые позволяют составить более или менее точное представление о численности рати Воротынского перед началом кампании), наказ воеводе из Разрядного приказа с «планом» кампании и наш «любимый» нарратив, который так любят любители-типа историки (я четко различаю любителей-историков и любителей-типа историков, кстати). Можно, конечно, еще использовать аналогии, но они всегда так или иначе, но хромают то на одну ногу, то на другу, а то и на обе сразу, потому будем в этом вопросе осторожны в оценках.
Теперь ближе к тексту. Шабаш вокруг Молодей вроде бы приутих, так что можно попробовать обрисовать свою позицию насчет места и значения Молодей и за кампанию затронуть ряд других аспектов этой битвы. И для начала тезисы моего знакомого, в которых он, скажем так, подвергает деконструирует деконструкцию картины Молодинской битвы (взято все оттуда же, с «Золотого века Голландии»):
1. Сперва наш знакомый критикует Малова и Виноградова (у них была статья в одном из выпусков «Единорога», почившего в Бозе) за сравнение Молодинской битвы со сражения при Чалдыране и Мардж-Дабик. И когда критик пишет о том, что это неверная аналогия («Обе вышеуказанные битвы — битвы-однодневки. Исход битвы решается за считанные часы, битвы сами — полевые (конница бьется в поле, опорой боевого порядка турок является табор). Битва завершается разгромом. Молоди — это осада, а не битва в поле, исход не решается за день, а затягивается на 6 дней, обе армии сохраняют боеспособность после битвы»), то здесь я с ним таки соглашусь. Единственное, в чем прослеживается сходство между этими сражениями и Молодями – так это структура встретившихся армия. Русская рать была схожа с османской (три рода войск+табор-вагенбург), тогда как мамлюкская и кызылбашская (тотальное доминирование легкой конницы) – с татарской.
2. «Сравнения Молодей с тем же Бородино («неизвестное Бородино») или Куликовской битвой (тоже однодневками) некорректны и выглядят попыткой выдать «таборные посиделки» за «победу в поле в честном бою». Что более патриотично, но менее честно». И здесь я также возражать не стану – и Бородино, и Куликовское поле – битвы генеральные, с решительной целью и столь же решительным исходом (в тактическом отношении). Главное отличие Молодинской битвы от этих двух – даже не то, что она носила растянутый и в каком-то смысле нерешительный характер (если кто-то и ставил все на кон, так это татары), а то, что она, при всей кажущейся (подчеркну – кажущейся – решительной победы, как может показаться на первый взгляд, она никому не дала – русские сумели отбить все атаки татар и принудить их к отступлению, татары же ушли неразгромленными в пух и прах) неопределенности имела отложенный серьезный стратегический эффект (и в этом отношении можно провести аналогию с Бородино). Крым надолго перестал быть угрозой № 1 (и угрозой вполне реальной – еще раз подчеркну, в отличие от литовцев, крымцы в XVI в. четыре раза подступали к самым стенам Москвы и не раз выходили на берег) и после неудачи многошумящего похода 1572 г.Бахчисарай де-факто отказался от своего имперского проекта (и снова аналогия с Бородино – с него начался закат империи Бонапарта).
3. «На что же действительно похожи Молоди? На ум приходят еще «две игры в осаду»: Цецора (1595) и Хотин (1621). В обоих случаях конница, конечно, выходила временами для битвы из укрепленного лагеря и после боя возвращалась в лагерь же». А вот тут не соглашусь – аналогия хромает. Лагерь русского войска при Молодях все же не носил характера столь уж и укрепленного. Марш с позиций под Серпуховым был скорым, так что большая часть обоза (если не вся) либо осталась там (с частью войска), либо ушла другим путем (кстати, хан также оставил свой кош по ту сторону Оки). Пресловутый гуляй-город не был настолько велик, чтобы вместить в себя пусть не двадцать, но даже 15 или 10 тыс. ратных людей со слугами и лошадьми. Так что вести речь о некоей «правильной осаде» не имеет смысла по определению. Обе рати разбили временный полевой лагерь друг против друга и с этих позиций прощупывали намерения друг друга, не вступая в «прямое дело» с решительными целями. Нет, Молоди – не Цецора и тем более не Хотин (при всей их схожести). Единственное, с чем я соглашусь, так это вот с этим выводом: «Почему же «осадные битвы» заканчиваются без разгрома одной из армий? Та сторона, что считает себя слабее в поле, замыкается в обозе, что позволяет ей избежать разгрома, та, что сильнее в поле, не может взять табор (впрочем, противник для генеральной битвы в поле не выходит, так что и второй армии разгром не грозит)…», но сделаю лишь одну поправку, одну, но важную. У Воротынского был выбор – он мог свести сражение и в ничью, чтобы сорвать план Девлет-Гирея и Дивей-мурзы, ему было достаточно не дать себя разбить и принудить неприятеля к отступлению, а хану нужна была только победа, иначе вся экспедиция теряла всякий смысл и результаты предыдущих успехов обнулялись. Так оно и получилось в итоге. Сохранив большую часть своего войска, Девлет-Гирей, тем не менее, проиграл, и серьезно проиграл.
4. «Аналогии с Хотином становятся еще явственнее, если вспомнить тяжелое положение польской армии. Уже к 1 октября, за месяц осады, в живых осталось лишь 10 тыс. коней (из 60 тыс., бывших к началу осады), а уцелевшие были истощены. По мнению польского историка Лешека Подхородецкого в начале октября польская армия утратила возможность действовать в полевой битве — именно ввиду массовой гибели и истощения конского состава армии» и «Под Молодями проблемы у русских только начинались, боевые действия были не столь продолжительными, как под Хотином, тем не менее, даже за те несколько дней осады коней также стало становится меньше — русские от голода убивали коней, на которых должны были выезжать на бой, о чем пишет участник битвы Генрих Штаден».
Вот тут я не соглашусь категорически. Ссылаться на Штадена – моветон. Он, если и участвовал в сражении, то только на первой его стадии и при Молодях точно не был и в лучшем случае мог пробавляться разговорами с теми, кто участвовал в сражении – с теми же гофлейтами Фаренсбаха в кабаке, а с пьяных глаз много чего можно наговорить. Тоже самое можно сказать и о проблемах, которые испытывали русские в своем якобы укрепленном лагере. Выше я уже писал о том, что «правильной осады» со стороны татар не было, И убивать коней, которых потом сожрать – татары могут это делать, они конину любят, а для русских конина – харам, только в самом крайнем случае на нее могли перейти, но 2-го августа этот самый крайний случай был еще очень и очень далеко.
Безусловно, проблемы со снабжением были, но испытывали их обе стороны, и еще неясно, какая из них больше. Во всяком случае, я бы не стал писать с такой уверенностью, что «осаждающим тоже приходилось несладко, но у них был существенный бонус — территория, на которой они могли собирать фураж и продовольствие была несравненно больше». Территория, на которой проходила Молодинская кампания, была опустошена еще в предыдущем году, да и в этом году при подготовке к отражению вторжения татар там вряд ли осталось что-либо съестное в количествах, способных прокормить десятки тысяч воинов и раза в два больше лошадей в течении недели. Это азбука войны, а уж с ней-то в Разрядном приказе были знакомы более чем хорошо.
5. «Спрятаться в гуляй-городе — это не гениальное и прозорливое решение, принятое с целью разгромить противника, это решение, принятое от безысходности и безальтернативности, с целью не допустить хотя бы гибели собственной армии. В чем вообще заключался замысел русского командования? Занять выгодную позицию в тылу наступающего на Молоди крымского хана, но не для битвы, а для того, чтобы на оной позиции сесть в осаду. А вот будет ли вообще битва — зависело от Девлета Гирея: захочет — будет штурмовать, не захочет — будет морить голодом».
И снова категорически не соглашусь. Еще раз подчеркну – для Девлет-Гирея выбора не было, он должен был стремиться к победе, только она давала ему то, ради чего все и замышлялось. Нерешительный результат ему ничего не давал ни в военном отношении, ни в политическом. Так что штурмовать он был просто обязан, тем более если принять во внимание, что Воротынский стоял у него в тылу, отрезая прямой отход к югу. Это если бы русские стояли спиной к Москве, а лицом к югу, тогда да, можно было бы ждать (как в 1591 г.), но в 1572 г. был не тот случай. И решение, принятое Воротынским – это не решение, принятое Петром I на Пруте (вот там действительно было все безысходно, как под Хотином), а заранее обдуманное и выверенное решение. У Воротынского была альтернатива, у хана – нет. Воротынский мог позволить себе ждать, хан – нет (тем более, что он знал – у Ивана есть еще и другая армия, которая вот-вот могла объявиться под Москвой, и тогда татары оказались бы между молотом и наковальней). А так все получилось именно так, как и задумывалось в Разрядном приказе и на совете воевод берегового разряда – армия заняла заранее присмотренные позиции, укрепила их наскоро (но и этого хватило), отбила атаки противника, сохранив свои силы, и принудила их к отступлению. Воротынский – наш Фабий Кунктатор, если хотите. И сравнивать Судьбищи и Молоди также не имеет смысла – при Молодях встретились более или менее равные по силам армии, тогда как при Судьбищах татары имели неоспоримое численное превосходство и в техническом плане как минимум не уступали русским, если не превосходили (чего не скажешь о Молодях – тут техническое преимущество было на стороне русских и тотальное). И никакого расчета на некое чудо, на которое рассчитывал Воротынский (или на придумать что-нить по ходу сражения), о чем пишет наш знакомый, не было и в помине. Для русского воеводского корпуса вообще была несвойственна импровизация и расчет на авось, а вот «сидение» в осаде – это норма, это к чему они были привычны и во что умели играть.
А это у нас Дивей-мурза, взятый полон, думу думает о своем будущем…
